Она облегченно вздохнула.
Успел ли Джексон найти сумочку и достать деньги? Она надеялась, что да. Тогда его уже нет на острове.
– Я навещу вас вечером, миссис Рольф. Полицейскому не терпится допросить вас, но я сказал, что вас пока нельзя беспокоить.
Хельга вздрогнула. Она и не думала, что на этот раз ей придется отвечать на въедливые вопросы полицейских.
– Я не хочу пока их видеть.
– Разумеется. Поспите и отдохните хорошо.
Хельга слышала, как он шепчется с сестрой Терли, потом дверь закрылась. Лежа неподвижно, Хельга размышляла, что, как и когда сказать полиции. Если Джексон скрылся, можно будет выпутаться. Раз полицейские не застали его в доме, значит, они его не видели. Она может сказать, что на нее напал какой-то негр.
– Выпейте-ка чашку чаю, миссис Рольф, – сказала сестра Терли, прерывая ее раздумья. – А вот это примите, чтобы поскорее заснуть.
Хельга послушно проглотила таблетку, потом с помощью сестры выпила чая. Через несколько минут она медленно погрузилась в сон, лишенный видений, страха и проблем, которые ей предстояло встретить лицом к лицу.
Когда Хельга проснулась, у нее болела голова и было сухо во рту. Но она больше себя не чувствовала одурманенной и лишенной веса. Действие снотворного кончилось. С этой минуты ее мозг должен стать острым, как бритва. Она огляделась с усилием приподняла голову с подушки.
Подошла сестра Терли:
– Как вы себя чувствуете, миссис Рольф?
– Голова болит, – она прикоснулась к лицу. Вся левая сторона опухла и болела от прикосновения. – Который час?
– Девятый. Вы крепко спали всю ночь. Хотите позавтракать? Яйца всмятку? Чай?
– Чая, пожалуйста, еды не надо.
– Я принесу вам чая и дам что-нибудь от головной боли.
– Больше никаких таблеток, – твердо сказала Хельга. Сестра вышла, и Хельга попыталась сесть на постели. В первый момент все поплыло у нее перед глазами, потом она почувствовала себя лучше.
Открылась дверь, и вошел Хинкль с подносом в руках.
– Хинкль! – воскликнула Хельга в восторге. – Когда это вы приехали?
– Вчера днем, мадам, как только услышал о несчастье.
– Спасибо, Хинкль, я теперь жалею, что отослала вас.
– Это была весьма неудачная мысль, мадам. Пока Хинкль наливал чай, Хельга рассматривала слугу. Сегодня он больше походил на скорбящего отца, чем на епископа.
У нее потеплело на душе.
«Должно быть, это единственный человек в мире, которому я не безразлична», – подумала она.
– Помогите мне сесть, Хинкль, – сказала Хельга. – Мне очень хочется чая.
– Надеюсь, мадам, вы не очень сильно страдаете? – спросил он, заботливо подкладывая подушку Хельге под голову.
– Я в полном порядке, – отпила она глоток горячего чая. – Скажите, Хинкль, что происходит? Наверное, прибыла пресса?
– О да, мадам, они ждут на улице. Мистер Уинборн прилетел днем. – Уинборн? – Хельга сдвинула брови. – А ему-то что надо?
– Доктор Леви считает, что он должен взять на себя прессу. Хельга задала самый главный для себя вопрос:
– Нашли человека, который на меня напал?
– По-видимому, нет, мадам. Инспектор хочет поскорее встретиться с вами. Ему нужно описание внешности. Доктор Леви сказал, что придется подождать.
Хельга торжествовала в душе:
– Зачем? Разве полицейские его не видели?
– Нет, мадам, они приехали слишком поздно.
– Я приму инспектора сегодня же, но только попозже.
– Да, мадам.
Хельга внимательно посмотрела на него. Ее удивило, что он ни о чем не спрашивает. Потом она увидела, какое у него скорбное, потрясенное лицо.
Она поставила чашку:
– Что-нибудь случилось, Хинкль? После некоторого колебания он кивнул:
– Боюсь, что так, мадам. Доктор Леви попросил меня сообщить вам новости.
По спине Хельги пробежал холодок:
– Новости? Какие новости?
– О мистере Рольфе, мадам. С сожалением сообщаю вам, что он умер позапрошлой ночью. По-видимому, он на несколько минут очнулся от комы, потом у него не выдержало сердце.
Перед мысленным взором Хельги промелькнуло лицо Джексона, вытаскивающего и затем медленно вонзающего иглу в грудь куклы.
Ей стало холодно, она задрожала.
– Не могу поверить, – хрипло сказала она. – Когда это произошло, в котором часу?
– Примерно в то же время, когда на вас напали, мадам. Это ужасное несчастье и для вас, и для меня. Я знаю, что нам обоим будет его недоставать.
Хельга посмотрела на его доброе опечаленное лицо и закрыла глаза.
– Но вы должны подумать, мадам, что это для него было счастливым избавлением. Он так страдал и так стойко все переносил.
Хельга заплакала, и Хинкль вышел из комнаты.
Он остановил сестру Терли в дверях.
– Мадам нужно побыть одной, сестра, – сказал он шепотом. – Она была такой доброй, такой достойной и верной женой. Для нее это очень горестная утрата.
Хельга, слышавшая эти слова, содрогнулась.
Такая добрая, такая достойная и верная!
Она вновь увидела искаженное лицо Германа, его непослушные губы, пытающиеся выговорить слово «шлюха»!
Зарывшись лицом в подушку, она безудержно разрыдалась.
Следующие четыре часа были худшими в жизни Хельги.
Терзаемая угрызениями совести, раскаянием и отвращением к себе, Хельга видела самое себя такой, какою, по ее мнению, видят миссис Рольф окружающие.
«Итак, Герман умер, – думала она про себя? – Ты желала его смерти, ты непрестанно призывала ее к нему, потому что хотела завладеть всеми его деньгами. Ты не думала ни о чем, кроме денег. Теперь он наконец мертв, и умер, ненавидя тебя. После нескольких лет совместной жизни, в течение которых он уважал тебя, гордился тобой, доверял тебе, Герман в конце концов умер, ненавидя тебя».
Хинкль сказал: «По-видимому, он на несколько минут очнулся от комы, потом у него не выдержало сердце».
Могла ли игла убить Германа?
Если это так, значит, она стояла рядом, ничего не предпринимая, когда Джексон убивал ее мужа! После всех его разговоров почему она не выхватила у него иглу? Не потому ли, что мечтала о смерти Германа, и хотя и не верила во власть и могущество вуду, но все же надеялась, что Герман умрет.
«Выбрось из головы эти глупые суеверные мысли, мамочка, – приказала она себе. – Ты знаешь, что эта игла никого не могла убить. Смерть Германа – простое совпадение. Другого объяснения нет».
Хельга снова подумала об испепеляющей ненависти Германа. О письме, которое она решила несколько дней назад уничтожить в случае мужниной смерти.
«...поскольку я убедился, что ты нарушила мое условие и доверие...» «Да, это правда, – подумала она, – я нарушила твое доверие, но ты никогда и не принимал в расчет мои чувства. Тебе нужна была только миловидная секретарша-служанка. Хотя я изменяла тебе, но с твоими деньгами всегда поступала честно. Почему же ты не мог проявить хоть немного доброты и снисхождения и закрыть на мои интрижки глаза?» Хельга сидела без движения и глядела в окно, пока наконец не приняла решения.
«Ты можешь быть бездушной, эгоистичной сукой, но не мошенницей», – сказала она себе.
Она не уничтожит письмо, а отдаст его Уинборну, когда тот приедет. Уничтожить последнее пожелание умершего было бы бесчестным поступком по отношению к нему.
Хельга подошла к столу, и в этот момент в дверь постучали.
– Войдите.
Вошел Хинкль и мягко закрыл за собой дверь.
– Я хочу попросить вас сделать для меня одну вещь, Хинкль, – сказала Хельга и, достав лист почтовой бумаги, написала: «Пожалуйста, выдайте мистеру Хинклю, подателю этой записки, конверт, который я оставила у вас на хранение».
Она подписала и адресовала конверт управляющему отелем «Алмазный берег».
– Поезжайте; пожалуйста, сейчас же туда и привезите конверт, который я оставила там на хранение.
– Разумеется, мадам, – сказал Хинкль, пряча записку, и, поколебавшись, спросил: – Разрешите спросить, как вы себя чувствуете?
Хельга твердо взглянула не него:
– Я чувствую себя отлично. Будьте добры, передайте инспектору, что я готова принять его, когда будет ему удобно.
– Вы уверены, что это будет благоразумно, мадам. Не лучше ли...
– Делайте, как я вам говорю!
– Да, мадам, – ее резкий тон заставил Хинкля покраснеть. – Звонил Уинборн. Он прибудет не сегодня, а завтра утром. Его задержала забастовка в аэропорту. Он шлет свои соболезнования.
– Хорошо. А теперь поезжайте, пожалуйста, в отель. Когда он, расстроенный ее резкостью, ушел, Хельга прошла в ванную и начала приводить в порядок лицо.
Через двадцать минут она закрасила синяки, сделала незаметными отеки под глазами и причесалась.
Она курила сигарету, когда в комнату вошел старший инспектор Гаррисон.
Гаррисон – высокий дородный мужчина – казался родным братом Гриттена. У него были такие же суровые голубые глаза и такой же мягкий голос.
Он начал с выражения своего искреннего соболезнования, но Хельга оборвала его:
– Благодарю вас, инспектор. Мне хочется отдохнуть. Как я поняла, я должна описать напавшего на меня человека. Это цветной, высокий, худой, средних лет, одетый в грязную рубашку, темные брюки, босой и с платком на голове. Вы хотите еще что-нибудь спросить?
Ошарашенный такой спешкой, Гаррисон удивленно уставился на нее:
– Вы не видели его раньше, мадам?
– Нет.
– У вас что-нибудь пропало?
Почему она не догадалась посмотреть, украл ли деньги Джексон?
Хельга выругала себя за забывчивость.
– По-моему, нет. Я снимаю эту виллу недавно. Здесь только мои украшения, немного денег.., и больше ничего ценного.
Она встала и, подойдя к шкафу, проверила шкатулку с драгоценностями. Восемь тысяч долларов испарились!
Хельга с трудом сохранила на лице равнодушное выражение. Закрыв шкатулку, она сказала:
– Нет, ничего не пропало. Я была наверху, поэтому мне немножко повезло. Услышав шорох, я вышла на площадку и увидела этого громилу. Он тоже заметил меня и кинулся большими прыжками вверх по лестнице. Я заперлась и позвонила в полицию. Он выломал дверь и пытался помешать мне. Потом, видимо, испугался и убежал. – Гаррисон задумчиво смотрел на нее:
– Видимо, так, мадам.
– Это все? – спросила она нетерпеливо.
– Не совсем. Что вы можете сказать о кукле, которую нашли внизу?
Хельга совершенно забыла о ритуальной кукле. Ее железное самообладание выручило и на этот раз.
– Кукла? Я не знаю ни о какой кукле. О чем вы говорите? – она погасила сигарету в пепельнице.
– Одну минутку, мадам, – Гаррисон отошел от двери и сказал кому-то несколько слов и снова вернулся.., с куклой, изображающей Германа. – Вот эта кукла, мадам.
Она посмотрела на нее более внимательно, затем отпрянула с приглушенным восклицанием, стараясь, однако, не переиграть.
– Она напоминает мне моего мужа!
– Извините, мадам, что я поднимаю такой болезненный вопрос...
– Этот человек, наверное, принес ее с собой и, вероятно, хотел передать мне, – быстро сказала Хельга, – другого объяснения я не нахожу.
– К сожалению, мадам. Вы, может быть, слышали о культе вуду?
– Сейчас меня не интересуют никакие культы, – прервала Гаррисона Хельга. В ее голосе зазвучали металлические нотки. – Если у вас все, я была бы рада остаться одна, у меня разламывается голова.
Гаррисон колебался. Он прекрасно понимал, что эта женщина стоит теперь по крайней мере шестьдесят миллионов. Если он проявит настойчивость, она может разозлиться, и тогда ему крепко влетит от начальства. Он решил не рисковать.
– Разумеется, мадам. Я позабочусь, чтобы вас больше не беспокоили. Если ничего не украли... – Он двинулся к двери. – Будьте уверены, что мы постараемся найти этого человека.
– Не сомневаюсь.
После его ухода Хельга села и перевела дыхание. Все прошло значительно лучше, чем она ожидала.
Значит, Джексон взял деньги. Это означало, что он уже далеко. Карты снова начали раскладываться в ее пользу.
Через двадцать минут Хинкль привез запечатанный конверт:
– Это то, что вы хотели, мадам?
Хельга вскрыла конверт и, заглянув внутрь, увидела красную папку:
– Да, Хинкль, спасибо. Предполагаю, вы догадываетесь, что внутри?
– Я предпочитал бы не знать, – сказал Хинкль с бесстрастным лицом. – Не смею советовать, но думаю, что содержимое этого конверта скорее всего следует уничтожить.
– Спасибо, Хинкль, вы верный друг. Выкурив сигарету, Хельга спросила:
– Какие необходимы.., приготовления? – произнести слово «похороны» она не смогла, но Хинкль понял.
– Я уже обо всем позаботился, мадам. Служба состоится в церкви Парадиз-сити в три часа дня послезавтра. Доктор Леви надеется, что вы сможете вылететь завтра днем домой вместе с Уинборном.
– Это ведь не будет длительной церемонией? – спросила Хельга с внезапной робостью.
– Нет, мадам. Позже, конечно, состоится мемориальная служба, но на семейной будем присутствовать только мы, Уинборн, персонал и мисс Шейла.
Хельга застыла:
– Мисс Шейла?
– Да, мадам. Она приехала. Сегодня утром я ее видел. Она хотела бы встретиться с вами. Если для вас это удобно, она придет в шесть часов. Хельга колебалась.
Она думала о рыжеволосой девушке и ее жестоких словах:
«Если у старухи, припекает в одном месте из-за мальчишки, который годится ей в сыновья, помогает холодная вода».
Потом она вспомнила о жертве, которую принесет, отдав письмо Уинборну. Благодаря ее отказу от бесчестного поступка эта девушка, живущая в бедности, станет миллионершей. Она, несомненно, восхитится Хельгой за благородный поступок и пожалеет о своих словах.
– Конечно, Хинкль, я должна ее видеть.
– Хорошо, мадам, – Хинкль прямо-таки просиял. – Если вы чувствуете себя в силах, то можете без опасений выйти из спальни. С помощью полиции я отделался от прессы. Инспектор оставил охрану, чтобы вас не беспокоили. Доктор Леви приедет через полчаса.
– Отлично, Хинкль, я так благодарна вам. Хинкль вышел со счастливым лицом. ***
Нервничая, Хельга сидела на террасе под большим зонтом. Она то и дело смотрела на часы, ожидая прихода девушки.
Она думала об Уинборне. Прочитав письмо, он выпустит когти, но ей будет все равно.
Деликатное покашливание заставило Хельгу обернуться. В дверях стоял Хинкль.
– Миссис Шейла, мадам, – сказал он, пропуская Терри. Потом он исчез.
Девушка пересекла патио (Патио (исп.) – внутренний дворик.) быстрым энергичным шагом. На ней была белая майка и синие джинсы.
– Как ваше здоровье? – спросила она, и Хельгу удивила забота, прозвучавшая в ее словах.
– Спасибо, мне лучше. Садитесь, пожалуйста. Терри пододвинула кресло и слегка присела, положив тонкие руки на сдвинутые колени.
– Я должна извиниться и дать объяснения, – сказала она, глядя на Хельгу. – В прошлый раз, уходя, я сказала слова, которым нет оправдания. Могу только сказать, что я жалею о них. Очевидно, вы возненавидели меня за них. Понимаете, Дик очень много для меня значит. Когда на моих мужчин посягают, я веду себя, как настоящая блядь!
Хельга, не ожидавшая такого оборота дела, сказала:
– Не надо жалеть о сказанной правде. Значит, Дик много для вас значит?
– Да, он меня увлек. У него большое будущее. Я его перевоспитаю. Когда мы приедем в Париж, он вызовет фурор.
– Фурор? – переспросила Хельга. – Чем же это?
– Своими способностями. Он самый настоящий чародей искусства вуду.
– Чародей вуду? Вы, Шейла, конечно же не верите в этот проклятый культ?
– Так говорят только те, кто не имеет ни малейшего представления о культе вуду, – совершенно спокойно произнесла Терри, – есть добрые и злые чары вуду. У Дика был чрезвычайно злой учитель. Я научу любимого употреблять свой дар на добрые дела.
– Я полагаю, вы знаете, что он смастерил мерзкое изображение вашего отца. Терри кивнула:
– Да, но в этом нет ничего мерзкого. Он сделал куклу потому, что хотел заставить вас не уезжать. Он, конечно, плохо поступил, но он еще очень молод и глуп.
– Вы в самом деле верите, что это он погрузил вашего отца в кому?
– Конечно.
Хельга с трудом сдерживала дрожь:
– А вы знаете, что он начал делать куклу, похожую на меня?
– Да, но я его остановила, – решительно сказала Терри. – Я это и имела в виду, говоря о злых чарах. Я помогаю ему преодолеть это. В Париже у него будет масса приверженцев. Со временем он сможет стать знаменитым. Люди будут стекаться к нему со всех сторон.
Хельга, сбитая с толку, перевела разговор на более привычную для себя тему:
– И для этого, конечно, понадобятся деньги? Терри пожала плечами:
– О, деньги будут... Стоит Дику убедить людей в своих способностях, как деньги потекут рекой.
– Но разве вам не нужны деньги на дорогу до Парижа?
– Это не проблема. Я поговорила с ним, и он продал мотоцикл какому-то придурку, который не хотел ждать шесть месяцев до прибытия следующего. Он дал Дику за него семь тысяч. Нет, деньги не главное. Главное – помочь ему не сбиться на злой путь.
Хельга опять переменила тему:
– Зачем вы приехали сюда?
Терри взглянула ей прямо в глаза:
– Хотела посмотреть на вас вблизи. Мне было любопытно увидеть женщину, на которой женился мой отец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Успел ли Джексон найти сумочку и достать деньги? Она надеялась, что да. Тогда его уже нет на острове.
– Я навещу вас вечером, миссис Рольф. Полицейскому не терпится допросить вас, но я сказал, что вас пока нельзя беспокоить.
Хельга вздрогнула. Она и не думала, что на этот раз ей придется отвечать на въедливые вопросы полицейских.
– Я не хочу пока их видеть.
– Разумеется. Поспите и отдохните хорошо.
Хельга слышала, как он шепчется с сестрой Терли, потом дверь закрылась. Лежа неподвижно, Хельга размышляла, что, как и когда сказать полиции. Если Джексон скрылся, можно будет выпутаться. Раз полицейские не застали его в доме, значит, они его не видели. Она может сказать, что на нее напал какой-то негр.
– Выпейте-ка чашку чаю, миссис Рольф, – сказала сестра Терли, прерывая ее раздумья. – А вот это примите, чтобы поскорее заснуть.
Хельга послушно проглотила таблетку, потом с помощью сестры выпила чая. Через несколько минут она медленно погрузилась в сон, лишенный видений, страха и проблем, которые ей предстояло встретить лицом к лицу.
Когда Хельга проснулась, у нее болела голова и было сухо во рту. Но она больше себя не чувствовала одурманенной и лишенной веса. Действие снотворного кончилось. С этой минуты ее мозг должен стать острым, как бритва. Она огляделась с усилием приподняла голову с подушки.
Подошла сестра Терли:
– Как вы себя чувствуете, миссис Рольф?
– Голова болит, – она прикоснулась к лицу. Вся левая сторона опухла и болела от прикосновения. – Который час?
– Девятый. Вы крепко спали всю ночь. Хотите позавтракать? Яйца всмятку? Чай?
– Чая, пожалуйста, еды не надо.
– Я принесу вам чая и дам что-нибудь от головной боли.
– Больше никаких таблеток, – твердо сказала Хельга. Сестра вышла, и Хельга попыталась сесть на постели. В первый момент все поплыло у нее перед глазами, потом она почувствовала себя лучше.
Открылась дверь, и вошел Хинкль с подносом в руках.
– Хинкль! – воскликнула Хельга в восторге. – Когда это вы приехали?
– Вчера днем, мадам, как только услышал о несчастье.
– Спасибо, Хинкль, я теперь жалею, что отослала вас.
– Это была весьма неудачная мысль, мадам. Пока Хинкль наливал чай, Хельга рассматривала слугу. Сегодня он больше походил на скорбящего отца, чем на епископа.
У нее потеплело на душе.
«Должно быть, это единственный человек в мире, которому я не безразлична», – подумала она.
– Помогите мне сесть, Хинкль, – сказала Хельга. – Мне очень хочется чая.
– Надеюсь, мадам, вы не очень сильно страдаете? – спросил он, заботливо подкладывая подушку Хельге под голову.
– Я в полном порядке, – отпила она глоток горячего чая. – Скажите, Хинкль, что происходит? Наверное, прибыла пресса?
– О да, мадам, они ждут на улице. Мистер Уинборн прилетел днем. – Уинборн? – Хельга сдвинула брови. – А ему-то что надо?
– Доктор Леви считает, что он должен взять на себя прессу. Хельга задала самый главный для себя вопрос:
– Нашли человека, который на меня напал?
– По-видимому, нет, мадам. Инспектор хочет поскорее встретиться с вами. Ему нужно описание внешности. Доктор Леви сказал, что придется подождать.
Хельга торжествовала в душе:
– Зачем? Разве полицейские его не видели?
– Нет, мадам, они приехали слишком поздно.
– Я приму инспектора сегодня же, но только попозже.
– Да, мадам.
Хельга внимательно посмотрела на него. Ее удивило, что он ни о чем не спрашивает. Потом она увидела, какое у него скорбное, потрясенное лицо.
Она поставила чашку:
– Что-нибудь случилось, Хинкль? После некоторого колебания он кивнул:
– Боюсь, что так, мадам. Доктор Леви попросил меня сообщить вам новости.
По спине Хельги пробежал холодок:
– Новости? Какие новости?
– О мистере Рольфе, мадам. С сожалением сообщаю вам, что он умер позапрошлой ночью. По-видимому, он на несколько минут очнулся от комы, потом у него не выдержало сердце.
Перед мысленным взором Хельги промелькнуло лицо Джексона, вытаскивающего и затем медленно вонзающего иглу в грудь куклы.
Ей стало холодно, она задрожала.
– Не могу поверить, – хрипло сказала она. – Когда это произошло, в котором часу?
– Примерно в то же время, когда на вас напали, мадам. Это ужасное несчастье и для вас, и для меня. Я знаю, что нам обоим будет его недоставать.
Хельга посмотрела на его доброе опечаленное лицо и закрыла глаза.
– Но вы должны подумать, мадам, что это для него было счастливым избавлением. Он так страдал и так стойко все переносил.
Хельга заплакала, и Хинкль вышел из комнаты.
Он остановил сестру Терли в дверях.
– Мадам нужно побыть одной, сестра, – сказал он шепотом. – Она была такой доброй, такой достойной и верной женой. Для нее это очень горестная утрата.
Хельга, слышавшая эти слова, содрогнулась.
Такая добрая, такая достойная и верная!
Она вновь увидела искаженное лицо Германа, его непослушные губы, пытающиеся выговорить слово «шлюха»!
Зарывшись лицом в подушку, она безудержно разрыдалась.
Следующие четыре часа были худшими в жизни Хельги.
Терзаемая угрызениями совести, раскаянием и отвращением к себе, Хельга видела самое себя такой, какою, по ее мнению, видят миссис Рольф окружающие.
«Итак, Герман умер, – думала она про себя? – Ты желала его смерти, ты непрестанно призывала ее к нему, потому что хотела завладеть всеми его деньгами. Ты не думала ни о чем, кроме денег. Теперь он наконец мертв, и умер, ненавидя тебя. После нескольких лет совместной жизни, в течение которых он уважал тебя, гордился тобой, доверял тебе, Герман в конце концов умер, ненавидя тебя».
Хинкль сказал: «По-видимому, он на несколько минут очнулся от комы, потом у него не выдержало сердце».
Могла ли игла убить Германа?
Если это так, значит, она стояла рядом, ничего не предпринимая, когда Джексон убивал ее мужа! После всех его разговоров почему она не выхватила у него иглу? Не потому ли, что мечтала о смерти Германа, и хотя и не верила во власть и могущество вуду, но все же надеялась, что Герман умрет.
«Выбрось из головы эти глупые суеверные мысли, мамочка, – приказала она себе. – Ты знаешь, что эта игла никого не могла убить. Смерть Германа – простое совпадение. Другого объяснения нет».
Хельга снова подумала об испепеляющей ненависти Германа. О письме, которое она решила несколько дней назад уничтожить в случае мужниной смерти.
«...поскольку я убедился, что ты нарушила мое условие и доверие...» «Да, это правда, – подумала она, – я нарушила твое доверие, но ты никогда и не принимал в расчет мои чувства. Тебе нужна была только миловидная секретарша-служанка. Хотя я изменяла тебе, но с твоими деньгами всегда поступала честно. Почему же ты не мог проявить хоть немного доброты и снисхождения и закрыть на мои интрижки глаза?» Хельга сидела без движения и глядела в окно, пока наконец не приняла решения.
«Ты можешь быть бездушной, эгоистичной сукой, но не мошенницей», – сказала она себе.
Она не уничтожит письмо, а отдаст его Уинборну, когда тот приедет. Уничтожить последнее пожелание умершего было бы бесчестным поступком по отношению к нему.
Хельга подошла к столу, и в этот момент в дверь постучали.
– Войдите.
Вошел Хинкль и мягко закрыл за собой дверь.
– Я хочу попросить вас сделать для меня одну вещь, Хинкль, – сказала Хельга и, достав лист почтовой бумаги, написала: «Пожалуйста, выдайте мистеру Хинклю, подателю этой записки, конверт, который я оставила у вас на хранение».
Она подписала и адресовала конверт управляющему отелем «Алмазный берег».
– Поезжайте; пожалуйста, сейчас же туда и привезите конверт, который я оставила там на хранение.
– Разумеется, мадам, – сказал Хинкль, пряча записку, и, поколебавшись, спросил: – Разрешите спросить, как вы себя чувствуете?
Хельга твердо взглянула не него:
– Я чувствую себя отлично. Будьте добры, передайте инспектору, что я готова принять его, когда будет ему удобно.
– Вы уверены, что это будет благоразумно, мадам. Не лучше ли...
– Делайте, как я вам говорю!
– Да, мадам, – ее резкий тон заставил Хинкля покраснеть. – Звонил Уинборн. Он прибудет не сегодня, а завтра утром. Его задержала забастовка в аэропорту. Он шлет свои соболезнования.
– Хорошо. А теперь поезжайте, пожалуйста, в отель. Когда он, расстроенный ее резкостью, ушел, Хельга прошла в ванную и начала приводить в порядок лицо.
Через двадцать минут она закрасила синяки, сделала незаметными отеки под глазами и причесалась.
Она курила сигарету, когда в комнату вошел старший инспектор Гаррисон.
Гаррисон – высокий дородный мужчина – казался родным братом Гриттена. У него были такие же суровые голубые глаза и такой же мягкий голос.
Он начал с выражения своего искреннего соболезнования, но Хельга оборвала его:
– Благодарю вас, инспектор. Мне хочется отдохнуть. Как я поняла, я должна описать напавшего на меня человека. Это цветной, высокий, худой, средних лет, одетый в грязную рубашку, темные брюки, босой и с платком на голове. Вы хотите еще что-нибудь спросить?
Ошарашенный такой спешкой, Гаррисон удивленно уставился на нее:
– Вы не видели его раньше, мадам?
– Нет.
– У вас что-нибудь пропало?
Почему она не догадалась посмотреть, украл ли деньги Джексон?
Хельга выругала себя за забывчивость.
– По-моему, нет. Я снимаю эту виллу недавно. Здесь только мои украшения, немного денег.., и больше ничего ценного.
Она встала и, подойдя к шкафу, проверила шкатулку с драгоценностями. Восемь тысяч долларов испарились!
Хельга с трудом сохранила на лице равнодушное выражение. Закрыв шкатулку, она сказала:
– Нет, ничего не пропало. Я была наверху, поэтому мне немножко повезло. Услышав шорох, я вышла на площадку и увидела этого громилу. Он тоже заметил меня и кинулся большими прыжками вверх по лестнице. Я заперлась и позвонила в полицию. Он выломал дверь и пытался помешать мне. Потом, видимо, испугался и убежал. – Гаррисон задумчиво смотрел на нее:
– Видимо, так, мадам.
– Это все? – спросила она нетерпеливо.
– Не совсем. Что вы можете сказать о кукле, которую нашли внизу?
Хельга совершенно забыла о ритуальной кукле. Ее железное самообладание выручило и на этот раз.
– Кукла? Я не знаю ни о какой кукле. О чем вы говорите? – она погасила сигарету в пепельнице.
– Одну минутку, мадам, – Гаррисон отошел от двери и сказал кому-то несколько слов и снова вернулся.., с куклой, изображающей Германа. – Вот эта кукла, мадам.
Она посмотрела на нее более внимательно, затем отпрянула с приглушенным восклицанием, стараясь, однако, не переиграть.
– Она напоминает мне моего мужа!
– Извините, мадам, что я поднимаю такой болезненный вопрос...
– Этот человек, наверное, принес ее с собой и, вероятно, хотел передать мне, – быстро сказала Хельга, – другого объяснения я не нахожу.
– К сожалению, мадам. Вы, может быть, слышали о культе вуду?
– Сейчас меня не интересуют никакие культы, – прервала Гаррисона Хельга. В ее голосе зазвучали металлические нотки. – Если у вас все, я была бы рада остаться одна, у меня разламывается голова.
Гаррисон колебался. Он прекрасно понимал, что эта женщина стоит теперь по крайней мере шестьдесят миллионов. Если он проявит настойчивость, она может разозлиться, и тогда ему крепко влетит от начальства. Он решил не рисковать.
– Разумеется, мадам. Я позабочусь, чтобы вас больше не беспокоили. Если ничего не украли... – Он двинулся к двери. – Будьте уверены, что мы постараемся найти этого человека.
– Не сомневаюсь.
После его ухода Хельга села и перевела дыхание. Все прошло значительно лучше, чем она ожидала.
Значит, Джексон взял деньги. Это означало, что он уже далеко. Карты снова начали раскладываться в ее пользу.
Через двадцать минут Хинкль привез запечатанный конверт:
– Это то, что вы хотели, мадам?
Хельга вскрыла конверт и, заглянув внутрь, увидела красную папку:
– Да, Хинкль, спасибо. Предполагаю, вы догадываетесь, что внутри?
– Я предпочитал бы не знать, – сказал Хинкль с бесстрастным лицом. – Не смею советовать, но думаю, что содержимое этого конверта скорее всего следует уничтожить.
– Спасибо, Хинкль, вы верный друг. Выкурив сигарету, Хельга спросила:
– Какие необходимы.., приготовления? – произнести слово «похороны» она не смогла, но Хинкль понял.
– Я уже обо всем позаботился, мадам. Служба состоится в церкви Парадиз-сити в три часа дня послезавтра. Доктор Леви надеется, что вы сможете вылететь завтра днем домой вместе с Уинборном.
– Это ведь не будет длительной церемонией? – спросила Хельга с внезапной робостью.
– Нет, мадам. Позже, конечно, состоится мемориальная служба, но на семейной будем присутствовать только мы, Уинборн, персонал и мисс Шейла.
Хельга застыла:
– Мисс Шейла?
– Да, мадам. Она приехала. Сегодня утром я ее видел. Она хотела бы встретиться с вами. Если для вас это удобно, она придет в шесть часов. Хельга колебалась.
Она думала о рыжеволосой девушке и ее жестоких словах:
«Если у старухи, припекает в одном месте из-за мальчишки, который годится ей в сыновья, помогает холодная вода».
Потом она вспомнила о жертве, которую принесет, отдав письмо Уинборну. Благодаря ее отказу от бесчестного поступка эта девушка, живущая в бедности, станет миллионершей. Она, несомненно, восхитится Хельгой за благородный поступок и пожалеет о своих словах.
– Конечно, Хинкль, я должна ее видеть.
– Хорошо, мадам, – Хинкль прямо-таки просиял. – Если вы чувствуете себя в силах, то можете без опасений выйти из спальни. С помощью полиции я отделался от прессы. Инспектор оставил охрану, чтобы вас не беспокоили. Доктор Леви приедет через полчаса.
– Отлично, Хинкль, я так благодарна вам. Хинкль вышел со счастливым лицом. ***
Нервничая, Хельга сидела на террасе под большим зонтом. Она то и дело смотрела на часы, ожидая прихода девушки.
Она думала об Уинборне. Прочитав письмо, он выпустит когти, но ей будет все равно.
Деликатное покашливание заставило Хельгу обернуться. В дверях стоял Хинкль.
– Миссис Шейла, мадам, – сказал он, пропуская Терри. Потом он исчез.
Девушка пересекла патио (Патио (исп.) – внутренний дворик.) быстрым энергичным шагом. На ней была белая майка и синие джинсы.
– Как ваше здоровье? – спросила она, и Хельгу удивила забота, прозвучавшая в ее словах.
– Спасибо, мне лучше. Садитесь, пожалуйста. Терри пододвинула кресло и слегка присела, положив тонкие руки на сдвинутые колени.
– Я должна извиниться и дать объяснения, – сказала она, глядя на Хельгу. – В прошлый раз, уходя, я сказала слова, которым нет оправдания. Могу только сказать, что я жалею о них. Очевидно, вы возненавидели меня за них. Понимаете, Дик очень много для меня значит. Когда на моих мужчин посягают, я веду себя, как настоящая блядь!
Хельга, не ожидавшая такого оборота дела, сказала:
– Не надо жалеть о сказанной правде. Значит, Дик много для вас значит?
– Да, он меня увлек. У него большое будущее. Я его перевоспитаю. Когда мы приедем в Париж, он вызовет фурор.
– Фурор? – переспросила Хельга. – Чем же это?
– Своими способностями. Он самый настоящий чародей искусства вуду.
– Чародей вуду? Вы, Шейла, конечно же не верите в этот проклятый культ?
– Так говорят только те, кто не имеет ни малейшего представления о культе вуду, – совершенно спокойно произнесла Терри, – есть добрые и злые чары вуду. У Дика был чрезвычайно злой учитель. Я научу любимого употреблять свой дар на добрые дела.
– Я полагаю, вы знаете, что он смастерил мерзкое изображение вашего отца. Терри кивнула:
– Да, но в этом нет ничего мерзкого. Он сделал куклу потому, что хотел заставить вас не уезжать. Он, конечно, плохо поступил, но он еще очень молод и глуп.
– Вы в самом деле верите, что это он погрузил вашего отца в кому?
– Конечно.
Хельга с трудом сдерживала дрожь:
– А вы знаете, что он начал делать куклу, похожую на меня?
– Да, но я его остановила, – решительно сказала Терри. – Я это и имела в виду, говоря о злых чарах. Я помогаю ему преодолеть это. В Париже у него будет масса приверженцев. Со временем он сможет стать знаменитым. Люди будут стекаться к нему со всех сторон.
Хельга, сбитая с толку, перевела разговор на более привычную для себя тему:
– И для этого, конечно, понадобятся деньги? Терри пожала плечами:
– О, деньги будут... Стоит Дику убедить людей в своих способностях, как деньги потекут рекой.
– Но разве вам не нужны деньги на дорогу до Парижа?
– Это не проблема. Я поговорила с ним, и он продал мотоцикл какому-то придурку, который не хотел ждать шесть месяцев до прибытия следующего. Он дал Дику за него семь тысяч. Нет, деньги не главное. Главное – помочь ему не сбиться на злой путь.
Хельга опять переменила тему:
– Зачем вы приехали сюда?
Терри взглянула ей прямо в глаза:
– Хотела посмотреть на вас вблизи. Мне было любопытно увидеть женщину, на которой женился мой отец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18