— Минутку, Ларри, дай мне возможность сказать. — Он сделал паузу и продолжал:— Ларри, с тобой не все ладно. Я знаю, через какое испытание ты прошел. Разумеется, твоя ужасная потеря оставила след. Все это я могу понять. Сам я на твоем месте просто не пережил бы… я уверен! Восхищаюсь твоей решимостью вернуться и продолжать работу, но у тебя ничего не вышло. Ты ведь понимаешь это, правда, Ларри? — Он смотрел на меня умоляюще. — Понимаешь?Я потер ладонью подбородок и замер, услышав скребущий звук щетины.«Проклятие, — подумал я. — Забыл побриться утром». Встав, я пересек комнату и подошел к большому зеркалу, в котором Сидни так часто любовался собой. Я уставился на свое отражение, чувствуя тошный холодок внутри. Неужели этот неряха — я? Я посмотрел на заношенные манжетки рубашки, перевел взгляд на туфли, не чищенные пару недель.Я медленно вернулся к креслу и сел. Посмотрел на Сидни, который наблюдал за мной. На его лице отражалась озабоченность, доброта и волнение. Я еще не настолько опустился, чтобы не суметь представить себя на его месте. Я подумал о своих ошибках, о не уменьшавшейся груде писем и о том, как я выгляжу. Вопреки вере в себя и фасаду мужества (подходит ли здесь такое определение?) со мной все-таки, как он выразился, не все было в порядке.Он медленно и глубоко вздохнул.— Послушай, Сидни, давай забудем про Мелиша. Я уволюсь. Ты прав. Что-то пошло не так. Я уберусь отсюда к черту, а ты предоставь Терри его шанс. Он молодец. Обо мне не беспокойся, я и сам перестал о себе беспокоиться.— Ты лучший знаток бриллиантов в нашем деле, — спокойно сказал Сидни.Теперь он полностью овладел собой и перестал мельтешить и суетиться. — Уйти я тебе не дам, так как такая потеря дорого мне обойдется. Тебе нужно приспособиться к ситуации, и доктор Мелиш поможет тебе это сделать. Ты выслушай, Ларри. Я в прошлом много для тебя сделал и надеюсь, что ты считаешь меня своим другом. Теперь пора и тебе кое-что для меня сделать. Я хочу, чтобы ты пошел к Мелишу. Уверен, он сумеет привести тебя в порядок.Может быть понадобится месяц или два. Но по мне хоть год. Твое место всегда останется за тобой. Ты много значишь для меня. Повторяю: ты лучший знаток бриллиантов в нашем деле. Тебе крепко досталось, но все снова войдет в норму. Сделай хоть ради меня это… пойди к Мелишу.И я пошел к Мелишу.Сидни был прав, следовало сделать хотя бы это, но я не надеялся на доктора Мелиша, пока не познакомился с ним. Он был маленький, тощий, лысеющий, с проницательными глазами. Сидни уже вкратце проинформировал его, так что он все знал о моем прошлом, о Джуди и о последовавшей реакции.Незачем вдаваться в подробности. У нас состоялось три беседы и, наконец, он вынес свой приговор. Все сводилось вот к чему: я нуждался в полной перемене обстановки. Мне следовало уехать из Парадайз-Сити по крайней мере на месяц.— Как я понял, вы не садились за руль с момента аварии, — сказал он, протирая очки. — Обязательно купите машину и привыкайте водить ее. Ваша проблема в том, что вы считаете свою утрату чем-то исключительным. — Он поднял руку, прерывая мои возражения. — Я знаю, что вам не хочется это признавать, но тем не менее именно здесь скрыта ваша проблема. Советую вам общаться с людьми, чьи проблемы серьезней вашей. Тогда ваша собственная представится вам в правильной перспективе. У меня есть племянница, которая живет в Люсвиле. Она работает в бюро социальной опеки и нуждается в бесплатных помощниках. Предлагаю вам поехать туда поработать. Я уже звонил ей. Буду совершенно откровенен. Когда я рассказал о вас, она заявила, что ей ни к чему неуравновешенная личность. Ей трудно управляться одной и если придется заниматься еще и вашими проблемами, то вы ей не подходите. Я сказал, что вы будете помогать и не доставите никаких хлопот. Мне не сразу удалось уговорить ее, и теперь дело за вами.Я покачал головой.— Вашей племяннице будет от меня польза, не больше чем от дырки в голове, — сказал я. — Нет… это дурацкая затея. Я что-нибудь найду. Договорились, я уеду на три месяца. Мне…Он повертел в пальцах очки.— Моей племяннице нужна помощь, — сказал он, пристально глядя на меня. Неужели вам не хочется помочь людям, или вы решили, что другие обязаны все время помогать вам?При такой постановке вопроса возразить было нечего. Что я теряю? Сидни оплатит мне время, необходимое для поправки. Я избавлюсь от магазина с его сочувственно приглушенными голосами и глумливой ухмылкой Терри. Пожалуй, это идея. По крайней мере что-то новое, а мне так хотелось чего-нибудь нового!Довольно вяло я возразил.— Но у меня нет квалификации для такой работы и я ничего в ней не смыслю.Я буду скорее для нее обузой, чем помощником.Мелиш взглянул на часы. Было заметно, что он уже думает о следующем пациенте.— Если племянница говорит, что вы ей пригодитесь, значит у нее найдется для вас дело, — сказал он нетерпеливо. — Почему бы нам не попробовать?Почему бы и нет? Я пожал плечами и сказал, что поеду в Люсвил.Первым делом я купил «бьюик» с откидным верхом. Путь домой потребовал напряжения всей моей воли. Я дрожал и обливался потом, пока не поставил машину на стоянку. Минут пять я сидел за рулем, потом заставил себя запустить двигатель и выехал на оживленную главную улицу, прокатился вдоль приморского бульвара, снова повернул на главную улицу, а потом к дому. На этот раз я не потел и не дрожал, ставя машину.Сидни пришел проводить меня.— Через три месяца, Ларри, — сказал он, пожимая мою руку, — ты вернешься и по-прежнему будешь лучшим специалистом по бриллиантам. Удачи тебе, и поезжай с богом.И вот, с чемоданом с одеждой, без веры в будущее я отправился в Люсвил.Нужно отдать должное доктору Мелишу — он действительно обеспечил мне перемену обстановки.Люсвил, расположенный миль за пятьсот к северу от Парадайз-Сити, оказался большим, беспорядочно разбросанным промышленным городом, окутанным вечным облаком смога. Его заводы занимались в основном переработкой известняка.Известняк, к вашему сведению, перемалывают на известь, цемент, строительные и дорожные материалы. Это главная отрасль промышленности во Флориде.Ведя машину на малой скорости, я добрался до Люсвила только через два дня. Как оказалось, я стал нервным водителем, и каждый раз, когда мимо проносилась машина, я вздрагивал, но продолжал путь и, проведя ночь в мрачном мотеле, прибыл наконец в Люсвил, чувствуя себя на пределе нервов и сил.Когда я подъезжал к предместьям, на моей коже начала оседать цементная пыль, вызывая неприятный зуд и желание помыться. Ветровое стекло и корпус машины тоже покрылись пылью. Даже самые яркие лучи солнца не в состоянии были пронизать пелену смога и цементной пыли, нависшую над городом. Вдоль шоссе, ведущего к центру, раскинулись огромные цементные заводы, и грохот размалываемой породы звучал как отдаленный гром.Я нашел отель «Бендикс», рекомендованный доктором, как лучший в городе, в переулке, неподалеку от главной улицы.Он являл собой унылое зрелище, его стеклянные двери покрывала цементная пыль. В вестибюле стояли ветхие бамбуковые кресла, а столом администратора служила маленькая конторка, позади которой висела доска с ключами.За конторкой громоздился высокий расплывшийся человек с длинными баками.Этот субъект выглядел так, словно побывал в стычке, и теперь зализывал свои раны.Он не торопясь занес меня в книгу регистрации. Печальный бой-негр взял мой чемодан и проводил в номер на третьем этаже, выходивший окнами на многоквартирный дом. Мы поднимались на лифте, который шел рывками, скрипя и содрогаясь, и я порадовался, когда вышел из него целым и невредимым.Оказавшись в номере, я огляделся по сторонам. По крайней мере здесь имелось четыре стены, потолок, туалет и душ, но больше ему нечем было похвастать. Ничего не скажешь, перемена обстановки была полная!Парадайз-Сити и Люсвил также несхожи между собой, как «роллс-ройс» и помятый, сменивший трех хозяев "шевроле… " и может быть такое сравнение оскорбительно для «шевроле».Я вынул вещи из чемодана, повесил одежду в шкаф, потом разделся и встал под душ. Решив взяться за себя, я надел чистую рубашку и один из лучших костюмов. Я взглянул на свое отражение в засиженном мухами зеркале и почувствовал прилив уверенности в себе. По крайней мере я снова выглядел как человек с положением, пожалуй, немного поблекший, но все же несомненно не лишенный веса. «Поразительно, — сказал я себе, — как способны преобразить человека, даже такого человека, как я, дорогой, хорошо сшитый костюм, белая рубашка и хороший галстук».Доктор Мелиш дал мне телефон племянницы. Он сказал, что ее зовут Дженни Бакстер. Я набрал номер, но никто не подходил. Слегка раздраженный, я минут пять прохаживался по комнате, затем позвонил еще раз. Опять никакого ответа.Я подошел к окну и выглянул. Улица внизу была полна народа. Прохожие, сновавшие во всех направлениях, выглядели неряшливо, большинство казались грязными. Здесь были в основном женщины, вышедшие за покупками. Уйма ребятни — давно не мывшихся, если судить по внешнему виду. Машины, запрудившие мостовую, были покрыты цементной пылью. Позже я узнал, что цементная пыль была главным врагом города, худшим даже, чем скука, считавшаяся врагом номер два.Я снова набрал номер Дженни Бакстер и на сей раз услышал женский голос.— Алло?— Мисс Бакстер?— Да.— Говорит Лоуренс Карр. Ваш дядя, мистер Мелиш… — Я сделал паузу. Или она знает обо мне, или нет.— Ну, конечно. Где вы?— В отеле «Бендикс».— Вы не подождете еще часик, а к тому времени я уже закончу?Вопреки ее учащенному дыханию — словно она только что бегом проследовала шесть лестничных маршей, (как я узнал позже, именно так и обстояло дело голос звучал энергично и деловито.Я был не в настроении торчать в этом убогом номере.— А если мне подъехать? — спросил я.— О, да… приезжайте. У вас есть адрес?Я ответил утвердительно.— Тогда приезжайте, когда вам будет удобно, хоть сейчас, — и она положила трубку.Я спустился с третьего этажа по лестнице. Мои нервы по-прежнему были в скверном состоянии и я не желал иметь дело со скрипучим лифтом. Я спросил дорогу у боя-негра. Он сказал, что Медокс-стрит находится в пяти минутах ходьбы отсюда, от отеля. Поскольку мне лишь с трудом удалось найти место для машины, я решил идти пешком.Шагая по главной улице, я заметил, что на меня обращают внимание.Постепенно до меня дошло, что люди глазеют на мой костюм. Когда идешь по главной улице в Парадайз-Сити, встречаешь конкурентов на каждом шагу. Там прямо-таки приходится хорошо одеваться, но здесь, в задыхающемся от смога городе, все казались мне оборванцами.Я нашел Дженни Бакстер в служившей ей офисом комнате на шестом этаже большого запущенного дома без лифта. Я вскарабкался по лестнице, чувствуя под воротничком шершавую цементную пыль. Перемена обстановки? (Ничего не скажешь, Мелиш подобрал мне чудную обстановку).Дженни Бакстер было тридцать три года. Высокая, примерно, пять футов девять дюймов, с массой неопрятных черных волос, заколотых на макушке и, казалось, готовых в любой момент рассыпаться, худая. По моим стандартам ее фигуре не хватало женственности. Ее груди были маленькими холмиками, не привлекающими сексуально — совсем не такими как у других женщин, которых я знал в Парадайз-Сити. Она выглядела слегка истощенной. Невзрачное серое платье, надетое на ней, она, должно быть, сшила сама — ничем другим нельзя объяснить его покрой и то, как оно висело на ней. Хорошие черты, нос и губы превосходны, но что заворожило меня, так это глаза — честные, умные и проницательные, как у ее дяди.Она что-то быстро писала на желтом бланке и, когда я вошел в комнату, подняла голову и посмотрела на меня.С чувством неуверенности я остановился на пороге, недоумевая, за каким чертом явился сюда.— Ларри Карр? — У нее был низкий и выразительный голос. — Заходите.Едва я шагнул в комнату, раздался звонок телефона. Она взмахом руки указала мне на второй из двух находившихся в комнате стульев и сняла трубку.Ее реплики — в основном короткие «да» и «нет» — звучали энергично и сухо.Похоже она владела техникой контроля над собеседником, не дававшей разговору затянуться.Наконец, она положила трубку на рычаг, провела карандашом по волосам и улыбнулась мне. Улыбка моментально преобразила ее. Это была чудесная, открытая улыбка, теплая и дружеская.— Извините. Эта штука звонит, не переставая. Значит, вы хотите помогать?Я сел.— Если сумею. — Я сам не знал, искренне ли говорю.— Но только не в таком красивом костюме.Я выдавил улыбку.— Конечно, но вина тут не моя. Ваш дядя не предупредил меня.Она кивнула.— Дядя — прекрасный человек, но его не интересуют детали. — Она откинулась на спинку стула, разглядывая меня. — Он рассказал мне о вас. Буду откровенна. Я знаю о вашей проблеме и сочувствую, но она меня не интересует, потому что я… У меня сотни своих проблем. Дядя Генри говорил, что вам нужно оправиться, но это ваша проблема и, по-моему, вы сами должны ее решить. — Она положила руки на усеянный пятнами бювар и улыбнулась мне. Пожалуйста, поймите. В этом страшном городе нужно очень много сделать, очень многим помочь. Мне не хватает помощника и у меня нет времени на сочувствие.— Я и приехал помогать. — В моем голосе против воли прорвалось раздражение. За кого она меня принимает? Что ей от меня требуется?— Если бы я только могла поверить, что вы действительно хотите помочь, произнесла она.— Я уже сказал. Я приехал помогать. Так что же я должен делать?Она достала из ящика смятую пачку сигарет и предложила мне.Я извлек золотой портсигар, недавний подарок Сидни ко дню рождения.Портсигар был не из простых. Он обошелся ему в тысячу пятьсот долларов, и я гордился им. Если угодно, называйте это символом положения. Даже некоторые из клиентов с интересом поглядывали на него.— Закурите моих? — сказал я.Она посмотрела на сверкающий портсигар.— Это настоящее золото?— Это? — Я повертел портсигар в руке, чтобы она могла разглядеть его во всех подробностях. — О, само собой.— Но ведь он очень дорогой?Мне показалось, что цементная пыль сильнее заскребла шею под воротником.— Мне это подарили… полторы тысячи долларов. — Я протянул портсигар ей.— Не желаете попробовать моих?— Нет, спасибо. — Она вытащила сигарету из своей мятой пачки и с трудом оторвала взгляд от портсигара. — Будьте с ним поосторожней, — продолжала она. — Могут украсть.— Так здесь воруют?Она кивнула и прикурила от золотой зажигалки, подаренной мне одним клиентом.— Полторы тысячи долларов? За такие деньги я смогла бы месяц кормить десять моих семей.— У вас десять семей? — Я убрал портсигар обратно в задний карман. Неужели?— У меня две тысячи пятьсот двадцать две семьи, — сказала она спокойно. Выдвинув ящик обшарпанного стола, она достала план улиц Люсвила и разложила его на столе передо мной. План был расчерчен фломастером на пять секций, они были помечены цифрами от 1 до 5. — Вам следует знать, с чем вы столкнетесь, — продолжала она. — Давайте объясню.И она рассказала, что в городе занимаются социальной опекой пять человек, все профессионалы. За каждым закреплена определенная секция города; ей досталась худшая. Она на секунду подняла на меня глаза и улыбнулась.— Другие от нее отказывались, вот я и взяла. Я провела здесь уже два года. Моя работа — оказывать помощь там, где в ней по-настоящему нуждаются.Я могу пользоваться фондами, далеко не соответствующими нуждам. Я посещаю людей, составляю сводки. Данные нужно обрабатывать и заносить на карточки. Она постучала карандашом по секции номер пять на плане. — Мой участок.Здесь, пожалуй, сосредоточено все самое худшее в этом ужасном городе. Почти четыре тысячи человек, включая детей, которые перестают быть детьми, когда им исполняется семь лет. Вот здесь… — Ее карандаш переместился с обведенной секции номер пять и уткнулся в точку сразу же за чертой города, находится Флоридский Исправительный дом для женщин. Это очень трудная тюрьма, там не только трудные заключенные, но и условия трудные. В ней содержатся главным образом с большими сроками и многие из них — неисправимые преступницы. Еще три месяца назад посещения не разрешались, но я в конце концов убедила заинтересованных лиц, что смогу принести пользу.— Зазвонил телефон и после короткого разговора, состоящего из ее обычных суховатых «да» и «нет», она положила трубку. — Мне разрешено иметь одного бесплатного помощника, — продолжала она, словно нас и не прерывали. Бывает, люди вызываются, как вызвались вы. Вашей обязанностью будет содержать в порядке картотеку, отвечать на звонки, в неотложных случаях справляться самому до моего прихода, перепечатывать мои сводки, если вы сумеете разобрать мой ужасный почерк. В общем, будете сидеть за этим столом и распоряжаться в мое отсутствие.Я заерзал на неудобном стуле. О чем, черт подери, думал Мелиш, или он не знал.
1 2 3 4