Джеймс Хэдли Чейз: «Перемените обстановку»
Джеймс Хэдли Чейз
Перемените обстановку
Оригинал: James Hadley Chase,
“Have a Change of Scene”
Джеймс Хэдли ЧейзПеремените обстановку Глава 1 Первые признаки стали заметны только через месяц после аварии. Это можно было назвать замедленным шоком, хотя доктор Мелиш подобрал какое-то другое название, но он приверженец своему профессиональному жаргону, который для нас с вами звучит как ахинея; тем не менее, он имел в виду именно замедленный шок.За месяц до аварии я парил в разреженной атмосфере успеха. Взять, к примеру, хотя бы мою работу. Ради того, чтобы заполучить ее, я трудился как раб и, наконец, добился своего: стал главным комиссионером самой первоклассной ювелирной фирмы в Парадайз-Сити — «Люс и Фремлин». Она стоит на одной ступени с «Картье» и «Ван Клеев и Арпелс». В нашем городе каждая лавка, магазин и ювелирная фирма стараются перещеголять других, потому что этот город — место, где миллионеры спускают свои денежки, где типы с набитыми бумажниками, кинозвезды и любители пускать пыль в глаза выставляют напоказ свое богатство.«Люс и Фремлин» считается лучшей в своей области и должность эксперта по бриллиантам приносила мне годовой доход в шестьдесят тысяч долларов, что даже в этом городе с его самой высокой на флоридском побережье стоимостью жизни — деньги не маленькие.У меня был «мерседес» с откидным верхом, квартира с двумя спальнями, выходящими окнами на океан, маленький банковский счет и тысяч на восемьдесят акций и облигаций.Мой шкаф был набит хорошими костюмами. Я был высоким и, по мнению многих, красивым парнем и лучшим игроком в гольф и скуом в загородном клубе. Теперь вам, наверно, ясно, что я имел в виду, говоря, что парил в облаках успеха… но, погодите: сверх всего этого у меня была Джуди.Я упоминаю о ней последней, потому что она была самым ценным моим достоянием.Джуди была брюнетка, хорошенькая, умная и добрая. Мы познакомились в загородном клубе, и она оказалась хорошим игроком в гольф. Если я давал ей шесть очков форы, она побеждала меня — а это значит, что она умела играть.Она приехала в Парадайз-Сити из Нью-Йорка собирать материалы для биографии судьи Сойера. Она быстро акклиматизировалась в Парадайз-Сити, приобрела популярность и через несколько недель стала неотъемлемой частью молодой компании в клубе. Мне потребовалось четыре недели и раундов тридцать гольфа, чтобы убедиться, что Джуди именно та девушка, которая мне нужна. Позже она сказала, что почувствовала во мне своего мужчину гораздо скорее. Мы обручились.Когда мой босс Сидни Фремлин, принадлежавший к той породе щедрых, несколько ошеломляющих в своей экспансивности педерастов, которые — если вы им нравитесь — не знают, как вам угодить, услышал про обручение, он настоял на устройстве званого вечера. Сидни обожал вечеринки. Он пообещал позаботиться о финансовой стороне и сказал, что вечер нужно обязательно устроить в клубе и пригласить всех, буквально всех. Я отнесся к затее довольно безразлично, но Джуди идея явно пришлась по душе, поэтому я согласился.Сидни знал, что я едва ли не лучший знаток бриллиантов в нашем деле и без меня высокий класс его фирмы понизился бы, примерно, так же, как падает репутация французского ресторана с уходом шеф-повара, и что я нравлюсь всем его клиентам, которые советовались со мной и спрашивали мое мнение при покупках.Сидни высоко ценил меня, а когда ты в почете у Сидни, он готов достать для тебя звезду с неба.Все это было месяц назад. Я вспоминаю этот вечер подобно тому, как человек, сходящий с ума от зубной боли, грызет на больном зубе.Джуди пришла около семи. Вечеринку назначили на девять, но мы условились пораньше, потому что хотели поговорить о доме, в котором будем жить, когда поженимся. У нас на выбор было три варианта: дом типа ранчо с большим садом, пентхаус и деревянное шале за городом. Я высказался в пользу пентхауса, но Джуди склонялась к ранчо — из-за сада. Мы провели час или около этого, обсуждая все за и против, но в конце концов Джуди убедила меня, что сад необходим.— Когда появятся дети, Ларри… нам понадобится сад.Не сходя с места, я позвонил Эрни Траули, представителю строительной компании, с которым мы имели дело, и сказал ему, что завтра зайду уже для внесения задатка за ранчо.Мы вышли из квартиры, чувствуя себя на седьмом небе, и отправились в загородный клуб, за милю от Сити, на дороге, мой мир разлетелся вдребезги.На перекрестке сбоку вылетела машина и врезалась в нас как эсминец, таранящий подводную лодку. Одно короткое мгновение я видел машину, старый потрепанный «кадиллак» с обалдевшим от страха парнем за рулем, но ничего не мог сделать. Машина ударила нас сбоку и швырнула через шоссе. Теряя сознание, я подумал о Джуди.С той же мыслью я очнулся в отдельной палате роскошной клиники, оплаченной Сидни Фремлином, который сидел у моей постели, плача в шелковый платок.Раз уж мы заговорили о Сидни Фремлине, разрешите описать его. Он был высокий, гибкий с длинными волосами, а о его возрасте можно было только гадать — где-то между тридцатью и пятидесятью. Сидни нравился всем: в нем была теплота и ошеломляющая сердечность. Он обладал блестящими художественными способностями и имел особый дар создавать причудливые ювелирные украшения.Его партнер. Том Люс, занимался финансовой стороной дела. Люс не отличал бриллиант от горного хрусталя, но он знал, как приумножить состояние. Его и Сидни считали богатыми, а прослыть богатым в Парадайз-Сити — значит попасть в категорию чертовски состоятельных людей. В то время как Люс, пятидесятилетний, дородный и с лицом, которому позавидовал бы бульдог, пребывал за стеной, Сидни порхал по демонстрационному залу, если только не занимался у себя в кабинете созданием какой-нибудь новинки. Большинство старых клуш я предоставлял ему. Они его обожали, но богатые молодые дамочки, состоятельные бизнесмены, подыскивающие необычный подарок, и те, кто получил в наследство бабушкины драгоценности и хотели вставить камни в новую оправу или оценить их, шли ко мне.Гомосексуалисты — странные твари, но я с ними лажу. Я убедился, что очень часто у них находишь больше таланта, больше доброты, больше верности, чем у обычных «настоящих мужчин», с какими сталкиваешься в нашем изобильном Сити.Конечно, у монеты есть и оборотная сторона, которая бывает отталкивающей: их ревность, их вспыльчивый нрав, их язвительность и зловредность, какой позавидует любая женщина.Сидни обладал всеми достоинствами и недостатками среднего гомо. Мне он нравился, и мы отлично ладили.С расплывшейся от слез косметикой, с опухшими глазами Сидни дрожащим голосом сообщил мне новость. Джуди умерла на операционном столе.Мне, по его словам, повезло: сотрясение мозга и сильно рассечен лоб, но через неделю я буду ходить, как часы.Именно так он и выразился: ходить, как часы. Такая у него была манера говорить. Он учился в английской частной школе, пока его не вышибли за попытку соблазнить учителя физкультуры.Я не мешал ему рыдать надо мной, но сам над собой слез не проливал. Когда я полюбил Джуди и думал прожить с нею до скончания века, где-то в глубине меня зародилось чувство счастья, хрупкое, как яичная скорлупа. Я знал насколько оно хрупко, всерьез рассчитывать на длительное счастье в том мире, где мы живем, вряд ли имеет смысл, но думал и надеялся, что наша скорлупа уцелеет в течение некоторого времени. Когда он сказал, что Джуди умерла, я почувствовал, как скорлупа треснула и мой красочный мир стал черно-белым.Через три дня я встал на ноги, но не таким, как прежде. Похороны были тяжелыми. Явились все члены загородного клуба, из Нью-Йорка прилетели отец и мать Джуди, и я плохо их запомнил, но они показались мне хорошими людьми.Мать Джуди сильно напоминала свою дочь и это расстроило меня. Я вернулся домой с облегчением. Сидни не отходил от меня, и я молил бога, чтобы он ушел и оставил меня в покое, но он сидел и не уходил и, пожалуй, если вспомнить, то его присутствие пошло мне на пользу. Наконец, около десяти он встал и сказал, что пойдет домой.— Возьми месяц отпуска, Ларри, — сказал он. — Играй в гольф, съезди куда-нибудь. Приди в себя. Ее ничем не вернешь, но тебе жить дальше… так что поезжай, а когда вернешься — работай как проклятый.— Я приду завтра и буду работать как проклятый, — сказал я. — Спасибо за все.— Никаких завтра! — Он даже топнул ногой. — Я хочу, чтобы ты отдыхал месяц… это приказ!— Чушь! Как раз работа-то мне и нужна, и я буду работать! Завтра увидимся.Я считал свое решение правильным. Разве я смог бы разъезжать по стране, играя в гольф, когда у меня из головы не выходила Джуди? За время своего короткого пребывания в клинике я все обдумал.Скорлупа треснула и ее не собрать. Чем скорее я снова займусь продажей бриллиантов, тем лучше будет для меня. Я рассуждал ужасно трезво. Такое случается постоянно, говорил я себе. Любимые нами умирают. Те, кто строили планы, возводили воздушные замки, даже говорили торговцам недвижимостью, что решили купить ранчо, обнаруживают, что все пошло прахом и их планы разлетелись вдребезги. Это случается каждый день, — убеждал я себя. Я нашел свою девушку, мы думали о будущем и вот она умерла. Мне тридцать восемь лет.При благоприятных обстоятельствах я могу рассчитывать еще на тридцать восемь. Я сказал себе, что нужно заново строить жизнь, опять браться за работу и, как знать, может быть потом мне встретится девушка, похожая на Джуди, и мы поженимся.В глубине души я знал, что это просто глупости. Никто никогда не заменит Джуди. Она была моей избранницей и теперь о каждой девушке я буду судить по мерке Джуди, а при таком сравнении, конечно, проиграет любая.Так или иначе, я вернулся в магазин, заклеив рассеченный лоб полоской пластыря. Я старался вести себя так, словно ничего не случилось. Друзья — а их у меня хватало — пожимали мне руку крепче обычного. Все они вели себя очень тактично, изо всех сил притворяясь, что Джуди никогда не существовало.Хуже всего было иметь дело с клиентами. Они говорили со мной приглушенным голосом, не глядя на меня, и поспешно соглашались с любым моим выбором, вместо того, чтобы с удовольствием привередничать, как они делали это раньше.Сидни порхал вокруг меня. Он явно решил отвлекать меня от мрачных мыслей.Он то и дело выскакивал из своего кабинета с набросками, спрашивая моего мнения о них — чего никогда не делал раньше — с видом величайшего внимания выслушивал мои слова, потом исчезал только для того, чтобы через какой-нибудь час появиться снова.Вторым по авторитету человеком в торговом зале был Терри Мелвилл, начинавший у «Картье» в Лондоне и обладающий внушительным, всеобъемлющим знанием ювелирного дела. Он был пятью годами моложе меня; невысокий, худой гомо с длинными волосами, синими глазами, узкими ноздрями и ртом, похожим на прорезанную ножом щель. Когда-то в прошлом Сидни увлекся им и привез в Парадайз-Сити, но теперь он ему надоел. Терри ненавидел меня, так же как я его. Он ненавидел меня за знание бриллиантов, я же ненавидел его за ревность, за мелочные попытки перехватить моих личных клиентов и за его ядовитую злобу. Его бесило, что Сидни так много сделал для меня, хотя я и не педераст. Они постоянно ссорились. Если бы не деловые качества Терри, да еще, может быть, какая-нибудь грязь, припасенная им на Сидни, тот наверняка избавился бы от него.Когда Сэм Гобл, ночной охранник, отпер дверь и впустил меня в магазин, Терри, уже сидевший за своим столом, подошел ко мне.— Сочувствую твоему несчастью, Ларри, — сказал он. — Могло быть и хуже, и ты тоже мог погибнуть.В его глазах было подлое злорадное выражение, вызвавшее у меня острое желание ударить его. Я видел, что он рад случившемуся.Я кивнул и прошел мимо него к своему столу. Джейн Берлоу, моя секретарша, полная, солидная, лет под сорок пять, принесла мне почту. От ее печальных глаз и попытки улыбнуться у меня защемило сердце. Я притронулся к ее руке.— Бывает, Джейн, — сказал я. — Не надо ничего говорить… что тут слова… спасибо за цветы.Сидни, хлопотавший вокруг, пониженные голоса клиентов, и Терри, злобно следящий за мной из-за своего стола, сделали этот день едва переносимым, но я вытерпел до конца.Сидни хотел пригласить меня пообедать с ним, но я отказался. Рано или поздно мне предстояло столкнуться с одиночеством и чем раньше, тем лучше. В прошедшие два месяца мы с Джуди всегда обедали или у меня, или у нее в квартире, теперь всему этому пришел конец. Я раздумывал, не поехать ли в загородный клуб, но решил, что не в состоянии выдержать молчаливое сочувствие, и потому купил сандвич и остался дома в одиночестве, думая о Джуди. Не слишком удачная идея, но этот первый день дался мне с трудом. Я сказал себе, что через два-три дня моя жизнь войдет в колею… но получилось иначе.Не только моя скорлупка счастья рассыпалась при аварии. Я не ищу оправданий, а просто передаю то, что сказал мне потом психиатр. Полагаясь на себя, я верил, что смогу изгнать все это из сознания, но пережитое травмировало мой рассудок. Это выяснилось только потом, когда психиатр объяснил, что именно психической травмой объясняется мое поведение.Нет смысла углубляться в подробности. Суть в том, что в последующие три недели я расклеился как умственно, так и физически. Я стал терять интерес к вещам, из которых до той поры складывалась моя жизнь: к работе, гольфу, одежде, контактам с людьми и даже к деньгам.Хуже всего, конечно, получилось с работой. Я начал делать ошибки: сначала маленькие упущения, потом, с течением времени, все более серьезные. Я нашел, что меня не интересует желание Джонса приобрести платиновый портсигар с рубиновыми инициалами для его новой любовницы. Он получил портсигар, но без инициалов. Потом я забыл, что миссис Ван Слей особо заказала золотые часы с календарем для своего маленького чудовища — племянника, и послал ему золотые часы без календаря. Она явилась в магазин, словно галион под всеми парусами и крыла Сидни, но как — он едва не заплакал. Это дает некоторое представление о том, насколько я сдал. За три недели я натворил уйму подобных ошибок. Зовите это несобранностью, зовите, как хотите, но на Сидни сыпались шишки, а Терри злорадствовал.Кроме того, раньше за состоянием моей одежды следила Джуди. Теперь я забывал ежедневно менять рубашку — какая разница. Я всегда стригся раз в неделю. Теперь же впервые за все время, сколько себя помню, я ходил с заросшей шеей… какая разница. И так далее, и так далее.Я перестал играть в гольф. «Черт подери, кто кроме ненормального станет бить по маленькому белому мячику, загоняя его невесть куда, а потом идти за ним?» — спрашивал я себя. Отдаленные воспоминания.Спустя три недели после смерти Джуди, Сидни вышел из своего кабинета в зал, где я сидел, тупо уставившись в стол, и спросил, могу ли я уделить ему несколько минут.— Только несколько минут, Ларри… не больше.Я почувствовал укоры совести. На моем подносе для входящей почты лежала груда писем и заказов, на которые я даже не взглянул. Часы показывали три, а письма и заказы лежали передо мной с девяти утра.— Мне нужно просмотреть почту. Сидни, — сказал я. — У тебя что-нибудь важное?— Да.Я поднялся. При этом я взглянул в сторону Терри, сидевшего за своим столом поодаль. Он наблюдал за мной с издевательской улыбкой на лице. Его поднос для входящей корреспонденции был пуст. Что там про него ни говори, но Терри был работягой.Я прошел в кабинет вслед за Сидни, и он закрыл дверь так, словно она была из яичной скорлупы.— Садись, Ларри.Я сел. Он заметался по просторному кабинету, словно мотылек в поисках свечки. Желая вывести его из затруднения, я спросил:— Ты чем-то озабочен, Сидни?— Я озабочен тобой. — Он вдруг остановился и горестно посмотрел на меня.— Я хочу просить тебя об одном, очень важном одолжении.— О каком же?Он опять запорхал по комнате.— Сядь ты, ради бога! — рявкнул я на него. — Какое одолжение?Он метнулся к столу и сел. Достав шелковый платок, он принялся вытирать лицо.— Какое одолжение? — повторил я.— Дело не идет на лад, правда, Ларри? — спросил он, не глядя на меня.— Что не идет на лад?Он спрятал платок, набрался решимости, оперся локтями о полированную поверхность стола и кое-как заставил себя посмотреть мне в лицо.— Я хочу попросить тебя об одолжении.— Ты уже говорил. О каком одолжении?— Я хочу, чтобы ты повидался с доктором Мелишем.Ударь он меня по лицу, я бы не удивился до такой степени. Я подался назад, глядя на него во все глаза.Доктор Мелиш был самым дорогим, самым молодым психиатром в Парадайз-Сити.Это говорит о многом, если учесть, что в нашем городе один психиатр приходится, примерно, на каждые пятьдесят жителей.— Как тебя понимать?— Я хочу, чтобы ты встретился с ним, Ларри. Счет я оплачу. По-моему, тебе нужно с ним поговорить. — Он поднял руку, прерывая мои протесты.
1 2 3 4