В нем учились Болтин,
Сумароков, будущий обер-прокурор Святейшего Синода П. И. Мелиссино, историки
Болтин и М. М. Щербатов и другие.
Воспитание, которое получала русская молодежь в Шляхетском корпусе и в
Московском Университете — носило космополитический характер. Ничего русского в
этом воспитании не было. Русские образованные люди с каждым поколением все
дальше удалялись от русского миросозерцания.
Сначала русскую молодежь масонство притягивало к себе своей
таинственностью и возможностью сблизиться в масонских ложах с вершителями судеб
государства и таким образом обеспечить себе хорошую карьеру.
Иван Елагин признается в своих записках, что к масонам его влекло:
"Любопытство и тщеславие, да узнаю таинство, находящееся, равенство с
такими людьми, кои в общежитии знамениты, и чинами, и достоинствами, и знаками
от меня удалены суть, ибо нескромность братьев предварительно все сие мне
благовестили... Содействовали тому и лестная надежда, не могу ли через братство
достать в вельможах покровителей и друзей, могущих споспешествовать счастью
моему".
Наивный характер зарождавшегося русского масонства не удовлетворил
сначала Ивана Елагина. Он не обнаружил в русских ложах, по его словам, "ни тени
какого-либо учения, ниже преподаний нравственных". Он видел только "предметы
неудобоносимые, обряды странные, действия почти безрассудные; и слышал символы
нерассудительные, катехизисы уму не соответствующие; повести общему в мире
повествованию прекословные, объяснения темные и здравому рассудку противные".
"С таким предубеждением проводил я многие годы в искании в ложах и света
обетованного и равенства мнимого: но ни того, ни другого, ниже никакие пользы не
нашел, колико не старался".
Но позже Иван Елагин "узнал" в масонских идеях "истинный свет" и в
царствование Екатерины II создал даже свою особую "Елагинскую" систему
масонства, за что отличен был руководителями европейского масонства званием
Великого Провинциального Мастера для России.
При всей своей наивности масонство Елизаветинской поры достигает своей
цели.
Масонство объединяет в своих ложах всех идущих по пути "Великого Петра",
всех преклонявшихся перед западной культурой и отвернувшихся от русской
культуры, всех зараженные европейскими "прогрессивными идеями "и атеизмом.
Масонство дает скороспелым русским "вольтерам" и безбожникам то, чего им не
хватало до сих пор, чтобы активно влиять на духовную жизнь русского общества —
организацию. Русское масонство объединяет всех, кто презирает искалеченную
Петром I Россию и принадлежит душой западному миру.
"Чем успешнее русский ум XVIII и XIX столетий усваивал себе плоды чужих
идей, тем скучнее и непригляднее казалась ему своя родная действительность. Она
была так непохожа на мир, в котором выросли его идеи. Он никак не мог
примириться с родной обстановкой, и ему ни разу не пришло в голову, что эту
обстановку может улучшить упорным трудом, чтобы приблизить ее к любимым идеям,
что и на Западе эти идеи не вычитаны в уютном кабинете, а выработаны потом к
политы кровью.
Так как его умственное содержание давалось ему легко, так как да брал его
за деньги, как бы брал все из магазина, то он не мог подумать, что идея есть
результат упорного и тяжелого труда поколений. Почувствовав отвращение к родной
действительности, русский образованный ум должен был почувствовать себя
одиноким. В мире у него не было почвы. Та почва, на которой он срывал
философские цветки, была ему чужда, а та, на которой он стоял, совсем не давала
цветов. Тогда им овладела та космополитическая беспредельная скорбь, которая так
пышно развилась в образованных людях нашего века." (40)
Увлечение французской философией и французскими политическими учениями
приводят к сильному росту безбожия в высших кругах общества. Яркие свидетельства
об этом мы находим в автобиографических воспоминаниях Д. Фонвизина.
"В то же самое время, — пишет Фонвизин, — вступил я в тесную дружбу с
одним князем, молодым писателем (1763 г.) и вошел в общество, о коем я доныне
без ужаса вспомнить не могу. (41) Ибо лучшее препровождение времени состояло в
богохулии и кощунстве. В первом не принимал я никакого участия и содрогался,
слыша ругательства безбожников: а в кощунстве играл я и сам не последнюю роль,
ибо всего легче шутить над святыней и, обращать в смех то, что должно быть
почтено. В сие время сочинил я послание к Шумилову, в коем некоторые стихи
являют тогдашнее мое заблуждение, так что от сего сочинения у многих прослыл я
безбожником. Но Господи! Тебе известно сердце мое; Ты знаешь, что оно всегда
благоговейно Тебя почитало и что сие сочинение было действие не безверия, но
безрассудной остроты моей".
В другом месте своих воспоминаний Фонвизин показывает, как глубоко
безбожие проникло в высшие слои европеизировавшегося высшего общества,
обитавшего в "Северном Парадизе": "Приехал ко мне тот князь с коим я имел
неприятное общество". Этот князь позвал Фонвизина к графу, имя которого Фонвизин
не называет.
"Сей граф, — сообщает Фонвизин, — был человек знатный по чинам,
почитаемый умным человеком, но погрязший в сладострастие. Он был уже старых лет
(следовательно, его юность прошла в царствование Петра I. — Б. Б.) и все
дозволял себе потому, что ничему не верил. Сей старый грешник отвергал даже
бытие высшего Существа."
"...Ему вздумалось за обедом открыть свой образ мыслей, или, лучше
сказать, свое безбожие при молодых людях, за столом бывших и при слугах.
Рассуждения его были софистические и безумие явное..."
Описанное выше относится к 1763 году, то есть происходило всего через два
года после смерти Елизаветы. Такое "духовное" наследство оставила она
Императрице-философу — Екатерине II.
Подобная зараженность французской атеистической и рационалистической
философии создало чрезвычайно удобную почву для распространения масонства разных
направлений.
XIX. УМОНЕИСТОВЦЫ ЕЛИЗАВЕТИНСКОЙ ЭПОХИ
Сумароков, Болтин, Щербатов и многие другие подвизавшиеся в эпоху
Елизаветы в области литературы, истории, философии и театра — в большинстве
своем не имеют ничего общего ни с православием, ни с духовными традициями
русской культуры. Все они вольтерьянцы, масоны или мистики европейского толка.
Князь Щербатов определяет православие как суеверие, только как "народное
умоначертание". Православие, по его мнению, есть источник народного малодушия,
пугая народ гневом Божиим, оно препятствовало политической деятельности народных
масс.
Для историка Болтина допетровская Русь — царство религиозного обмана и
религиозного суеверия, духовенство — источник народного невежества. Поклонение
иконам, посты, вера в чудеса, молитва перед принятием пищи и другие религиозные
обряды — все это для Болтина грубое суеверие, результат религиозного обмана
народа духовенством.
Сумароков в своих лже-классических пьесах пропагандирует атеистические
идеи Вольтера и идеи Монтескье о "совершенном управлении государством": в своих
напыщенных одах изображает русскую жизнь как "кладезь суеверия, ханжества,
предрассудков и пороков". Его "поэзия" знает только одну краску — деготь". Так
же, как позже Чаадаев, он не видит ни в прошлом России, ни в настоящем ни одного
светлого пятна. Искалеченные европеизацией русские верхи он принимает за всю
Россию и не находит для нее ни одного теплого слова.
В последние годы жизни в творчестве Сумарокова проскальзывают мысли о
законности и необходимости борьбы с самодержавием. Особенно выпукло эта тема
развернута в его предпоследней трагедии "Димитрий Самозванец". Да и в
большинстве других трагедий Сумароков всегда есть эпизоды, показывающие бунт
против царей.
Очагом пропаганды идей "просветительной французской философии" становится
и возникший при Елизавете, русский театр. Он также, как история в руках князя
Щербатова и Болтина, как поэзия в руках Сумарокова, становится орудием
пропаганды идей французской просветительной философии, штурмовавшей веру в Бога
и принципы монархической власти.
XX. БОРЬБА С "ФАРМАЗОНАМИ" И ПРИЧИНЫ СЛАБОСТИ ЕЕ
I
В национально настроенных кругах русского общества деятельность масонов,
или как их тогда называли "фармазонов", вызывала естественное подозрение.
Оставшиеся верными русской православной культуре люди раскусили истинные
цели масонства. В стихах "Изъяснение несколько известного проклятого сборища
франк-масонских дел", масонам давалась такая оценка:
"Проявились недавно в России франк-масоны
И творят почти явно демонские законы,
Нудятся коварно плесть различны манеры
Чтоб к антихристу привесть от Христа веры".
Масонов звали не только "фармазонами", но и "Антихристовыми рабами". В
тех же виршах, отрывок из которых приведен выше, им давалась следующая
характеристика:
"Что же значит такое масон по-французски?
Не что другое, "вольный каменщик "по-русски
Каменщиком зваться, Вам, масоны, прилично,
Вы беззакония храм мазали отлично.
Любодейства Вавилон, град всякие скверны,
В коем Антихристу трон, яко рабы верны
Устроение, и в нем берете надежду
Всякие утехи в нем получить одежду".
Вернадский в своем исследовании "Масонство в царствование Екатерины II"
приводит отрывок из других стихов против масонов:
"Полны лжи ваши законы
Оказались, франк-масоны,
И в том тайность ваша есть,
Счет шестьсот шестьдесят шесть."
Против масонов выступают в своих проповедях Арсений Мацкевич, Гедеон
Криновский, Кирилл Флоровский и другие представители духовенства. Они
предупреждают против людей "нрава и ума эпикурейского", "против скотоподобных и
безбожных атеистов".
Особенно активно говорил в своих проповедях и писал против масонов
Архимандрит Троицко-Сергиевой Лавры Гедеон Криновский.
В одной из рукописей XVIII века дается следующая оценка его борьбе с
масонами:
"...писал о франк-масонах бывший проповедник слова Божия, Троицы
Сергиевой Лавры архимандрит Гедеон: и сие напечатано в неделю третью поста в
поучение, а после него не слышится более обличения от пастырей, а секта оных
масонов умножается, и философы Вольтер и Руссо величаются".
II
"Масонство, — заявляет В. В. Зеньковский в книге "Русские мыслители и
Европа," — было лишь внешней формой, под которой зрело религиозное отношение к
жизни и проявлялось духовное творчество".
То есть, согласно взгляду проф. Зеньковского, православие не могло быть
даже внешней формой, под которой могло бы зреть религиозное отношение к жизни и
проявляться духовное творчество!?
Можно ли с большим презрением смотреть на православие. Заявлять так, как
заявляет Зеньковский, это значит считать, что к моменту появления масонства в
России, православие окончательно уже изжило себя и не могло служить ни
источником религиозного отношения к жизни, ни источником духовного творчества.
несомненно, что в эпоху усиленного развития масонства в России во время
правления Елизаветы и Екатерины II, Православная Церковь, была унижена и
обессилена. Разгромы учиненные Петром I, его ближайшими преемниками сильно
отразилась на ней.
Но несмотря на всю униженность и забитость, православная Церковь все же
залечивала страшные раны, нанесенные ей, и в лице своих лучших представите и
духовно шла вперед. И не ее вина, что представители русского европеизированного
общества просмотрели этот процесс и в духовные учителя избрали себе масонов и
европейских мистиков.
При Елизавете и Екатерине II живет и творит замечательный религиозный
мыслитель св. Тихон Задонский (1723-1783). Св. Тихон Задонский написал
"Сокровище духовное от мира собираемое". Писания св. Тихона Задонского, —
заявляет Архиепископ Филарет Черниговский в "Истории русской Церкви" есть первый
опыт живого богословия", все его творения "оригинальны от начала до конца". Св.
Тихон учит служителей церкви и всех христиан глубоко всматриваться в смысл
явлений жизни, уметь прозревать в основе внешних явлений жизни вечные духовные
истины.
"Есть ведь пианство и не от вина, — пишет он, — но когда человек
упивается любовью мира сего, суетными мыслями".
Надо искать сокровенный, символический смысл во всех явлениях жизни. Вот
основная цель "Евангельской и христианской философии". Только она может найти
истинное духовное сокровище, а не "внешнее любомудрие".
"Сокровище духовное, от мира собираемое" есть ответ православного
сознания на увлечения высших кругов общества "вольтерьянством", масонством и
другими ложными формами "внешнего любомудрия".
"Разум без просвещения Божия слеп" — таков вывод св. Тихона Задонского, —
разум приобретает духовное зрение только когда он освещается светом учения
Христа.
Но русское общество эпохи Елизаветы и Екатерины II осталось глухим к
этому мудрому предостережению. Увлекаясь низкопробными мистическими учениями,
исходившими из Европы, анонс заметило высокий православный мистицизм св. Тихона
Задонского, идею преображения видимой жизни, через мистическое осмысливание ее,
через проникновение в духовный смысл, внешних явлений жизни.
Прошло образованное общество Елизаветинской и Екатерининской эпохи также
и мимо глубоких религиозных идей другого выдающегося деятеля православия, старца
Паисия Величковского (1722-1794 г.), приобщившегося на Афоне к древней
православной мистической традиции. Уехав с Афона, старец Паисий создал в
Молдавии выдающийся центр православного просвещения. Многочисленные ученики
Паисия расходились по всей России, проповедуя его взгляд, что важнейшей целью
каждого православного является правильное устроение его внутренней духовной
жизни. Ученики Паисия создают в Оптиной Пустыни — духовный центр русского
старчества, этого возвышенного явления русской религиозной жизни.
Проф. Зеньковский, утверждавший в книге "Русские мыслители и Европа", что
в русском масонстве "зрело религиозное отношение к жизни и проявлялось духовное
творчество", то есть, что православие в XVIII веке не могло быть основой
религиозного отношения к жизни и духовного творчества, и тот заявляет в своей
"Истории русской философии", что "русская философская мысль XIX века будет еще
не раз, часто с трагическим надрывом, вымучивать то, что уже оформилось в
церковном сознании XVIII-го века." (42)
В эту же эпоху жил и первый русский философ Григорий Сковорода (1722-1794
г.). Выходец из народных низов, Григорий Сковорода, получивший прозвище
"Русского Сократа", не пошел по пути "чужебесия" высших слоев русского общества
своей эпохи.
Сковорода был высокообразованным человеком. Уровень его знаний намного
превосходил культурный уровень самых выдающихся вольтерьянцев и масонов
Елизаветинской и Екатерининской эпохи. Знавший хорошо немецкий, латинский,
греческий и еврейский языки, Григорий Сковорода глубоко знал произведения
выдающихся древних и многих европейских философов и творения отцов Церкви.
Зеньковский, видящий в русском масонстве лабораторию, в которой
вырабатывалось религиозное отношение к жизни, опровергает сам себя, когда
замечает, что:
"...в оригинальной и самостоятельной системе Сковороды надо видеть первые
всходы того, что развивалось в русской религиозной душе, когда умственная
энергия направлялась на вопросы философии."
Или: "Сковорода не знает никаких стеснений в движении его мысли, дух
свободы имеет в нем характер религиозного императива, а не буйство недоверчивого
ума. Это сознание свободы и есть свидетельство того, как далеко пошла
внутрицерковная секуляризация, вдохновлявшая разум к смелой и творческой
деятельности — без вражды и подозрительности к церкви".
Ведь если Зеньковский (так же как Н. Бердяев, как и другие идеологи
русской интеллигенции) утверждает, что русское масонство было той духовной
силой, которая оформила русскую культурную душу, если оно, а не православие
"давало аскетическую культуру душе, оно вырабатывало нравственный идеал личности
(Бердяев. "Русская идея"), то как с этим взглядом примирить заявление
Зеньковского с тем, что "в оригинальной и самостоятельной системе Сковороды надо
видеть первые всходы того, что развивалось в русской религиозной душе, когда
умственная энергия направлялась на вопросы философии"?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Сумароков, будущий обер-прокурор Святейшего Синода П. И. Мелиссино, историки
Болтин и М. М. Щербатов и другие.
Воспитание, которое получала русская молодежь в Шляхетском корпусе и в
Московском Университете — носило космополитический характер. Ничего русского в
этом воспитании не было. Русские образованные люди с каждым поколением все
дальше удалялись от русского миросозерцания.
Сначала русскую молодежь масонство притягивало к себе своей
таинственностью и возможностью сблизиться в масонских ложах с вершителями судеб
государства и таким образом обеспечить себе хорошую карьеру.
Иван Елагин признается в своих записках, что к масонам его влекло:
"Любопытство и тщеславие, да узнаю таинство, находящееся, равенство с
такими людьми, кои в общежитии знамениты, и чинами, и достоинствами, и знаками
от меня удалены суть, ибо нескромность братьев предварительно все сие мне
благовестили... Содействовали тому и лестная надежда, не могу ли через братство
достать в вельможах покровителей и друзей, могущих споспешествовать счастью
моему".
Наивный характер зарождавшегося русского масонства не удовлетворил
сначала Ивана Елагина. Он не обнаружил в русских ложах, по его словам, "ни тени
какого-либо учения, ниже преподаний нравственных". Он видел только "предметы
неудобоносимые, обряды странные, действия почти безрассудные; и слышал символы
нерассудительные, катехизисы уму не соответствующие; повести общему в мире
повествованию прекословные, объяснения темные и здравому рассудку противные".
"С таким предубеждением проводил я многие годы в искании в ложах и света
обетованного и равенства мнимого: но ни того, ни другого, ниже никакие пользы не
нашел, колико не старался".
Но позже Иван Елагин "узнал" в масонских идеях "истинный свет" и в
царствование Екатерины II создал даже свою особую "Елагинскую" систему
масонства, за что отличен был руководителями европейского масонства званием
Великого Провинциального Мастера для России.
При всей своей наивности масонство Елизаветинской поры достигает своей
цели.
Масонство объединяет в своих ложах всех идущих по пути "Великого Петра",
всех преклонявшихся перед западной культурой и отвернувшихся от русской
культуры, всех зараженные европейскими "прогрессивными идеями "и атеизмом.
Масонство дает скороспелым русским "вольтерам" и безбожникам то, чего им не
хватало до сих пор, чтобы активно влиять на духовную жизнь русского общества —
организацию. Русское масонство объединяет всех, кто презирает искалеченную
Петром I Россию и принадлежит душой западному миру.
"Чем успешнее русский ум XVIII и XIX столетий усваивал себе плоды чужих
идей, тем скучнее и непригляднее казалась ему своя родная действительность. Она
была так непохожа на мир, в котором выросли его идеи. Он никак не мог
примириться с родной обстановкой, и ему ни разу не пришло в голову, что эту
обстановку может улучшить упорным трудом, чтобы приблизить ее к любимым идеям,
что и на Западе эти идеи не вычитаны в уютном кабинете, а выработаны потом к
политы кровью.
Так как его умственное содержание давалось ему легко, так как да брал его
за деньги, как бы брал все из магазина, то он не мог подумать, что идея есть
результат упорного и тяжелого труда поколений. Почувствовав отвращение к родной
действительности, русский образованный ум должен был почувствовать себя
одиноким. В мире у него не было почвы. Та почва, на которой он срывал
философские цветки, была ему чужда, а та, на которой он стоял, совсем не давала
цветов. Тогда им овладела та космополитическая беспредельная скорбь, которая так
пышно развилась в образованных людях нашего века." (40)
Увлечение французской философией и французскими политическими учениями
приводят к сильному росту безбожия в высших кругах общества. Яркие свидетельства
об этом мы находим в автобиографических воспоминаниях Д. Фонвизина.
"В то же самое время, — пишет Фонвизин, — вступил я в тесную дружбу с
одним князем, молодым писателем (1763 г.) и вошел в общество, о коем я доныне
без ужаса вспомнить не могу. (41) Ибо лучшее препровождение времени состояло в
богохулии и кощунстве. В первом не принимал я никакого участия и содрогался,
слыша ругательства безбожников: а в кощунстве играл я и сам не последнюю роль,
ибо всего легче шутить над святыней и, обращать в смех то, что должно быть
почтено. В сие время сочинил я послание к Шумилову, в коем некоторые стихи
являют тогдашнее мое заблуждение, так что от сего сочинения у многих прослыл я
безбожником. Но Господи! Тебе известно сердце мое; Ты знаешь, что оно всегда
благоговейно Тебя почитало и что сие сочинение было действие не безверия, но
безрассудной остроты моей".
В другом месте своих воспоминаний Фонвизин показывает, как глубоко
безбожие проникло в высшие слои европеизировавшегося высшего общества,
обитавшего в "Северном Парадизе": "Приехал ко мне тот князь с коим я имел
неприятное общество". Этот князь позвал Фонвизина к графу, имя которого Фонвизин
не называет.
"Сей граф, — сообщает Фонвизин, — был человек знатный по чинам,
почитаемый умным человеком, но погрязший в сладострастие. Он был уже старых лет
(следовательно, его юность прошла в царствование Петра I. — Б. Б.) и все
дозволял себе потому, что ничему не верил. Сей старый грешник отвергал даже
бытие высшего Существа."
"...Ему вздумалось за обедом открыть свой образ мыслей, или, лучше
сказать, свое безбожие при молодых людях, за столом бывших и при слугах.
Рассуждения его были софистические и безумие явное..."
Описанное выше относится к 1763 году, то есть происходило всего через два
года после смерти Елизаветы. Такое "духовное" наследство оставила она
Императрице-философу — Екатерине II.
Подобная зараженность французской атеистической и рационалистической
философии создало чрезвычайно удобную почву для распространения масонства разных
направлений.
XIX. УМОНЕИСТОВЦЫ ЕЛИЗАВЕТИНСКОЙ ЭПОХИ
Сумароков, Болтин, Щербатов и многие другие подвизавшиеся в эпоху
Елизаветы в области литературы, истории, философии и театра — в большинстве
своем не имеют ничего общего ни с православием, ни с духовными традициями
русской культуры. Все они вольтерьянцы, масоны или мистики европейского толка.
Князь Щербатов определяет православие как суеверие, только как "народное
умоначертание". Православие, по его мнению, есть источник народного малодушия,
пугая народ гневом Божиим, оно препятствовало политической деятельности народных
масс.
Для историка Болтина допетровская Русь — царство религиозного обмана и
религиозного суеверия, духовенство — источник народного невежества. Поклонение
иконам, посты, вера в чудеса, молитва перед принятием пищи и другие религиозные
обряды — все это для Болтина грубое суеверие, результат религиозного обмана
народа духовенством.
Сумароков в своих лже-классических пьесах пропагандирует атеистические
идеи Вольтера и идеи Монтескье о "совершенном управлении государством": в своих
напыщенных одах изображает русскую жизнь как "кладезь суеверия, ханжества,
предрассудков и пороков". Его "поэзия" знает только одну краску — деготь". Так
же, как позже Чаадаев, он не видит ни в прошлом России, ни в настоящем ни одного
светлого пятна. Искалеченные европеизацией русские верхи он принимает за всю
Россию и не находит для нее ни одного теплого слова.
В последние годы жизни в творчестве Сумарокова проскальзывают мысли о
законности и необходимости борьбы с самодержавием. Особенно выпукло эта тема
развернута в его предпоследней трагедии "Димитрий Самозванец". Да и в
большинстве других трагедий Сумароков всегда есть эпизоды, показывающие бунт
против царей.
Очагом пропаганды идей "просветительной французской философии" становится
и возникший при Елизавете, русский театр. Он также, как история в руках князя
Щербатова и Болтина, как поэзия в руках Сумарокова, становится орудием
пропаганды идей французской просветительной философии, штурмовавшей веру в Бога
и принципы монархической власти.
XX. БОРЬБА С "ФАРМАЗОНАМИ" И ПРИЧИНЫ СЛАБОСТИ ЕЕ
I
В национально настроенных кругах русского общества деятельность масонов,
или как их тогда называли "фармазонов", вызывала естественное подозрение.
Оставшиеся верными русской православной культуре люди раскусили истинные
цели масонства. В стихах "Изъяснение несколько известного проклятого сборища
франк-масонских дел", масонам давалась такая оценка:
"Проявились недавно в России франк-масоны
И творят почти явно демонские законы,
Нудятся коварно плесть различны манеры
Чтоб к антихристу привесть от Христа веры".
Масонов звали не только "фармазонами", но и "Антихристовыми рабами". В
тех же виршах, отрывок из которых приведен выше, им давалась следующая
характеристика:
"Что же значит такое масон по-французски?
Не что другое, "вольный каменщик "по-русски
Каменщиком зваться, Вам, масоны, прилично,
Вы беззакония храм мазали отлично.
Любодейства Вавилон, град всякие скверны,
В коем Антихристу трон, яко рабы верны
Устроение, и в нем берете надежду
Всякие утехи в нем получить одежду".
Вернадский в своем исследовании "Масонство в царствование Екатерины II"
приводит отрывок из других стихов против масонов:
"Полны лжи ваши законы
Оказались, франк-масоны,
И в том тайность ваша есть,
Счет шестьсот шестьдесят шесть."
Против масонов выступают в своих проповедях Арсений Мацкевич, Гедеон
Криновский, Кирилл Флоровский и другие представители духовенства. Они
предупреждают против людей "нрава и ума эпикурейского", "против скотоподобных и
безбожных атеистов".
Особенно активно говорил в своих проповедях и писал против масонов
Архимандрит Троицко-Сергиевой Лавры Гедеон Криновский.
В одной из рукописей XVIII века дается следующая оценка его борьбе с
масонами:
"...писал о франк-масонах бывший проповедник слова Божия, Троицы
Сергиевой Лавры архимандрит Гедеон: и сие напечатано в неделю третью поста в
поучение, а после него не слышится более обличения от пастырей, а секта оных
масонов умножается, и философы Вольтер и Руссо величаются".
II
"Масонство, — заявляет В. В. Зеньковский в книге "Русские мыслители и
Европа," — было лишь внешней формой, под которой зрело религиозное отношение к
жизни и проявлялось духовное творчество".
То есть, согласно взгляду проф. Зеньковского, православие не могло быть
даже внешней формой, под которой могло бы зреть религиозное отношение к жизни и
проявляться духовное творчество!?
Можно ли с большим презрением смотреть на православие. Заявлять так, как
заявляет Зеньковский, это значит считать, что к моменту появления масонства в
России, православие окончательно уже изжило себя и не могло служить ни
источником религиозного отношения к жизни, ни источником духовного творчества.
несомненно, что в эпоху усиленного развития масонства в России во время
правления Елизаветы и Екатерины II, Православная Церковь, была унижена и
обессилена. Разгромы учиненные Петром I, его ближайшими преемниками сильно
отразилась на ней.
Но несмотря на всю униженность и забитость, православная Церковь все же
залечивала страшные раны, нанесенные ей, и в лице своих лучших представите и
духовно шла вперед. И не ее вина, что представители русского европеизированного
общества просмотрели этот процесс и в духовные учителя избрали себе масонов и
европейских мистиков.
При Елизавете и Екатерине II живет и творит замечательный религиозный
мыслитель св. Тихон Задонский (1723-1783). Св. Тихон Задонский написал
"Сокровище духовное от мира собираемое". Писания св. Тихона Задонского, —
заявляет Архиепископ Филарет Черниговский в "Истории русской Церкви" есть первый
опыт живого богословия", все его творения "оригинальны от начала до конца". Св.
Тихон учит служителей церкви и всех христиан глубоко всматриваться в смысл
явлений жизни, уметь прозревать в основе внешних явлений жизни вечные духовные
истины.
"Есть ведь пианство и не от вина, — пишет он, — но когда человек
упивается любовью мира сего, суетными мыслями".
Надо искать сокровенный, символический смысл во всех явлениях жизни. Вот
основная цель "Евангельской и христианской философии". Только она может найти
истинное духовное сокровище, а не "внешнее любомудрие".
"Сокровище духовное, от мира собираемое" есть ответ православного
сознания на увлечения высших кругов общества "вольтерьянством", масонством и
другими ложными формами "внешнего любомудрия".
"Разум без просвещения Божия слеп" — таков вывод св. Тихона Задонского, —
разум приобретает духовное зрение только когда он освещается светом учения
Христа.
Но русское общество эпохи Елизаветы и Екатерины II осталось глухим к
этому мудрому предостережению. Увлекаясь низкопробными мистическими учениями,
исходившими из Европы, анонс заметило высокий православный мистицизм св. Тихона
Задонского, идею преображения видимой жизни, через мистическое осмысливание ее,
через проникновение в духовный смысл, внешних явлений жизни.
Прошло образованное общество Елизаветинской и Екатерининской эпохи также
и мимо глубоких религиозных идей другого выдающегося деятеля православия, старца
Паисия Величковского (1722-1794 г.), приобщившегося на Афоне к древней
православной мистической традиции. Уехав с Афона, старец Паисий создал в
Молдавии выдающийся центр православного просвещения. Многочисленные ученики
Паисия расходились по всей России, проповедуя его взгляд, что важнейшей целью
каждого православного является правильное устроение его внутренней духовной
жизни. Ученики Паисия создают в Оптиной Пустыни — духовный центр русского
старчества, этого возвышенного явления русской религиозной жизни.
Проф. Зеньковский, утверждавший в книге "Русские мыслители и Европа", что
в русском масонстве "зрело религиозное отношение к жизни и проявлялось духовное
творчество", то есть, что православие в XVIII веке не могло быть основой
религиозного отношения к жизни и духовного творчества, и тот заявляет в своей
"Истории русской философии", что "русская философская мысль XIX века будет еще
не раз, часто с трагическим надрывом, вымучивать то, что уже оформилось в
церковном сознании XVIII-го века." (42)
В эту же эпоху жил и первый русский философ Григорий Сковорода (1722-1794
г.). Выходец из народных низов, Григорий Сковорода, получивший прозвище
"Русского Сократа", не пошел по пути "чужебесия" высших слоев русского общества
своей эпохи.
Сковорода был высокообразованным человеком. Уровень его знаний намного
превосходил культурный уровень самых выдающихся вольтерьянцев и масонов
Елизаветинской и Екатерининской эпохи. Знавший хорошо немецкий, латинский,
греческий и еврейский языки, Григорий Сковорода глубоко знал произведения
выдающихся древних и многих европейских философов и творения отцов Церкви.
Зеньковский, видящий в русском масонстве лабораторию, в которой
вырабатывалось религиозное отношение к жизни, опровергает сам себя, когда
замечает, что:
"...в оригинальной и самостоятельной системе Сковороды надо видеть первые
всходы того, что развивалось в русской религиозной душе, когда умственная
энергия направлялась на вопросы философии."
Или: "Сковорода не знает никаких стеснений в движении его мысли, дух
свободы имеет в нем характер религиозного императива, а не буйство недоверчивого
ума. Это сознание свободы и есть свидетельство того, как далеко пошла
внутрицерковная секуляризация, вдохновлявшая разум к смелой и творческой
деятельности — без вражды и подозрительности к церкви".
Ведь если Зеньковский (так же как Н. Бердяев, как и другие идеологи
русской интеллигенции) утверждает, что русское масонство было той духовной
силой, которая оформила русскую культурную душу, если оно, а не православие
"давало аскетическую культуру душе, оно вырабатывало нравственный идеал личности
(Бердяев. "Русская идея"), то как с этим взглядом примирить заявление
Зеньковского с тем, что "в оригинальной и самостоятельной системе Сковороды надо
видеть первые всходы того, что развивалось в русской религиозной душе, когда
умственная энергия направлялась на вопросы философии"?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11