"До конца своей жизни он не мог понять ни исторической логики, ни
физиологии народной жизни".
В силу полученного им неправильного воспитания Александр I вместо того,
чтобы стать возглавителем национальной контрреволюции, стал завершителем первого
периода европеизации России.
Политические идеалы самодержавия были чужды душе Александра I, не
сознавал он и необходимости восстановления Патриаршества. Из всех исторических
задач, которые необходимо было решать, Александр I ясно понимал только одну —
это необходимость скорейшей отмены крепостного права.
II
Крепостное право европейского типа, окончательно сложившееся в правление
Екатерины II, было основным препятствием, которое мешало нормальному социальному
и политическому развитию России.
"Если в первый период прикрепление к земле трудящегося населения является
государственной необходимостью, а уход и бегство населения государственным
бедствием (в допетровской Руси. — Б. Б.), то во второй период прикрепление
становится, наоборот, государственным бедствием останавливающим всякое
экономическое развитие страны, а уход населения государственной необходимостью,
которую надо всячески поощрять."
"Но, если крестьянско-земельный вопрос в своем целом был жизненным для
государства во все периоды его существования, то вопрос о крепостном праве, как
оно оформилось с средины XVIII века, был явлением не историческим и чуждым
России. Рабство, просуществовавшее ровно сто лет, было западного происхождения".
(6)
"Крепостное право, — как справедливо замечает Н. Багров в своем
исследовании "Правовые и социальные источники русской смуты" (Ревель 1931 г.), —
несмотря на короткий срок своего существования, оказалось по своим историческим
результатам неоспоримо более вредным для русского народа, чем татарское иго. Оно
содействовало разложению духовных сил страны, развитию в народе пассивных черт
характера, неудовлетворенности, восприимчивости к бунту, отсутствию правильного
развития воли, слепому подчинению вожакам, обещающим землю и свободу, даже если
эти обещания потеряли всякий смысл".
Конечно, крепостное право в России, даже в самую сильную пору развития
его было все же мягче, чем в странах Европы, чем в соседней Польше, чем в
Прибалтике. Но благодаря сильно развитому у русского человека чувству социальной
справедливости, оно воспринималось русским крестьянином острее, болезненнее, чем
европейскими крестьянами, несмотря на то, что с ним помещики обращались мягче,
чем европейские помещики с своими крепостными.
Крепостное право в после-петровской России было неизмеримо суровее, чем
крепостная зависимость в Московской Руси; но дореволюционные историки и
писатели, преследуя политические цели, изображали правовое и политическое
положение крепостного крестьянства всегда в нарочито мрачных красках. Во-первых,
всегда замалчивается, что 45 процентов крестьянства никогда не знали крепостного
права. Затем, — как правильно замечает С. Г. Пушкарев в своей работе "Россия в
XIX веке", изданной Чеховским издательством, — "в дореволюционной России принято
изображать положение всего крепостного крестьянства самыми мрачными красками, а
всех помещиков полагается изображать в виде диких зверей, которые находят
главное и чуть ли не единственное удовольствие своей жизни в постоянном
истязании крестьян всеми всевозможными орудиями пытки" — розгами, палками,
кнутами, плетьми, железными цепями, рогатками, "щекобитками" и т. д. Бесспорно,
случаи жестоких истязаний бывали, мы находим сведения о них в судебных
протоколах и в воспоминаниях современников, но они именно потому и попали на
страницы мемуаров и в акты судов, что рассматривались как преступления, а не как
повсеместно действующий нормальный обычай, (на который, поэтому, никто не
обратил бы внимания). Отвергая слащаво-фальшивую теорию "патриархальной власти",
по которой помещики относились к своим крестьянам, как заботливые родители к
любимым детям, мы не можем, однако, принять и противоположной, весьма
распространенной теории сплошного зверства "класса помещиков". Если мы даже
согласимся с утверждением, что помещики видели в своих крепостных не людей, а
только рабочий скот, то все же позволительно усомниться в том, что большинство
сельских хозяев находило особое удовольствие в постоянном истязании
принадлежавшего им рабочего скота. Салтыков-Щедрин, которого никто не заподозрит
в сочувствии крепостному праву, говорит (в "Пошехонской старине") о характере
отношений помещиков к крепостным: "Вообще мужика берегли, потому что видели в
нем тягло, которое производит полезную и для всех наглядную работу. Изнурять эту
рабочую силу не представлялось расчета, потому что подобный образ действия
сократил бы барщину и внес бы неурядицу в хозяйственные распоряжения. Поэтому
главный секрет доброго помещичьего управления заключался в том, чтобы не
изнурять мужика, но в то же время не давать ему гулять".
Самый тяжелый период крепостного права падает на эпоху правления
Екатерины II. При Александре I и Николае I характер крепостного права стал уже
более мягким.
III
Русская народная мудрость говорит: "Клин — клином вышибают". Петр обрубил
все ветки у дерева русской исторической жизни, спилил ствол, расколол его и
вогнал в расщелину клин чуждых русскому историческому духу религиозных,
политических и социальных идей. Могло ли, находясь в таком положении, русское
дерево быстро отрасти и дать новые могучие ветви. Конечно нет!
Чтобы помочь ему снова отрасти необходимо было выбить загнанный в его
сердцевину Петром I клин, а только тогда расщепленный ствол мог соединиться и
переболев еще некоторое время, искалеченное дерево, пользуясь силой
неповрежденных корней, могло пустить новые ветви и расти дальше.
Но это не было сделано и клин, загнанный Петром, продолжал разделять
русскую историю, русский дух, русский народ на две половины, не позволяя им
снова срастись.
Александр I не пошел, по пути своего отца, который предпринял первые
попытки вытащить загнанный Петром I клин. В силу полученного им политического
воспитания, Александр I не мог быть возглавителем национальной духовной
контрреволюции. Вся его государственная деятельность напоминала деятельность
человека, который хотел вернуть искалеченное дерево к жизни, но не понимал, что
единственный способ вернуть его к жизни — выбить клин из его расщепленного
ствола. Все государственные действия Александра I — были только полумерами.
Полумеры же эти не могли вдохнуть жизнь в искалеченный организм русской жизни.
Идеологически и Александр I, и современное ему образованное общество
опирались на клин, которым Петр расколол русскую жизнь надвое. Поэтому
идеология, на которую опиралась царская власть, все политические течения в эпоху
правления Александра I были противоестественной смесью чужеродных,
противоречащих друг другу идей.
То, что по привычке именовалось "самодержавием", — на самом деле было
противоестественной смесью политических идей западного абсолютизма с обрывками
политических идей уничтоженного Петром I самодержавия. Православное богословие —
было причудливой смесью религиозных догматов православия, протестантства и даже,
хотя в меньшей степени, католичества.
V. НЕГЛАСНЫЙ КОМИТЕТ ИЛИ ..."ЯКОБИНСКАЯ ШАЙКА"
Вскоре после вступления на трон, Александр I по совету своих ближайших
друзей, создает так называемый Негласный или тайный комитет. Кто же является
членами этого тайного комитета кроме Александра I? Выдающуюся роль в нем играл
граф Строганов, участник "Великой" французской революции, член якобинского клуба
"Друзей Закона". Во время принятия Строганова в члены клуба, он воскликнул:
"Лучшим днем в моей жизни будет тот, когда я увижу Россию возрожденной в
такой же революции".
В состав Негласного комитета входили масоны граф В. Кочубей, Николай
Новосильцев и поляк Адам Чарторыйский. Все эти лица были членами различных
масонских лож.
На заседаниях этого комитета снова, обсуждался вопрос о введении в России
конституции, правах гражданина и других мероприятиях в духе идей "Великой"
французской революции. Гр. Строганов составил проект конституции, которая по его
характеристике "есть законное признание прав народа и тех форм, в которых он
может осуществлять эти свои права".
Активное участие в работах Негласного Комитета принимал вернувшийся в
Россию воспитатель Александра I масон Лагарп, бывший до этого президентом
Гельветической республики, возникнувшей в Швейцарии в результате французской
революции.
Некоторые историки утверждают, что бывший президент Гельветической
республики будто бы убеждал Александра, стремившегося к введению конституционной
монархии, не спешить с введением конституции и говорил, что для такого большого
государствам как Россия необходима твердая, непоколебимая власть. Но едва ли эта
версия отвечает истине. Едва ли бы такой убежденный республиканец, как Лагарп,
ратовал бы за сохранение в России неограниченной монархической власти.
В работе Негласного Комитета принимали участие также видные масоны граф
А. Р. Варенцов, Трощинский, Завадовский, впоследствии ставшие министрами.
В июле 1801 года в Негласном Комитете обсуждался проект Грамоты
российскому народу. В составлении этой грамоты, кроме членов Негласного
Комитета, принимал участие также заядлый враг монархии, духовный отец русской
интеллигенции А. Радищев, его покровитель граф А. Р. Воронцов и масон
Сперанский.
Таков был характерный состав Негласного Комитета, который Александр I
называл по имени существовавшего во время французской революции подобного
комитета, — Комитетом общественного спасения, а противники масонов и русских
якобинцев именовали его "Якобинской шайкой".
Негласный Комитет занимался обсуждением различных реформ в течение всего
1801 года, вплоть до мая 1802 года. Потом он не собирался полтора года. Затем
члены его собрались несколько раз в 1803 году, а потом Негласный Комитет
перестал существовать. Да и необходимость в нем по существу отпала. Соединенными
усилиями масонов на роль реформатора русской государственности был рекомендован
масон М. М. Сперанский и необходимость в Негласном Комитете отпала.
25 февраля 1803 года Александр I дал указ "О свободных землепашцах". По
этому указу помещики, желавшие освободить крестьян, могли освобождать крестьян
целыми селениями, на основании договоренности с крестьянами. Министр Внутренних
дел получил право утверждать соглашения помещиков с крестьянами.
Из этого дело ничего не вышло. Те, кто больше всех выступал против
крепостного права, помещики-якобинцы, вроде графа Строганова, заявлявшего на
собраниях Негласного Комитета, что опасность заключается не в освобождении
крестьян, а в удержании их в крепостном состоянии, и не подумали освободить
крестьян. Только граф С. П. Румянцев освободил 5.000 крепостных. В течение
царствования Александра было освобождено добровольно всего лишь 50.000 крестьян.
Граф же Строганов, говоривший в Париже во время французской революции, что он
мечтает дожить до такой же революции в России и больше всех настаивавший на
освобождении крестьян, и не подумал отпустить на волю всех своих крестьян.
Крики о необходимости срочной отмены крепостного права были только одним
из способов расшатывания царской власти со стороны масонов и якобинцев. Вот,
дескать, смотрите, как сидящий на троне тиран не желает дать свободу миллионам
своих подданных. Это только распаляло страсти масонов, вольтерьянцев и
сторонников французской революции против "тирана". С другой стороны, эти крики
вызывали вражду к царю среди той части дворянства, которая вовсе не желала
расставаться с теми выгодами, которые им давало пользование бесплатным трудом
"крещенной собственности". А таких дворян было много между средних и низших
слоев дворянства, которые являлись приверженцами православия и сторонниками
монархии. Затрагивать интересы этих слоев дворянства и освобождать крестьян
против их желания было опасно.
Желание Александра I освободить крестьян наталкивалось на сложную
политическую игру слоев враждебных монархической власти и на материальные
интересы ее убежденных сторонников.
Одного желания Александра I как можно скорее освободить крестьян было
мало. Он должен был считаться с реальной политической обстановкой в стране. А
она, благодаря расцвету масонства, падению влияния православного и
монархического сознания в высших слоях дворянства, в России была очень и очень
напряженной.
VI. ОБЩЕСТВО АЛЕКСАНДРОВСКОЙ ЭПОХИ
Александр I, — как верно отмечает С. Платонов в "Лекциях по русской
истории", — в сущности "мало ценил то общество, которым управлял, только во
время Отечественной войны, патриотизм всех слоев населения вызвал у него
временное уважение к русским".
И надо сказать, что у Александра I было мало оснований уважать высшие
слои денационализированного русского общества, на которое ему приходилось
опираться при управлении обширным государством. Он рано, еще юношей хорошо узнал
нравственную нечистоплотность русских "вольтерьянцев" и масонов, составлявших
двор Екатерины II.
Вспомним его характеристику "Екатерининских орлов", в письме, написанном
своему другу Кочубею 21 февраля 1796 года. "Нет ни одного честного человека
среди них", — писал он. — "Я всякий раз страдаю, когда должен явиться на
придворную сцену. Кровь портится во мне, при виде погони на каждом шагу за
получением высших отличий, нестоящих в моих глазах медного гроша. Я чувствую
себя несчастным в обществе таких людей, которых не желал бы иметь у себя и
лакеями, между тем, они занимают высшие места. Как, например, Зубовы, Пассек,
князья Барятинские, оба Салтыкова, Мятлевы и множество других, которых не стоит
даже называть и которые, будучи надменны с низшими, пресмыкаются перед теми,
кого они боятся".
Еще меньше стал уважать Александр I это "высшее" общество после того, как
представители его вовлекли Александра I, с помощью ряда провокаций, против его
желания, в заговор против отца, клятвенно уверяли, что к отцу не будет применено
никаких насилий, а затем зверски убили его.
Можно ли было уважать таких людей и верить им?
Во все царствование Александра I политическая обстановка была очень
напряженной. В начале царствования Александр был орудием в руках двух крупных
сил — русского масонства и европеизированной аристократии, зараженной масонскими
идеями и идеями французской революции, проистекавшими из масонства. Ведущей
политической силой было, конечно, русское масонство и политические течения,
возникшие под его влиянием в аристократическом обществе и среди офицеров
гвардии.
Общество Александровской эпохи напоминало телегу, которую тащат в разные
стороны лебедь, рак и щука. Яркую характеристику духовной смуты, царившей в
душах дворянства и русского образованного общества в эпоху Александра I дал
проф. И. Ильин в речи, произнесенной в 1937 году в Риге по случаю 100-летней
годовщины со дня смерти Пушкина:
"Россия заканчивает собирание своих территориальных и многонациональных
сил, но еще не расцвела духовно: еще не освободила себя социально и
хозяйственно, еще не развернула целиком своего культурно-творческого акта, еще
не раскрыла красоты и мощи своего языка, еще не увидела ни своего национального
лика, ни своего безгранично-свободного духовного горизонта. Русская
интеллигенция еще не родилась на свет, а уже литературно западничает и учится у
французов революционным заговорам. Русское дворянство еще не успело приступить к
своей самостоятельной, культурно-государственной миссии; оно еще не имеет ни
зрелой идеи, ни опыта, а от 18 века оно уже унаследовало преступную привычку
терроризировать своих государей дворцовыми переворотами. Оно еще не образовало
своего разума, а уже начинает утрачивать свою веру и с радостью готово брать
"уроки чистого атеизма" у доморощенных или заезжих вольтерьянцев..."
"...Русское либерально-революционное дворянство того времени принимало
себя за "соль земли" и потому мечтало об ограничении прав монарха... Оно не
понимало, что России необходимо мудрое, государственное строительство и
подготовка к нему, а не сеяние революционного ветра, не разложение основ
национального бытия;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
физиологии народной жизни".
В силу полученного им неправильного воспитания Александр I вместо того,
чтобы стать возглавителем национальной контрреволюции, стал завершителем первого
периода европеизации России.
Политические идеалы самодержавия были чужды душе Александра I, не
сознавал он и необходимости восстановления Патриаршества. Из всех исторических
задач, которые необходимо было решать, Александр I ясно понимал только одну —
это необходимость скорейшей отмены крепостного права.
II
Крепостное право европейского типа, окончательно сложившееся в правление
Екатерины II, было основным препятствием, которое мешало нормальному социальному
и политическому развитию России.
"Если в первый период прикрепление к земле трудящегося населения является
государственной необходимостью, а уход и бегство населения государственным
бедствием (в допетровской Руси. — Б. Б.), то во второй период прикрепление
становится, наоборот, государственным бедствием останавливающим всякое
экономическое развитие страны, а уход населения государственной необходимостью,
которую надо всячески поощрять."
"Но, если крестьянско-земельный вопрос в своем целом был жизненным для
государства во все периоды его существования, то вопрос о крепостном праве, как
оно оформилось с средины XVIII века, был явлением не историческим и чуждым
России. Рабство, просуществовавшее ровно сто лет, было западного происхождения".
(6)
"Крепостное право, — как справедливо замечает Н. Багров в своем
исследовании "Правовые и социальные источники русской смуты" (Ревель 1931 г.), —
несмотря на короткий срок своего существования, оказалось по своим историческим
результатам неоспоримо более вредным для русского народа, чем татарское иго. Оно
содействовало разложению духовных сил страны, развитию в народе пассивных черт
характера, неудовлетворенности, восприимчивости к бунту, отсутствию правильного
развития воли, слепому подчинению вожакам, обещающим землю и свободу, даже если
эти обещания потеряли всякий смысл".
Конечно, крепостное право в России, даже в самую сильную пору развития
его было все же мягче, чем в странах Европы, чем в соседней Польше, чем в
Прибалтике. Но благодаря сильно развитому у русского человека чувству социальной
справедливости, оно воспринималось русским крестьянином острее, болезненнее, чем
европейскими крестьянами, несмотря на то, что с ним помещики обращались мягче,
чем европейские помещики с своими крепостными.
Крепостное право в после-петровской России было неизмеримо суровее, чем
крепостная зависимость в Московской Руси; но дореволюционные историки и
писатели, преследуя политические цели, изображали правовое и политическое
положение крепостного крестьянства всегда в нарочито мрачных красках. Во-первых,
всегда замалчивается, что 45 процентов крестьянства никогда не знали крепостного
права. Затем, — как правильно замечает С. Г. Пушкарев в своей работе "Россия в
XIX веке", изданной Чеховским издательством, — "в дореволюционной России принято
изображать положение всего крепостного крестьянства самыми мрачными красками, а
всех помещиков полагается изображать в виде диких зверей, которые находят
главное и чуть ли не единственное удовольствие своей жизни в постоянном
истязании крестьян всеми всевозможными орудиями пытки" — розгами, палками,
кнутами, плетьми, железными цепями, рогатками, "щекобитками" и т. д. Бесспорно,
случаи жестоких истязаний бывали, мы находим сведения о них в судебных
протоколах и в воспоминаниях современников, но они именно потому и попали на
страницы мемуаров и в акты судов, что рассматривались как преступления, а не как
повсеместно действующий нормальный обычай, (на который, поэтому, никто не
обратил бы внимания). Отвергая слащаво-фальшивую теорию "патриархальной власти",
по которой помещики относились к своим крестьянам, как заботливые родители к
любимым детям, мы не можем, однако, принять и противоположной, весьма
распространенной теории сплошного зверства "класса помещиков". Если мы даже
согласимся с утверждением, что помещики видели в своих крепостных не людей, а
только рабочий скот, то все же позволительно усомниться в том, что большинство
сельских хозяев находило особое удовольствие в постоянном истязании
принадлежавшего им рабочего скота. Салтыков-Щедрин, которого никто не заподозрит
в сочувствии крепостному праву, говорит (в "Пошехонской старине") о характере
отношений помещиков к крепостным: "Вообще мужика берегли, потому что видели в
нем тягло, которое производит полезную и для всех наглядную работу. Изнурять эту
рабочую силу не представлялось расчета, потому что подобный образ действия
сократил бы барщину и внес бы неурядицу в хозяйственные распоряжения. Поэтому
главный секрет доброго помещичьего управления заключался в том, чтобы не
изнурять мужика, но в то же время не давать ему гулять".
Самый тяжелый период крепостного права падает на эпоху правления
Екатерины II. При Александре I и Николае I характер крепостного права стал уже
более мягким.
III
Русская народная мудрость говорит: "Клин — клином вышибают". Петр обрубил
все ветки у дерева русской исторической жизни, спилил ствол, расколол его и
вогнал в расщелину клин чуждых русскому историческому духу религиозных,
политических и социальных идей. Могло ли, находясь в таком положении, русское
дерево быстро отрасти и дать новые могучие ветви. Конечно нет!
Чтобы помочь ему снова отрасти необходимо было выбить загнанный в его
сердцевину Петром I клин, а только тогда расщепленный ствол мог соединиться и
переболев еще некоторое время, искалеченное дерево, пользуясь силой
неповрежденных корней, могло пустить новые ветви и расти дальше.
Но это не было сделано и клин, загнанный Петром, продолжал разделять
русскую историю, русский дух, русский народ на две половины, не позволяя им
снова срастись.
Александр I не пошел, по пути своего отца, который предпринял первые
попытки вытащить загнанный Петром I клин. В силу полученного им политического
воспитания, Александр I не мог быть возглавителем национальной духовной
контрреволюции. Вся его государственная деятельность напоминала деятельность
человека, который хотел вернуть искалеченное дерево к жизни, но не понимал, что
единственный способ вернуть его к жизни — выбить клин из его расщепленного
ствола. Все государственные действия Александра I — были только полумерами.
Полумеры же эти не могли вдохнуть жизнь в искалеченный организм русской жизни.
Идеологически и Александр I, и современное ему образованное общество
опирались на клин, которым Петр расколол русскую жизнь надвое. Поэтому
идеология, на которую опиралась царская власть, все политические течения в эпоху
правления Александра I были противоестественной смесью чужеродных,
противоречащих друг другу идей.
То, что по привычке именовалось "самодержавием", — на самом деле было
противоестественной смесью политических идей западного абсолютизма с обрывками
политических идей уничтоженного Петром I самодержавия. Православное богословие —
было причудливой смесью религиозных догматов православия, протестантства и даже,
хотя в меньшей степени, католичества.
V. НЕГЛАСНЫЙ КОМИТЕТ ИЛИ ..."ЯКОБИНСКАЯ ШАЙКА"
Вскоре после вступления на трон, Александр I по совету своих ближайших
друзей, создает так называемый Негласный или тайный комитет. Кто же является
членами этого тайного комитета кроме Александра I? Выдающуюся роль в нем играл
граф Строганов, участник "Великой" французской революции, член якобинского клуба
"Друзей Закона". Во время принятия Строганова в члены клуба, он воскликнул:
"Лучшим днем в моей жизни будет тот, когда я увижу Россию возрожденной в
такой же революции".
В состав Негласного комитета входили масоны граф В. Кочубей, Николай
Новосильцев и поляк Адам Чарторыйский. Все эти лица были членами различных
масонских лож.
На заседаниях этого комитета снова, обсуждался вопрос о введении в России
конституции, правах гражданина и других мероприятиях в духе идей "Великой"
французской революции. Гр. Строганов составил проект конституции, которая по его
характеристике "есть законное признание прав народа и тех форм, в которых он
может осуществлять эти свои права".
Активное участие в работах Негласного Комитета принимал вернувшийся в
Россию воспитатель Александра I масон Лагарп, бывший до этого президентом
Гельветической республики, возникнувшей в Швейцарии в результате французской
революции.
Некоторые историки утверждают, что бывший президент Гельветической
республики будто бы убеждал Александра, стремившегося к введению конституционной
монархии, не спешить с введением конституции и говорил, что для такого большого
государствам как Россия необходима твердая, непоколебимая власть. Но едва ли эта
версия отвечает истине. Едва ли бы такой убежденный республиканец, как Лагарп,
ратовал бы за сохранение в России неограниченной монархической власти.
В работе Негласного Комитета принимали участие также видные масоны граф
А. Р. Варенцов, Трощинский, Завадовский, впоследствии ставшие министрами.
В июле 1801 года в Негласном Комитете обсуждался проект Грамоты
российскому народу. В составлении этой грамоты, кроме членов Негласного
Комитета, принимал участие также заядлый враг монархии, духовный отец русской
интеллигенции А. Радищев, его покровитель граф А. Р. Воронцов и масон
Сперанский.
Таков был характерный состав Негласного Комитета, который Александр I
называл по имени существовавшего во время французской революции подобного
комитета, — Комитетом общественного спасения, а противники масонов и русских
якобинцев именовали его "Якобинской шайкой".
Негласный Комитет занимался обсуждением различных реформ в течение всего
1801 года, вплоть до мая 1802 года. Потом он не собирался полтора года. Затем
члены его собрались несколько раз в 1803 году, а потом Негласный Комитет
перестал существовать. Да и необходимость в нем по существу отпала. Соединенными
усилиями масонов на роль реформатора русской государственности был рекомендован
масон М. М. Сперанский и необходимость в Негласном Комитете отпала.
25 февраля 1803 года Александр I дал указ "О свободных землепашцах". По
этому указу помещики, желавшие освободить крестьян, могли освобождать крестьян
целыми селениями, на основании договоренности с крестьянами. Министр Внутренних
дел получил право утверждать соглашения помещиков с крестьянами.
Из этого дело ничего не вышло. Те, кто больше всех выступал против
крепостного права, помещики-якобинцы, вроде графа Строганова, заявлявшего на
собраниях Негласного Комитета, что опасность заключается не в освобождении
крестьян, а в удержании их в крепостном состоянии, и не подумали освободить
крестьян. Только граф С. П. Румянцев освободил 5.000 крепостных. В течение
царствования Александра было освобождено добровольно всего лишь 50.000 крестьян.
Граф же Строганов, говоривший в Париже во время французской революции, что он
мечтает дожить до такой же революции в России и больше всех настаивавший на
освобождении крестьян, и не подумал отпустить на волю всех своих крестьян.
Крики о необходимости срочной отмены крепостного права были только одним
из способов расшатывания царской власти со стороны масонов и якобинцев. Вот,
дескать, смотрите, как сидящий на троне тиран не желает дать свободу миллионам
своих подданных. Это только распаляло страсти масонов, вольтерьянцев и
сторонников французской революции против "тирана". С другой стороны, эти крики
вызывали вражду к царю среди той части дворянства, которая вовсе не желала
расставаться с теми выгодами, которые им давало пользование бесплатным трудом
"крещенной собственности". А таких дворян было много между средних и низших
слоев дворянства, которые являлись приверженцами православия и сторонниками
монархии. Затрагивать интересы этих слоев дворянства и освобождать крестьян
против их желания было опасно.
Желание Александра I освободить крестьян наталкивалось на сложную
политическую игру слоев враждебных монархической власти и на материальные
интересы ее убежденных сторонников.
Одного желания Александра I как можно скорее освободить крестьян было
мало. Он должен был считаться с реальной политической обстановкой в стране. А
она, благодаря расцвету масонства, падению влияния православного и
монархического сознания в высших слоях дворянства, в России была очень и очень
напряженной.
VI. ОБЩЕСТВО АЛЕКСАНДРОВСКОЙ ЭПОХИ
Александр I, — как верно отмечает С. Платонов в "Лекциях по русской
истории", — в сущности "мало ценил то общество, которым управлял, только во
время Отечественной войны, патриотизм всех слоев населения вызвал у него
временное уважение к русским".
И надо сказать, что у Александра I было мало оснований уважать высшие
слои денационализированного русского общества, на которое ему приходилось
опираться при управлении обширным государством. Он рано, еще юношей хорошо узнал
нравственную нечистоплотность русских "вольтерьянцев" и масонов, составлявших
двор Екатерины II.
Вспомним его характеристику "Екатерининских орлов", в письме, написанном
своему другу Кочубею 21 февраля 1796 года. "Нет ни одного честного человека
среди них", — писал он. — "Я всякий раз страдаю, когда должен явиться на
придворную сцену. Кровь портится во мне, при виде погони на каждом шагу за
получением высших отличий, нестоящих в моих глазах медного гроша. Я чувствую
себя несчастным в обществе таких людей, которых не желал бы иметь у себя и
лакеями, между тем, они занимают высшие места. Как, например, Зубовы, Пассек,
князья Барятинские, оба Салтыкова, Мятлевы и множество других, которых не стоит
даже называть и которые, будучи надменны с низшими, пресмыкаются перед теми,
кого они боятся".
Еще меньше стал уважать Александр I это "высшее" общество после того, как
представители его вовлекли Александра I, с помощью ряда провокаций, против его
желания, в заговор против отца, клятвенно уверяли, что к отцу не будет применено
никаких насилий, а затем зверски убили его.
Можно ли было уважать таких людей и верить им?
Во все царствование Александра I политическая обстановка была очень
напряженной. В начале царствования Александр был орудием в руках двух крупных
сил — русского масонства и европеизированной аристократии, зараженной масонскими
идеями и идеями французской революции, проистекавшими из масонства. Ведущей
политической силой было, конечно, русское масонство и политические течения,
возникшие под его влиянием в аристократическом обществе и среди офицеров
гвардии.
Общество Александровской эпохи напоминало телегу, которую тащат в разные
стороны лебедь, рак и щука. Яркую характеристику духовной смуты, царившей в
душах дворянства и русского образованного общества в эпоху Александра I дал
проф. И. Ильин в речи, произнесенной в 1937 году в Риге по случаю 100-летней
годовщины со дня смерти Пушкина:
"Россия заканчивает собирание своих территориальных и многонациональных
сил, но еще не расцвела духовно: еще не освободила себя социально и
хозяйственно, еще не развернула целиком своего культурно-творческого акта, еще
не раскрыла красоты и мощи своего языка, еще не увидела ни своего национального
лика, ни своего безгранично-свободного духовного горизонта. Русская
интеллигенция еще не родилась на свет, а уже литературно западничает и учится у
французов революционным заговорам. Русское дворянство еще не успело приступить к
своей самостоятельной, культурно-государственной миссии; оно еще не имеет ни
зрелой идеи, ни опыта, а от 18 века оно уже унаследовало преступную привычку
терроризировать своих государей дворцовыми переворотами. Оно еще не образовало
своего разума, а уже начинает утрачивать свою веру и с радостью готово брать
"уроки чистого атеизма" у доморощенных или заезжих вольтерьянцев..."
"...Русское либерально-революционное дворянство того времени принимало
себя за "соль земли" и потому мечтало об ограничении прав монарха... Оно не
понимало, что России необходимо мудрое, государственное строительство и
подготовка к нему, а не сеяние революционного ветра, не разложение основ
национального бытия;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12