Он остановился настолько мягко, что прошло некоторое время, пока Марин смог расслабиться и осознать, что невероятное неистовство движения прошло.
— Ничего себе! — заметил рядом с ним молодой Бернли.
Внешние двери с жужжанием открылись. Марин первым спустился по пандусу и вскоре уже представлял парня группе офицеров и гражданских сотрудников своего департамента. Как он обнаружил, в Лагере «А» сейчас было 4: 20 утра, и он подумал, что из-за него множеству людей пришлось вставать в такую рань.
Их уже ожидали машины, которые доставили Марина и встречавших его людей к официальной резиденции. Она располагалась в особом здании, достаточно большом, чтобы вмещать зал для заседаний. Марин отвел сына в библиотеку и предложил ему начать ознакомление с политическими и экономическими проблемами Джорджии.
— Мне бы особенно хотелось, — заметил он, — чтобы в течение последующих нескольких дней ты исследовал структуру нынешнего руководства страны и раздобыл сведения об именах, положениях и относительной значимости отдельных людей и постов.
— Я сделаю все, что смогу, сэр, — деловито ответил молодой Бернли. — Я уже получил небольшую подготовку в этом направлении.
Из библиотеки Марин прошел к техникам, которым предстояло работать с многочисленными электронными устройствами и следить за датчиками, прикрепленными к каждому креслу в аудитории. Перед отделом электроники стояло две задачи. Среди присутствующих в зале были люди, которые не понимали английского языка. Перевод должен был обеспечиваться через наушники от переводящих машин. Здесь использовался тот же принцип перевода, что и в автоматических телефонах и пишущих машинках: пластиковые модели электрических импульсов звука активировали нужную механику. Вторая задача отдела электроники заключалась в выявлении шпионов, которые могли быть среди участников встречи. Марин с удовлетворением обнаружил, что дежурные техники имели достаточно высокую квалификацию для того, чтобы самостоятельно оценить данные самописцев, подключенных к каждому отдельному креслу.
Марин выпил кофе с техниками и группой офицеров, и они снова обсудили детали собрания. Он узнал, что большая часть джорджианских агентов уже в лагере и что после заседания их предстоит доставить обратно в Джорджию на самолете и высадить в заранее оговоренных точках приземления, откуда они уже сами доберутся до пунктов назначения. Некоторых из них в этих точках должны были встречать, но офицеры полагали, что информация, полученная от одного или нескольких индивидуумов, вряд ли успеет достичь заинтересованных в ней представителей власти вовремя, чтобы они предприняли контрмеры.
Марин не стал комментировать их предположения. Но он не сомневался, что шпионская система существует. Ему следует предупредить сына, чтобы тот не болтал с незнакомцами.
Вошел офицер связи.
— Сэр, люди начинают собираться в аудитории.
Марин встал.
— Я сейчас переоденусь, — сказал он. — Позовите меня, когда соберутся все.
Он прошел в свои комнаты, переменил одежду и направился в библиотеку. Он намеренно прошел по лестнице, идущей снизу, из хранилища старых папок. Сам вход представлял собой небольшой холл с портьерами, отделяющими его от собственно библиотечного зала.
Задержавшись перед портьерой, Марин услышал голос сына:
— И что тогда произойдет?
— Ничего, — ответил мужской баритон. — Единственное, что мы хотим сделать, это привести его в гипнотическое состояние при помощи наркотика и внушить ему антивоенные настроения.
Когда-то нам нужно начать, а времени терять нельзя. Слушайте: с вашей помощью мы после собрания доставим его сюда. Вас мы свяжем, так что он ничего не заподозрит…
Марин осторожно развел портьеры, Высокий темноволосый мужчина лет тридцати склонился над Дэвидом, сидевшим за столом. Лицо парня было белым и напряженным. В полудюжине футов в стороне стоял невысокий плотный мужчина. Он держал в руке бластер и смотрел в сторону двери, выходившей в главный коридор, с другой стороны которого располагался задний вход в аудиторию, где должно было проводиться собрание. Плотный коротышка нервничал, в то время как высокий был явно совершенно спокоен.
Больше никого не было видно.
Сузив глаза, Марин вытащил свой бластер. Жалости он не чувствовал. Те двое людей сами выбрали это разрушительное энергетическое устройство вместо газовых пистолетов, не представлявших смертельной опасности. Следовательно.., так тому и быть.
Единым скоординированным движением Марин выпустил полный заряд энергии в мужчину с оружием. Когда тот упал с головой, превращенной в черную массу, Марин шагнул сквозь портьеры — и выстрелил в высокого типа. Одежда у того задымилась, он развернулся и, обмякнув, свалился на пол.
Марин вошел в помещение и хмуро проговорил:
— Ладно, Дэвид, выкладывай всю историю. Ты… — он остановился. Молодой человек наблюдал за ним; нижняя челюсть у него слегка отпала, но глаза были настороженными, и весь он был напряжен, начеку.
Затем его вид изменился. Глаза уже не были ясными, настороженность исчезла. Он наклонился вперед, на стол, будто бы на него накатила невероятная усталость, и расслабленно лег на него. «Обморок!» — с внезапным презрением подумал Марин.
Это его потрясло даже больше, чем предательство. Трусость, слабость — и это его сын! Стыд прожег его до глубины души.
Он подошел, схватил парня за гладко причесанные волосы и, подняв его голову, звучно хлопнул по щеке; его уже тревожила мысль: «Быстрее! Мне нужно вытянуть из него всю эту историю до собрания и решить, что с ним делать».
В ярости и спешке он выдал по вялому лицу Бернли с дюжину пощечин. Затем какая-то странность в ощущении кожи на ощупь обратила Марина к его огромному опыту общения с людьми на любых стадиях потерь сознания. Это было прикосновение к смерти. Он испуганно отпустил голову, взял руку парня и пощупал пульс. Ничего.
Марин откинул тело обратно на кресло и, наклонившись, послушал сердце. Затем он медленно выпрямился. Он был потрясен, не верил своим глазам — и чувствовал еще что-что. Это не печаль, сказал он себе. И даже не сентиментальная мысль о том, что он должен печалиться о парне, которого знал только в течение нескольких часов. Но он понимал, что это было такое. Одна из его жизненных линий прервалась.
Дети являются проекцией в будущее. Трагедия группового мира Великого Судьи состояла в том, что почти 70 процентам мужчин, которые потерпели поражение в играх по спариванию, законом было запрещено продлевать тот жизненный поток, который несся сквозь них с незапамятных, доисторических времен.
Для них это был обрыв линии. Невероятный разброс генетических вариаций намеренно прерывался.
Шок прошел. Марин снова обрел способность думать. И действовать. Шагнув к телефону, он вызвал офис резиденции. Услышав в трубке мужской голос, он сказал:
— Это Дэвид Марин. Пришлите врача в библиотеку. Прикажите, чтобы немедленно прибыла «скорая помощь» и подразделение охраны.
Он повесил трубку. На данный момент он больше не волновался. Люди и раньше умирали в его присутствии, в основном от пыток, но иногда — от чрезмерной дозы газа или наркотиков.
И их возвращали к жизни врачи, обученные особым методам оживления, разработанным Контролем.
Он встал на колени рядом с высоким мужчиной и обыскал его.
Он нашел кольцо с ключами, небольшую записную книжку с ручкой, бумажник, в котором не было ничего, кроме денег, расческу и платок.
Марин сунул записную книжку в карман; он собирался уже было обыскать коротышку, когда дверь открылась. Марин опасливо выпрямился, держа наготове газовый пистолет. Но это оказалось подразделение охраны — шестеро солдат и офицер.
Офицер с одного взгляда оценил происходящее и махнул своим людям:
— Охраняйте окна и двери! — приказал он. Затем он повернулся к Марину, — Врач сейчас придет через другую дверь. Что здесь произошло, сэр?
Марин проигнорировал его вопрос. Он еще не был уверен, в каком свете ему хотелось бы представить произошедшее для публики. Он сказал:
— Этот парень умер, похоже, только от шока. Насколько я знаю, с ним никто ничего не делал. Я хочу, чтобы врач сделал все возможное, чтобы вернуть его к жизни. И уберите эти тела.
— Будет сделано, сэр.
Марин поколебался. Пора было уходить, пора идти на собрание. И все же уходить ему не хотелось. Если они возвратят к жизни Дэвида Бернли, то он хотел при этом присутствовать.
Парень мог сообщить такие вещи, которые могли бы вызвать ненужные подозрения.
Молодой Бернли пошевелился за столом, Марин принял это не за движение жизни, а за перебалансировку мертвого веса. Он прыгнул, чтобы схватить тело до того, как оно упадет на пол. Но когда он сжал руку парня, то ощутил, как под кожей напряглись мышцы. Быстрота возращения к жизни опровергала все его предыдущие предположения.
Дэвид Бернли выпрямился на стуле. В течение краткого момента, казалось, он ничего не соображал, затем испуганно спросил:
— Что это за штука была у меня в сознании?
Неожиданное замечание. Марин отшатнулся.
— Штука?! — проговорил он.
— Что-то вошло в мое сознание и взяло контроль над ним.
Я это чувствовал. Я… — он прервался. В глазах у него выступили слезы.
Подошел офицер:
— Я могу чем-нибудь помочь?
Марин отмахнулся от него.
— Приведите врача! — сказал он.
Это было актом самозащиты. Ему требовалось время, чтобы охватить умом новую ситуацию. Он вспоминал, что Слэйтер говорил о том, что электронные схемы могут вживляться непосредственно в мозг человеческих существ с целью контроля на расстоянии… «Этот парень был мертв», — напряженно думал Марин.
Мертв без всякой видимой причины. Может быть, когда «схема» связи разрушается или даже растворяется, то результатом этого будет смерть?
— Как ты себя чувствуешь, Дэвид? — мягко проговорил он.
— Ну.., как, все в порядке, сэр, — Дэвид встал, покачнулся, затем выпрямился, тепло улыбаясь. Он тут же заметно одернул себя. — В порядке, — повторил он.
— Я попрошу кого-нибудь отвести тебя в кровать, — сказал Марин. — И, Дэвид…
— Да?
— Никому ничего не говори, пока я с тобой не побеседую — позднее.
Марин говорил в тоне приказа и, не дожидаясь ответа, позвал двух охранников. Он посмотрел, как те наполовину выводят, наполовину выносят молодого человека из помещения. Затем, четко осознавая, что ему нужно выполнить основную работу, Марин вернулся в свою квартиру. Он слегка удивился, когда обнаружил, что приглашение на собрание еще не поступило. Он стал беспокойно ждать.
Чем больше он размышлял о произошедшем, тем больше волновался. «Что-то вошло в мое сознание и взяло контроль над ним», — сказал молодой Бернли. Если так оно и было, то это событие было очень важным. Настолько важным, что, вероятно, ничто другое не могло с ним в этом сравниться.
Все, должно быть, было спланировано заранее. Марин был совершенно в этом уверен. Схема, которая позволила «чему-то» взять контроль, была установлена когда-то раньше.
Марин вздохнул, открыл прозрачные пластиковые двери и вышел в сад. Разгоралась заря, хотя солнце еще не взошло. Воздух был свежим, даже прохладным. Было непросто осознать тот факт, что совсем недавно он находился в Городе Судьи и что в там, в столице, была еще только середина дня.
Стоя в сером свете утра, он вспомнил, что находится в стране, явившейся колыбелью первого значительного авторитарного группового движения. Здесь два столетия назад родился Советский Союз и силой распространил свои доктрины, даже не доказав еще их ценность. Кровь окропила землю многих стран; многие, как невежды, так и утонченные люди, стремились вступить в схватку с идеей, которая, пользуясь одними только обещаниями, сшибла якорные точки истории. Во многих странах людей, пробужденных западной цивилизацией от вековой апатии, хватали беспринципные и настолько же невежественные демагоги и уничтожали до того, как у них успевала появиться хоть одна самостоятельная свободная мысль. И так же, как сердитый ребенок выражает ненависть к своему отцу, задирая соседских детишек, так же и порабощенные народы, как оказалось, легко можно было привести к тому, чтобы они возненавидели кого угодно, но только не истинного виновника. Что, в свою очередь, вело к перевороту в мышлении, к сумасшествию неприкрытой ярости, к необходимости бить до смерти, к внутреннему движению и внешнему проявлению физического насилия.
Так произошли три великих атомных войны. И когда наконец уменьшившаяся в десять раз человеческая раса вылезла из глубоких бункеров, бесконечно утомленные люди в большинстве своем не стали сопротивляться, когда новый вождь заявил: «Мы присоединимся к идее группы и свободного предпринимательства.
Это мысли и стремления, которые идут прямо из наших сердец.
Первая часть идеи в теплом взаимодействии привязывает тело к другим телам, вторая освобождает дух. Одна дает жизнь индивидууму через его общину, другая признает его право на индивидуальное творчество».
Затем Великий Судья добавил: «В путанице, возникшей после окончания войн, многие местности надолго останутся без адекватного правительства. Будут формироваться временные государства, они будут крепнуть, они станут стремиться себя увековечить. Мы сейчас предупреждаем этих людей. История последних двух столетий не позволяет нам быть милосердными. Мы не потерпим отделений».
Образовалась почти тысяча отдельных государств, большинство из них оказались мелкими и малозначительными, и многие имели примитивную политику и экономику. В отдельных случаях несколько индивидуумов возносили себя до высот абсолютной власти и с этих высот тревожно оглядывались и думали, сколько времени это может продлиться. Именно тогда начались перешептывания, дипломатические маневры, постоянные успокоительные утверждения из тысячи разных источников о том, что Великий Судья был несколько поспешен в своих ранних заявлениях, что он не имел в виду, что страны будут захвачены буквально, и что на самом деле он просто выпускал пар, снимая напряжение момента. Сколько таких успокаивающих высказываний распространил сам Великий Судья, никто точно уже никогда не узнает. Но за двадцать лет от тысячи первоначально образовавшихся государств осталась сотня.
С падением Джорджии еще десятка два государств поспешат заключить договоры, которые — независимо от формулировки — послужат тому, что они в конце концов будут включены в единое мировое государство.
За спиной Марина послышались шаги. Это был служащий, который пришел сообщить ему, что все готовы.
Глава 14
В зале присутствовало около сотни мужчин и женщин. Каждый индивидуум, как об этом проинформировали Марина, представлял от двадцати до пятидесяти ячеек или групп. Это означало, что через своих делегатов его слушают около десяти тысяч человек. Среди них найдется и пара шпионов джорджианской королевы. Кто бы они ни были, их схватят в течение часа и разберутся еще до отбытия Марина.
Марин появился перед аудиторией, одетый в форму рядового.
Она была аккуратно отглажена и мастерски подогнана так, чтобы он выигрышно в ней смотрелся. Это было задумано специально для того, чтобы повлиять на людей, которые считали себя идеалистами и отчаянно стремились к тому, чтобы их маленькое государство стало частью политико-экономической системы Великого Судьи.
Джорджия, по сути дела, представляла собой настоящее политическое чудовище. После распада мировых вооруженных сил в ней захватила власть группа западноевропейских искателей приключений, и эти авантюристы натворили множество малопонятных дел. Во-первых, они основали военно-научное государство.
Оно быстро превратилось в объединение примерно тридцати сегментных государств, каждое под управлением какой-либо корпорации. После краткого периода замешательства прежний лидер авантюристов стал наследственным королем — фантастический случай возложения на себя власти и титулов, который, тем не менее, консервативным элементам показался приемлемым. После убийства «короля» ранние демократические преобразования были застопорены. Во время правления старшей иерархическая система дочери полностью укрепилась и приготовилась защищаться от Великого Судьи. Неудивительно, что многие джорджианцы, возмущенные потерей прежних прав, становились добровольными помощниками Великого Судьи.
И вот они сидели перед ним.
Марин поднял руки, призывая к тишине, и сказал:
— Мужчины и женщины Джорджии! Меня проинформировали, будто на своих советах вы решили, что примерно тысяча нынешних лидеров джорджианского режима должна быть предана смерти, при условии их поимки. Я, со своей стороны, должен сообщить вам: никаких агрессивных действий против королевы производиться не будет.
Никаких других ограничений он не стал на них налагать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23