Например, "прекрасное разделяется на три рода: одно - вызывающее
похвалы, например, миловидность; другое - приносящее пользу, например,
орудие, дом и прочие полезные вещи; и, наконец, относящееся к по-
рядкам, обычаям и прочему, что помогает жить. Таким образом,
прекрасное бывает похвальным, полезным и благотворным".
Или же "закон бывает двух родов: писаный и неписаный. Тот, по
которому живут в государствах, - писаный; тот, который возник из обы-
чаев, называется неписаным. Например, выходить на людское место голым
не запрещает никакой закон, однако мы этого не делаем, ибо нам пре-
пятствует неписанный закон".
Счастье по Платону (как утверждает Диоген) "разделяется на пять
частей: во-первых, разумные желания; во-вторых, здравые чувства и
невредимое тело; в-третьих, удача в делах; в-четвертых, добрая слава
среди людей; в-пятых, достаток в деньгах и прочих жизненных
средствах". Ну и так далее, и тому подобное...
Обитатели Четыреста Сорок Восьмой невероятно оживились, узнав о
такой замечательной практике, и тут же составили свои собственные
"разделения на виды и роды", а понятия взяли самые обыкновенные и
естественные: свобода, красота, ложь, любовь, дураки, родители, маль-
чишки, учителя, стихи.
Итак, свобода бывает трех видов: гласная, негласная и желанная.
Гласная - когда говорят все и преимущественно о том, о чем не имеют
никакого представления; негласная - самое дорогое, в самом внутреннем
кармане; желанная свобода - призрак, за которым гонятся, гремя канда-
лами, а когда догоняют, забывают их снять.
Красота бывает двух видов: та красота, что вот уже долгое время
пытается спасти мир, и та, что когда-нибудь его погубит.
Ложь бывает трех видов: тонкая - которая незаметна, толстая -
которую замечают, но почему-то не пресекают, и грубая - которую все
замечают и затыкают ею дыры, оставшиеся от тонких и толстых лжей.
Любовь бывает трех видов: духовная (вечная), физическая (времен-
ная) и выгодная (правда, это уже не любовь, а скорее осложнения).
Дураки бывают пяти видов: круглые, набитые, начинающие, ска-
зочные и рабочие. Круглые - толстые дураки, которые не тонут в воде;
набитые - в которых старательно набивают знания; начинающие - те, ко-
торые еще не одурели до конца; сказочные - самые умные дураки (напри-
мер, Иванушка-дурачок) и рабочие дураки, которые абсолютно ничего не
смыслят в своей работе.
Родители делятся на три категории: понимающие, требующие и
кормящие. И все они - думающие: понимающие думают, что они нас пони-
мают, требующие думают, что они нас знают (они так и говорят - "знаем
мы вас"), а кормящие думают, что голодные мы будем еще хуже.
Мальчишки бывают четырех видов: нормальные, полудурки, дураки и
идиоты. Нормальные - это за которыми бегаю я; полудурки - это которые
бегают за мной; дураки - это с которыми я обычно сижу за партой;
идиоты - это те, кто презирает весь наш прекрасный женский пол.
Учителя бывают пяти видов: хорошие, неплохие, плохие, ужасные и
недорезанные. Хорошие - это отличные; неплохие - это хорошие; плохие -
это которые говорят, но не делают; ужасные - те, которые и говорят, и
делают; недорезанные - это которым пора уходить из школы, иначе их мо-
гут как-нибудь дорезать.
Стихи известны четырех видов: питательные, трафаретные, всмятку
и крутые. Питательные отличаются большим количеством калорий то бишь
мыслей; трафаретные удобны для написания левой рукой; всмятку - это
всмятку, это понятно; крутые вывариваются в голове гораздо дольше, чем
всмятку, благодаря включенному на полную мощь огню в груди автора.
А Полина Барскова написала следующее:
"Стихи бывают ста видов, и лучшие из них - сожженные. Дураки су-
ществуют трех видов: верующие, неверующие и боги. Свобода тоже бывает
трех видов: от жизни - мертвые, от смерти - гении и от свободы - цари.
Еще на земле существуют учителя двух видов: строгие - палачи, и
нестрогие - предатели. Кроме этого, встречается ложь двух видов: же-
ланная - любовь и комплименты, гонимая - пророки и поэты. Что же ка-
сается родителей, то они бывают двух видов: любящие (матери) и верящие
(отцы). И, наконец, о красоте, она бывает двух видов: красота порочная
- вино, бой и женщины, и красота святая - цветы, Родина и В.А."

ДОН-ЖУАН, ГАМЛЕТ И ДРУГИЕ
- Вообразите себе собравшихся в одном помещении, да вот хотя бы
здесь, в Четыреста Сорок Восьмой, испанца де Молина, француза Мольера,
итальянца Гольдони, немца Гофмана, англичанина Байрона, русских Пушки-
на и А.К.Толстого. И все заняты одним и тем же делом. Каким?
- Сочинительством.
- Естественно. А что они сочиняют?
- А кто что. Каждый - свое.
- Ну уж нет! Какой тогда был бы смысл собирать их вместе? Да еще
здесь. В том-то и штука, что пишут они об одном и том же.
- О чем?
- Или о ком. Они сочиняют свои драмы, комедии, поэмы, рассказы,
а если прибавить сюда еще и Гумилева, и Давида Самойлова, то и стихи,
про знаменитого и злополучного испанского гранда, красавца, обольсти-
теля и забияку...
- Про Дон-Жуана?!
- Совершенно верно. Все эти достойнейшие люди написали про Дон-
Жуана. Про своего Дон-Жуана... А теперь попробуем объединить только
поэтов. И тоже одной-единственной темой.
Афанасий Фет: "Я болен, Офелия, милый мой друг,
Ни в сердце, ни в мысли нет силы...";
Александр Блок: "Я - Гамлет. Холодеет кровь...";
Анна Ахматова: "Ты сказал мне: Офелия, иди в монастырь,
Или замуж за дурака...";
Борис Пастернак: "Гул затих. Я вышел на подмостки,
Прислонясь к дверному косяку...";
Марина Цветаева: "Принц Гамлет! Довольно червивую залежь
Тревожить... На розы взгляни...";
Арсений Тарковский: "В чужом костюме ходит Гамлет
И кое-что про что-то мямлит..."
и так далее.
Ничего удивительного, что завсегдатаи Четыреста Сорок Восьмой
тут же решили последовать примеру старших собратьев.
И общего героя тут же определили: круглого, румяного, жизнера-
достного, который ото всех ушел. Почти ото всех.
А второй избранник оказался полнейшей противоположностью перво-
му: бел, несмел, уныл.
Объединяло их только одно - любовь к вокалу.
Колобок
1. Колобок - это славное имя
Вызывает умов возмущенье.
Звери злобные. Съеден был ими
Ты, имевший к свободе влеченье.
Голубые глаза и румянец -
Все прекрасно в тебе, Колобок.
Но, смертельный исполнивший танец,
Ты навек превратился в лубок.
2. Колобок оставил Бабку,
Колобок оставил Деда.
Хватит киснуть на окошке!
В путь! Да здравствует свобода!
Покатился по дорожке
(Благо круглый, не квадратный)
Хоть и Лисоньке под ножки,
Хоть и Лисоньке на носик,
Хоть и Лисоньке в желудок,
Но свободен он, ребята.
Да, не съела его Бабка.
Не достался он и Деду.
Предпочел утробу лисью
Жизни тихой и домашней.
3. О, колобок, беспечный странник:
Свое отпеть и снова в путь.
Ты вечно мчишься по дорогам
Куда-нибудь, куда-нибудь.
Поешь ты песни не случайно,
Они - судьбы твоей залог.
Пропел и дальше покатился, -
Другим пишите некролог.
Но берегись лисы, мой милый,
Она тебя не пощадит.
Ведь выше песен ставят лисы
Свой крокодилий аппетит.
Пьеро
1. Бледнолицый, синеглазый,
Он по свету с мандолиной
Ходит или же над книгой
Низко голову клонит.
Посвящает он сонеты
Синевласой милой кукле
Или же поет куплеты,
Чтобы публику смешить.
Беспокойный дух живет в нем,
Он романтик, он несчастен,
Он любви своей подвластен,
А не мнению людей.
2. Один, один, совсем один,
Душа из мрака, нет свободы,
А плоть из ваты и тряпья,
И рукава длинны, как годы.
3. - Знай, Пьеро, что Коломбина
Нам с тобою не товарищ.
Жизни грустную картину
В серенаде не заваришь...
Но сутулая фигура
Под окном ее маячит.
Знать, красотки шевелюра
Что-то значит, что-то значит.
4. (Полина Барскова, 12 лет)
Моn cher Пьеро, опять встает луна,
Как грош серебряный, как глаз печальной рыбы.
Здесь все в дыму отчаянья и сна.
В беседке тонкой талии изгибы
Затянуты в зеленую парчу.
Не обижайтесь, милый друг. Молчу...
Но все же я клянусь, встает луна,
Вы снова жжете черновик сонета,
И черной тушею ложится лето
На город...
А ваши руки приторно белы,
А ваши ножки кукольно малы.
О, мой Пьеро, как душно и обидно;
В глазах лишь запах этой липкой мглы -
Ни ваших рук, ни женщины не видно.

"ЕЛОЧКА" В СТИЛЕ "РОК"
В бурной молодости, плавая на рыболовных судах в Баренцевом мо-
ре, сочинил поэт Николай Рубцов легкомысленный, веселый стих:
Стукнул по карману - не звенит;
Стукнул по другому - не слыхать.
В коммунизм - таинственный зенит -
Полетели мысли отдыхать...
и т.д.
Таким стих этот и вошел в многочисленные книги поэта (изданные,
к сожалению, уже после его смерти).
И вдруг в одной из газет этот же самый стих обнаружился в со-
вершенно новом и, надо сказать, презабавнейшем обличьи: у каждой
строчки оказалось ритмическое прибавление, как бы коротенький иро-
ничный комментарий к ней (к строчке):
Стукнул по карману - не звенит:
как воздух.
Стукнул по другому - не слыхать,
как в первом.
В коммунизм - таинственный зенит -
как в космос,
Полетели мысли отдыхать,
как птички,..
и так далее, совершенно в том же прелестном духе.
Гениально! И, как все гениальное, - просто. Легким вмешатель-
ством в стих можно, оказывается, не только изменить его звучание, его
настроение, но даже и сюжет в нем возможно поменять...
- Хорошие-то стихи менять как раз не стоит: жалко.
- А плохих никто не знает. Не запоминаются.
- Но есть ведь стихи, которые знакомы всем с детства. Известные
настолько, что непонятно уже, хорошие они или плохие. Взять хотя бы
стихи "дедушки Корнея". Или "Зайку".
Взяли "Зайку", попробовали обойтись с ним "по-рубцовски". Полу-
чилось крупно, выразительно, трагично:
Зайку бросила хозяйка.
Негодяйка!
Под дождем остался зайка -
Бедный зайка!
Со скамейки слезть не мог -
Вот это номер!
Весь до ниточки промок,
Простыл и помер!
Обрадовались, решили экспериментировать дальше, для чего и
выбрали знаменитую вечнозеленую "Елочку".
Не прошло и получаса, как невинная, скромная "Елочка" обрела
вторую жизнь, причем, не только в стихах, но, судя по всему, и в музы-
ке: петь о том, что с ней произошло в новой поэтической версии, на
прежний (невинный и скромный) мотив не получилось, а вот "рок средней
тяжести" оказался вполне уместен.
Так и спели.
Тем и удовлетворились на этот раз.
В лесу родилась елочка
от елки,
В лесу она росла
без перерыву,
Зимой и летом стройная,
а также
Зеленая была,
как алкоголик.
Метель ей пела песенку
скрипуче:
"Спи, елочка, бай-бай,
Усни навечно".
Мороз снежком укутывал,
как в саван:
"Смотри не замерзай,
а то загнешься".
Трусишка-зайка серенький,
как вторник,
Под елочкой скакал
с подбитым глазом.
Порою волк, сердитый волк,
как Лейкин,
Рысцою пробегал
и цыкал зубом...
И вот она нарядная,
как деньги,
На праздник к нам пришла,
гремя ветвями,
И много-много радости
сквозь слезы
Детишкам принесла
среди развалин.
("Елочку" модернизировали Юля Носовицкая, Зоя Барзах, Дима Давы-
дов, Полина Козина, Вера Федорова, Павлик Парфентьев и другие).

ЧТО ТАКОЕ ЖИЗНЬ
В большинстве своем слова, которыми мы пользуемся, означают по-
нятия, столь прочно и однозначно вошедшие в наше сознание, в наш оби-
ход, что не возникает ни желания, ни потребности давать словам этим
какие-нибудь определения.
- Что такое небо?
Недоуменное движение плечами, рука тычет указательным пальцем
вверх: небо - это небо.
- Что такое весна?
- Такое время года, между зимой и летом.
И все понятно и совершенно очевидно и никому не надо растолковы-
вать про молодую торопливую зелень, про первую грозу, про бурные
мутные потоки, бегущие вдоль тротуаров, про суетливое снование
скворцов на газонах, про бездонное, безукоризненно голубое небо.
Весна - это весна, тут и объяснять нечего.
- Что такое жизнь?
- Странный вопрос. Жизнь - это жизнь.
- А вот различные словари дают вполне определенные толкования
этого понятия. В одном из них жизнь - это "особая форма движения мате-
рии, возникающая на определенном этапе ее развития", в другом - это
"особая форма существования белковых тел", в третьем - "совокупность
явлений, происходящих в организмах"...
- Ну-у, так и мы можем. ("Мы" - это они, обитатели Четыреста Со-
рок Восьмой).
- Как можете?
- Как словари: дать всякому слову свое определение.
- Прекрасно: вот вам список самых обычных слов. Определяйте.
Попробовали - получилось. Забавно, неожиданно и довольно точно.
Прямо, хоть собственный Словарь составляй.
Линия - 1. Это след чего-то движущегося бесконечно
быстро и бесконечно долго.
2. Это путь нравственности.
3. Нечто бесконечное и резкое.
Твердый - 1. Одинокий, вечный, холодный.
2. То, что нельзя раздавить.
Прозрачный - 1. То, что не видно глазу, но существует.
2. То, в чем так много цветовых дырок, что
через него видно все.
Смысл - 1. Это стремление к настоящему.
2. Это соответствие.
3. Это то, ради чего стоит жить.
Страдание - 1. Рана души.
2. Это когда не веришь своему несчастью, но
не понимаешь, почему.
Улыбка - 1. Гримаса, выражающая все: от смеха до презрения.
2. Это когда уголки губ тянутся к ушам и их
долго нельзя оторвать от них.
Жизнь - 1. Существование существ.
2. Некое пространство между рождением и смертью,
заполненное чувствами, делами, событиями.
Дорога - это то, что уходит вдаль, и по чему можно туда ходить.
Красота - это то, что недолговечней всего на свете.
Бедность - 1. Это то, что презирают богатые и чем
гордятся бедные.
2. Это то, что не жалко потерять.
Столпотворение - это то, что наступит, когда будет уже некуда
идти, нечего делать и не о чем говорить.
Чертополох - переполох, созданный чертом.
Кочерыжка - 1. Капустный скелет.
2. Существо, которое предпочитает прятаться
в капусте.
3. Это то, до чего раздевают, и обратно
потом не одевают.
Смерть - 1. Это то, о чем трудно говорить, не испытав этого, а
тот, кто это испытал, рассказать уже не сможет.
2. Это то, чему два раза не бывать, а один не миновать.
3. Это все, кроме жизни.
Фонарь - глаз темноты. Темнота без фонаря слепа.
Время - 1. То, чего не замечаешь, но чувствуешь, когда его нет.
2. Это то, что постоянно убивают, а оно живет.
3. Это пройденный путь жизни, разделенный на
скорость существования.
Пессимист - человек, отпевающий будущее.

ПОСЛЕДНЯЯ КНИГА
Если предположить, что каждый из присутствующих здесь, в Четы-
реста Сорок Восьмой, в конце концов станет профессиональным поэтом, то
имеет смысл допустить, что у каждого из присутствующих будет издано
великое множество поэтических книжек, и тогда само собой разумеется,
что одна из этих книжек, как ни горько сие сознавать, окажется
последней для каждого из присутствующих.
Интересно, а какое у нее будет название? А какое оглавление? А
каким стихотворением книга эта будет кончаться?
Попробовали предположить, допустить, вообразить - и вот что в
результате получилось.
Маша Богдановская, 12 лет. Книга "Беспамятство".
Оглавление:
1. Белая пастораль
2. Воспоминание о том, как меня учили ездить на
велосипеде М-23
3. Отсыпьте мне еще немного вечности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10