Джонатан Кэрролл: «Голос нашей тени»

Джонатан Кэрролл
Голос нашей тени



OCR Библиотека Старого Чародея , Распознавание и вычитка — Dara
«Кэрролл Дж. Голос нашей тени: Роман»: М.: Эксмо; СПб.: Домино; 2004

ISBN 5-699-04566-ХОригинал: Jonathan Carroll,
“Voice of Our Shadow”

Перевод: Михаил Кононов
Аннотация В древней европейской столице — Вене — молодой американский писатель пытается заглушить давний комплекс вины, связанный с трагической смертью старшего брата. Заводя новые знакомства, позволяя себе влюбиться, он даже не догадывается, что скоро услышит замогильный клекот заводных птиц и треск пламени из цилиндра мертвого иллюзиониста. Кэрролл ДЖОНАТАНГОЛОС НАШЕЙ ТЕНИ Моему отцу: «— Итак, она ваша. Прошу принять. — С удовольствием, сэр. С превеликим удовольствием».
Встретив стеклянный взгляд,ты останавливаешьсяи шаркаешь дальше, трясясь:попался?Заметили они меня таким,какой я есть,или опять отсрочка? Джон Эшбери (р. 1927) — американский поэт, наиболее яркий представитель т. н. «нью-йоркской школы», лауреат множества литературных премий. Его творчество отличают автореферентность, герметичность, последовательный пессимизм. Дебютировал в 1953 г. сборником «Турандот и другие стихотворения», в 1987 г. выпустил «Избранное». Цитируемое стихотворение — из сборника «Автопортрет в кривом зеркале» (1975).

Джон Эшбери. «Пьяный на пакетботе» Часть первая Глава первая Формори, Греция. Ночью мне здесь часто снятся родители. Это хорошие сны, и я просыпаюсь счастливый и свежий, хотя в них и не происходит ничего важного. Я вижу, как летом мы сидим на веранде, попивая чай со льдом и наблюдая, как по дворику прыгает наш скотч-терьер Джордан. Хотя мы разговариваем, слова остаются бесцветными и смутными, бессодержательными. Но это не важно — мы очень рады быть здесь, даже мой брат Росс.Мама, говоря, то и дело смеется или широко всплескивает руками — ее обычный жест. Отец курит сигарету, так глубоко затягиваясь, что как-то раз в детстве я поинтересовался, доходит ли дым до его ног.Как это бывает со столь многими парами, характеры моих родителей были диаметрально противоположны. Мама поглощала жизнь такими крупными порциями, какие только могла ухватить. Папа же был человеком спокойным и предсказуемым, умевшим сохранять выдержку при всех ее проделках. Думаю, единственной вещью, которая по-настоящему его огорчала в их отношениях, было осознание того, что, хотя она и любила его как мужа и как друга, всем сердцем она отдавалась обожанию двух своих сыновей. Первоначально мама хотела иметь пятерых детей, но при появлении на свет меня и моего брата роды были такими трудными, что доктор предупредил о смертельном риске, если она решится рожать еще. И мама компенсировала это тем, что изливала на нас двоих всю любовь, предназначавшуюся пятерым.Папа был ветеринаром — да он и до сих пор ветеринар. Когда они с мамой поженились, у него была успешная практика на Манхэттене, но сразу после рождения первого сына он закрыл свою консультацию и переехал за город. Ему хотелось, чтобы у детей был садик для игры и чтобы они могли спокойно выходить гулять, когда вздумается, в любое время дня.Как она поступала всегда и во всем, мама обрушила на новое жилище весь свой напор и не оставила там камня на камне. Новые краски внутри и снаружи, новые обои, перестилка полов, устранение протечек. Когда она закончила, дом превратился в надежное и уютное место, более чем просторное, светлое, теплое и безопасное, так что мы все почувствовали, что этот дом действительно стал нашим домом . Плюс ко всему этому ей еще надо было растить двух мальчиков. Позже мама говорила, что первые два года в том доме были для нее самыми счастливыми. Куда бы она ни пошла, она везде кому-то или для чего-то оказывалась нужна, а именно этого она и жаждала. С одним ребенком на руках и другим уцепившимся за юбку она звонила по телефону, готовила и не позволяла дому и нашему быту ускользнуть из-под ее контроля. Это заняло несколько лет, но под конец все в доме и работало, и сверкало. Росс пошел в школу, а меня мама научила читать, и каждый завтрак, обед и ужин, что она подавала на стол, были вкусными и всегда разными.Когда она почувствовала, что все мы в достаточной степени окружены заботой, то пошла и купила нам собаку.Мой брат рос любопытным и непоседливым, и к пяти годам уже стал чрезвычайно непослушным ребенком, из тех, кто совершает самые ужасные поступки, но всегда бывает прощен, так как взрослым кажется, что это было или не нарочно, или просто очень мило.Только-только научившись ходить, Росс частенько обшаривал весь дом в поисках того, что бы еще можно было разбить или разломать. За несколько лет он прошелся, как скорый поезд, по заводным игрушкам, пластилину и конструкторам. На шестой день рождения, во многом вопреки воле отца, мама купила Россу прибор для выжигания. Недели две брат использовал его по назначению, выжигая свое имя на каждом обломке дерева, что мог найти. Потом он выжег «РОСС ЛЕННОКС» на дубовом кресле. Мама отшлепала Росса и выбросила прибор. Это было в ее стиле: глубокая уверенность, что единственный способ воспитывать детей — это постоянно любить их, отнюдь не мешала ей отвешивать им пару шлепков, когда они того заслуживали. Никаких извинений или оправданий — если что-то натворил, получи наказание. Через пять минут она уже снова тебя обнимала и была готова сделать для тебя все на свете. Должно быть, я очень рано понял этот ее принцип, поскольку меня наказывали редко. Но не Росса — боже, нет, не Росса. Я упоминаю этот эпизод потому, что именно тогда они впервые столкнулись лбами. Росс прожег кресло, мама отшлепала его и выбросила прибор на помойку. Когда она ушла, он вытащил свою игрушку из мусора и тщательно прожег дырки в маминых дорогих и новых кожаных сапогах.Через час она обнаружила это и, к моему ужасу, спросила меня, не я ли это сделал. Я! Я лишь взирал на этих титанов бессмысленно и в трепете. Нет, это сделал не я. Конечно, она и сама это знала, но ей хотелось услышать мой ответ, прежде чем что-то предпринимать. Она пошла в комнату Росса и застала его там спокойно сидящим на кровати с комиксом в руках. Так же спокойно она подошла к его шкафу и взяла его любимую модель самолета. Потом вынула из кармана передника прибор, воткнула вилку в сеть и перед изумленными глазами Росса выжгла две дырки прямо в крыльях. Росс завыл, в комнате поднялась ужасная вонь, и повсюду разлетелись эти «сопли» плавленого пластика. Закончив дело, мама положила самолет обратно на стол и вышла из комнаты как победитель, отстоявший свой титул чемпиона.На этот раз победила она, но, становясь старше, Росс делался все умнее и хитрее. Их дуэль продолжалась, но уже на равных.Вышло так, что мой брат унаследовал мамину жизненную энергию и вкус к жизни, но желал не всего, как она, а предпочитал определенные блюда огромными порциями. Если представить себе жизнь в виде огромного пиршественного стола, то Росса интересовал на нем только паштет, но зато весь.А умение использовать людей? О, в этом он достиг непревзойденных высот. Я был величайшим в мире слабаком и не имел никаких амбиций, но за каких-то три летних месяца Росс заставил меня разбить окно в отцовском кабинете, прямой наводкой бросить камень в пчелиный улей (а сам брат наблюдал за этим через окно из дома) и отдать ему мои карманные деньги, чтобы он защитил меня от Бога, который, по словам Росса, еле-еле удерживался от того, чтобы за мое поведение низвергнуть меня, шестилетнего, в ад. У отца было старое издание «Ада» с иллюстрациями Доре, и Росс как-то показал мне их, дабы я понял, что меня ждет, если не буду платить ему за «крышу». Картинки были так страшны и в то же время так завлекательны, что после этого (в течение нескольких недель, пока не ослабли чары) я без всякого принуждения снимал книгу с полки и, глядя на картинки, радовался тому, каких ужасов я избежал с помощью брата.Я был, несомненно, его главным дурачком, но он умел охмурить едва ли не кого угодно. Росс знал, как обработать мать, чтобы она позволила ему не ходить в школу, а отца — чтобы он взял нас на бейсбол или в кино. Разумеется, иногда он попадался и получал трепку или иное наказание, но его счет (то, что он называл «счет побед и поражений») был просто удивителен, если сравнивать с большинством остальных детей.Рядом с ним я был архангел Гавриил. Кажется, я начал заправлять свою постель, едва научившись ходить, а в своих бесконечных ночных молитвах я просил Бога благословить всех, кто только приходил мне на ум, включая цирк Барнума и Бейли Цирк Барнума и Бейли — самый знаменитый американский цирк, организован в 1881 г. Ф. Т. Барнумом (1810—1891) и Джеймсом Бейли (1847—1906) в результате слияния «Цирка Купера, Бейли и компании» и барнумовского «Величайшего представления на Земле».

.У меня был хомячок в серебристой клетке, коврик с изображением Одинокого Рейнджера Одинокий Рейнджер — персонаж множества американских радио— и телепрограмм, кинофильмов, книг и комиксов. Во всех вариантах сюжета отправная точка одинаковая: молодой техасский рейнджер Джон Рейд (р. 1850) единственный остается в живых после того, как отряд попадает в бандитскую засаду; его, раненого, выхаживает индеец Тонто, после чего Рейд надевает черную маску и на верном скакуне по кличке Сильвер в одиночку отправляется вершить правый суд, помогать слабым и обиженным. Первая радиопрограмма об Одиноком Рейнджере (ее авторы — Джордж У. Трендл, Фрэн Страйкер) вышла в эфир 30 января 1933 г. в Детройте, заставкой передачи служила увертюра к опере Россини «Вильгельм Телль»; первый короткометражный кинофильм появился в 1938 г., в 1949 — 1958 гг. выходил телесериал (в главной роли — Клейтон Мур)

, а на стене висели вымпелы колледжей. Все мои карандаши я всегда держал остро заточенными, а книжки о братьях Харди «Hardy Boys»: цикл приключенческо-детективных книжек для детей и юношества, выпускающийся с 1927 г. «Литературным синдикатом Стратемейера» (Эдвард Стратемейер, 1862—1930); в 1984 г. синдикат был приобретен издательским домом «Саймон и Шустер». Главные герои цикла — восемнадцатилетний Фрэнк Харди и семнадцатилетний Джо Харди, сыновья всемирно известного детектива Фентона Харди

всегда стояли в алфавитном порядке. Одной из множества штук, которые Росс так любил вытворять, чтобы поиздеваться над моей аккуратностью, было войти ко мне в комнату и спикировать на мою заправленную кровать. Он раскидывал руки, насколько мог, и врезался в нее с максимальной скоростью. Часто какая-нибудь из деревянных распорок стонала или даже ломалась, а подушка от сотрясения взлетала в воздух. Я скулил, а он восторженно хихикал.Но само его присутствие было подарком, и потому я никогда не жаловался слишком громко. Однажды он подложил мне на подушку половину дохлой кошки с бейсбольной кепочкой на голове, а я ни одной живой душе не рассказал об этом. Я пытался делать вид, будто это наш с ним особый секрет.Его комната была напротив моей, но всегда в десять раз чудеснее. Я признаю это. Все там было вверх дном, от кроссовок на столе до радио под матрацем. Между ним и матерью то и дело вспыхивали мировые войны по поводу его комнаты, но, несмотря на все ее скандалы и угрозы, три четверти времени в комнате все было так, как хотел он. Особенно удивляло разнообразие скапливавшихся там вещей.Никаких вымпелов колледжей. Он притащил необъятную афишу фильма про Годзиллу, так что целую стену покрывали языки пламени, кровь и молнии. На другой стене располагался изодранный албанский флаг — отцовский военный трофей. На полках стояли полный комплект журнала «Знаменитые монстры кинематографа» Famous Monsters of Filmland — журнал, учрежденный в 1958 г. известным фэном и коллекционером Форестом Дж. Аккерманом (р. 1916) и посвященный классическому «кино ужасов». К слову сказать, его супруга Уэндейн Аккерман (1912—1990) в начале семидесятых перевела на английский «Трудно быть богом» Стругацких — правда, не с русского, а с немецкого

, покрытое язвами чучело скунса, все книги про волшебника страны Оз и несколько гротескных чугунных копилок, что нынче так популярны в антикварных магазинах.Он обожал ходить на городскую свалку и часами рылся в кучах металлическим прутом, откатывая в сторону то, что могло представлять интерес. Там он нашел фарфоровую табакерку, железнодорожные часы без стрелок, книгу про бумажных кукол 1873 года издания.Я помню все это, потому что недавно проснулся среди ночи после одного из тех удивительно отчетливых снов, когда все происходящее предстает в таком холодном, ясном свете, что после пробуждения чувствуешь себя в реальном мире нелепо. Как бы то ни было, во сне я был в его старой комнате и, проснувшись, схватил карандаш и бумагу и составил перечень всего, что там видел.Если комната мальчика — это расплывчатая картина того, чем он станет позже в своей жизни, то Росс стал бы торговцем антиквариатом? Клоуном? Думаю, кем-то непредсказуемым и очень необычным. Лучше всего я запомнил, как лежу на его кровати (это если он позволял мне войти в комнату — я обязательно должен был сначала постучаться) и мой взгляд скользит по книжным полкам, стенам и вещам. У меня было чувство, будто я нахожусь в некой стране или на какой-то планете, невообразимо далекой от нашего дома, от моей жизни. И, оглядев все это в сотый раз, я смотрел на Росса и радовался: ведь как бы ни был он враждебен ко мне, чужд и жесток, но он был мой брат, и мы жили в одном доме, имели одну фамилию, и в наших жилах текла одна кровь.С возрастом его вкусы изменились, но это лишь означало, что они стали еще более странными. Какое-то время он был одержим старыми пишущими машинками. У него их всегда было по три или четыре сразу — разобранные на тысячу деталей, они лежали на его письменном столе. Он вступил в клуб коллекционеров антикварных пишущих машинок и несколько месяцев писал и получал сотни писем. Обмен деталями и советами по ремонту… Иногда его просили к телефону странным, словно бы замшелым голосом откуда-нибудь из Перри, штат Оклахома, или из Гикори, штат Северная Каролина. Беседуя с этими фанатиками, Росс проявлял выдержку и уверенность сорокалетнего мастера-ремонтника.От пишущих машинок он перешел к старинным воздушным змеям, потом к собакам-шарпеям, а сразу за ними — к Эдгару Кейси и розенкрейцерам …перешел …к Эдгару Кейси и розенкрейцерам. — Эдгар Кейси (1877 — 1945): знаменитый американский ясновидящий и «христианский целитель», с которым консультировались, например, Томас Эдисон, Джордж Гершвин, Вудро Вильсон и Гарри Трумэн; предсказал обе мировые войны и биржевой крах 1929 г., и не исключено, что был не вполне шарлатаном. Розенкрейцеры здесь имеются в виду не столько исторические (немецкое мистико-алхимическое движение начала XVII в.), сколько современные: всевозможные одноименные масонские, теософские, антропософские и пр. организации XIX-XX вв.

.Можно подумать, будто он был многообещающим вундеркиндом, и до какой-то степени это так, но во всем, что не касалось его навязчивых увлечений, Росс был чрезвычайно замкнут и скрытен. Он постоянно запирал дверь в свою комнату, и, соответственно, родители подозревали его во всевозможных «делах», творящихся там. Я же твердил, что он запирается просто им назло, но меня не слушали.Дважды или трижды в неделю у них с мамой происходило генеральное сражение, причем повод мог быть любой. С ее взрывным темпераментом ему ничего не стоило вывести ее из себя (достаточно было, например, жевать с открытым ртом или не вытереть ноги), но это его не удовлетворяло. Будучи в соответствующем настроении, он стремился совсем сбить ее с толку, чтоб она, разъяренная, спотыкаясь от ярости и ничего не видя, крушила все на своем пути.Полагаю, это не так уж необычно, если «отцы и дети» все время находятся на ножах в период так называемого переломного возраста, однако в нашей семье получилось так, что мама все больше и больше проигрывала Россу и потому все недоверчивей относилась к нам обоим. Я трусливо покидал поле боя, как только чувствовал, что атмосфера накаляется, но не всегда мне удавалось сбежать. Осадки после ее громов и молний часто ранили меня тоже, и несправедливость мира казалась мне невероятной. Я знал, что я благополучный, нормальный мальчик, и знал также, что брат мой — совсем наоборот. Я знал, что он сводит маму с ума, и с готовностью понимал, почему из-за него она выходит из себя. Но чего я никак не мог взять в толк, это того, каким образом я втягиваюсь в их порой безжалостные битвы, после которых меня шлепали, или ругали на чем свет стоит, или наказывали ни за что ни про что.Отпугнуло ли это меня от жизни, заставило ли ненавидеть всех матерей, что я встречал с тех пор? Вовсе нет. Поведение Росса меня пугало, и порою до дрожи, но я был и самым благодарным зрителем из всей его аудитории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21