«Метромания»: Росмэн-Пресс; М.:; 2008
ISBN 978-5-353-03224-3
Аннотация
У врача-стоматолога Максима Кривцова необычное хобби: он фотографирует станции московского метро поздно ночью, когда уходит последний поезд и в подземке нет ни души. Но на отпечатанных фотографиях хорошо видны тени мужчин, женщин, детей… Кривцов пытается найти объяснение этой «мистической чертовщине», обращаясь к сотрудникам метрополитена, специалистам по фантомографии, физикам-оптикам.
Если бы он знал, что, рассказав этим людям о своем увлечении, он станет идеальной кандидатурой для обвинения в убийстве!
Спасаясь от ареста, Максим спускается в «преисподнюю» – в московские подземелья. Оказавшись в одной из общин (а таковых в подземке сотни), Кривцов знакомится с профессиональным нищим, вором-карманником и чудиком-ученым. От них и других представителей «андеграунда» Максим узнает о метро то, о чем большинство из нас, каждый день проводящих в подземке по несколько часов, и не подозревает.
Ирина Майорова
Метромания
Автор благодарит сотрудников и ветеранов столичного метрополитена,
а также коллектив Музея московского метро за помощь в сборе материала для этой книги
Не многое на свете долго бывает важным.
Эрих Мария Ремарк
Мне чудится порой, метро – огромный склеп,
Где бродят души умирающих на время…
Ankel-ru. Livejournal
Странные фотографии
Макс влетел в прихожую, будто за ним гнались. Андрей даже выглянул на пл о щадку – убедиться, что там никого нет. На часах шесть двадцать утра – самое время для визитов.
– Кривцов, ты че ваще?! – проорал хозяин в спину непрошеного гостя. – Замок чуть не выломал! Я даже ключ до конца повернуть не успел!
Пока приятель возмущался, Макс у с пел ворваться в комнату и теперь шарил в своем бездонном рюкзаке.
– Блин, где же это? А, вот! – Ранний визитер с победным видом потряс п е ред носом хозяина толстым конвертом. – Ты утверждал, что кадры, сделанные на цифру, не доказательство! Говорил про всякие технические прибамбасы, как одно изображение накладывается на другое… Говорил?
– Да успокойся ты! – Андрей сделал шаг назад и слегка хлопнул ладонью по конверту из жесткого крафта, что так и порхал у него перед носом на манер крыла гигантской бабочки – вверх-вниз, вверх-вниз.
– Нет, ты, Рюш, прямо скажи: было такое?
– Ну, было.
– Я тогда, между прочим, сильно об и делся: ты ж меня, типа, в мошенники з а писал.
Андрей ошалел:
– Сбрендил?! При чем тут мошенн и ки?!
– Ну как же? – Макс ехидно прищ у рился и быстро, как китайский болва н чик, покачал головой. – На этом самом месте стоял, нудел: мол, на компе л ю бой дурак может кадр так отретушир о вать, что фигуры в силуэты превратя т ся, а потом эти силуэты в другой кадр перебросить.
– Хорош, надоело! Чего принес? В ы кладывай!
Макс достал из конверта десятка два снимков и принялся раскладывать их на столе:
– Иди, смотри. Сделаны папашкиным ФЭДом шестидесятых годов. Станция «Новослободская». Два часа ночи. В ы держка максимальная, ручная, если ты, дитя мыльниц и цифровой автоматики, что-то в этом понимаешь.
На снимках были запечатлены разные уголки подземного вестибюля не так давно отреставрированной станции «Новослобод ская». Вестибюль был бе з люден и пуст, если, конечно, не считать теней, которые присутствовали на ка ж дом снимке и сквозь которые просвеч и вали и знаменитые витражи художника Корина, и лестничный переход на «Ме н делеевскую», и замершие ленты эскал а торов. Присмотревшись, Андрей увидел, что тени – это силуэты людей, причем не каких-то аморфных, без пола, возра с та и социальных признаков, а самых что ни на есть реальных. Стоявшая боком к одному из витражей пышноволосая д е вушка прижимала к груди толстую папку.
Шахов взял снимок в руки, поднес к лампе и в ярком свете смог различить легкий профиль, будто нарисованный поверх вазонов с экзотическими цвет а ми тонкой колонковой кисточкой. Сло в но взял кто-то полупрозрачную серую краску и филигранно нанес вздернутый носик, слегка скошенный подбородок, тонкую шею, высокую грудь… Вот ни ж нюю ступеньку лестницы оккупировала тень старушки, пытающейся втащить огромный баул на колесиках, из котор о го торчат тонкие прутики-саженцы. Пр а вая нога Родины-матери, занявшей вм е сте с тянущим вверх ручонки младенцем весь торец вестибюля, показалась пон а чалу просто размытой. Но нет! Голую, тщательно выложенную мозаикой сту п ню и толстую, тумбообразную голень тоже перекрыла тень – широкоплечего мужчины с несоразмерно маленькой г о ловой.
Пока Андрей рассматривал фотогр а фии, Макс нетерпеливо, как застоявши й ся конь, перебирал ногами. Каким тр у дом далось ему молчание, стало ясно, когда он начал говорить. Голос прозв у чал хрипло, будто кто-то сдавил горло:
– Что скажешь?
Пальцы Андрея сами потянулись к кадыку – оттянули и резко отпустили кожу на адамовом яблоке. Есть у Шахова д у рацкая привычка – в минуты растеря н ности или озабоченности истязать эп и дермис. Он покачал головой:
– А что тут можно сказать?
– То-то и оно, братан Рюша! – Макс принялся возбужденно мерить шагами комнату, натыкаясь то на угол дивана, то на острый край стола. – Если бы я сн и мал, когда пассажиры были, ходили т у да-сюда, тогда другое дело. Тогда п о нятно, откуда тени. Но только они с о всем другие. Размазанные, вытянутые в сторону, противоположную движению. И самое главное – цветные! Ну как будто на только что нарисованную акварелью картинку положили стекло, а потом сдвинули. Понимаешь? А тут… Ты п о смотри, посмотри внимательно! – Макс схватил со стола несколько фотографий и, встав рядом с другом, стал быстро перебирать глянцевые листы: – Зам е тил? Все разные! На одной фотке даже ребенок есть. Сейчас найду.
Действительно, на одном из снимков можно было разглядеть мальчика, кот о рого держала за руку мама. Сквозь них просвечивали ступени эскалатора.
Андрея обдало холодом. Так бывает, когда лютой зимой в жарко натопленной деревенской избе вдруг кто-то настежь распахивает заиндевелую дверь. Шахов зябко передернул плечами и зачем-то оглянулся.
Макс посмотрел на друга понимающе:
– Меня, когда я эту фотку напечатал, знаешь какая жуть взяла! От других тоже холодом веет, но с мальчишкой – аж зубы заклацали… Проявлять пленку и снимки печатать пришлось на даче, там у бати целая фотолаборатория. Он ци ф ровиков не признает, снимает плено ч ным «Кеноном». И печатает всегда сам. Я решил папашкиному примеру посл е довать, ведь в любой фотостудии эти тени сочли бы за брак… Короче, когда все фотки просмотрел и сушиться пр и строил, вышел я из темнушки – и чуть от страха коньки не отбросил. Вдруг п о нял, что я один во всем поселке, а до ближайшей деревни, чтоб с живыми людьми, несколько километров. Еле д о ждался, когда рассвело, – и бегом на станцию, на первую электричку. На в о кзал приехал – и сразу в метро. Как раз к открытию успел. Заодно на «Киевской» с теткой-дежурной поговорил. Вообще чума! Хорошо, у меня психика крепкая, а то б прямо оттуда – и в Ганнушкина.
Андрей, чувствуя, как покрывается липкой испариной, разозлился – пре ж де всего на себя:
– Хватит уже спецэффектов! Что за кино?! Давай быстро про тетку – и я спать, если ты не против.
Приблизив свое лицо к лицу друга, Макс перешел на шепот:
– Понимаешь, Андрюх, пока вниз ехал, и в мыслях не было кому-то фотки показывать. Ну, до того, как ты посмотришь…
А с последней ступеньки эскалатора соскочил – и ноги сами повернули к старушенции, что в будке сидит. Фотки достаю, прошу: мол, посмотрите, может, вы что-либо подобное видели… А сам думаю: пошлет сейчас… Типа, дежурный справок не дает. Нет, очки, в которых была, сняла, другие достала, нацепила и стала рассматривать. Все перебрала и мне протягивает: «Ты про тени, что ли? Тоже мне, удивил! Я их и живьем, когда в ночную дежурю, вижу». Я обалдел: «Как это живьем?» А она как распсихуется: «Да так! Последний пое зд отходит, станцию перекрывают – они и начинают шастать. Когда близко проходят – аж щекам щекотно. Будто птица крылом махнула или сквозняк. Покойники это, которые в метро погибли. Ведь редко кого из-под колес целехоньким вытаскивают, все больше по частям. А поди-ка все собери. Вот они и ходют ночью, кусочки своей плоти ищут. А есть и такие, кого смерть наверху, на земле, настигла, и похоронили их целехонькими, а вот души по сей день на части рвутся: из-за вины перед теми, кто жить остался, из-за долгов неоплаченных, из-за тревоги за близких. Где, скажи на милость, им до обретения вечного покоя приют находить? Лучшего места, чем метро, и нет…» Тут я в лицо ей посмотрел, и оторопь меня взяла. Стекла у очков толстенные, глаза огромные, как елоч ные шары. А улыбка такая… сумасшедшая, словом. Я фотки у нее вырвал – и в поезд. – Макс перевел дух и продолжил: – Тетка эта, ясное дело, хрень гнала. Ну, про покойников. Тюкнутая, точно. Как только таких в дежурные берут… Но должно же быть моим снимкам разумное объяснение! Ты у нас материалист, вот и растолкуй, если можешь.
Андрей молча слушал, хотя все эти утренние ужасы его уже начали раздражать. Но Макса он знал хорошо: если уж тому что-то в башку втемяшилось – не отстанет. Помолчав еще немного и потеребив и без того уже красную кожу на кадыке, Шахов предложил:
– Надо физикам показать. Которые на оптике специализируются. Есть у меня один такой. В районе «Киевской», кстати, живет. Сегодня суббота – значит, дома еще, дрыхнет. Поехали!
– Че, и звонить не будем?
– Почему? Позвоним, когда из метро выйдем. Пусть поспит еще минут сорок.
Три четверти часа, проведенных в тряс ком вагоне под аккомпанемент привычных: «Осторожно, двери закрываются» и «Уважаемые пассажиры, не забывайте свои вещи», настроили Шахова на еще более скептический лад. Потому, выйдя из вагона на «Киевской», он подколол Макса:
– Сейчас посмотрим… Эксперимент номер один. Ты по какой линии перемещался? По синей?
– Ну да, по какой и сейчас ехали…
– Значит, мы у цели.
И Андрей решительным шагом направился к дежурной у эскалатора.
В этот момент сидевшая в будке женщина повернулась в профиль. Андрей возмутился:
– Да какая ж она бабка? Ей и пятидесяти нет. В самом соку, так ска…
– Это не она, – перебил Макс. – Другая была. Совсем другая. Сменилась, что ли?
– Колись, сочинил про тетку, а? Не знал же, что мы с тобой тут сегодня окажемся, вот и толкнул мне байду.
– Ничего я не сочинял! Другая была, с улыбкой и в очках.
Если бы Макс обиделся или обозлился, у Шахова сомнений бы не осталось: наврал. Но тот стоял, уставившись на женщину неподвижным взглядом, и талдычил:
– Совсем другая, я ж помню.
– Щас спросим, куда они твою очкастую любительницу страшилок дели.
Макс с трудом отлепил взгляд от стекла и перевел его на друга:
– У кого?
– Да вот у этой красотки в расцвете лет!
Схватив Макса за рукав, Андрей потащил его к будке. С дамой элегантного возраста заговорил сам:
– Доброе утро, сударыня! А не скажете ли вы…
– Дежурный у эскалатора справок не дает, – глядя не на обратившегося к ней Шахова, а на стоящего молча за его плечом Кривцова, выдала дежурная фразу из инструкции. Однако сделала это с такой приветливой улыбкой, что, покажи ее сейчас без звука по телевизору и попроси зрителей озвучить героиню, они наверняка вложили бы в накрашенные перламутровой помадой уста что-то вроде: «Утро, судари, и впрямь прекрасное. Я вся внимание».
В течение следующих пяти минут выяснилось, что блондинка сидит в своей будке с полшестого и никуда не отлучалась. Что подходящей под описание Макса бабульки в числе дежурных нет и, насколько ей известно, никогда не было.
– А может, она уборщица?
– Ну что вы! – изумилась блондинка. – У нас операторами уборочных машин женщины средних лет работают: там и сила, и выносливость нужны. Точно вам говорю: нет у нас такой сотрудницы. Мне не верите – у дежурного по станции Кологривова спросите. Вон он идет. Давайте, давайте, ребятки, или туда, или сюда, а то мне сейчас за то, что лясы с вами точу, попадет. Не положено это.
По платформе в направлении будки шествовал мужчина профессорской наружности – с аккуратными бачками, переходящими в аристократическую бородку а-ля Чехов, пышной, ухоженной, такой же седой, как и растительность на лице, шевелюрой и в очках без оправы. Принадлежность «академика» к подземке выдавала лишь синяя метрополитеновская форма.
Андрей сделал шаг навстречу:
– Здравствуйте. Вы дежурный по станции?
Седовласый сдержанно кивнул. В этом еле уловимом движении парни должны были прочесть и ответ на приветствие, и официальное представление.
– В таком случае нам очень повезло. Дело в том, что мы хотели бы с вами проконсультироваться, – как можно более почтительно продолжил Андрей.
Недаром среди друзей, знакомых и коллег маркетолог Шахов считался специалистом по мгновенному считыванию типа собеседника и умению налаживать контакт.
– Весь внимание, – сдвинул брови «ака демик».
Андрей попал в точку: давать консультации, комментировать, быть привлеченным к разрешению сложных вопросов – это сотрудник среднего звена Московского метрополитена Кологривов любил больше всего.
Но наладившийся было контакт едва не порушил Макс. С нетерпеливым воплем «Дай лучше я скажу!» он оттер друга плечом и оказался сантиметрах в сорока от «академика» – что называется, грудь в грудь.
Кологривов дернулся и сделал два шага назад. Высокомерную сосредоточенность на холеном лице как ветром сдуло – теперь на нем читались раздражение и брезгливость.
«Да он, оказывается, категорически не переносит вторжения в свое личное пространство, – отметил про себя Андрей. – Как же господин Кологривов, интересно, по утрам на работу ездит? На личном транспорте? А если потребуется в час пик по станции пройтись, когда народ снует туда-сюда, наступая друг другу на ноги и пихаясь?..»
Кологривов между тем уже перебирал фотографии. Закончив тасовать глянцевые листки, грозно взглянул на Макса:
– И что вы хотите от меня услышать?
– Ну, вот эти тени – откуда они? – Макс протянул руку за снимками, но Кологривов быстро убрал стопку за спину.
– Ни каких теней там нет. – Для убедительности Кологривов решительно помотал головой. – Все эти серые разводы – следствие некачественных реактивов или брака бумаги. Сам по молодости фотографией увлекался, знаю. А вы, молодой человек, ответьте мне на один вопрос: каким образом вам удалось проникнуть ночью на станцию? Вы знаете, что метро – это стратегический объект и нахождение здесь в не урочное время грозит суровым наказанием?
С ответом Максу пришлось повременить: к станции с обеих сторон подходили поезда – грохот поднялся такой, что пришлось бы орать, срывая связки. Дождавшись, когда составы «пришвартуются» и откроют двери, Макс пренебрежительно махнул рукой (этот жест Кологривов воспринял как личное оскорбление):
– Да ладно вам! Скажете тоже! Ну спалили меня однажды тетки, которые за дефектоскопом по рельсам ночью шастают, стукнули ментам. Те документы у меня проверили и наверх турнули – и все. Хотели сперва бабок срубить, но я попросил назвать мне статью в административном кодексе, которую я нарушил, и размер штрафа в МРОТ – ну так сразу и отпустили.
– Уверяю вас, на этот раз вы так легко не отделаетесь. А снимки эти, – вдохновенно потряс пачкой Кологривов, – послужат нам доказательством. Правила нахождения в метро фотосъемку категорически запрещают.
Загрохотали, отправляясь от платформы, поезда. После полуминутной паузы, когда вагоны скрылись в тоннеле, унеся с собой грохот и клацанье, Макс назидательно выставил вверх палец и поправил Кологривова:
– Видеосъемку. И то не категорически, как вы изволили выразиться, а без разрешения администрации. Если деньги по прейскуранту заплатил – триста, что ли, баксов за час, – договор составил, то снимай сколько хочешь. А о фотосъемке в ваших правилах ни гугу. Или запрет избирательно действует? Когда иностранные туристы все уголки и закоулки на старых станциях общелкивают, работники метрополитена по вестибюлям передвигаются на полусогнутых – как бы перед объективом не оказаться, кадр не попортить… Или вы по-прежнему, – Макс добавил в голос праведного гнева, – живете по законам совка: что позволено иностранцам, нашему гражданину запрещено?! Отдайте фотографии!
Выпад был для Кологривова полной неожиданностью. Он покорно протянул снимки и вознамерился было уйти, но на его пути встал Андрей:
– Уважаемый… извините, не знаю вашего имени-отчества… вы уж не сердитесь на моего друга. Сегодня утром, вот прямо тут, на вверенной вам станции, он пережил глубокое потрясение.
Взяв Кологривова под локоть, Андрей почувствовал, как тот напрягся – согнутая рука буквально окаменела. Но маркетолог хватку не ослабил. Элементарные навыки в психологии и личный опыт диктовали именно такой стиль поведения:
1 2 3 4 5