Ромуло Гальегос
Донья Барбара
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I. С кем мы идем?
Вверх по Арауке, вдоль ее обрывистого правого берега, идет барка.
Двое шестовых продвигают ее вперед медленными, усталыми движениями каторжников на галерах. Их бронзовые потные тела, нечувствительные к палящему солнцу, едва прикрыты грязными, закатанными выше колен штанами. Они по очереди погружают в илистое дно реки длинные шесты и, упираясь в них мускулистой грудью и напрягая все силы, толкают барку вперед, как бы шагая размеренной, утомленной поступью от коса к корме. Пока один, навалившись на шест и перебирая на месте ногами, лишь прерывисто дышит, другой, возвращаясь на нос барки и отводя нависшие над головой ветви, успевает бросить несколько фраз в продолжение бесконечной беседы, скрашивающей непосильный труд, или, шумно вздохнув, спеть небеззлобную припевку о тяготах жизни шестового, лигу за лигой преодолевающего течение.
Баркой правит хозяин, знаток больших рек и протоков апурейской равнины. Сжимая правой рукой руль, он зорко следит за течением реки, минуя опасные водовороты и притаившегося в ожидании добычи каймана .
На барке – двое пассажиров. Одни из них – молодой человек – расположился под навесом. Статная, хотя и не атлетическая фигура, энергичные и выразительные черты лица придают ему молодцеватый, даже несколько надменный вид. Наружность и одежда говорят о том, что это – горожанин, привыкший заботиться о своей внешности. Проплывающие мимо пейзажи, видимо, вызывают в нем противоречивые чувства: иногда его горделивое лицо оживляется и в глазах вспыхивает восторг, но тут же брови хмурятся, а уголки рта разочарованно опускаются.
Его попутчик – одна из тех подозрительных личностей с азиатскими чертами лица, при виде которых невольно веришь, что на американскую почву бог весть когда и как упали монгольские семена. Он принадлежит к числу людей низменных, жестоких и мрачных, совсем не похожих на обитателей льяносов. Расположившись поодаль от навеса, он прикинулся спящим, но хозяин и шестовые ни на секунду не выпускают его из виду.
Ослепительное полуденное солнце искрится в желтых водах Арауки и в листве прибрежных деревьев. Справа в просветах, временами разрывающих гущу зарослей, виднеются кальсеты бассейна Aпуре: участки, обрамленные чапарралем и пальмовыми рощами, слева – отмели обширного бассейна Арауки: простирающиеся до самого горизонта пастбища, на зеленом ковре которых кое-где вырисовываются черные пятна пасущихся стад. В глубокой тишине с раздражающий однообразием слышатся шаги шестовых. Время от времени хозяин подносит ко рту большую раковину. Он извлекает из нее хриплый, жалобный звук, постепенно замирающий в глубине безмолвных просторов; и тогда в прибрежных зарослях поднимается тревожный гомон ченчен , а порой из-за поворота реки доносятся торопливые всплески: это прыгают в воду пригревшиеся на залитом солнцем берегу кайманы – грозные владыки широкой немой и дикой реки.
Полуденный зной усиливается; от теплой воды, рассекаемой баркой, исходит запах гнили. Шестовые уже не поют песен: тягостное безмолвие равнины передалось людям.
– Подъезжаем к стоянке, – сообщил хозяин пассажиру под навесом, указывая на гигантское дерево у самой воды. – Здесь вы можете спокойно позавтракать и вздремнуть после еды.
Подозрительный пассажир приоткрыл узкие глазки и пробормотал:
– Отсюда до Брамадорского брода рукой подать, вот уж там-то и впрямь найдется где отдохнуть.
– Барка в распоряжении сеньора, – сухо заметил хозяин, указывая на молодого человека под навесом, – а его не интересует стоянка у Брамадорского брода.
Взглянув на хозяина, раскосый ответил вязким и тягучим, словно болотная тина, голосом:
– Можете считать, что я ничего не говорил, хозяин.
Сантос Лусардо быстро обернулся: он забыл о существовании этого человека и только теперь узнал его своеобразный голос.
Впервые довелось ему услышать этот голос в Сан-Фернандо, в закусочной. Завидев его, один из пеонов-скотоводов, толковавших о своих делах, внезапно умолк, а затем, когда Сантос отошел подальше, сказал:
– Вот он.
Второй раз Сантос слышал его на постоялом дворе. Удушливая ночная жара выгнала его из дома в патио . Двое мужчин покачивались в гамака ч под навесом галереи, и один из них, рассказывая какую-то историю, заключил ее словами:
– Я только приставил копье. Остальное сделал сам покойник: он лез на него так, словно ему пришлось по вкусу холодное железо.
И последний раз – накануне вечером. Видя, что лошадь еле держится на ногах от усталости, Сантос решил заночевать в заезжем доме на переправе через Арауку, а утром продолжить путь на барке: на нее как раз в это время грузили кожи, предназначенные к отправке в Сан-Фернандо. Законтрактовав суденышко и назначив выезд на рассвете, он лег спать, и уже сквозь сон до него донесся все тот же голос:
– Ступай вперед, приятель, а я погляжу, не удастся ли примазаться на барку.
Только сейчас между этими тремя эпизодами возникла ясная и четкая связь, и Сантос Лусардо сделал вывод, который заставил его изменить цель своей поездки в штат Араука:
«Этот человек преследует меня от самого Сан-Фернандо. Его лихорадка не больше, чем уловка. Как я не догадался об этом сегодня утром?»
Действительно, на рассвете, когда барка уже готовилась отчалить, на берегу появился этот тип. Зябко кутаясь в накидку, он обратился к хозяину:
– Приятель, не согласитесь ли уступить одно местечко? Необходимо добраться до Брамадорского брода, а меня трясет лихорадка, не могу сидеть в седле. Заплачу как полагается, а?
– Сожалею, дружище, – ответил видавший виды льянеро , бросив на него проницательный взгляд. – Ничем не могу помочь: барка нанята сеньором, а он желает ехать один.
Но ничего не подозревавший Сантос Лусардо не обратил внимания на выразительные подмигивания хозяина и согласился взять незнакомца с собой.
Теперь Сантос незаметно наблюдал за ним и мысленно спрашивал себя: – «Что у него на уме? Устроить мне западню? Если так, то у него уже была не одна возможность осуществить свои намерения. Готов поклясться, он из шайки Эль Миедо. Сейчас уточним».
И, не долго думая, громко спросил:
– Вы, хозяин, случайно не знаете знаменитую донью Барбару, о которой так много говорят в Апуре?
Шестовые боязливо переглянулись, а хозяин, немного помолчав, ответил на этот вопрос как и подобает осторожному льянеро:
– Что я могу сказать, молодой человек? Я не здешний.
Лусардо понимающе улыбнулся; и все же, не теряя надежды вывести на чистую воду подозрительного попутчика и не сводя с него глаз, добавил:
– Говорят, это ужасная женщина, глава целой шайки разбойников, безнаказанно убивающих всякого, кому вздумается Рука хозяина, лежавшая на руле, вздрогнула, барку сильно тряхнуло, и тут же один из шестовых, обращаясь к Лусардо и указывая в сторону правого берега, где на песке виднелось что-то бурое, похожее на выброшенные из воды корявые бревна, воскликнул:
– Смотрите, сколько кайманов! Вы хотели пострелять в них.
Снова на губах Лусардо появилась понимающая улыбка, по он встал и прицелился из карабина. Пуля пролетела мимо, а кайманы бросились в реку, вздымая кипящую пену.
Глядя, как они погружаются в воду целыми и невредимыми, подозрительный пассажир, не проронивший ни звука, пока Лусардо расспрашивал хозяина, пробормотал с легкой усмешкой:
– Ушли целехоньки, только хвостом махнули, а ведь их было порядочно!
Лишь хозяин понял до конца смысл этих слов и оглядел пассажира с головы до ног, словно по внешнему виду хотел определить, как далеко могут зайти намерения человека, бросившего такую фразу. Но тот, сделав вид, будто ничего не заметил, встал и блаженно потянулся:
– Ну что ж, вот и стоянка. И лихорадка моя утихла, – видно, потом вышла. А как трясла! Жаль, кончилась.
Пока барка причаливала к месту полдневного отдыха, Лусардо сидел, погрузившись в мрачное раздумье.
Спрыгнули на землю. Шестовые вбили в песок кол и закрепили барку. Неизвестный углубился в лесную чащу, и Лусардо, провожая его взглядом, спросил хозяина:
– Вы его знаете?
– Нельзя сказать, что знаю: я сталкиваюсь с ним впервые. Но, судя по приметам, – мне довелось слышать разговоры здешних льянеро, – догадываюсь, что это и есть тот самый, кого называют Колдуном.
– Вы не ошиблись, хозяин, – вставил один из шестовых. – Это он.
– Что же это за птица? – продолжал Лусардо.
– Думайте о нем самое дурное, что только можно вообразить о ближнем, да прибавьте еще малость – и будет в самый раз, – ответил хозяин. – Он пришлый. Гуате, как мы их здесь называем. Поговаривают, будто разбойничал он в Сан-Камильском лесу. Потом – с тех пор много воды утекло – спустился оттуда и, перебираясь из имения в имение вдоль Арауки, осел наконец у доньи Барбары. Там и работает по сей день. Недаром говорится: бог создаст, а уж дьявол сведет… кого с кем следует. А Колдуном его называют за его занятие. Он лошадей ворожбой приманивает. К тому же уверяют, будто знает он тайное слово и вылечивает от паразитов хоть коня, хоть корову. Но, по-моему, настоящее-то его ремесло другое, то самое, о котором вы только что помянули. Ей-богу, я из-за вас чуть барку не перевернул. Одним словом, любимый подручный он у доньи Барбары, вот что.
– Я так и думал.
– Зря вы пустили его на барку. Вы человек молодой, не здешний, так позвольте дать вам совет: никогда не берите человека в попутчики, если не знаете его как свои пять пальцев. И уж раз вы выслушали этот совет, я вам дам еще один, потому что чувствую к вам расположение. Остерегайтесь доньи Барбары! Вы едете в Альтамиру, а ведь Альтамира для нее все равно что смежная комната. Сейчас-то я могу сказать вам, что знаю ее. Эта баба сгубила многих мужчин. Кто не пьянеет от ее чар, того она зельем опаивает или снимает с него веревкой мерку, опоясывается той веревкой по бедрам, а потом делает с человеком, что ей вздумается, потому что и в колдовстве она сведуща. А уж если кто ей поперек дороги встанет, ну, тут она и глазом не моргнет, чтобы навсегда убрать его со своего пути. Вы точно сказали. Для таких-то поручений и находится при ней Колдун. Уж не знаю, по каким делам вы заехали в эти края, однако нелишне еще раз напомнить: ходите да оглядывайтесь. На совести этой женщины целое кладбище.
Сантос Лусардо задумался, и хозяин из опасения, что сказал больше, чем следовало, прибавил успокаивающе:
– Конечно, надо и то учесть: люди болтают много лишнего, а потому не всякому слову верь. Не мне судить, но льянеро от рождения врун; даже когда правду говорит, такое навертит, что от правды одна ложь остается. К тому же сейчас и беспокоиться нечего: нас четверо, есть винтовка, да и Старичок с нами.
В продолжение этого разговора Колдун, укрывшись за песчаным холмиком на берегу, внимательно вслушивался в беседу и неторопливо, как делал все, закусывал вынутыми из дорожного мешка припасами.
Между тем шестовые расстелили под деревом накидку Лусардо, поставили чемодан с продуктами и затем принесли с барки свою еду. Хозяин подсел к ним и, пока все предавались скромной трапезе под тенью парагуатана , рассказывал Сантосу случаи из своей жизни, прошедшей на реках и протоках равнины.
Наконец, побежденный полуденным зноем, он замолчал, и долго лишь легкий плеск речной волны о барку нарушал воцарившийся покой.
Обессиленные усталостью, шестовые повалились навзничь и тут же захрапели. Лусардо прислонился к дереву и, ни о чем не думая, удрученный окружавшим его диким одиночеством, отдался во власть послеобеденного сна. Когда он проснулся, хозяин, бодрствовавший все это время, заметил: – Долгонько же вы спали!
День клонился к вечеру, и над Араукой потянуло свежим ветерком. На широкой глади реки проступили сотни черных пятен: бабасы и кайманы, недвижные, убаюканные нежным прикосновением мутных теплых волн, дышали, выставив из воды корявые, точно колоды, спины. Вот на середине реки появился гребень огромного каймана, вот он и весь поднялся из воды и медленно приоткрыл чешуйчатые веки.
Сантос Лусардо, решив исправить недавний промах, схватил винтовку и вскочил на ноги, но хозяин удержал его:
– В этого не стреляйте!
– Почему?
– Потому… потому что, если вы в него попадете, нам отомстит за него другой, а если промахнетесь, то он сам. Ведь это Брамадорский Одноглазый, его Пуля не берет.
И так как Лусардо настаивал на своем, хозяин повторил:
– Не стреляйте в этого каймана, молодой человек, послушайтесь меня!
При этом хозяин метнул быстрый взгляд в сторону росшего у самой воды дерева. Сантос оглянулся и увидел Колдуна, – он сидел, прислонившись к стволу, и, казалось, спал.
Тогда Сантос отложил винтовку, обошел дерево и, встав перед Колдуном, строго спросил:
– А вы, оказывается, любитель подслушивать?
Колдун медленно, совсем так, как это сделал кайман, открыл глаза и спокойно ответил:
– Я любитель обдумывать свои дела молча, вот и все.
– Хотел бы я знать, что это за дела, которые вы обдумываете, притворяясь спящим.
Выдержав пристальный взгляд Лусардо, Колдун сказал:
– Сеньор прав. Свет велик, всем хватит места, и незачем мешать друг другу. Что ж, прошу простить, что я прилег здесь.
Он отошел подальше и растянулся на спине, подложив под голову сцепленные руки.
Хозяин и шестовые, пробудившиеся при первых же звуках голосов с той быстротой, с какой человек, привыкший спать среди опасностей, переходит от глубокого сна к настороженному бодрствованию, выжидательно следили за этой короткой сценой.
– Мм-да! А нашего франтика как будто не страшат призраки саванны, – пробормотал хозяин.
– Если вы согласны, хозяин, мы можем ехать дальше, – тут же обратился к нему Лусардо. – Отдохнули достаточно.
– Я готов, – промолвил тот и повелительно бросил Колдуну: – Подъем, приятель! Отчаливаем!
– Спасибо, сеньор, – проговорил Колдун, не меняя позы. – Премного обязан, что согласны довезти меня до конца, но я могу пройти остаток пути и пешком. Тут мне до дому близехонько. Я. не спрашиваю, сколько я должен вам за проезд: люди вашего положения не имеют привычки брать плату за милости, которые оказывают беднякам. Зато я всегда в вашем распоряжении. Меня зовут Мелькиадес Гамарра, к вашим услугам. Желаю вам Доброго пути. Так-то, сеньор!
Сантос уже направился было к барке, но хозяин, пошептавшись с шестовыми и решив предотвратить возможные неприятности, остановил его:
– Не торопитесь. Я не допущу, чтобы этот человек остался у нас за спиной здесь, в лесу. Или он уйдет первым, или пусть едет с нами.
Колдун, обладавший тончайшим слухом, уловил эти слова:
– Не бойтесь, хозяин, я уйду прежде, чем вы отчалите. И спасибо вам за добрые слова обо мне. Я все слышал.
Сказав это, он встал, взял с земли свою накидку, взвалил па спину вещевой мешок – все с непоколебимым спокойствием – и пошел по открытой саванне, начинавшейся за прибрежными зарослями.
Лусардо и хозяин поднялись на барку. Шестовые отвязали ее, столкнули с мели, прыгнули на палубу и взялись за шесты. Хозяин, уже положив руку на руль, вдруг обратился к Лусардо с запоздалым вопросом:
– Извините мое любопытство, вы ведь хороший стрелок?
– Судя по всему, никудышный. Настолько, что вы даже не захотели дать мне выстрелить второй раз. Хотя, надо сказать, в другое время я бывал удачливее.
– Охотно верю! – воскликнул хозяин. – Вы стрелок неплохой. Я это сразу понял по тому, как вы вскидываете винтовку. А вот видите, что получилось? Пуля-то шлепнулась саженях в трех от кайманов.
– Бывает, и от хорошего стрелка заяц удирает.
– Это так. Но тут причина другая. Вы промахнулись потому, что человек рядом с вами не хотел, чтобы вы попали и кайманов. Дай я вам выстрелить второй раз, было бы то же самое.
– Колдун, что ли? Вы серьезно верите в сверхъестественную силу этого человека?
– Вы еще молоды и многого не знаете. Колдовство существует. Если бы я рассказал вам одну историю про этого человека… Пожалуй, я так и сделаю, чтобы вы знали, как себя вести в случае чего.
Он выплюнул табачную жвачку и уже приготовился начать, как вдруг один из шестовых перебил его:
– Хозяин, мы плывем одни!
– И правда, ребята. Проклятый Колдун, попутал-таки, нечистый. Поворачивай назад.
– Что случилось? – полюбопытствовал Лусардо.
– Старичок остался на берегу!
Барка вернулась к месту недавней стоянки. Хозяин снова взялся за руль и громко спросил:
– С кем мы идем?
– С богом! – откликнулись шестовые.
– И с пресвятой богородицей! – добавил хозяин и объяснил Лусардо: – Вот какого Старичка забыли мы на земле. На здешних реках, когда отправляешься в путь, не забывай бога! Здесь на каждом шагу человека подстерегает опасность, и если Старичка нет на барке, хозяин не может ехать спокойно. Иной раз кайман так притаится, что и пузырьков на воде не заметишь. Тембладоры и райя тоже всегда начеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31