И я — мне не стыдно в этом сознаться — с трудом, будто проглотив комок в горле, сказал:
— Ты прав, Уильям.
Чуть замявшись, кивнул в знак согласия и Кристофер. В голубых глазах Филиппа застыло изумление. Тони, вынув зеркальце, с нарочитым старанием подвела бровь и произнесла глухим голосом:
— Ну, и кто же из нас сделал это? Уильям сухо рассмеялся.
— Кто бы это ни был, все равно он… или она в этом не признается.
И тогда я внёс предложение, которое при всей своей нелогичности, безнравственности и бессмысленности казалось мне, да и сейчас кажется, самым разумным выходом из того ужасного положения, в которое мы попали. Я сказал:
— Послушайте, я на тридцать лет старше любого из здесь сидящих, и я, с вашего позволения, выскажу своё мнение по поводу этого происшествия. Все мы связаны дружескими узами, и я не ошибусь, если скажу, что всем нам хотелось бы уладить это дело без лишних жертв. Роджер мёртв, и смерть ещё одного человека не поможет ни ему, ни кому-либо из нас. Тот, кто убил его, совершил тяжкое преступление, которое я лично не могу простить. Но это отнюдь не означает, что я хочу видеть, как он… — тут я запнулся, — или она умрёт позорной смертью. Я не верю во все эти лицемерные разглагольствования об искуплении вины. Мне кажется, что это само по себе очень похоже на преступление. Поэтому я предлагаю: если тот, кто совершил это преступление — кто бы он ни был, — сейчас нам признается, мы представим смерть Роджера как самоубийство и ни одна живая душа никогда не узнает правды. Мы должны поклясться. Но сделаем мы это при одном условии: убийца исчезнет из нашего общества и никогда больше не покажется нам на глаза.
На миг воцарилось молчание. Нарушил его Уильям, который сказал с не свойственной ему теплотой:
— Иен, вы сделали сейчас то, на что я бы никогда не решился.
— Ну как, все готовы дать клятву? — спросил я. Мёртвая тишина повисла в каюте. Кто признается?
Кто? Сердце стучало молотом. Я почувствовал, как мой лоб покрылся испариной.
Сделав над собой усилие, я продолжал:
— Прошу каждого обещать хранить молчание обо всем, что он здесь услышит.
Никто не ответил, и я продолжал:
— Ладно. Первым начну я. Клянусь, пока я жив, не разглашать признание, которое сделает здесь один из нас. Если кто-нибудь не хочет присоединиться к этой клятве, он должен заявить об этом сразу.
Никто не произнёс ни слова.
— Значит, все согласны, — заключил я. — Теперь я попрошу всех по очереди повторить клятву… или признаться.
Дрожащим пальцем — я видел, как он дрожал, — я указал на Тони.
— Ну что ж, начнём с Тони, — произнёс я. — Тони, обещаете ли вы хранить тайну?
Наши взгляды скрестились. Глаза её сверкнули. Тут я впервые увидел, сколько воли в лице этой девушки.
— Разумеется, обещаю? — как бы отмахнувшись, произнесла она. — А вы что, ожидали иного?
У кого-то вырвался еле уловимый вздох облегчения. Итак, Тони вышла из игры… Как в лихорадке я двинулся дальше.
— А вы, Филипп? — спросил я.
Он весь как-то сразу обмяк. Я увидел, что Тони, обернувшись, смотрит ему прямо в лицо. Пожав плечами, он с кислой улыбкой ответил:
— Обещаю.
Тони схватила его за руку, но они оба сразу же выпали из поля моего зрения.
Кто же остался? Кристофер, Уильям и Эвис.
— Теперь вы, Кристофер, обещаете вы хранить тайну?
— Обещаю, — спокойно ответил Кристофер. Его худое тёмное лицо было полно решимости. Трое поклялись, и теперь сделать признание могли только Уильям или Эвис. Но не Уильям же в самом деле? Я старался совладать со своим волнением. Уильям, поглаживая свой квадратный подбородок, пытался поймать мой взгляд.
— Вы обещаете, Уильям?
— Да. Обещаю, — отчеканил он. Его голос звенел, как металл. Мало-помалу до моего сознания дошло значение его слов, и я до боли впился ногтями себе в ладони. По каюте пронёсся шумок.
Холодея от страха, я повернулся к Эвис, сидевшей слева от меня. Она перестала всхлипывать, но все ещё продолжала закрывать лицо руками. У меня подкосились колени и бешено забилась жилка на шее.
— Эвис? — шёпотом произнёс я.
Она подняла своё заплаканное лицо. Все как один подались вперёд.
— Обещаю молчать, — произнесла она и добавила с жалкой улыбкой: — Только теперь, по-видимому, это не имеет ровно никакого значения.
Обстановка разрядилась. С чувством глубокого облегчения я закрыл глаза и, словно сквозь сон, услышал гортанный смех Тони, от которого всем стало как-то легче. Только что со смешанным чувством недоверия, страха и надежды мы испытующе вглядывались друг в друга, пытаясь распознать убийцу, только что мы торжественно поклялись, что тайна преступления умрёт вместе с нами, а оказалось, что тайны-то никакой и не было. Мы весело рассмеялись — это была разрядка после напряжения.
Первым опомнился Уильям.
— А все-таки один из нас — убийца, — резко бросил он. — Надо решать, что делать дальше.
Кристофер, постукивая ногой по полу, предложил:
— Я полагаю, нужно сообщить куда следует. Филипп вяло поддержал его:
— Если этот безмозглый кретин не хочет признаваться, не остаётся ничего другого, по-моему…
— …как пойти в полицию и заявить, — перебил его Уильям.
Я сделал ещё одну последнюю попытку:
— Досадно, однако, — сказал я, — что из-за одного всем нам придётся фигурировать в качестве свидетелей в деле об убийстве. А вы хорошо представляете, что это за пытка — допросы?
— Вообще это ад кромешный, — с горечью заметила Тони, — для всех без исключения.
— Ну что ж, ничего не поделаешь, — резко сказал Уильям. — Придётся все-таки заявить в полицию, чтобы они, не откладывая дела в долгий ящик, взялись за расследование. Один из нас рано или поздно будет выведен на чистую воду. И тогда он… или она (если раньше это пресловутое «или она», встречаясь в юридических документах, вызывало у меня лишь ироническую улыбку, то теперь, когда я увидел, как вздрогнула Эвис, эта оговорка прозвучала зловеще) будет приговорён к позорной смерти.
Опять повисла тяжёлая тишина. Атмосфера в каюте с низко нависшим потолком становилась напряжённой и гнетущей. Эвис начала всхлипывать. Снова раздался голос Уильяма:
— Итак, все. Поговорили и хватит. Я отправляюсь за полицией.
— А не лучше ли позвонить прямо в Норидж и попросить прислать оттуда компетентного человека? — предложил Кристофер. — А то пришлют какого-нибудь местного увальня из соседней деревушки, хлебнём тогда горя, пока втолкуем ему что к чему.
— Ладно, — согласился Уильям. — Мы трое — Кристофер, Иен и я — едем на шлюпке в Горнинг и попытаемся дозвониться до Нориджа. Кристофер и Иен сядут на весла… кроме того, мы все трое будем на глазах друг у друга, чтоб никто не попытался скрыться. Ведь мы теперь все под подозрением, не забывайте.
— Разумеется, — подтвердил я.
— А это значит, — глубокомысленно изрёк Кристофер, — что полиция будет держать нас под своим неусыпным оком. Где мы переночуем? Не можем же мы оставаться на яхте.
— Да, проблема… — подтвердил Уильям.
— А не махнуть ли нам куда-нибудь в гостиницу, — предложила Тони.
— Боюсь, что мы поставим себя в неловкое положение, — возразил Уильям. — Сбегутся зеваки, чтобы поглазеть на нас, — шутка ли, увидеть своими глазами настоящего убийцу.
— Я знаю, что делать, — неожиданно сказал Кристофер. — У моего друга по ту сторону Поттер-Хайгема есть собственная вилла. Он приютит нас у себя. В тесноте да не в обиде.
Тони засмеялась.
— И полицейский в любую минуту к нашим услугам. Между прочим, дорогой мой Филипп, я питаю слабость к полицейским.
— Вот и прекрасно, — подытожил Уильям. — Если тебе удастся заполучить тот дом, Кристофер, — это для нас лучший выход из положения. Там мы будем предоставлены сами себе, пока полиция не покончит с формальностями.
— В таком случае, мы там сегодня и переночуем, — поддержал я.
— Минуточку, ещё одна вещь, — сказал Уильям, потирая подбородок, — нам предстоит прожить бок о бок в атмосфере, отравленной взаимными подозрениями. Мы будем действовать друг другу на нервы. Возникает вопрос: как вести себя в создавшихся условиях?
— Как будто ничего не произошло, — ответила Тони.
— Разве это возможно, ведь мы знаем, что произошло, — вмешался Кристофер. — Хотя я лично за то, чтобы все у нас было по-старому. И однако чем скорее все это выяснится, тем лучше.
Уильям нетерпеливо продолжал:
— Я хочу сказать, не случилось бы так: каждый возомнит себя сыщиком и начнёт шпионить за другими, надеясь разоблачить убийцу.
— Да мы и не сможем, — возразил Филипп. — Мы же не детективы.
— С другой стороны, — твёрдо гнул свою линию Уильям, — этот пример может оказаться заразительным. Аппетит приходит во время еды. А мне совсем не улыбается быть подстреленным, как заяц.
— Единственно разумный выход — это вести себя по возможности естественно, — предложил я и, почувствовав беспомощность своих слов, поспешил добавить: — А впрочем, лучше не устанавливать непреложных правил, что можно и чего нельзя.
— Пожалуй, вы правы, — согласился Уильям и, как бы завершая разговор, произнёс: — Итак, мы обо всем договорились. А сейчас мы втроём отправляемся в полицию и заодно выясним насчёт нашего временного пристанища.
Уильям и Кристофер первыми выскочили из каюты и как по команде направились к носовому трапу (ибо кормовой находился в непосредственной близости от зеленого тента). Они вышли на озарённую светом палубу. Река искрилась под солнцем. Тони и Филипп, взявшись за руки, последовали за ними. Я уже был на пороге, когда услышал сдавленный голос Эвис:
— Постойте, Иен, прошу вас!
— Что, дорогая? — ответил я, обернувшись. На неё было жалко смотреть: лицо Эвис было залито слезами. — Что случилось?
— Полиция решит, что это моих рук дело. Я уверена, что будет именно так!
Я взял её за плечи.
— Успокойтесь же, не будьте глупышкой! — сказал я как можно строже. — И почему, собственно, кто-то должен подозревать вас?
— Иначе быть не может. Вот увидите. Вы же знаете, что после Роджера наследницей всех денег его дяди являюсь я. Иен, я погибла. Меня повесят…
— Да на вас ни за что не подумают. Это просто немыслимо, — пробовал я её утешить.
— Меня повесят, — дрожа, твердила она. — Иен, вы должны убедить их, что я тут ни при чем, что кто-то другой повинен в этом, но не я. Вы должны спасти меня.
Я чувствовал себя беспомощным. В некоторых обстоятельствах я, видимо, ещё более беспомощен, чем большинство мужчин. У меня отличная наблюдательность, и я прекрасно запоминаю всякие мелкие детали, но я встаю в тупик, когда сталкиваюсь со сложными жизненными проблемами, — такой уж у меня характер. Мне было ясно, что я не в состоянии ей ничем помочь. И все же я не мог заставить себя честно признаться в этом девушке, которая стояла передо мной и, еле сдерживая рыдания, умоляюще заглядывала мне в глаза.
— Я сделаю все, что в моих силах, — пролепетал я, и вдруг меня осенило: есть такой человек! Он и только он способен раскрыть это преступление; кроме того, на его порядочность можно целиком и полностью положиться: что бы он ни узнал в процессе расследования, он будет держать язык за зубами. Я никак не мог побороть в себе страх за последствия, которые может повлечь за собой это расследование.
— Я знаю, кто нам нужен, — ликующе возвестил я. — Я когда-нибудь рассказывал вам о своём друге Финбоу?
— Рассказывали, — ответила она.
— Я попрошу его приехать и заняться этим преступлением. Не надо зря волноваться, Эвис. А теперь я должен идти… Уильям ждёт.
Я вышел и оставил её сиротливо стоять посреди пустой каюты.
Когда я спустился в шлюпку, там уже сидели, зло поглядывая друг на друга, Уильям и Кристофер.
— А я тебе говорю, греби, — кипятился Уильям.
— Дорогой Уильям, — парировал Кристофер, — до сих пор мы подчинялись тебе во всем, но должен же ты в конце концов уразуметь, что твоё слово для нас вовсе не закон.
Уильям стиснул зубы.
— При чем здесь это? Ты гребёшь лучше меня, а нам нужно добраться до Горнинга как можно скорее.
Кристофер пожал плечами:
— Вот это другое дело, умные речи и слушать приятно. Так бы и сказал с самого начала, нечего было кричать. — Он налёг на весла, и шлюпка понеслась к Горнингу.
Я с тревогой отметил, что нервозная обстановка уже давала себя знать и даже пустячное расхождение становится поводом для конфликта. Однако вскоре, успокоенный мерным движением шлюпки, я перестал думать об этой ссоре и благословлял ту минуту, когда мне пришла счастливая мысль о Финбоу. Познакомился я с ним сразу после войны, в Гонконге. Я оказался там случайно по делу (тогда я ещё не был в отставке), а Финбоу, находясь на государственной службе в министерстве колоний, где продолжает служить и по сей день, жил там постоянно. Он в ту пору занимал должность третьего помощника министра колоний или что-то в этом роде. Финбоу был ещё совсем молод, но и тогда уже мне не понадобилось много времени, чтобы узнать и оценить в нем тонкого знатока человеческой души, каких редко встретишь.
Почему он заживо похоронил себя на Востоке и почему продолжал жить там, для меня осталось загадкой, но, так или иначе, он создал себе там свой особый мирок и, кажется, был счастлив. Он умел ценить радости жизни, был гурманом, хорошо разбирался в винах и любил провести время за приятной беседой. Он читал китайских поэтов и играл в крикет, но истинную радость приносила ему единственная страсть — изучение рода человеческого с его слабостями и чудачествами. Он вёл свои наблюдения каким-то особым, научным методом и очень скрупулёзно. Мне припоминается случай, когда Финбоу удивил меня, рассказав в подробностях, о которых я сам не подозревал, перипетии одной моей глупой любовной интрижки в дни пребывания в Китае.
Первое, на что я обратил внимание, когда познакомился с Финбоу, была его несколько отпугивающая бесстрастность — он как бы со стороны, с усмешечкой наблюдал жизнь. Но когда я узнал его ближе, я открыл в нем доброту и сердечность, которые он тщательно пытался скрыть, и полюбил его за это. За месяц до нашей злополучной прогулки на яхте мы с ним встретились в Лондоне, куда он приехал провести свой ежегодный отпуск. Я осмелился сказать ему, что не так уж чуждо ему все человеческое, как он хочет изобразить. В ответ он улыбнулся и сказал, что я бы удивился, узнав, какой он чёрствый, бездушный сухарь.
Впрочем, каким бы он ни был, никто, кроме него, не смог бы помочь мне и Эвис и никто не сумел бы в такой короткий срок пролить свет на тайные движения души человека, который решился на это преступление. Я благословлял судьбу за то, что Финбоу оказался в Англии как раз тогда, когда он был больше всего нужен.
Пока Кристофер без передышки грёб к Горнингу, Уильям сосредоточенно всматривался в красные коттеджи, показавшиеся из-за поворота.
Я обратился к ним, стараясь говорить как можно непринуждённее:
— Если вы оба ничего не имеете против, я бы хотел пригласить в нашу компанию одного моего друга.
Уильям сразу насупился.
— Не очень подходящее время принимать гостей, — заметил он. — А кто этот человек?
— Его зовут Финбоу, — ответил я, Кристофер усмехнулся.
— Что за дурацкая фамилия! В жизни такой не встречал, — заметил он. — А кто он такой, этот ваш Финбоу?
— Он работает в Гонконге. Его присутствие нам не помешает, а вот польза от него может быть несомненная, уж поверьте мне. Совсем неплохо иметь рядом человека, который не запутан в эту историю и на которого можно положиться А Финбоу к тому же искушён в юридических делах и сумеет найти лазейки в сетях законов.
Я притворялся, как мог, чтобы никто не догадался об истинной цели приезда Финбоу, ибо считал, что так будет разумнее.
— Мы и сами за себя постоять сумеем, — заявил Уильям.
— Без Финбоу нам не обойтись, уверяю вас, — упорствовал я.
— Ну зовите его, если уж вам так хочется, — не очень любезно сказал Уильям. — Хотя должен сказать, все это кажется мне странным. Впрочем, нет худа без добра: у нас будет четвёртый партнёр для бриджа, когда Филиппу вздумается целоваться со своей Тони.
Кристофер с улыбкой поддержал его:
— Я не возражаю, Иен. Зовите хоть всех Финбоу, вместе взятых, мне все равно.
Мы добрались до Горнинга, позвонили из гостиницы «Лебедь». Уильям взял на себя переговоры с полицейским участком Нориджа. Его резкий голос становился все нетерпеливее, по мере того как разговор затягивался. Мы с Кристофером, слыша только одну часть телефонного диалога, терялись в догадках, что происходит на другом конце провода; как проходил этот разговор, мы узнали позднее.
— Полицейский участок Нориджа? — начал Уильям.
— Да. А кто это говорит?
— Слушайте. Около часа назад на борту своей яхты «Сирена» убит доктор Роджер Миллз.
— Кто?
— Доктор Роджер Миллз.
— Что с ним стряслось?
— Его убили.
— Кого убили?
— Доктора Роджера Миллза.
— А вы уверены в этом? Уильям начал выходить из себя.
— Помолчите минуту и постарайтесь уяснить то, что я вам скажу, — проговорил он ледяным тоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Ты прав, Уильям.
Чуть замявшись, кивнул в знак согласия и Кристофер. В голубых глазах Филиппа застыло изумление. Тони, вынув зеркальце, с нарочитым старанием подвела бровь и произнесла глухим голосом:
— Ну, и кто же из нас сделал это? Уильям сухо рассмеялся.
— Кто бы это ни был, все равно он… или она в этом не признается.
И тогда я внёс предложение, которое при всей своей нелогичности, безнравственности и бессмысленности казалось мне, да и сейчас кажется, самым разумным выходом из того ужасного положения, в которое мы попали. Я сказал:
— Послушайте, я на тридцать лет старше любого из здесь сидящих, и я, с вашего позволения, выскажу своё мнение по поводу этого происшествия. Все мы связаны дружескими узами, и я не ошибусь, если скажу, что всем нам хотелось бы уладить это дело без лишних жертв. Роджер мёртв, и смерть ещё одного человека не поможет ни ему, ни кому-либо из нас. Тот, кто убил его, совершил тяжкое преступление, которое я лично не могу простить. Но это отнюдь не означает, что я хочу видеть, как он… — тут я запнулся, — или она умрёт позорной смертью. Я не верю во все эти лицемерные разглагольствования об искуплении вины. Мне кажется, что это само по себе очень похоже на преступление. Поэтому я предлагаю: если тот, кто совершил это преступление — кто бы он ни был, — сейчас нам признается, мы представим смерть Роджера как самоубийство и ни одна живая душа никогда не узнает правды. Мы должны поклясться. Но сделаем мы это при одном условии: убийца исчезнет из нашего общества и никогда больше не покажется нам на глаза.
На миг воцарилось молчание. Нарушил его Уильям, который сказал с не свойственной ему теплотой:
— Иен, вы сделали сейчас то, на что я бы никогда не решился.
— Ну как, все готовы дать клятву? — спросил я. Мёртвая тишина повисла в каюте. Кто признается?
Кто? Сердце стучало молотом. Я почувствовал, как мой лоб покрылся испариной.
Сделав над собой усилие, я продолжал:
— Прошу каждого обещать хранить молчание обо всем, что он здесь услышит.
Никто не ответил, и я продолжал:
— Ладно. Первым начну я. Клянусь, пока я жив, не разглашать признание, которое сделает здесь один из нас. Если кто-нибудь не хочет присоединиться к этой клятве, он должен заявить об этом сразу.
Никто не произнёс ни слова.
— Значит, все согласны, — заключил я. — Теперь я попрошу всех по очереди повторить клятву… или признаться.
Дрожащим пальцем — я видел, как он дрожал, — я указал на Тони.
— Ну что ж, начнём с Тони, — произнёс я. — Тони, обещаете ли вы хранить тайну?
Наши взгляды скрестились. Глаза её сверкнули. Тут я впервые увидел, сколько воли в лице этой девушки.
— Разумеется, обещаю? — как бы отмахнувшись, произнесла она. — А вы что, ожидали иного?
У кого-то вырвался еле уловимый вздох облегчения. Итак, Тони вышла из игры… Как в лихорадке я двинулся дальше.
— А вы, Филипп? — спросил я.
Он весь как-то сразу обмяк. Я увидел, что Тони, обернувшись, смотрит ему прямо в лицо. Пожав плечами, он с кислой улыбкой ответил:
— Обещаю.
Тони схватила его за руку, но они оба сразу же выпали из поля моего зрения.
Кто же остался? Кристофер, Уильям и Эвис.
— Теперь вы, Кристофер, обещаете вы хранить тайну?
— Обещаю, — спокойно ответил Кристофер. Его худое тёмное лицо было полно решимости. Трое поклялись, и теперь сделать признание могли только Уильям или Эвис. Но не Уильям же в самом деле? Я старался совладать со своим волнением. Уильям, поглаживая свой квадратный подбородок, пытался поймать мой взгляд.
— Вы обещаете, Уильям?
— Да. Обещаю, — отчеканил он. Его голос звенел, как металл. Мало-помалу до моего сознания дошло значение его слов, и я до боли впился ногтями себе в ладони. По каюте пронёсся шумок.
Холодея от страха, я повернулся к Эвис, сидевшей слева от меня. Она перестала всхлипывать, но все ещё продолжала закрывать лицо руками. У меня подкосились колени и бешено забилась жилка на шее.
— Эвис? — шёпотом произнёс я.
Она подняла своё заплаканное лицо. Все как один подались вперёд.
— Обещаю молчать, — произнесла она и добавила с жалкой улыбкой: — Только теперь, по-видимому, это не имеет ровно никакого значения.
Обстановка разрядилась. С чувством глубокого облегчения я закрыл глаза и, словно сквозь сон, услышал гортанный смех Тони, от которого всем стало как-то легче. Только что со смешанным чувством недоверия, страха и надежды мы испытующе вглядывались друг в друга, пытаясь распознать убийцу, только что мы торжественно поклялись, что тайна преступления умрёт вместе с нами, а оказалось, что тайны-то никакой и не было. Мы весело рассмеялись — это была разрядка после напряжения.
Первым опомнился Уильям.
— А все-таки один из нас — убийца, — резко бросил он. — Надо решать, что делать дальше.
Кристофер, постукивая ногой по полу, предложил:
— Я полагаю, нужно сообщить куда следует. Филипп вяло поддержал его:
— Если этот безмозглый кретин не хочет признаваться, не остаётся ничего другого, по-моему…
— …как пойти в полицию и заявить, — перебил его Уильям.
Я сделал ещё одну последнюю попытку:
— Досадно, однако, — сказал я, — что из-за одного всем нам придётся фигурировать в качестве свидетелей в деле об убийстве. А вы хорошо представляете, что это за пытка — допросы?
— Вообще это ад кромешный, — с горечью заметила Тони, — для всех без исключения.
— Ну что ж, ничего не поделаешь, — резко сказал Уильям. — Придётся все-таки заявить в полицию, чтобы они, не откладывая дела в долгий ящик, взялись за расследование. Один из нас рано или поздно будет выведен на чистую воду. И тогда он… или она (если раньше это пресловутое «или она», встречаясь в юридических документах, вызывало у меня лишь ироническую улыбку, то теперь, когда я увидел, как вздрогнула Эвис, эта оговорка прозвучала зловеще) будет приговорён к позорной смерти.
Опять повисла тяжёлая тишина. Атмосфера в каюте с низко нависшим потолком становилась напряжённой и гнетущей. Эвис начала всхлипывать. Снова раздался голос Уильяма:
— Итак, все. Поговорили и хватит. Я отправляюсь за полицией.
— А не лучше ли позвонить прямо в Норидж и попросить прислать оттуда компетентного человека? — предложил Кристофер. — А то пришлют какого-нибудь местного увальня из соседней деревушки, хлебнём тогда горя, пока втолкуем ему что к чему.
— Ладно, — согласился Уильям. — Мы трое — Кристофер, Иен и я — едем на шлюпке в Горнинг и попытаемся дозвониться до Нориджа. Кристофер и Иен сядут на весла… кроме того, мы все трое будем на глазах друг у друга, чтоб никто не попытался скрыться. Ведь мы теперь все под подозрением, не забывайте.
— Разумеется, — подтвердил я.
— А это значит, — глубокомысленно изрёк Кристофер, — что полиция будет держать нас под своим неусыпным оком. Где мы переночуем? Не можем же мы оставаться на яхте.
— Да, проблема… — подтвердил Уильям.
— А не махнуть ли нам куда-нибудь в гостиницу, — предложила Тони.
— Боюсь, что мы поставим себя в неловкое положение, — возразил Уильям. — Сбегутся зеваки, чтобы поглазеть на нас, — шутка ли, увидеть своими глазами настоящего убийцу.
— Я знаю, что делать, — неожиданно сказал Кристофер. — У моего друга по ту сторону Поттер-Хайгема есть собственная вилла. Он приютит нас у себя. В тесноте да не в обиде.
Тони засмеялась.
— И полицейский в любую минуту к нашим услугам. Между прочим, дорогой мой Филипп, я питаю слабость к полицейским.
— Вот и прекрасно, — подытожил Уильям. — Если тебе удастся заполучить тот дом, Кристофер, — это для нас лучший выход из положения. Там мы будем предоставлены сами себе, пока полиция не покончит с формальностями.
— В таком случае, мы там сегодня и переночуем, — поддержал я.
— Минуточку, ещё одна вещь, — сказал Уильям, потирая подбородок, — нам предстоит прожить бок о бок в атмосфере, отравленной взаимными подозрениями. Мы будем действовать друг другу на нервы. Возникает вопрос: как вести себя в создавшихся условиях?
— Как будто ничего не произошло, — ответила Тони.
— Разве это возможно, ведь мы знаем, что произошло, — вмешался Кристофер. — Хотя я лично за то, чтобы все у нас было по-старому. И однако чем скорее все это выяснится, тем лучше.
Уильям нетерпеливо продолжал:
— Я хочу сказать, не случилось бы так: каждый возомнит себя сыщиком и начнёт шпионить за другими, надеясь разоблачить убийцу.
— Да мы и не сможем, — возразил Филипп. — Мы же не детективы.
— С другой стороны, — твёрдо гнул свою линию Уильям, — этот пример может оказаться заразительным. Аппетит приходит во время еды. А мне совсем не улыбается быть подстреленным, как заяц.
— Единственно разумный выход — это вести себя по возможности естественно, — предложил я и, почувствовав беспомощность своих слов, поспешил добавить: — А впрочем, лучше не устанавливать непреложных правил, что можно и чего нельзя.
— Пожалуй, вы правы, — согласился Уильям и, как бы завершая разговор, произнёс: — Итак, мы обо всем договорились. А сейчас мы втроём отправляемся в полицию и заодно выясним насчёт нашего временного пристанища.
Уильям и Кристофер первыми выскочили из каюты и как по команде направились к носовому трапу (ибо кормовой находился в непосредственной близости от зеленого тента). Они вышли на озарённую светом палубу. Река искрилась под солнцем. Тони и Филипп, взявшись за руки, последовали за ними. Я уже был на пороге, когда услышал сдавленный голос Эвис:
— Постойте, Иен, прошу вас!
— Что, дорогая? — ответил я, обернувшись. На неё было жалко смотреть: лицо Эвис было залито слезами. — Что случилось?
— Полиция решит, что это моих рук дело. Я уверена, что будет именно так!
Я взял её за плечи.
— Успокойтесь же, не будьте глупышкой! — сказал я как можно строже. — И почему, собственно, кто-то должен подозревать вас?
— Иначе быть не может. Вот увидите. Вы же знаете, что после Роджера наследницей всех денег его дяди являюсь я. Иен, я погибла. Меня повесят…
— Да на вас ни за что не подумают. Это просто немыслимо, — пробовал я её утешить.
— Меня повесят, — дрожа, твердила она. — Иен, вы должны убедить их, что я тут ни при чем, что кто-то другой повинен в этом, но не я. Вы должны спасти меня.
Я чувствовал себя беспомощным. В некоторых обстоятельствах я, видимо, ещё более беспомощен, чем большинство мужчин. У меня отличная наблюдательность, и я прекрасно запоминаю всякие мелкие детали, но я встаю в тупик, когда сталкиваюсь со сложными жизненными проблемами, — такой уж у меня характер. Мне было ясно, что я не в состоянии ей ничем помочь. И все же я не мог заставить себя честно признаться в этом девушке, которая стояла передо мной и, еле сдерживая рыдания, умоляюще заглядывала мне в глаза.
— Я сделаю все, что в моих силах, — пролепетал я, и вдруг меня осенило: есть такой человек! Он и только он способен раскрыть это преступление; кроме того, на его порядочность можно целиком и полностью положиться: что бы он ни узнал в процессе расследования, он будет держать язык за зубами. Я никак не мог побороть в себе страх за последствия, которые может повлечь за собой это расследование.
— Я знаю, кто нам нужен, — ликующе возвестил я. — Я когда-нибудь рассказывал вам о своём друге Финбоу?
— Рассказывали, — ответила она.
— Я попрошу его приехать и заняться этим преступлением. Не надо зря волноваться, Эвис. А теперь я должен идти… Уильям ждёт.
Я вышел и оставил её сиротливо стоять посреди пустой каюты.
Когда я спустился в шлюпку, там уже сидели, зло поглядывая друг на друга, Уильям и Кристофер.
— А я тебе говорю, греби, — кипятился Уильям.
— Дорогой Уильям, — парировал Кристофер, — до сих пор мы подчинялись тебе во всем, но должен же ты в конце концов уразуметь, что твоё слово для нас вовсе не закон.
Уильям стиснул зубы.
— При чем здесь это? Ты гребёшь лучше меня, а нам нужно добраться до Горнинга как можно скорее.
Кристофер пожал плечами:
— Вот это другое дело, умные речи и слушать приятно. Так бы и сказал с самого начала, нечего было кричать. — Он налёг на весла, и шлюпка понеслась к Горнингу.
Я с тревогой отметил, что нервозная обстановка уже давала себя знать и даже пустячное расхождение становится поводом для конфликта. Однако вскоре, успокоенный мерным движением шлюпки, я перестал думать об этой ссоре и благословлял ту минуту, когда мне пришла счастливая мысль о Финбоу. Познакомился я с ним сразу после войны, в Гонконге. Я оказался там случайно по делу (тогда я ещё не был в отставке), а Финбоу, находясь на государственной службе в министерстве колоний, где продолжает служить и по сей день, жил там постоянно. Он в ту пору занимал должность третьего помощника министра колоний или что-то в этом роде. Финбоу был ещё совсем молод, но и тогда уже мне не понадобилось много времени, чтобы узнать и оценить в нем тонкого знатока человеческой души, каких редко встретишь.
Почему он заживо похоронил себя на Востоке и почему продолжал жить там, для меня осталось загадкой, но, так или иначе, он создал себе там свой особый мирок и, кажется, был счастлив. Он умел ценить радости жизни, был гурманом, хорошо разбирался в винах и любил провести время за приятной беседой. Он читал китайских поэтов и играл в крикет, но истинную радость приносила ему единственная страсть — изучение рода человеческого с его слабостями и чудачествами. Он вёл свои наблюдения каким-то особым, научным методом и очень скрупулёзно. Мне припоминается случай, когда Финбоу удивил меня, рассказав в подробностях, о которых я сам не подозревал, перипетии одной моей глупой любовной интрижки в дни пребывания в Китае.
Первое, на что я обратил внимание, когда познакомился с Финбоу, была его несколько отпугивающая бесстрастность — он как бы со стороны, с усмешечкой наблюдал жизнь. Но когда я узнал его ближе, я открыл в нем доброту и сердечность, которые он тщательно пытался скрыть, и полюбил его за это. За месяц до нашей злополучной прогулки на яхте мы с ним встретились в Лондоне, куда он приехал провести свой ежегодный отпуск. Я осмелился сказать ему, что не так уж чуждо ему все человеческое, как он хочет изобразить. В ответ он улыбнулся и сказал, что я бы удивился, узнав, какой он чёрствый, бездушный сухарь.
Впрочем, каким бы он ни был, никто, кроме него, не смог бы помочь мне и Эвис и никто не сумел бы в такой короткий срок пролить свет на тайные движения души человека, который решился на это преступление. Я благословлял судьбу за то, что Финбоу оказался в Англии как раз тогда, когда он был больше всего нужен.
Пока Кристофер без передышки грёб к Горнингу, Уильям сосредоточенно всматривался в красные коттеджи, показавшиеся из-за поворота.
Я обратился к ним, стараясь говорить как можно непринуждённее:
— Если вы оба ничего не имеете против, я бы хотел пригласить в нашу компанию одного моего друга.
Уильям сразу насупился.
— Не очень подходящее время принимать гостей, — заметил он. — А кто этот человек?
— Его зовут Финбоу, — ответил я, Кристофер усмехнулся.
— Что за дурацкая фамилия! В жизни такой не встречал, — заметил он. — А кто он такой, этот ваш Финбоу?
— Он работает в Гонконге. Его присутствие нам не помешает, а вот польза от него может быть несомненная, уж поверьте мне. Совсем неплохо иметь рядом человека, который не запутан в эту историю и на которого можно положиться А Финбоу к тому же искушён в юридических делах и сумеет найти лазейки в сетях законов.
Я притворялся, как мог, чтобы никто не догадался об истинной цели приезда Финбоу, ибо считал, что так будет разумнее.
— Мы и сами за себя постоять сумеем, — заявил Уильям.
— Без Финбоу нам не обойтись, уверяю вас, — упорствовал я.
— Ну зовите его, если уж вам так хочется, — не очень любезно сказал Уильям. — Хотя должен сказать, все это кажется мне странным. Впрочем, нет худа без добра: у нас будет четвёртый партнёр для бриджа, когда Филиппу вздумается целоваться со своей Тони.
Кристофер с улыбкой поддержал его:
— Я не возражаю, Иен. Зовите хоть всех Финбоу, вместе взятых, мне все равно.
Мы добрались до Горнинга, позвонили из гостиницы «Лебедь». Уильям взял на себя переговоры с полицейским участком Нориджа. Его резкий голос становился все нетерпеливее, по мере того как разговор затягивался. Мы с Кристофером, слыша только одну часть телефонного диалога, терялись в догадках, что происходит на другом конце провода; как проходил этот разговор, мы узнали позднее.
— Полицейский участок Нориджа? — начал Уильям.
— Да. А кто это говорит?
— Слушайте. Около часа назад на борту своей яхты «Сирена» убит доктор Роджер Миллз.
— Кто?
— Доктор Роджер Миллз.
— Что с ним стряслось?
— Его убили.
— Кого убили?
— Доктора Роджера Миллза.
— А вы уверены в этом? Уильям начал выходить из себя.
— Помолчите минуту и постарайтесь уяснить то, что я вам скажу, — проговорил он ледяным тоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28