Каралис Дмитрий
Феномен Крикушина
Дмитрий Каралис
Феномен Крикушина
(повесть 1984 года)
Я кормил ужином детей и изображал им, как ловят в Африке тигров для зоопарков. Машка с Олегом разевали рты, и я запихивал в них кашу. Вот тогда и позвонил Крикушин. Это я хорошо помню.
Дети обрадовались. Они подумали, что я забуду про ужин. Но со мною такие номера не проходят.
- Я хочу к тебе заехать, - сказал Крикушин. - Дело есть.
- Ты только тогда и заезжаешь, - сказал я. - Нет чтобы просто так... Ну заезжай, заезжай...
Я слышал, как он позвенел ключами от машины и повесил трубку.
- Сейчас приедет дядя Сережа, - многозначительно предупредил я детей. Если вы не успеете все съесть, Степка не станет с вами играть. Он никогда не играет со слабыми и непослушными детьми.
Степка - это собака. Если Крикушин при машине, значит Степка с ним, решил я. Дети обрадовались еще больше.
Крикушин приехал через несколько минут и огорчил моих отпрысков. Пса он оставил внизу, в машине. Сын с дочкой подняли вой, полагая, что я специально пообещал им Степку, чтобы они очистили тарелки. Можно подумать, это мне надо, чтобы они съели кашу. Хотя, если разобраться, мне тоже надо. И еще неизвестно - кому больше. Потому что здоровые дети - награда родителям. И наоборот.
- Если бы у тебя была выпивка, тебе следовало бы выпить, - тихо посоветовал Крикушин, надевая тапочки. - Ты бы лучше воспринял то, что я тебе сейчас расскажу.
С выпивкой он попал в точку: ее не было. Я взял из холодильника бутылку нарзана, и мы пошли в спальню. Ну, спальня - громко сказано. На самом деле это конура в четыре квадратных метра, где стоят раскладной диван, стул, торшер и журнальный столик. Дети спят в два этажа в гостиной. Гостиная это, сами понимаете, тоже условно.
Я убрал со столика вязанье жены и поставил фужеры и бутылку.
- Открывай, открывай, - угрюмо поторопил меня Крикушин и сел напротив. - Я написал три рассказа, и их напечатали, - помолчав, сказал он.
- Поздравляю! - обрадовался я. - Наконец-то! А где?..
Крикушин поднял на меня глаза. Сквозь тревогу в них пробивалось озорство.
- И они сбылись... Понимаешь? Сбы-лись!..
- Документальные, что ли? - не понял я. - Очерки?..
Я не очень сообразительный человек, и поэтому не стану описывать, как Крикушин втолковывал мне, что произошло. Это долго. Лучше я расскажу суть. Своими словами и с небольшой предысторией, чтобы представили, что за человек Крикушин.
Надо сказать, литературные способности Крикушина проявились еще в школе. Я помню, как седая учительница литературы, обожавшая Есенина и Блока, с волнующими паузами зачитывала притихшему классу его сочинения на вольную тему.
Крикушин всегда писал на вольную тему. В этом смысле он был неудобным соседом по парте.
Окончив школу с золотой медалью, он без труда поступил на факультет журналистики, где и блистал в числе лучших до третьего курса, но потом вдруг сник, потерял интерес к учебе, рассорился с общественностью и ушел из университета. В армию его не взяли, усмотрев в нем какие-то отклонения от нормы, и Крикушин три года присылал мне короткие весточки из населенных пунктов с неожиданными и смешными названиями, где неподолгу работал то фотографом, то бакенщиком, то помощником лесничего, то конюхом. Казалось, он хочет перепробовать все профессии.
Несколько раз по его просьбе я высылал ему книги с мудреными названиями, которые отыскивал через знакомого букиниста. Среди них запомнились Психология как искусство профессора Шнейдера, в черном кожаном переплете, и сочинение господина Краузе Астральный тонус, изданное два века назад в Париже. Делал я для него в Публичной библиотеке и копии с журнальных статей. Что-то туманное - концептуальное понятие времени, бесконечность пространства, квазиплоскости...
С распухшей трудовой книжкой и списанной за непригодностью из цирка собачкой Крикушин появился в Ленинграде и повел жизнь тихую и задумчивую. В том, что он пишет, у меня не было никаких сомнений. В его крохотной комнатушке, которую он снял в облупившемся, перекошенном доме на Лиговке, стоял бледный отсвет от разложенных повсюду бумаг.
В то время Крикушин, что называется, сидел на хлебе и воде. Ночью он сторожил за восемьдесят рублей какую-то приостановленную стройку, а днем писал, рвал написанное, снова писал и ходил по редакциям с обтрепанным портфелем. Новых друзей у него не появилось, а со старыми он почти не встречался. Зазвать его на вечеринки одноклассников, которые мы еще продолжали устраивать и где его, гордость класса, с нетерпением ждали, было невозможно. Он всегда отговаривался работой или, пообещав, не являлся. Возможно, он опасался бесцеремонных вопросов более удачливых однокашников: Где устроился? Ах, пишешь?.. Ну и что написал? Где тебя напечатали?..
А его нигде не печатали...
По странному стечению обстоятельств в первом журнале, куда Крикушин принес рукописи нескольких своих рассказов, литконсультантом сидел его бывший сокурсник, который успел обзавестись лайковым пиджаком, непроницаемым взглядом сквозь дымчатые очки и чувством причастности к литературной элите. У него готовилась к изданию тощая книжица очерков о комсомольской стройке, где он побывал в составе литературного десанта. Зарегистрировав рассказы и продержав их более месяца, он написал Крикушину, что рукописи, представленные Вами, к сожалению, не заинтересовали редакцию.
Крикушин перевел дух, озлился и бросился атаковывать столичные журналы.
Но все как об стенку горох...
Его творческий запой кончился неожиданно.
Вернувшись в начале сентября из отпуска, я зашел к Крикушину и застал его с перепачканными сажей руками. Он со странной ухмылкой запихивал в круглую печку исписанные листы бумаги. На пустом подоконнике синел корочками новенький студенческий билет. Экс-циркач Степка, свернувшись калачиком на собранном чемодане, меланхолично смотрел в огонь.
- Поступил на физмат, - коротко пояснил Крикушин. - Буду жить в общежитии. Как ты думаешь, с собакой разрешат?
Взгляд у него был вполне осмысленный и движения рук тверды.
- А это?.. - кивнул я на открытую дверцу печки.
- А-а-а, - поморщился Крикушин. - Пустое дело. Грехи молодости.
Поступление Крикушина на физмат, практически без подготовки, меня не удивило. С таким же успехом он мог поступить и в иняз. Пятерки, как в один голос признавались на выпускном вечере учителя, ему ставились лишь потому, что нет шестерок.
- Но почему именно на физмат? - поинтересовался я, озадаченный крутым изменением курса. - А как же литература?..
- Требуется проверить одну гипотезу, - Крикушин бросил в печку последнюю стопку листов, - имеющую непосредственное отношение к литературе. А это - не литература, - безжалостно сказал он, закрывая линейкой горячую дверцу...
Первый рассказ Крикушина опубликовала многотиражка. В нем автор поведал о судьбе тихого и скромного инженера - Ивана Ивановича Мишкина, взяв прообразом своего коллегу Гришкина. Герой рассказа живет спокойной размеренной жизнью - ходит на работу, чистит дома картошку, выгуливает собаку Альму, помогает жене стирать белье и аккуратно отсылает в Саратов старушке маме свою квартальную премию. На работе он исполнителен, трудолюбив и незаметен по застенчивости характера. Начальство вспоминает его фамилию лишь при составлении колхозных списков и графиков дежурства в дружине.
Но вот приходит день, и Мишкин оказывается на высоте. Ему поручают расчет сложного узла для нового прибора, и он, подумав несколько дней, предлагает удивительное решение - сократить число деталей в конструкции со ста семнадцати до пятидесяти шести. Уменьшается вес, повышается надежность.
Начальство всплескивает руками. О Мишкине говорят в столовой и на совещаниях, докладывают министру. На узел выдается патент, его закупают разные страны, а Мишкина назначают руководителем группы. Но прибавку к окладу он все равно отсылает матери, которая одна вырастила его в войну...
Рассказ прочитали, поздравили молодого литератора с первой публикацией, позадирались к Гришкину, узнав его в герое рассказа: Ну что, Гришкин, скоро патент получишь? Ха-ха-ха... - а через несколько дней Гришкина вызвали к начальству и действительно поручили расчет сложного узла.
- Нам не обязательно его усовершенствовать, как в рассказе, дружелюбно улыбнулось начальство, - достаточно уложиться в срок...
А еще через неделю по институту пронесся восторженно-удивленный слух, что Гришкин представил какие-то хитрые чертежи и в кабинете главного конструктора идет совещание, где раздаются громкие голоса: Гениально! Немедленно патентовать! Это надо же!..
Совпадение, решили все. Просто совпадение. Крикушин написал рассказ. Гришкина заметили, поручили ему расчет, и он решил не упустить такой случай. В принципе, если хорошенько помозговать, можно любой узел усовершенствовать...
Чуть позднее Гришкина назначили руководителем группы, и он признался, что разницу в окладах будет отсылать маме в Саратов. Им с женой хватит, а мать всю жизнь его одна тянула, пусть поживет на старости лет в достатке.
Вот такие пироги...
Вскоре Крикушин опубликовал в многотиражке еще один рассказ.
Вчерашняя школьница Наташа влюбляется в своего сорокалетнего начальника. Девушка стыдится пришедшего к ней чувства, запрещает себе думать о женатом человеке, который годится ей в отцы, дерзит ему, сознательно провоцируя ответную грубость, плачет по ночам, но продолжает любить. Начальник же ни о чем не догадывается, считает Наташу вздорной девчонкой-акселераткой и пытается от нее избавиться. Но на одной вечеринке пригляделся к этой дикой колючке с распускающимися бутонами, прозрел и влюбился сам. Следует недельный круиз на белом теплоходе где герои запоздало объясняются в чувствах, пьют любовный нектар с привкусом морского ветра и бродят меж сосен по островам. Вернувшись домой, начальник признается во всем жене. Треск, грохот и выставленные в коридор чемоданы. Влюбленные месяц живут в пустующей квартире холостого приятеля, начальник охапками носит Наташе цветы - они стоят в вазах, банках и ведре, вся квартира в цветах, но вот возвращается хозяин, и наши герои расстаются. Начальник, не выдержав слез жены, возвращается к семье, потупив взгляд. Наташа увольняется...
Так все и получилось в жизни. Весь институт с напряженным интересом следил за любовной мелодией, разыгрываемой по нотам Крикушина.
После двух рассказов, финал которых подтвердился в жизни, отношение к Крикушину изменилось. О нем заговорили как о человеке, обладающем непонятным и загадочным даром. Нашлись люди, вознамерившиеся прибрать Крикушина к рукам и использовать. Они зазывали его в компании, пытались щедро угощать, всячески заигрывали с ним и нашептывали возможные темы новых рассказов - в надежде, что, написанные легкой рукой Крикушина, они сбудутся. Но Крикушин отнесся к назойливым ухаживаниям более чем прохладно. А его независимый вид в сочетании с молчаливостью были истолкованы как признак силы, с которой следует обходиться весьма деликатно.
Молодые сотрудники стали позволять себе дерзкие шуточки: Погоди, я шепну Крикушину, - весело грозились они в столовской очереди. - Он напишет рассказ, где ты ломаешь ногу.
Наиболее нервные и впечатлительные натуры потребовали ввести обязательные публичные читки крикушинских произведений. Они волновались, что в печать проникнут рассказы с нежелательными финалами. Предполагалось, что это будет нечто вроде общественной редколлегии.
Третий рассказ Крикушина появился в молодежной газете.
Все признали его феноменальным. Но еще более феноменальными были последствия.
Содержание рассказа таково. В кабинет директора одного НИИ, где проводится совещание, пробирается молодой инженер и, извинившись, просит выслушать его по очень важному делу. Выслушать именно сейчас, когда все в сборе. Ну что там у вас? - недовольно морщится пожилой руководитель. - И вообще, кто вы такой?..
Инженер называет свое никому не известное имя и, прокашлявшись, просит директора уйти на пенсию, уступив кресло ему. Поднимается ропот. Присутствующие воспринимают это как глупую шутку и уже хотят вывести молодого человека под руки, полагая, что он под хмельком или повредился головою. Директор жестом останавливает доброхотов. Вы полагаете, что знаете больше моего и сможете руководить институтом? - с иронией спрашивает он.
Парень уверенно отвечает, что да, знает больше директора и сможет руководить институтом. Замена пойдет на пользу делу. Он - молодой, эрудированный, с чувством ответственности. А директор закис в своем кабинете, и последний научный труд, прочитанный им, - собственная статья в отраслевом журнале, написанная его референтом. Больно видеть, как разваливается институт, - говорит энергичный инженер. - Давайте проверим: устроим экзамен с привлечением специалистов. И если я окажусь слабее вас, можете уволить меня и отдать под суд за хулиганство и оскорбление...
Отступать директору не к лицу. Тем более он знает, что в коридорах шепчутся о его закоснелости и надвигающемся маразме. Он поднимает брошенную к его ногам перчатку и назначает комиссию. Хотя его свита ропщет и отговаривает, уверяя, что бродяга не может вызвать гвардейского офицера на дуэль. На самом деле они боятся и за свои места. Дай только волю этим молодым нахалам...
Испытательная комиссия относится с пристрастием к претенденту и не может скрыть сочувствия к старому гвардейцу. Парню предлагают в уме решать сложнейшие уравнения, а директору задают откровенно шутейные вопросы. Вроде того, сколько лет длилась Семилетняя война.
Эту сцену Крикушин описал очень смешно.
Кончается тем, что молодой инженер проявляет себя эрудитом, а изнервничавшийся шеф засыпается. Он путает закон Ома с теоремой Пифагора, а из всех химических соединений вспомнил два - воду и спирт. Хотя и не пьяница. Три дня он переживает свое поражение и уходит на пенсию. Перед уходом хлопочет о назначении молодого специалиста своим преемником. Молодым, как говорится, дорога, старикам - почет.
Так все в точности и произошло.
К директору НИИ, где работал Крикушин, пришел молодой сотрудник и с дерзкой улыбкой бросил вызов. Ни он, ни пожилой директор рассказа в газете не читали. Один - за отсутствием интереса к молодежной прессе, другой потому что явился свергать своего начальника прямо из аэропорта, вернувшись из долгой командировки.
Про крикушинский рассказ оба узнали позже, когда дело было сделано. Бывший директор, по слухам, сказал, что такого не бывает. Новый директор заинтересовался необычным совпадением и встретился с Крикушиным. Он предложил ему подумать о сотрудничестве. Имея цели самые благородные навести порядок в институте.
Надо ли говорить, что творилось в те дни в стенах этого солидного НИИ!
Какая, к чертовой бабушке, работа, если в информационно-математическом отделе сидит парень, знающий наперед, что и с кем случится завтра. Гришкина он двинул, начальника своего втравил в любовную историю с девчонкой секретаршей, а теперь сместил директора и посадил на его место своего дружка. И все одним росчерком пера!
Страшный человек...
Теперь страшный человек сидел напротив меня. Я выпил еще полстаканчика нарзана и спросил, что Крикушин намерен делать дальше.
- Я взял отпуск, - ответил он. - Самое время отдохнуть и подумать. Очухаться...
Попросив не задавать пока никаких дополнительных вопросов, Крикушин поинтересовался, нельзя ли ему пожить на нашей семейной даче.
Я принес ключи и объяснил, где стоят баллоны с газом.
- Только все между нами, - предупредил Крикушин. - Моя скромная персона и так уже привлекает повышенное внимание, - он сдвинул портьеру и осторожно выглянул в окно: - Слушай, Кирюха, а ты не хочешь взять отпуск? Пожили бы вместе.
Я сказал, что с удовольствием составлю ему компанию, если мне удастся договориться с женой. У нее со следующей недели отпуск, и мы всей семьей собирались ехать на Юг. Надо найти вескую причину, чтобы остаться. Я заверил его, что вступлю с ней в переговоры, а потом приеду его навестить и обрисую обстановку.
- Ну, вступай... - сказал Крикушин и укатил на своем стареньком Москвиче, прихватив годовую подписку Веселых картинок моего сына.
* * *
На следующий день я приехал в нашу хибару на Карельском перешейке, оставшуюся нам с сестрой от родителей и именуемую дачей.
Крикушин вытащил на улицу два шезлонга, и мы, усевшись в них, закурили. Степка с лаем гонялся за бабочками. От поставленного в тени деревьев крикушинского Москвича пахло бензином. Под раскидистым дубом лежал темно-зеленый сумрак.
- Как дела? - спросил Крикушин. - В смысле отпуска?
- Пока не знаю, - пожал я плечами. - Перебрал все варианты. Единственно приемлемая для моей жены причина, по которой я могу не ездить с ними на юг, это подготовка к экзаменам в аспирантуру.
1 2 3 4 5 6 7