Но проблема была действительно непростой. Какой должна быть реакция Москвы? Направить ноту протеста? Её проигнорируют. И мы утрёмся. Очко в пользу команды Примуса. Промолчать, сделать вид, что ничего не случилось? Но левые поднимут дикий вой. Ну как же, советский народ ценой огромных жертв разгромил гитлеровскую Германию, а теперь президент Ельцин трусливо отступает перед фашистским реваншем. Подлый предатель.Тоже проигрыш.Была тут и тонкость. Защита прав русскоязычного населения в Прибалтике и в других бывших советских республиках — это был политический конёк московского мэра. Все успехи Кремля на этом поле будут неизбежно приписаны Лужкову, а все провалы — президенту Ельцину.Везде проигрыш.Да с чего им вообще вздумалось устраивать эти похороны?Именно сейчас, когда президент Ельцин обложен со всех сторон, как медведь в берлоге?Помощник доложил:— Генерал-лейтенант Нифонтов прибыл.— Проси, — кивнул Олег Иванович и пошёл навстречу начальнику УПСМ вдоль длинного, человек на двадцать, стола для совещаний.Отношения Олега Ивановича с начальником Управления по планированию специальных мероприятий генерал-лейтенантом Нифонтовым складывались непросто. В системе российских спецслужб УПСМ занимало особое место. Оно было создано после провала августовского путча 1991 года, когда громоздкая машина КГБ промедлила с выбором. Это было началом её конца. Управление по планированию специальных мероприятий, в которое отбирались самые надёжные кадры, было призвано стать мозговым центром новой структуры государственной безопасности, стопроцентно лояльной президенту, — играть роль недреманного «ока государева» и служить надёжным инструментом для решения наиболее деликатных проблем.Даже в высших правительственных эшелонах очень немногие знали, что за фасадом старинного дворянского особняка в центре Москвы с вывеской «Информационно-аналитическое агентство „Контур“ скрывается один из нервных центров власти. Исходящие отсюда импульсы иногда оказывались не воспринятыми, но порой вызывали неожиданные для всех отставки ключевых фигур в правительстве, смену руководства в таких гигантах, как „Росвооружение“, предотвращали казавшиеся неизбежными кризисы.Начальник УПСМ генерал-лейтенант Нифонтов был из тех, про кого американцы говорят «человек, сделавший сам себя». И даже внешне он чем-то походил на американцев — рослых, подтянутых, выросших на хорошей пище, на чистом воздухе загородных вилл. Даже в генеральском мундире с небольшими — по кремлёвским меркам — звёздами он выглядел среди генерал-полковников и генералов армии, как чистокровный рысак среди заезженных рабочих коняг. В нем чувствовалась порода, и трудно было поверить, что он из самой обычной рабочей семьи и на военную службу его подвигло то же, что заставляло, да и сейчас заставляет идти в военные училища многих: бедность. А между тем так оно и было.Нифонтов начинал службу в военно-морской контрразведке в Кронштадте, успел повоевать во Вьетнаме, командовал диверсионными отрядами в Камбодже и Анголе, позже служил военным советником и руководителем резидентур Главного разведывательного управления на Ближнем Востоке. Олег Иванович уважал в нем профессионала, хотя предпочёл бы, чтобы начальник УПСМ был чуть больше политиком, чем военным. Спецслужбы для того и существуют, чтобы реагировать не на приказы, а на сигналы, исходящие из подсознания власти. Нифонтов прекрасно знал, чего от него хотят, но понимания не проявлял. И Олегу Ивановичу приходилось с этим мириться.Но сейчас эти разногласия не имели значения. Отдавая помощнику приказ не вызвать, а пригласить начальника УПСМ, Олег Иванович как бы давал понять генерал-лейтенанту Нифонтову, что считает себя и его равноправными членами одной команды, а в трудные времена команда должна быть единым целым.Обменявшись с посетителем крепким рукопожатием, Олег Иванович предложил ему кресло за столом для совещаний и положил перед ним информационное сообщение «Baltic News Servis» и статью обозревателя «Рейтер»:— Видели?— Да. Мы занимаемся этой темой.— Это серьёзно?— Поступила информация из Рамбуйе, — вместо ответа произнёс Нифонтов. — Милошевич собирается отозвать свою делегацию. Это так?— Похоже на то.— И ничего нельзя сделать?Олег Иванович пожал плечами.— Знаете, генерал, что будет выбито на моем могильном камне? «Он сделал все, что мог, и совесть его чиста».— Понятно. Вы спросили, серьёзно ли это. Если Прибалтика превратится в Чечню или в то, во что может превратиться Косово, — это серьёзно?— Даже так?Нифонтов извлёк из кармана кителя компьютерную дискету:Здесь материалы по теме. Посмотрите? Или подождёте, когда мы сделаем резюме?Посмотрю, — подумав, кивнул куратор. — А пока — в общих чертах.Какого черта им понадобилось устраивать эти похороны сейчас? Этот фашист погиб полвека назад. С чего вдруг им вздумалось ворошить его кости?— Вы попали в десятку, — оценил Нифонтов. — Сейчас. Это ключевое слово. Они рассчитывают, что в контексте Югославии президент ухватится за возможность выступить защитником русскоязычного населения, чтобы поднять свой рейтинг.— Каким образом? Нота протеста?— Сильней.— Разрыв дипломатических отношений?— Ещё сильней.— Что может быть ещё сильней?— Ввод в Эстонию российских миротворческих сил.Олег Иванович внимательно посмотрел на собеседника. Не похоже, что шутит. Такими вещами не шутят. Но и поверить в серьёзность того, что сказал генерал, было непросто.— С какой стати нам вводить миротворческие силы?— Чтобы защитить русских. Не права русских, а их жизни. В Эстонии будет создана ситуация гражданской войны.Так, — сказал Олег Иванович. — Очень интересно. Давайте с начала. Когда и почему вы занялись этой темой?Месяц назад. В расположении 76-й Псковской воздушно— десантной дивизии активизировалась эстонская агентура. Мы предположили, что ЦРУ прощупывает нашу возможную реакцию на Косово. Оказалось, нет. Один из агентов имел задание подготовить фальсифицированные документы — о том, что Псковская дивизия поднята по боевой тревоге и получила приказ десантироваться в Эстонию.— Цель?Они считают, что это заставит Запад принять Эстонию в НАТО.Немедленно, в обход всех формальностей.— В НАТО их всех тянет. Мёдом им там намазано, — с выражением брезгливости проговорил Олег Иванович. — Каким образом они хотят создать ситуацию гражданской войны?Посмотрите материалы, — предложил Нифонтов. — Вам сразу станет все ясно. Основные моменты я выделил.— Показывайте.Пока Нифонтов вставлял дискету в компьютер и ждал, когда программа загрузится, Олег Иванович стоял у окна, глядя на сумрачную Москву.— Знаете, генерал, чего бы я сейчас хотел больше всего? — проговорил он. — Хоть краем глаза заглянуть в завтрашние газеты — в те, которые выйдут через год.Нифонтов ввёл пароль, вызвал на экран монитора текстовой файл и уступил хозяину кабинета место за его письменным столом:— Смотрите.Олег Иванович прочитал: «В политике есть только один критерий — результат. В этом смысле президент Ельцин очень крупный политик. Человек, который развалил Советский Союз, чтобы захватить власть, и расстрелял парламент, чтобы её удержать, не остановится ни перед чем…»
Куратор нахмурился:— Это остроумно, генерал. Но не смешно.— Что именно? — не понял Нифонтов. Он взглянул на монитор и с суховатой усмешкой кивнул: — В самом деле. Звучит, как фраза из завтрашней газеты. Нет, я не подбирал текст. А насчёт завтрашних газет… Мне тоже хотелось бы на них взглянуть. Думаю, мы бы от них, как выражаются мои аналитики, прибалдели.У вас есть какие-то основания так говорить?Такие же, как у вас. Сколько раз мы уже просыпались в другой стране?Нифонтов говорил в своей обычной манере — с лёгкой иронией, но словно бы неохотно, как бы тяготясь самой необходимостью говорить. Олег Иванович хотел спросить, что за проблемы омрачают его чело, но решил не выходить за рамки строго официальных отношений, которые между ними установились. Захочет — сам скажет.Он вернулся к тексту. «ВАЙНО. Речь даже не о самом Ельцине. Он — „брэнд“, знак очень влиятельной политической группировки. При любом раскладе эти люди не упустят возможности выступить защитниками русскоязычного населения. Не потому, что они озабочены их судьбой. А потому, что они озабочены своей судьбой. И мы предоставим им эту возможность…»
Олег Иванович насторожился. Вайно. У его эстонского знакомца была такая же фамилия. Впрочем, «Вайно» у эстонцев — как «Ивановых» у русских. «КЕЙТ. Что может послужить толчком для резкого обострения обстановки в республике?ВАЙНО. Не догадываетесь?КЕЙТ. Я чувствую, что это связано с Альфонсом Ребане, но каким образом — не знаю. Во всяком случае, вряд ли таким толчком сможет послужить фильм Марта Кыпса.ВАЙНО. Я вам скажу, что вызовет нужную нам реакцию. Фильм — чушь. Даже если Кыпс снимет шедевр, в чем я очень сомневаюсь. Это всего лишь повод для того, чтобы поставить вопрос о возвращении останков Альфонса Ребане в Эстонию. И о торжественном перезахоронении их в Таллине. А вот это, согласитесь, не чушь…»
Он? Или не он? По уровню разговора — он. Генрих Вайно всегда был серьёзной фигурой во властных структурах. Какое-то время работал в Москве в орготделе ЦК КПСС и имел все шансы стать секретарём эстонского ЦК, если бы не эта история с его дочерью-наркоманкой, которая связалась с диссидентами и даже предприняла попытку самосожжения перед таллинской ратушей в знак протеста против судебного процесса над большой группой молодых эстонских националистов. Это было в конце 80-х, в самый разгар перестройки. Весенние заморозки, прибившие слишком нетерпеливые всходы.Но в конечном итоге эта история пошла ему на пользу — позволила вернуться во власть после того, как Эстония стала независимой. Сейчас он занимал в правительстве скромную должность начальника секретариата, но на самом деле был одной из самых влиятельных теневых фигур в республике. И в свои шестьдесят лет ещё имел солидный политический ресурс. «ВАЙНО. И это будет означать переориентацию всей политики Эстонии. Вдумайтесь, генерал: торжественное перезахоронение останков не какого-то полковника никому не известного Эстонского легиона. Нет — командира 20-й Эстонской дивизии СС, штандартенфюрера СС, кавалера Рыцарского креста с дубовыми листьями, высшей награды Третьего рейха.КЕЙТ. Это может вызвать очень сильный взрыв возмущения русскоязычного населения. Но не мало ли этого, чтобы разогреть обстановку до ситуации гражданской войны?ВАЙНО. Мало. В этой браге не хватает дрожжей. Они будут…»
Олег Иванович развернул кресло и вопросительно взглянул на Нифонтова, который медленно ходил по ковровой дорожке вдоль стола для совещаний:— Что это такое, генерал?— Эта запись сделана в ночь с 24-го на 25-е февраля под Таллином на базе отдыха Национально-патриотического союза. В разговоре участвуют трое. Один из них — Генрих Вайно, начальник секретариата кабинета министров Эстонии. Все-таки он. Генрих Вайно. Да, он.— Вы его знаете? — спросил Нифонтов.— Я знаком с ним ещё с советских времён.— Второй участник разговора — генерал-лейтенант Йоханнес Кейт, командующий Силами обороны Эстонии, — продолжал Нифонтов. — Третий — Юрген Янсен, оргсекретарь и член политсовета Национально-патриотического союза. Формально второй человек в союзе, а по влиянию первый. Самый перспективный деятель у национал-патриотов. И самый амбициозный.— Заметьте, генерал: я даже не спрашиваю, каким образом вы получили эту запись, — с усмешкой проговорил Олег Иванович, желая этой бесхитростной шуткой разрядить какое-то странное напряжение этого разговора.Но Нифонтов не отозвался на шутку.— Её прислал руководитель эстонской резидентуры ФСБ.Олег Иванович нажал клавишу «Page Down». «ВАЙНО. А теперь к делу. Да, вы все правильно поняли, генерал. Главная карта в нашей игре — Альфонс Ребане. Но не менее важен и его внук — Томас Ребане. Как вы знаете, парламент принял закон о возвращении имущества прежним собственникам. Это особняки, заводы. Но главное — земля. И вот представьте, что объявляется собственник на землю, на которой построены дома российских военных пенсионеров. Да, эти дома построены при советской власти и квартиры в них приватизированы. Но стоят-то они на чужой земле. И собственник вправе потребовать выкуп за свою землю. Или назначить арендную плату. По своему усмотрению.Эта плата может быть очень высокой. И она будет очень высокой.Реакция?КЕЙТ. Это очень сильные дрожжи. Насколько я понимаю, речь идёт не только о военных пенсионерах. Целые кварталы с преобладающим русскоязычным населением могут оказаться на чужой земле. Страсти будут накалены до предела.ВАЙНО. И в этот момент правительство недвусмысленно — актом торжественного перезахоронения штандартенфюрера СС — заявляет, что отныне героями Эстонии будут патриоты, сражавшиеся с советскими оккупантами. По терминологии русских националистов — фашисты. Получим мы нужный эффект?КЕЙТ. Думаю, да. Особенно если русские экстремисты решатся на провокации.ЯНСЕН. Обязательно решатся. В этом мы им поможем.ВАЙНО. Есть и ещё один очень важный момент. Чрезвычайно важный. Представьте на секунду, генерал, что владельцем земли, на которой стоят жилые кварталы с русскими, окажется штандартенфюрер СС Альфонс Ребане. Верней — его законный наследник. Его внук Томас Ребане.КЕЙТ. Есть сведения о том, что Альфонс Ребане был крупным землевладельцем?ВАЙНО. Есть.КЕЙТ. И есть документы, которые это подтверждают?ЯНСЕН. Они всплывут. Мы получим их в самое ближайшее время.ВАЙНО. Как вам нравится, генерал, такой поворот сюжета?КЕЙТ. Это бомба. Это настоящая политическая бомба огромной разрушительной силы…»
— Теперь вы поняли, что это такое? — спросил Нифонтов, глядя на монитор из-за спины куратора.— Заговор. Эти документы на право собственности — они всплыли?— Да.— Каким образом?— Они оказались у одного старого гэбиста. Как они попали к нему, неизвестно. Возможно, нашёл после войны, когда разбирали архивы, и сохранил. Он предложил Томасу Ребане купить их. За пятьдесят тысяч долларов. Тот купил.— Что они собой представляют?— Семьдесят шесть купчих. Вся собственность приобретена незадолго до установления в Эстонии советской власти. Все зажиточные люди поспешно уезжали, распродавали недвижимость по бросовым ценам. Ребане скупал. Сейчас его наследство оценивается в сумму от тридцати до пятидесяти миллионов долларов. Возможно — больше. Это зависит от конъюнктуры. На его земле действительно построены целые микрорайоны с преобладанием русскоязычного населения. Не только в Таллине, но и в других городах.— А ведь это, генерал, и в самом деле бомба, — оценил куратор.— И очень мощная.— Кто такой этот Томас Ребане?— Студент-недоучка. Тридцать три года. Метр восемьдесят, худой, блондин. Кличка Фитиль. В прошлом — мелкий фарцовщик и ломщик чеков. В советские времена отсидел шесть месяцев за мошенничество. В ноябре девяностого года попался в Ленинграде за те же дела — обувал финнов. Получил бы года три, но тут Эстония вышла из состава СССР, дело закрыли, а его выслали на родину.— В статье обозревателя «Рейтер» сказано, что он художник, — вспомнил Олег Иванович.Нифонтов усмехнулся.— Художник-абстракционист. Почувствуйте разницу. Для него это всего лишь способ кадрить богатых иностранных туристок. Что ещё? Пьяница, бабник. Но по отзывам — малый вполне безобидный. И даже не лишённый обаяния. Скромное обаяние раздолбая.— Вы сказали, что он купил купчие за пятьдесят тысяч долларов. Откуда у раздолбая такие деньги?— По некоторым предположениям, это деньги национал-патриотов. Они были заинтересованы, чтобы купчие эсэсовца оказались у Томаса Ребане.— По предположениям — чьим?— Людей, которые введены в его окружение.— Это ваши люди?— Наши. Но лишь до тех пор, пока считают наши действия правильными.— Вот как? Как они определяют, что правильно, а что неправильно?— Я сам иногда задаю себе этот вопрос. Но они определяют.— Мне непонятна, генерал, уклончивость ваших ответов, — со сдержанным неудовольствием проговорил куратор. — Это ваши сотрудники?— Нет.— Агенты?— Это отдельная тема. Я имел намерение обсудить её с вами. Ваш вызов опередил меня.И вновь в тоне посетителя прозвучала некая напряжённость, причины которой Олег Иванович не понимал, и это вызывало его раздражение. Но за много лет на ответственных постах он научился не только скрывать свои чувства, но и управлять ими. И потому вернул разговор в прежнее русло:— Достойный у этого эсэсовца внук, ничего не скажешь.Ответ Нифонтова чрезвычайно удивил куратора:— Он не внук.— То есть? Кто же он?— Однофамилец. И только.— Не понимаю.— Национал-патриотам понадобился наследник Альфонса Ребане, чтобы реализовать схему заговора, — объяснил Нифонтов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Куратор нахмурился:— Это остроумно, генерал. Но не смешно.— Что именно? — не понял Нифонтов. Он взглянул на монитор и с суховатой усмешкой кивнул: — В самом деле. Звучит, как фраза из завтрашней газеты. Нет, я не подбирал текст. А насчёт завтрашних газет… Мне тоже хотелось бы на них взглянуть. Думаю, мы бы от них, как выражаются мои аналитики, прибалдели.У вас есть какие-то основания так говорить?Такие же, как у вас. Сколько раз мы уже просыпались в другой стране?Нифонтов говорил в своей обычной манере — с лёгкой иронией, но словно бы неохотно, как бы тяготясь самой необходимостью говорить. Олег Иванович хотел спросить, что за проблемы омрачают его чело, но решил не выходить за рамки строго официальных отношений, которые между ними установились. Захочет — сам скажет.Он вернулся к тексту. «ВАЙНО. Речь даже не о самом Ельцине. Он — „брэнд“, знак очень влиятельной политической группировки. При любом раскладе эти люди не упустят возможности выступить защитниками русскоязычного населения. Не потому, что они озабочены их судьбой. А потому, что они озабочены своей судьбой. И мы предоставим им эту возможность…»
Олег Иванович насторожился. Вайно. У его эстонского знакомца была такая же фамилия. Впрочем, «Вайно» у эстонцев — как «Ивановых» у русских. «КЕЙТ. Что может послужить толчком для резкого обострения обстановки в республике?ВАЙНО. Не догадываетесь?КЕЙТ. Я чувствую, что это связано с Альфонсом Ребане, но каким образом — не знаю. Во всяком случае, вряд ли таким толчком сможет послужить фильм Марта Кыпса.ВАЙНО. Я вам скажу, что вызовет нужную нам реакцию. Фильм — чушь. Даже если Кыпс снимет шедевр, в чем я очень сомневаюсь. Это всего лишь повод для того, чтобы поставить вопрос о возвращении останков Альфонса Ребане в Эстонию. И о торжественном перезахоронении их в Таллине. А вот это, согласитесь, не чушь…»
Он? Или не он? По уровню разговора — он. Генрих Вайно всегда был серьёзной фигурой во властных структурах. Какое-то время работал в Москве в орготделе ЦК КПСС и имел все шансы стать секретарём эстонского ЦК, если бы не эта история с его дочерью-наркоманкой, которая связалась с диссидентами и даже предприняла попытку самосожжения перед таллинской ратушей в знак протеста против судебного процесса над большой группой молодых эстонских националистов. Это было в конце 80-х, в самый разгар перестройки. Весенние заморозки, прибившие слишком нетерпеливые всходы.Но в конечном итоге эта история пошла ему на пользу — позволила вернуться во власть после того, как Эстония стала независимой. Сейчас он занимал в правительстве скромную должность начальника секретариата, но на самом деле был одной из самых влиятельных теневых фигур в республике. И в свои шестьдесят лет ещё имел солидный политический ресурс. «ВАЙНО. И это будет означать переориентацию всей политики Эстонии. Вдумайтесь, генерал: торжественное перезахоронение останков не какого-то полковника никому не известного Эстонского легиона. Нет — командира 20-й Эстонской дивизии СС, штандартенфюрера СС, кавалера Рыцарского креста с дубовыми листьями, высшей награды Третьего рейха.КЕЙТ. Это может вызвать очень сильный взрыв возмущения русскоязычного населения. Но не мало ли этого, чтобы разогреть обстановку до ситуации гражданской войны?ВАЙНО. Мало. В этой браге не хватает дрожжей. Они будут…»
Олег Иванович развернул кресло и вопросительно взглянул на Нифонтова, который медленно ходил по ковровой дорожке вдоль стола для совещаний:— Что это такое, генерал?— Эта запись сделана в ночь с 24-го на 25-е февраля под Таллином на базе отдыха Национально-патриотического союза. В разговоре участвуют трое. Один из них — Генрих Вайно, начальник секретариата кабинета министров Эстонии. Все-таки он. Генрих Вайно. Да, он.— Вы его знаете? — спросил Нифонтов.— Я знаком с ним ещё с советских времён.— Второй участник разговора — генерал-лейтенант Йоханнес Кейт, командующий Силами обороны Эстонии, — продолжал Нифонтов. — Третий — Юрген Янсен, оргсекретарь и член политсовета Национально-патриотического союза. Формально второй человек в союзе, а по влиянию первый. Самый перспективный деятель у национал-патриотов. И самый амбициозный.— Заметьте, генерал: я даже не спрашиваю, каким образом вы получили эту запись, — с усмешкой проговорил Олег Иванович, желая этой бесхитростной шуткой разрядить какое-то странное напряжение этого разговора.Но Нифонтов не отозвался на шутку.— Её прислал руководитель эстонской резидентуры ФСБ.Олег Иванович нажал клавишу «Page Down». «ВАЙНО. А теперь к делу. Да, вы все правильно поняли, генерал. Главная карта в нашей игре — Альфонс Ребане. Но не менее важен и его внук — Томас Ребане. Как вы знаете, парламент принял закон о возвращении имущества прежним собственникам. Это особняки, заводы. Но главное — земля. И вот представьте, что объявляется собственник на землю, на которой построены дома российских военных пенсионеров. Да, эти дома построены при советской власти и квартиры в них приватизированы. Но стоят-то они на чужой земле. И собственник вправе потребовать выкуп за свою землю. Или назначить арендную плату. По своему усмотрению.Эта плата может быть очень высокой. И она будет очень высокой.Реакция?КЕЙТ. Это очень сильные дрожжи. Насколько я понимаю, речь идёт не только о военных пенсионерах. Целые кварталы с преобладающим русскоязычным населением могут оказаться на чужой земле. Страсти будут накалены до предела.ВАЙНО. И в этот момент правительство недвусмысленно — актом торжественного перезахоронения штандартенфюрера СС — заявляет, что отныне героями Эстонии будут патриоты, сражавшиеся с советскими оккупантами. По терминологии русских националистов — фашисты. Получим мы нужный эффект?КЕЙТ. Думаю, да. Особенно если русские экстремисты решатся на провокации.ЯНСЕН. Обязательно решатся. В этом мы им поможем.ВАЙНО. Есть и ещё один очень важный момент. Чрезвычайно важный. Представьте на секунду, генерал, что владельцем земли, на которой стоят жилые кварталы с русскими, окажется штандартенфюрер СС Альфонс Ребане. Верней — его законный наследник. Его внук Томас Ребане.КЕЙТ. Есть сведения о том, что Альфонс Ребане был крупным землевладельцем?ВАЙНО. Есть.КЕЙТ. И есть документы, которые это подтверждают?ЯНСЕН. Они всплывут. Мы получим их в самое ближайшее время.ВАЙНО. Как вам нравится, генерал, такой поворот сюжета?КЕЙТ. Это бомба. Это настоящая политическая бомба огромной разрушительной силы…»
— Теперь вы поняли, что это такое? — спросил Нифонтов, глядя на монитор из-за спины куратора.— Заговор. Эти документы на право собственности — они всплыли?— Да.— Каким образом?— Они оказались у одного старого гэбиста. Как они попали к нему, неизвестно. Возможно, нашёл после войны, когда разбирали архивы, и сохранил. Он предложил Томасу Ребане купить их. За пятьдесят тысяч долларов. Тот купил.— Что они собой представляют?— Семьдесят шесть купчих. Вся собственность приобретена незадолго до установления в Эстонии советской власти. Все зажиточные люди поспешно уезжали, распродавали недвижимость по бросовым ценам. Ребане скупал. Сейчас его наследство оценивается в сумму от тридцати до пятидесяти миллионов долларов. Возможно — больше. Это зависит от конъюнктуры. На его земле действительно построены целые микрорайоны с преобладанием русскоязычного населения. Не только в Таллине, но и в других городах.— А ведь это, генерал, и в самом деле бомба, — оценил куратор.— И очень мощная.— Кто такой этот Томас Ребане?— Студент-недоучка. Тридцать три года. Метр восемьдесят, худой, блондин. Кличка Фитиль. В прошлом — мелкий фарцовщик и ломщик чеков. В советские времена отсидел шесть месяцев за мошенничество. В ноябре девяностого года попался в Ленинграде за те же дела — обувал финнов. Получил бы года три, но тут Эстония вышла из состава СССР, дело закрыли, а его выслали на родину.— В статье обозревателя «Рейтер» сказано, что он художник, — вспомнил Олег Иванович.Нифонтов усмехнулся.— Художник-абстракционист. Почувствуйте разницу. Для него это всего лишь способ кадрить богатых иностранных туристок. Что ещё? Пьяница, бабник. Но по отзывам — малый вполне безобидный. И даже не лишённый обаяния. Скромное обаяние раздолбая.— Вы сказали, что он купил купчие за пятьдесят тысяч долларов. Откуда у раздолбая такие деньги?— По некоторым предположениям, это деньги национал-патриотов. Они были заинтересованы, чтобы купчие эсэсовца оказались у Томаса Ребане.— По предположениям — чьим?— Людей, которые введены в его окружение.— Это ваши люди?— Наши. Но лишь до тех пор, пока считают наши действия правильными.— Вот как? Как они определяют, что правильно, а что неправильно?— Я сам иногда задаю себе этот вопрос. Но они определяют.— Мне непонятна, генерал, уклончивость ваших ответов, — со сдержанным неудовольствием проговорил куратор. — Это ваши сотрудники?— Нет.— Агенты?— Это отдельная тема. Я имел намерение обсудить её с вами. Ваш вызов опередил меня.И вновь в тоне посетителя прозвучала некая напряжённость, причины которой Олег Иванович не понимал, и это вызывало его раздражение. Но за много лет на ответственных постах он научился не только скрывать свои чувства, но и управлять ими. И потому вернул разговор в прежнее русло:— Достойный у этого эсэсовца внук, ничего не скажешь.Ответ Нифонтова чрезвычайно удивил куратора:— Он не внук.— То есть? Кто же он?— Однофамилец. И только.— Не понимаю.— Национал-патриотам понадобился наследник Альфонса Ребане, чтобы реализовать схему заговора, — объяснил Нифонтов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40