Что ж смеют говорить? — вызывающе кинул Невзгодин и весь вспыхнул.— Ишь! Уже и загорелись!.. Говорят, что я…Аносова запнулась.— Что вы? — нетерпеливо переспросил Невзгодин.— Ваша любовница! — досказала Аносова и взглянула на Невзгодина.Тот совсем опешил от изумления.— Изумлены? — кинула Аносова.— Еще бы! Сочинить такую… такую нелепость про вас, чья репутация безупречна… Как это глупо! — воскликнул Невзгодин.— А между тем ведь это так правдоподобно… До сих пор я жила отшельницей и вдруг почти каждый вечер сижу глаз на глаз с молодым человеком… Ведь не всякий же знает то, что знаю я…— То есть что?— Что молодой человек исключительно с литературной целью навещает женщину, еще не старую, ну и…— Замечательную красавицу? — досказал горячо Невзгодин.— К которой он, впрочем, довольно равнодушен! — прибавила Аглая Петровна.Невзгодин не принял вызова и воскликнул:— И вы меня не выгнали до сих пор, несмотря на такие сплетни?— Я? Вас?..Опять Аносова так ласково, так нежно и вместе с тем удивленно посмотрела на Невзгодина, что тот снова смутился.— Да разве мне не все равно, что говорят! Я ничьей любовницей не была и не буду! — гордо подчеркнула она, — но пусть болтают, что хотят! Я сама по себе! — усмехнулась Аносова.Это пренебрежение общественным мнением такой рассудительной и степенной женщины, какою казалась Аглая Петровна, восхитило Невзгодина и, разумеется, приятно щекотало его самолюбие.И он восторженно взглянул на красавицу вдову и благодарно стал целовать ее руку несколько дольше и горячее, чем следовало бы это в литературных интересах.Но Аносова не отнимала своей горячей руки, и Невзгодин ее несколько раз принимался целовать.— И знаете ли, о чем еще на днях спрашивала меня сестра?— О чем?— Скоро ли я выхожу замуж?— Вы? За кого?— Да что вы за агнец, в самом деле! Разве не знаете?— Клянусь честью, не знаю.— Да за вас, разумеется!— За меня?!И Невзгодин искренне рассмеялся.Аглая Петровна, по-видимому, недовольна была этим смехом и спросила:— Чему вы смеетесь?— Да уж это несравненно по своей глупости.— Чем же так глупо?— И вы еще спрашиваете? И вы охотница шутить! — с насмешливой улыбкой промолвил Невзгодин, несколько раздраженный.— Я не шучу, Василий Васильич… Разве вы не видите или нарочно не хотите этого видеть? — значительно и серьезно промолвила Аглая Петровна.— Вы… красавица, умная женщина, миллионерка, и вам сделать такой mesalliance!.. неравный брак (фр.).
Выйти замуж за такого богему, нищего писателя, человека таких взглядов, как я… и притом такого непривлекательного…— А почем знать. За такого, и только за такого я бы вышла. Такого, может быть, я и полюбила бы и не променяла его ни на кого. Да и как еще полюбила! — порывисто прибавила Аносова…Она как будто говорила шутя, но каждое слово ее дышало неподдельною страстью. И Невзгодин словно бы неожиданно прозрел и почувствовал, что эта женщина не шутит. И ему стало жутко.Все еще как бы не доверяя этому, он заглянул в глаза Аносовой пытливым, вопросительным и слегка смеющимся взглядом.— Теперь верите? — шепнула она, не сводя с него своих темных глаз, светившихся лаской, и стыдливо алела, словно бы виноватая, что не могла более таить чувства.— Не верю, не верю, не верю! — вызывающе повторял Невзгодин.А сам верил, изумленный, что его любит эта властная, строгая красавица, и, весь охваченный трепетом молодой страсти, глядел на молодую женщину восторженно-благодарным взглядом.— Так поверьте…И Аносова вдруг порывисто обвила шею Невзгодина и прильнула своими губами к его губам в долгом страстном поцелуе.Еще мгновение, и она оттолкнула его.У Невзгодина была несчастная особенность, присущая многим писателям, не терять способности наблюдать и подчас ядовито смеяться над собою даже в самые, казалось бы, счастливые мгновения жизни, и это вносило отраву во все его увлечения. Казалось, он не мог непосредственно отдаваться впечатлениям, точно какой-то насмешливый бесенок сидел у него в голове и нашептывал ему смешные вещи.Только раз в жизни, когда Невзгодин любил Маргариту Васильевну, он не анализировал, не потешался над собою, а просто любил до безумия.И теперь, опьяневший от поцелуя, он словно бы был настороже и, более благодарный, чем счастливый, слушал, как Аглая Петровна, счастливая и радостная, говорила, заглядывая ему в глаза:— О, какой же вы глупый, несмотря на весь ваш ум… На аршин под землю видите, а не видели, что я люблю вас… Ужели не замечали?..— Честное слово…— Какой же вы скромный, и как это хорошо… Ну да… люблю. Вы — идол мой. Ведь ради вас я стала другая… Ради вас я изменила порядки на фабрике… Ради вас я строю этот дом для рабочих… А вы не поверили, что я с радостью пошла бы за вас замуж, чтобы вы были моим, только всегда и всегда моим! — властно прибавила она. — А я и все мои миллионы в вашем распоряжении… Теперь верите?.. А вы… Вы любите ли меня?.. или мне только это чудится в ваших глазах… Хотите быть моим?..Невзгодина захватила эта порывистая, сильная страсть, и, признаться, эти миллионы на мгновение смутили его. Отчего не жениться? Она красива, умна… Она ему нравится, эта красавица… А на эти миллионы можно сделать много хорошего…Но в следующее же мгновение он уже пришел в ужас от мысли жениться на Аносовой.Сидевший в голове его добрый бесенок высмеивал его добрые намерения благотворить чужими миллионами и ядовито докладывал, что Невзгодин просто женится, как первый прохвост, на миллионах, чтобы жить на чужие миллионы, утешая себя благотворительными подачками. И это писатель, автор «Тоски», проповедующий, что богатство развращает… Какой же, однако, писатель негодяй!.. На словах герой, а при первом же соблазне не устоял… И разве он любит великолепную вдову?.. Разве это любовь, а не одно только вожделение к красивому телу?.. Разве по духу она ему близка? И разве он хочет идти под ярмо и вечно быть в полной собственности миллионерши, вместо того чтобы быть свободным и независимым писателем?..— Что ж вы молчите, Василий Васильевич? Или вы в самом деле ходили только изучать меня? — почти крикнула Аглая Петровна, увидавшая, как загорается насмешливый огонек в глазах Невзгодина.— Я очень тронут вашим чувством… Вы мне нравитесь, Аглая Петровна, к чему лукавить, но я не думал связывать свою судьбу…— С судьбой капиталистки? — ядовито перебила она Невзгодина. — Пошутить… отчего же?.. Говорить лукавые, вызывающие речи и… простите… «я изучил»… и отойти, если не удастся легкая интрижка… «Поднесут — пью, не поднесут — не пью», так, кажется, говорил вам какой-то остяк, этики которого вы придерживаетесь?.. А что за дело до тех, кого вы смущали лукавыми речами… На тех наплевать…Аглая Петровна говорила, почти задыхаясь от гнева и оскорбленного самолюбия.И вдруг она смолкла. Бледная как полотно и прекрасная в своем гневе, она порывисто встала с дивана.Встал и Невзгодин.Она смерила его злыми глазами и в бешенстве крикнула:— Вон… И никогда не показывайтесь на мои глаза…
Но, как только Невзгодин направился к дверям, Аносова бросилась к нему и, схватив за руку, прошептала:— Простите… простите… Вы хороший… славный… Я люблю вас… Да хранит вас Христос!Властным жестом приказала она Невзгодину нагнуться. Она трижды поцеловала его в губы, торжественно перекрестила его и сказала, говоря ему «ты»:— Будь счастлив, родной, не поминай меня лихом!В голосе ее слышны были рыдания.— Вы не поминайте меня лихом! Прощайте, Аглая Петровна! — взволнованно проговорил Невзгодин, крепко пожимая ей руку.— За тобой лиха нет… И ты прав: тебе пут не надо… Ты из орлиной породы… Спасибо за приязнь, за все спасибо, хороший мой!Когда Невзгодин ушел, Аносова беспомощно опустилась на диван и горько-горько заплакала.— Видно, и мне одинокой жить! — прошептала она.На другой день она принялась за дела. Призванный зачем-то Артемий Захарыч обрадовался, увидав свою госпожу за счетами. XXXV На следующее утро Невзгодину не работалось.Он был еще под сильным впечатлением того, что так неожиданно произошло вчера, и хотя жалел Аносову, но сам испытывал радостное чувство человека, избавившегося от опасности.В самом деле, он чуть было не увлекся и… расхлебывай потом кашу.Вошел коридорный Петр и подал телеграмму:— Должно, от сродственников, Василий Васильич.— Никого у меня нет сродственников, Петр…— И родителей нет?— Давно умерли. Один, как перст.Невзгодин развернул телеграмму и прочел:«Приходите завтра в час завтракать на новоселье Никольский переулок дом Гнездова квартира 10. Где пропадаете Маргарита».— Ай да молодец! Вырвалась на свободу. Не ожидал! — весело проговорил Невзгодин, бросая телеграмму на стол.— Чего изволите? — откликнулся Петр.— Я не вам. Как сегодня на дворе?— Весной оказывает, Василий Васильич. Каплет.— Весной? В самом деле, февраль на исходе.— Скоро масленица.— Скоро и я уеду.— На новую квартиру?— Из Москвы. Сперва в Петербург, а потом весну в Крым встречать, а дальше и сам не знаю…— Вам все равно, где ни жить… Пиши себе знай.— То-то и хорошо… Вот на днях получу деньги, и прощайте, Петр! — весело говорил Невзгодин, предвкушая, как истый бродяга, удовольствие путешествия.— Одни поедете?— А то с кем же?Петр хихикнул.— А с той барыней?— С какой?— Которая тогда к вам наведывалась… Такая фасонистая… Еще фрухты покупали…— То моя жена.— Же-на? — с меланхолическим изумлением протянул Петр. — Вы, значит, с супругой вроде как будто врозь?— И совсем врозь! — засмеялся Невзгодин. — Что, не приходила она?— То-то нет. Прикажете отказывать?— Нет… зачем же.Петр вышел и тотчас же вернулся.— Легка на помине… Идут! — таинственно прошептал он и снова скрылся.Через несколько секунд раздался троекратный стук в двери.— Войдите!— Я к вам на одну минуту, Невзгодин, — проговорила Марья Ивановна, пожимая мужу руку и брезгливо оглядывая комнату, — была около, поблизости, и зашла поздравить вас… Где тут сесть у вас?— А вот сюда, Марья Ивановна! Стул чистый, — усмехнулся Невзгодин, подавая жене стул и оглядывая ее новую весеннюю жакетку… — А поздравить с чем пришли?— Во-первых, с литературным успехом…— А во-вторых?— С женитьбой… Вы гораздо практичнее, чем я ожидала… Одобряю и поздравляю… Надеюсь, и за развод вы заплатите мне хорошо…— С чего вы взяли?.. Я и не думаю, слава богу, жениться.— А на Аносовой? На этой красавице миллионерке… Я об этом уж несколько раз слышала. Говорят, она влюбилась в вас, как кошка…— И не думал… и не влюблена она… и все это сплетни! — с раздражением сказал Невзгодин.— Но вы у нее каждый день бывали?— Бывал.— И кажется, сдружились с ней?— Положим, и сдружился…— Так ведь отчего и не жениться?.. Я наверное знаю, что она пошла бы за вас.— И знайте. Я вот не женюсь и скоро уезжаю.— Да что вы сердитесь?.. И глупо делаете, если упускаете такой случай… Впрочем, вы все такой же… Миллионами брезгаете… Ну, прощайте… А ко мне что же по воскресеньям ни разу не заглянули?.. Или не хотите больше видеть? — улыбнулась Марья Ивановна.— Некогда было…— Знаю я эти ваши некогда… Или изучали миллионерку?— Изучал.— И кончили?— Кончил… И знаете ли что?— Что?— Не пообедаем ли мы как-нибудь опять в «Эрмитаже»?Марья Ивановна усмехнулась.— Что ж… Пожалуй… Вы, видно, опять богаты?— Миллионов нет, но сто рублей в кармане. Скоро еще четыреста получу… Чем не Крез?— Миллионов у вас и помину не будет.— То-то. Вы, кажется, меня немного знаете?— А у меня капитал маленький будет. Наработаю практикой.— Не сомневаюсь. Вам и миллионы позволительны. Так вам когда угодно обедать?— Могу только в одно из воскресений. Остальное время занята…— Так в это воскресенье я заеду за вами, Марья Ивановна…— Заезжайте. В котором часу?— В четыре.— Буду ждать. До свидания. И то сегодня полчаса лишних гуляю! А вы ничего… Не так скверно глядите, как тогда… Верно, не сочиняете запоем? — бросила она на ходу и ушла.«Вот с этой дамой никаких драм не может быть! Признает только науку и режим!» — усмехнулся про себя Невзгодин.Скоро он вышел из дома. XXXVI В воздухе, действительно, пахло весной. Солнце грело с голубого неба, веселое и яркое. На улицах была грязь… Отовсюду капало.Невзгодина еще сильнее потянуло из Москвы. Он заедет в Петербург, чтобы лично познакомиться с редактором, и оттуда — в Крым. Никогда он не бывал в Крыму, но слышал, что весной там особенно хорошо.А в Москву он не вернется. Где он останется, он еще не решил. Если понравится Петербург, — в Петербурге. Если нет, — в другом городе, но только не в Москве. Уж очень деньгами она пахнет, эта Москва, и очень уж болтовней занимаются москвичи. Он, слава богу, вольная птица… Ничем и никем не связан и может жить, где угодно. Литература прокормит. И не надо даже обращаться в ремесленника и писать слишком много. Потребности у него небольшие… Одна голова — не беда.И он шел по улице, веселый и бодрый, мечтая о том, как хорошо будет ему работаться в Крыму, где-нибудь на берегу моря. Там он, быть может, напишет что-нибудь лучшее. И при одной этой мысли Невзгодин чувствовал в себе словно бы новый подъем сил.Но воспоминание об Аглае Петровне нет-нет да и омрачало его настроение… Он не чувствовал себя виноватым перед ней — он не заигрывал с ней, а все-таки… И ему делалось стыдно, когда он припоминал эту позорную минуту решения жениться на ней. О, как стыдно! Он непременно ее опишет, эту минуту, правдиво, без утайки… И она осветит темный угол души человеческой… Эта минута ведь пережита! Но зато таких минут уж не может быть.И хорош был бы он — супруг миллионерки да еще такой властной, как Аглая. Настоящий король Лир в юбке. И теперь, когда он только ходил к ней, уже черт знает что говорят, а тогда… Он, разумеется, не обвинит человека, который полюбит женщину богатую, но ведь он ее не любил. Но, во всяком случае, Аглая женщина оригинальная и сильная. Она не врет… Прямо призналась, что вся ее перемена из-за охватившего ее чувства. Пройдет чувство, и снова проявится наследственный кулак.Невзгодин должен был сознаться, что он ее идеализировал в последнее время… под влиянием увлечения ее красотой. Но разве он думал, что она может влюбиться в него?Было двенадцать часов. Невзгодин зашел в цветочный магазин, купил чайных роз и велел сделать букет. Когда он был готов, он направился к Заречной.Дорога шла через Арбат. На Арбате он встретился с Сбруевым.Оба радостно пожали друг другу руки и, как водится, пеняли друг другу, что давно не видались.Невзгодин осведомился, как дела.— По-прежнему! — кисло улыбнулся Сбруев.— А что Найденов, остается здесь? Поправился?— Он подал в отставку, и его увезли за границу. Плох, говорят.— А дети с ним?— Нет. Они в Петербурге. Славные, говорят. И у такого отца! Они-то его и доконали… Безумно любит их, а они тогда были на панихиде. Ужасно.Они поболтали еще несколько минут и разошлись.В исходе первого часа Невзгодин был у Заречной.Маргарита Васильевна встретила его веселая, оживленная и похорошевшая, в большой комнате, убранной умелой женской рукой, уютной, светлой, посреди которой стоял стол, накрытый на два прибора.— От души поздравляю вас, Маргарита Васильевна! — приветствовал ее Невзгодин, подавая букет чудных роз.— Вот это мило, что побаловали. Узнаю вас. Что за прелесть!Она положила цветы в вазу и вазу поставила на стол.— Сейчас будем завтракать, а пока скажу вам, что ваша «Тоска» прелесть и что сами вы бессовестно забыли меня.— Я не забываю друзей.— Так как же не заглянуть?.. Впрочем… я не упрекаю… Не заходили, значит, не хотелось… Вы ведь изучали новый тип… Правда?— Правда! — ответил Невзгодин, краснея.— И про вас легенды ходят…— Которым вы, надеюсь, не поверили?— Не поверила. Я знаю вас и знаю цену московским легендам.— А вы давно на новом положении?— Сегодня ровно неделя. Устраивалась.— И отлично устроились.— Я довольна. У меня две комнаты: эта — приемная, кабинет и столовая, а рядом моя спальная. Нанимаю от жильцов. Тихо, спокойно, хорошо. Заработок есть. А для души… дом для рабочих… Аносова ведь дает деньги!..— А главное: вы чувствуете себя свободной… Не надо компромиссов! Не правда ли?— Именно. И как это приятно! Я только теперь это почувствовала вполне… И как я вам благодарна, Василий Васильич… Вы поступили как истинный друг! — горячо проговорила Маргарита Васильевна.— Мне? За что?— А за то, что вы тогда на юбилее, — помните? — говорили о позоре моего компромисса, когда я обвиняла за него мужа и других… Мне было больно, очень больно — вы ведь посыпали мою рану солью, — и я на вас сердилась… Но ваши слова… заставили меня глубже заглянуть в свою совесть.— Вы и без меня в нее заглядывали.— Заглядывала, но успокоивала себя софизмами, прикрывая зверя в себе… А у вас есть особенная способность: взбудоражить человека, заставить его не особенно восхищаться собственной персоной…— И за это доставалось-таки мне… Помните, как на холере одна барынька раззнакомилась со мной… Сперва говорила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Выйти замуж за такого богему, нищего писателя, человека таких взглядов, как я… и притом такого непривлекательного…— А почем знать. За такого, и только за такого я бы вышла. Такого, может быть, я и полюбила бы и не променяла его ни на кого. Да и как еще полюбила! — порывисто прибавила Аносова…Она как будто говорила шутя, но каждое слово ее дышало неподдельною страстью. И Невзгодин словно бы неожиданно прозрел и почувствовал, что эта женщина не шутит. И ему стало жутко.Все еще как бы не доверяя этому, он заглянул в глаза Аносовой пытливым, вопросительным и слегка смеющимся взглядом.— Теперь верите? — шепнула она, не сводя с него своих темных глаз, светившихся лаской, и стыдливо алела, словно бы виноватая, что не могла более таить чувства.— Не верю, не верю, не верю! — вызывающе повторял Невзгодин.А сам верил, изумленный, что его любит эта властная, строгая красавица, и, весь охваченный трепетом молодой страсти, глядел на молодую женщину восторженно-благодарным взглядом.— Так поверьте…И Аносова вдруг порывисто обвила шею Невзгодина и прильнула своими губами к его губам в долгом страстном поцелуе.Еще мгновение, и она оттолкнула его.У Невзгодина была несчастная особенность, присущая многим писателям, не терять способности наблюдать и подчас ядовито смеяться над собою даже в самые, казалось бы, счастливые мгновения жизни, и это вносило отраву во все его увлечения. Казалось, он не мог непосредственно отдаваться впечатлениям, точно какой-то насмешливый бесенок сидел у него в голове и нашептывал ему смешные вещи.Только раз в жизни, когда Невзгодин любил Маргариту Васильевну, он не анализировал, не потешался над собою, а просто любил до безумия.И теперь, опьяневший от поцелуя, он словно бы был настороже и, более благодарный, чем счастливый, слушал, как Аглая Петровна, счастливая и радостная, говорила, заглядывая ему в глаза:— О, какой же вы глупый, несмотря на весь ваш ум… На аршин под землю видите, а не видели, что я люблю вас… Ужели не замечали?..— Честное слово…— Какой же вы скромный, и как это хорошо… Ну да… люблю. Вы — идол мой. Ведь ради вас я стала другая… Ради вас я изменила порядки на фабрике… Ради вас я строю этот дом для рабочих… А вы не поверили, что я с радостью пошла бы за вас замуж, чтобы вы были моим, только всегда и всегда моим! — властно прибавила она. — А я и все мои миллионы в вашем распоряжении… Теперь верите?.. А вы… Вы любите ли меня?.. или мне только это чудится в ваших глазах… Хотите быть моим?..Невзгодина захватила эта порывистая, сильная страсть, и, признаться, эти миллионы на мгновение смутили его. Отчего не жениться? Она красива, умна… Она ему нравится, эта красавица… А на эти миллионы можно сделать много хорошего…Но в следующее же мгновение он уже пришел в ужас от мысли жениться на Аносовой.Сидевший в голове его добрый бесенок высмеивал его добрые намерения благотворить чужими миллионами и ядовито докладывал, что Невзгодин просто женится, как первый прохвост, на миллионах, чтобы жить на чужие миллионы, утешая себя благотворительными подачками. И это писатель, автор «Тоски», проповедующий, что богатство развращает… Какой же, однако, писатель негодяй!.. На словах герой, а при первом же соблазне не устоял… И разве он любит великолепную вдову?.. Разве это любовь, а не одно только вожделение к красивому телу?.. Разве по духу она ему близка? И разве он хочет идти под ярмо и вечно быть в полной собственности миллионерши, вместо того чтобы быть свободным и независимым писателем?..— Что ж вы молчите, Василий Васильевич? Или вы в самом деле ходили только изучать меня? — почти крикнула Аглая Петровна, увидавшая, как загорается насмешливый огонек в глазах Невзгодина.— Я очень тронут вашим чувством… Вы мне нравитесь, Аглая Петровна, к чему лукавить, но я не думал связывать свою судьбу…— С судьбой капиталистки? — ядовито перебила она Невзгодина. — Пошутить… отчего же?.. Говорить лукавые, вызывающие речи и… простите… «я изучил»… и отойти, если не удастся легкая интрижка… «Поднесут — пью, не поднесут — не пью», так, кажется, говорил вам какой-то остяк, этики которого вы придерживаетесь?.. А что за дело до тех, кого вы смущали лукавыми речами… На тех наплевать…Аглая Петровна говорила, почти задыхаясь от гнева и оскорбленного самолюбия.И вдруг она смолкла. Бледная как полотно и прекрасная в своем гневе, она порывисто встала с дивана.Встал и Невзгодин.Она смерила его злыми глазами и в бешенстве крикнула:— Вон… И никогда не показывайтесь на мои глаза…
Но, как только Невзгодин направился к дверям, Аносова бросилась к нему и, схватив за руку, прошептала:— Простите… простите… Вы хороший… славный… Я люблю вас… Да хранит вас Христос!Властным жестом приказала она Невзгодину нагнуться. Она трижды поцеловала его в губы, торжественно перекрестила его и сказала, говоря ему «ты»:— Будь счастлив, родной, не поминай меня лихом!В голосе ее слышны были рыдания.— Вы не поминайте меня лихом! Прощайте, Аглая Петровна! — взволнованно проговорил Невзгодин, крепко пожимая ей руку.— За тобой лиха нет… И ты прав: тебе пут не надо… Ты из орлиной породы… Спасибо за приязнь, за все спасибо, хороший мой!Когда Невзгодин ушел, Аносова беспомощно опустилась на диван и горько-горько заплакала.— Видно, и мне одинокой жить! — прошептала она.На другой день она принялась за дела. Призванный зачем-то Артемий Захарыч обрадовался, увидав свою госпожу за счетами. XXXV На следующее утро Невзгодину не работалось.Он был еще под сильным впечатлением того, что так неожиданно произошло вчера, и хотя жалел Аносову, но сам испытывал радостное чувство человека, избавившегося от опасности.В самом деле, он чуть было не увлекся и… расхлебывай потом кашу.Вошел коридорный Петр и подал телеграмму:— Должно, от сродственников, Василий Васильич.— Никого у меня нет сродственников, Петр…— И родителей нет?— Давно умерли. Один, как перст.Невзгодин развернул телеграмму и прочел:«Приходите завтра в час завтракать на новоселье Никольский переулок дом Гнездова квартира 10. Где пропадаете Маргарита».— Ай да молодец! Вырвалась на свободу. Не ожидал! — весело проговорил Невзгодин, бросая телеграмму на стол.— Чего изволите? — откликнулся Петр.— Я не вам. Как сегодня на дворе?— Весной оказывает, Василий Васильич. Каплет.— Весной? В самом деле, февраль на исходе.— Скоро масленица.— Скоро и я уеду.— На новую квартиру?— Из Москвы. Сперва в Петербург, а потом весну в Крым встречать, а дальше и сам не знаю…— Вам все равно, где ни жить… Пиши себе знай.— То-то и хорошо… Вот на днях получу деньги, и прощайте, Петр! — весело говорил Невзгодин, предвкушая, как истый бродяга, удовольствие путешествия.— Одни поедете?— А то с кем же?Петр хихикнул.— А с той барыней?— С какой?— Которая тогда к вам наведывалась… Такая фасонистая… Еще фрухты покупали…— То моя жена.— Же-на? — с меланхолическим изумлением протянул Петр. — Вы, значит, с супругой вроде как будто врозь?— И совсем врозь! — засмеялся Невзгодин. — Что, не приходила она?— То-то нет. Прикажете отказывать?— Нет… зачем же.Петр вышел и тотчас же вернулся.— Легка на помине… Идут! — таинственно прошептал он и снова скрылся.Через несколько секунд раздался троекратный стук в двери.— Войдите!— Я к вам на одну минуту, Невзгодин, — проговорила Марья Ивановна, пожимая мужу руку и брезгливо оглядывая комнату, — была около, поблизости, и зашла поздравить вас… Где тут сесть у вас?— А вот сюда, Марья Ивановна! Стул чистый, — усмехнулся Невзгодин, подавая жене стул и оглядывая ее новую весеннюю жакетку… — А поздравить с чем пришли?— Во-первых, с литературным успехом…— А во-вторых?— С женитьбой… Вы гораздо практичнее, чем я ожидала… Одобряю и поздравляю… Надеюсь, и за развод вы заплатите мне хорошо…— С чего вы взяли?.. Я и не думаю, слава богу, жениться.— А на Аносовой? На этой красавице миллионерке… Я об этом уж несколько раз слышала. Говорят, она влюбилась в вас, как кошка…— И не думал… и не влюблена она… и все это сплетни! — с раздражением сказал Невзгодин.— Но вы у нее каждый день бывали?— Бывал.— И кажется, сдружились с ней?— Положим, и сдружился…— Так ведь отчего и не жениться?.. Я наверное знаю, что она пошла бы за вас.— И знайте. Я вот не женюсь и скоро уезжаю.— Да что вы сердитесь?.. И глупо делаете, если упускаете такой случай… Впрочем, вы все такой же… Миллионами брезгаете… Ну, прощайте… А ко мне что же по воскресеньям ни разу не заглянули?.. Или не хотите больше видеть? — улыбнулась Марья Ивановна.— Некогда было…— Знаю я эти ваши некогда… Или изучали миллионерку?— Изучал.— И кончили?— Кончил… И знаете ли что?— Что?— Не пообедаем ли мы как-нибудь опять в «Эрмитаже»?Марья Ивановна усмехнулась.— Что ж… Пожалуй… Вы, видно, опять богаты?— Миллионов нет, но сто рублей в кармане. Скоро еще четыреста получу… Чем не Крез?— Миллионов у вас и помину не будет.— То-то. Вы, кажется, меня немного знаете?— А у меня капитал маленький будет. Наработаю практикой.— Не сомневаюсь. Вам и миллионы позволительны. Так вам когда угодно обедать?— Могу только в одно из воскресений. Остальное время занята…— Так в это воскресенье я заеду за вами, Марья Ивановна…— Заезжайте. В котором часу?— В четыре.— Буду ждать. До свидания. И то сегодня полчаса лишних гуляю! А вы ничего… Не так скверно глядите, как тогда… Верно, не сочиняете запоем? — бросила она на ходу и ушла.«Вот с этой дамой никаких драм не может быть! Признает только науку и режим!» — усмехнулся про себя Невзгодин.Скоро он вышел из дома. XXXVI В воздухе, действительно, пахло весной. Солнце грело с голубого неба, веселое и яркое. На улицах была грязь… Отовсюду капало.Невзгодина еще сильнее потянуло из Москвы. Он заедет в Петербург, чтобы лично познакомиться с редактором, и оттуда — в Крым. Никогда он не бывал в Крыму, но слышал, что весной там особенно хорошо.А в Москву он не вернется. Где он останется, он еще не решил. Если понравится Петербург, — в Петербурге. Если нет, — в другом городе, но только не в Москве. Уж очень деньгами она пахнет, эта Москва, и очень уж болтовней занимаются москвичи. Он, слава богу, вольная птица… Ничем и никем не связан и может жить, где угодно. Литература прокормит. И не надо даже обращаться в ремесленника и писать слишком много. Потребности у него небольшие… Одна голова — не беда.И он шел по улице, веселый и бодрый, мечтая о том, как хорошо будет ему работаться в Крыму, где-нибудь на берегу моря. Там он, быть может, напишет что-нибудь лучшее. И при одной этой мысли Невзгодин чувствовал в себе словно бы новый подъем сил.Но воспоминание об Аглае Петровне нет-нет да и омрачало его настроение… Он не чувствовал себя виноватым перед ней — он не заигрывал с ней, а все-таки… И ему делалось стыдно, когда он припоминал эту позорную минуту решения жениться на ней. О, как стыдно! Он непременно ее опишет, эту минуту, правдиво, без утайки… И она осветит темный угол души человеческой… Эта минута ведь пережита! Но зато таких минут уж не может быть.И хорош был бы он — супруг миллионерки да еще такой властной, как Аглая. Настоящий король Лир в юбке. И теперь, когда он только ходил к ней, уже черт знает что говорят, а тогда… Он, разумеется, не обвинит человека, который полюбит женщину богатую, но ведь он ее не любил. Но, во всяком случае, Аглая женщина оригинальная и сильная. Она не врет… Прямо призналась, что вся ее перемена из-за охватившего ее чувства. Пройдет чувство, и снова проявится наследственный кулак.Невзгодин должен был сознаться, что он ее идеализировал в последнее время… под влиянием увлечения ее красотой. Но разве он думал, что она может влюбиться в него?Было двенадцать часов. Невзгодин зашел в цветочный магазин, купил чайных роз и велел сделать букет. Когда он был готов, он направился к Заречной.Дорога шла через Арбат. На Арбате он встретился с Сбруевым.Оба радостно пожали друг другу руки и, как водится, пеняли друг другу, что давно не видались.Невзгодин осведомился, как дела.— По-прежнему! — кисло улыбнулся Сбруев.— А что Найденов, остается здесь? Поправился?— Он подал в отставку, и его увезли за границу. Плох, говорят.— А дети с ним?— Нет. Они в Петербурге. Славные, говорят. И у такого отца! Они-то его и доконали… Безумно любит их, а они тогда были на панихиде. Ужасно.Они поболтали еще несколько минут и разошлись.В исходе первого часа Невзгодин был у Заречной.Маргарита Васильевна встретила его веселая, оживленная и похорошевшая, в большой комнате, убранной умелой женской рукой, уютной, светлой, посреди которой стоял стол, накрытый на два прибора.— От души поздравляю вас, Маргарита Васильевна! — приветствовал ее Невзгодин, подавая букет чудных роз.— Вот это мило, что побаловали. Узнаю вас. Что за прелесть!Она положила цветы в вазу и вазу поставила на стол.— Сейчас будем завтракать, а пока скажу вам, что ваша «Тоска» прелесть и что сами вы бессовестно забыли меня.— Я не забываю друзей.— Так как же не заглянуть?.. Впрочем… я не упрекаю… Не заходили, значит, не хотелось… Вы ведь изучали новый тип… Правда?— Правда! — ответил Невзгодин, краснея.— И про вас легенды ходят…— Которым вы, надеюсь, не поверили?— Не поверила. Я знаю вас и знаю цену московским легендам.— А вы давно на новом положении?— Сегодня ровно неделя. Устраивалась.— И отлично устроились.— Я довольна. У меня две комнаты: эта — приемная, кабинет и столовая, а рядом моя спальная. Нанимаю от жильцов. Тихо, спокойно, хорошо. Заработок есть. А для души… дом для рабочих… Аносова ведь дает деньги!..— А главное: вы чувствуете себя свободной… Не надо компромиссов! Не правда ли?— Именно. И как это приятно! Я только теперь это почувствовала вполне… И как я вам благодарна, Василий Васильич… Вы поступили как истинный друг! — горячо проговорила Маргарита Васильевна.— Мне? За что?— А за то, что вы тогда на юбилее, — помните? — говорили о позоре моего компромисса, когда я обвиняла за него мужа и других… Мне было больно, очень больно — вы ведь посыпали мою рану солью, — и я на вас сердилась… Но ваши слова… заставили меня глубже заглянуть в свою совесть.— Вы и без меня в нее заглядывали.— Заглядывала, но успокоивала себя софизмами, прикрывая зверя в себе… А у вас есть особенная способность: взбудоражить человека, заставить его не особенно восхищаться собственной персоной…— И за это доставалось-таки мне… Помните, как на холере одна барынька раззнакомилась со мной… Сперва говорила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27