Это так просто.— Но только этого вы не скоро дождетесь… А теперь будем чай пить… Пойдем в столовую или здесь?..— Здесь у вас отлично…— Ну, так здесь…Аносова подавила пуговку и велела подавать самовар.— А вы сегодня были на похоронах? — спрашивала Аносова.— Был.— Надеюсь, Найденов не явился?— Да и вообще мало было.— Я слышала, мать Перелесова приехала!— Да?.. Несчастная!.. Она теперь осталась без всяких средств после смерти сына. Он ее содержал.— Спасибо, что сказали.— А что?— Как что? Необходимо устроить старушку!.. — участливо промолвила Аносова.— Истинное доброе дело сделаете, Аглая Петровна.— Завтра же напишу Сбруеву. Пусть придумает форму помощи, не обидную для старушки.— А вы как думаете ее устроить?— Предложу ежемесячную пенсию. Пятьдесят рублей пожизненно. Довольно?— Конечно. Сердечно благодарю вас за старушку, Аглая Петровна! — горячо промолвил Невзгодин.Он был решительно тронут ее отзывчивостью и быстротою решения. А он прежде думал, что великолепная вдова благотворит только из тщеславия, чтобы о ней говорили в газетах. Нет, она положительно добрая женщина!— Есть за что благодарить! — с грустной улыбкой ответила Аглая Петровна.Слуга подал маленький серебряный самовар, поставил варенье, сливки, ром и лимон и удалился.— Вам крепкий?— Нет…Невзгодин глядел, как умело Аглая Петровна заварила и потом перемыла стакан и чашку.— А еще где вы были сегодня, Василий Васильич? У Маргариты Васильевны были?— Вчера был…— Вы, кажется, часто у нее бываете?— Нет…— Что так?.. Окончили ее изучать?— Я Маргариту Васильевну не изучал. Я просто был в нее влюблен прежде…— И долго?— Долго.— А что значит по-вашему: долго?— Два с половиною года. Согласитесь, что очень долго.— А теперь?— А теперь мы добрые приятели, вот и все!Аглая Петровна радостно улыбнулась. Но вслед за тем спросила:— Но отчего же она не любит своего мужа?— Могу вас уверить, что не из-за меня… Да, кажется, ни из-за кого, а просто так-таки не любит. Это хоть редко встречается, но бывает…— А Николай Сергеич так ее любит!— Вольно же. Люби не люби, а насильно мил не будешь, Аглая Петровна.— Да, не будешь! — значительно проронила молодая женщина.Она подала Невзгодину чай и спросила:— А вы не боитесь возвращения чувства?— Оно не возвращается… А бедную Маргариту Васильевну придется огорчить! — резко оборвал Невзгодин тему беседы.— Чем?— Ваше письмо не подействовало.— Какое? Я ничего не понимаю.— Письмо к Измайловой. Я был у нее сегодня.— И что же?— Разумеется, отказ. Впрочем, я этого и ждал. По-моему, большая ошибка со стороны Маргариты Васильевны было давать мне такие поручения… Измайлова, говорят, любит антиноев до сих пор… Ну, а я… сами видите, что невзрачный кавалер… Тем не менее я рад, что видел знаменитую Мессалину в отставке. И какая же она страшная, эта раскрашенная старуха!..— Как же она вас приняла? Расскажите.— Не особенно любезно. Осмотрела с ног до головы и, прочитавши ваше письмо, недовольно повела своими накрашенными губами и наконец просила изложить, в чем дело… Несмотря на все мое красноречие, — а я был красноречив, даю вам слово! — Измайлова отнеслась к затее Маргариты Васильевны прямо-таки неодобрительно. «Какие театры да лекции для рабочих? Я этому не сочувствую…» Ну, спросила, конечно, дали ли вы пятьдесят тысяч или пообещали только, и когда я сказал, что пообещали, она… усмехнулась довольно-таки, признаться, многозначительно…— Не поверила, что я дам? — усмехнулась Аносова.— Как будто так. А затем стала допрашивать: кто такой я и почему к ней приехал, а не Заречный… Одним словом, полнейшее фиаско… Не осуществить, как видно, Маргарите Васильевне своего плана…— А вы его одобряете?— Отчего ж не одобрить. Дело, во всяком случае, полезное…— Ну, так план Маргариты Васильевны осуществится! — весело проговорила Аглая Петровна.— Каким образом?— Я одна выстрою дом, а вы, быть может, не откажетесь помочь нам советом, как лучше это сделать…Невзгодин был изумлен.— Ну что? Немножко довольны мною, Василий Васильич?— Я восхищен вами, Аглая Петровна, и чувствую себя перед вами виноватым. Простите!И Невзгодин горячо поцеловал руку Аносовой.— За что вас прощать?— За то, что считал вас не такою, какая вы есть.— Вы вправе были… Я ведь кулак-баба… Наследственность сказалась.— Вы клевещете на себя. А решение ваше сейчас?.. Это что?— Ваше влияние, Василий Васильич!— Вы шутите, конечно.— Какие шутки! И заметьте — я без особенной надобности никогда не лгу… Это результат наших споров в Бретани и вообще знакомства с вами… У меня нрав скоропалительный… И на добро и на зло азартный, если я кому поверю… Только не оставляйте своими добрыми указаниями… Ну и, кроме того, ведь мы, бабы, любим, чтобы нас описывали не очень уж скверно — мне, значит, и хочется, чтобы, изучая, вы видели меня лучше, чем я есть… Простите бабье тщеславье, Василий Васильич…— Вы преувеличиваете влияние моих споров! В вас просто добрая натура говорит.— Думайте, как знаете…Аносова заговорила о своем англичанине-управляющем и нашла, что его надо убрать. Очень уж он строг.И совершенно неожиданно обратилась к Невзгодину с просьбой: порекомендовать ей какого-нибудь порядочного человека.Когда Невзгодин в первом часу прощался с Аглаей Петровной, она спросила:— Скоро увидимся?— Я завтра зайду… Можно?— Еще бы! Я рада поболтать с интересным человеком, ну, а вам…— А мне?— А вам надо изучить новую разновидность московской купчихи. Так приходите!.. — проговорила Аносова своим мягким, певучим голосом, ласково улыбаясь глазами. XXXIII Прошел месяц.В течение этого времени Невзгодин чуть ли не каждый день ходил к Аглае Петровне и просиживал с ней вечера в клетушке. Они вели долгие разговоры, спорили, читали вместе, знакомили друг друга с своими биографиями. Аносова нередко посвящала Невзгодина в свои дела и спрашивала его советов. За это время они сблизились, и Аглая Петровна с инстинктом любящей женщины старалась показать себя Невзгодину с самой лучшей стороны и, действительно, под властью чувства, далеко не походила на прежнюю деловитую купчиху, скаредную и бессердечную, когда дело шло об ее купеческих интересах. Все, близко знавшие Аглаю Петровну, дивились такой перемене и приписывали ее, разумеется, тому, что Аносова влюбилась, как дура, в Невзгодина. Нечего и говорить, что безупречная доселе репутация Аглаи Петровны пошатнулась среди купечества, и Невзгодина называли любовником Аносовой.А между тем ничего подобного не было.Правда, великолепная вдова не только интересовала молодого писателя, как интересный тип для изучения, но и очень нравилась ему, импонируя своей роскошной красотой и привлекая умом; тем не менее он старался скрыть это и объяснял свои частые посещения удовольствием поболтать с умной женщиной. До сих пор он не обмолвился серьезным признанием, хотя нередко и говорил в шутливом тоне о красоте Аглаи Петровны.Она нередко ловила восторженные взгляды Невзгодина и ждала, нетерпеливо ждала, что он наконец бросится к ее ногам и признается, что любит ее, но этого не было, и Аглая Петровна влюблялась сама все более и более, но, разумеется, горделиво не показывала Невзгодину, как он ей дорог и как бы она была счастлива выйти за него замуж.Невзгодин и не догадывался, что в него Аносова влюблена, и верил ей, когда она говорила, что питает к нему хорошие чувства, как к человеку, который «открыл ей глаза» и сделал ее лучше. И он видел, что действительно имеет некоторое влияние на Аглаю Петровну, приписывая это влияние доброй, в сущности, натуре Аносовой, но испорченной наследственностью и средой.Те перемены, которые она сделала на фабрике, удалив англичанина, и те планы, которые она хотела привести в исполнение, не оставляли его в сомнении, что Аглая Петровна «кающаяся капиталистка».И Невзгодин, несколько «оболваненный» и красотой великолепной вдовы, и ее уменьем довольно тонко льстить мужскому самолюбию, и ее «планами», уже мечтал об интересной теме для новой повести, героиня которой под идейным влиянием раздает свои богатства, отказываясь от жизни, полной роскоши и блеска… По временам эта тема казалась фальшивой его художественному инстинкту, но ведь факт почти налицо в лице Аглаи Петровны. Надо только довести его до логического развития.Впрочем, все эти мечтания о повести не мешали Невзгодину по временам (и в последнее время довольно-таки часто) совсем не «идейно» заглядываться на великолепную вдову.«Тоска», напечатанная в январской книжке одного из петербургских журналов, очень понравилась Аглае Петровне, и она в восторженных комплиментах признала в Невзгодине выдающийся талант. Действительно, у Аносовой был литературный вкус, развитой недурным знакомством с несколькими литературами, и она сумела оттенить лучшие места повести и при этом тонко польстить авторскому самолюбию. И он, хотя и находил похвалы неумеренными, тем не менее поддавался лести. Ведь так приятно, когда умная и красивая женщина считает вас гениальным человеком!Впрочем, не одна Аглая Петровна пришла в восторг от повести. Вскоре по напечатании ее Невзгодин стал получать пересылаемые ему из редакции письма от неизвестных лиц, выражавших свое сочувствие и похвалы. И эти письма, искренние и восторженные, благодарившие за призыв к вере в идеалы, сказавшийся в тоске по ним, — трогали молодого писателя и в то же время словно бы обязывали его относиться к писательству как к общественному служению. Наконец, появились в нескольких газетах и рецензии. Почти во всех приветствовалось появление нового таланта, на который возлагались надежды. Зато в двух газетах повесть Невзгодина была обругана жесточайшим образом, и именно за призыв к тому, что, слава богу, «исчезло, как мираж, нашедший на бедную Россию в шестидесятых годах».Вместе с получением гонорара Невзгодин получил и письмо от редактора, который сообщал, что новый рассказ очень ему понравился и будет напечатан в следующей книжке. Вместе с тем он просил и дальнейшего его сотрудничества, прибавляя, что такие вещи, как «Тоска» и другой рассказ, «украшают» страницы журнала.Невзгодин радовался своему успеху, хотя и несколько изумленный им. Скептическая жилка мешала ему возгордиться, и он только мечтал о том, чтобы заслужить похвалы будущими своими работами. В нем снова пробуждалась охота писать, и он по утрам работал, а вечером его тянуло к великолепной вдове…«Не каменная же она в самом деле!» — говорил он себе и в то же время чувствовал, что с ней авантюра едва ли возможна. Она не из таких… С ней надо закинуть на себя мертвую петлю…После появления «Тоски» Невзгодин получил лестные приглашения из многих редакций, а издатель одного иллюстрированного журнальчика сам приехал к Невзгодину и, отрекомендовавшись ему, без всяких церемоний спросил, окидывая удовлетворенным взглядом жалкую обстановку комнаты:— Вы сколько получаете с листа в вашем журнале?— Сто рублей! — ответил Невзгодин, несколько изумленный развязностью издателя.— Так я вам охотно дам триста и, если хотите, сию минуту пятьсот рублей аванса. Угодно получить?И издатель, не дожидаясь согласия и, по-видимому, не сомневавшийся в нем, вынул бумажник, достал пять сторублевок и положил их на стол перед Невзгодиным.Тот с улыбкой наблюдал за издателем.— Напрасно вы беспокоились. Положите свои деньги в бумажник! — проговорил наконец, улыбаясь, Невзгодин.— Вы не хотите? — искренне изумился черноволосый, курчавый молодой издатель с бойкими и плутоватыми глазками. — Вам, может быть, желательно четыреста рублей с листа и тысячу аванса?.. Что ж, мы и это можем…— Я совсем не желаю участвовать в вашем журнале!— Не желаете? Но позвольте спросить, почему-с? У меня сотрудничают господа писатели первого сорта… можно сказать, генералы-с…Издатель перечислил несколько действительно известных литературных имен и продолжал:— Как видите, компания приличная-с вполне… И вам, смею думать, гораздо лестнее получить четыреста рублей с листа, чем сто… В четыре раза более… И читателей у меня гораздо больше… Или вы, Василий Васильич, обязаны контрактом? Так я с удовольствием рискну на неустойку, если она не велика-с. Вы в моде теперь, и я готов на жертвы-с.Насилу Невзгодин избавился от одного из более юрких представителей современного издательства. Издатель ушел наконец, так-таки и не понявший, что человек в здравом уме и твердой памяти мог отказаться от таких блестящих предложений.После того как Невзгодина расхвалили, о нем заговорили и в Москве. С ним старались познакомиться и залучить на журфиксы. Звенигородцев, находивший раньше, что Невзгодин ничего путного написать не может, заезжал к Невзгодину, наговорил ему множество приятных вещей и звал его вечером на журфикс к одному очень умному человеку, у которого собираются только очень умные люди, и был несколько огорчен, что Невзгодин отказался.Но, знакомый только с казовой стороной своей известности, Невзгодин, не бывавший почти нигде, и не догадывался, какова изнанка ее и что про него говорят.А говорили про него, действительно, черт знает что такое. Кто распускал про него грязные сплетни и к чему их распускали, — кто знает, но они имели успех, как всякие сплетни, да еще про человека сколько-нибудь известного.Говорили, что Невзгодин ловко-таки «обрабатывает» миллионерку. Небось пишет об идеалах, смеется над всем, а сам… подбирается к аносовским деньгам… Какая гнусность! Его, конечно, называли Артюром при великолепной вдове. Другие, впрочем, утверждали, что он дальновиднее и, наверное, женится на миллионерке.— Ждала, ждала… и не могла выбрать лучше… Нечего сказать, отличная партия!Однажды Невзгодина встретил на улице один из его знакомых и спросил: правда ли, что он думает издавать журнал?— И не думал! — рассмеялся Невзгодин.— Однако говорят…— А пусть говорят… Только говорят ли, откуда на журнал у меня деньги?— Как откуда? Да Аглая Петровна Аносова, говорят, дает… Вы ведь с ней хорошо знакомы.Невзгодин только презрительно усмехнулся, но тон, с каким были сказаны эти слова, покоробил его, и он в тот вечер сидел, по обыкновению, в клетушке несколько раздраженный.Он досадовал на себя, что пришел.Разговор в этот вечер не клеился. У обоих собеседников точно на душе было что-то, мешавшее обычной беседе. И это чувствовалось.«И на какого дьявола я шляюсь сюда каждый вечер? Зачем? Она в самом деле может подумать, что я огорошу ее просьбами о деньгах на журнал?»«Фу, мерзость!» — мысленно проговорил Невзгодин, раздражаясь от этой мысли еще более.Он решился сейчас же уйти, чтобы не «разыгрывать дурака». Так она и верит его «изучению»!.. Таковская!Невзгодин искоса взглянул на нее и остался на обычном своем месте — на низеньком кресле у диванчика, на котором сидела Аглая Петровна, притихшая, грустная и ослепительно красивая.Остался и сделался еще мрачнее, злясь на самого себя. XXXIV Минуты две прошло в молчании. Наконец Аносова спросила:— Что с вами, Василий Васильич? — В тоне ее голоса звучала тревога.Невзгодин насторожился. Он уловил эту тревогу, и в ней ему послышалось что-то притязательное. Это несколько удивило и рассердило его.— Ничего особенного, — ответил он.— Вы чем-то раздражены?— Положим… Так что ж из этого?— Уж не я ли провинилась в чем-нибудь перед вами? И вы мною недовольны?— Я? Вами? И какое я имел бы право?— Это делается без всяких прав.— Но все-таки выражают недовольство только люди с правами, а обыкновенные смертные просто не ходят к знакомым, которыми недовольны.— Даже когда и изучают?Он взглянул на Аносову: не смеется ли она? Но Аглая Петровна глядела на него так значительно и так нежно, что Невзгодин смущенно отвел свой взгляд и проговорил:— Сегодня была одна встреча на улице и разговор, который меня раздражил… Да что скрывать…И Невзгодин передал Аносовой разговор.— И это могло вас раздражить?— Как видите.— Вижу! — грустно протянула Аносова.Она, видимо, что-то хотела сказать, но не решалась.— Говорите, Аглая Петровна… Говорите… я все выслушаю…— И раздражитесь еще более? А я не хочу вас раздражать…— Ну, как угодно… Сегодня мы оба в дурном настроении, и я лучше уйду…— Нет, не уходите, Василий Васильич… Не уходите… И я вам скажу, что хотела. Неужели вы, в самом деле, не взяли бы у меня денег на журнал, если бы захотели издавать сами?— Конечно, нет! — резко ответил Невзгодин.— Я даже такого доверия не заслужила? Или вы побоялись бы, что скажут?— Писателю надо быть выше всяких подозрений… И наконец, я никогда бы не путал женщину в дела, которых она не понимает…— Даже если б женщина была вашим добрым приятелем?— Тем более…— Я так и думала… Очень уж вы горды, Василий Васильич… Вот вас даже и пустой разговор раздражил… А про меня, по поводу вас, теперь и не то говорят, а я, как видите, нисколько не смущаюсь… Пусть говорят!..— По поводу меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27