Моя семья — весь мир.Я больше не настаивал, а факир, по своему обыкновению, не искал продолжения подобного разговора.Но мне очень хотелось бы получить от Кавиндасами более точные сведения о многих вещах, а главное, какие средства употребляют брамины, чтобы так нафантазировать факиров.Я знал, что они подвергают их искусу, и мало-помалу факиры становятся покорными машинами в их руках, но точного я ничего не знал.Я решил попытать счастья.— Если бы малабарец нашел возможным уделить перед сеансом несколько минут для разговора, то франка был бы очень доволен.— Кавиндасами к услугам своего друга франки, — откликнулся факир.— Я хотел спросить у тебя о твоей прошлой жизни.— Факир еще недостаточно очнулся от всего земного и потому не может помнить о своих прежних существованиях… Он помнит лишь то, что с ним было за его настоящую жизнь.— Я не о том тебя хотел спросить.— О чем же именно?— Я хотел спросить тебя о прошлом твоей теперешней жизни.— Все, что факир может раскрыть тебе, не изменив своей клятве, он готов сказать тебе.— О какой клятве ты говоришь?— Покидая пагоду, в которой мы воспитывались, мы все даем клятву не раскрывать тех великих и глубоких тайн, которым нас научили.— Я вполне понимаю, что тебе запрещено раскрыть магические формулы, заклинания и ментрамы, которым тебя научили, но не мог бы ты мне объяснить, каким образом один из ваших впадет в каталепсию и может оставаться месяцами без еды…— При помощи духов Питри.— Спасибо, факир, — ответил я, — это все, что я хотел знать.Я понял, что Кавиндасами даст этот один ответ на все мои расспросы, и решил, что спрашивать дальше бесполезно.Обождав с минуту и не слыша дальнейших вопросов, факир поклонился в знак того, что считает разговор оконченным, и опустившись на пол, скрестил ноги в обычной позе индуса.Очарователь принес с собою мешочек, наполненный мелким песком, который он и высыпал на пол перед собою. Разровняв песок, он пригласил меня сесть за стол напротив и взять лист бумаги и карандаш, а для себя попросил какую-нибудь палочку. Я дал ему ручку от пера, которую он бережно положил на слой песка.— Я вызову Питри, — сказал он мне, — когда ты увидишь, что один конец моей палочки поднимается кверху, начни чертить какие-нибудь знаки на бумаге, которая лежит перед тобою, и ты увидишь, что те же знаки будут начертаны и на песке.С этими словами факир простер руки над песком, шепча какие-то заклинания.Действительно, через несколько мгновений один конец палочки поднялся почти вертикально, а другой, прикасавшийся к песку, начал слепо подражать движениям моего карандаша, которым я чертил замысловатые фигуры на бумаге. Когда я остановился, остановилась и палочка, я начал снова, — она опять задвигалась. Все это время факир оставался неподвижен и ни на секунду не прикасался к палочке.Подозревая, не следил ли очарователь за движениями моего карандаша, заставляя палочку подражать им, я встал и переместился за спину факира, откуда он никоим образом не мог видеть, что я рисую.Но когда мы вновь сверили наши чертежи, то они оказались совершенно сходными.Сгладив песок, изборожденный разными фигурными завитками, факир сказал мне:— Задумай какое-нибудь слово на языке богов (по-санскритски).— Почему именно на этом языке?— Потому что духи любят пользоваться этим бессмертным наречием, недоступным для нечистых.Я взял себе за правило не вступать в религиозные пререкания с факиром и исполнил его приказания.Я задумал слово, и сейчас же магическая палочка поднялась и начертила на песке слово:«Пуруча» («небесный производитель»). Это было именно то, что я задумал.— Задумай теперь целую фразу, — продолжал очарователь.— Готово.На песке появились слова:«Адисете Вейкунтам Гарис» («Вишну спит на горе Вейкута»).— А может ли вызываемый тобою дух, — спросил я, — написать мне 243-й стих четвертой книги Ману?Не успел я окончить вопроса, как палочка задвигалась и написала:«Дармапраданам пуричам тапаза хата кильвизам. Пара-локам найати асу базуантам касариринам».Что означает:«Человек, все действия которого направлены к добродетели, и все грехи которого заглажены благочестием и жертвами, достигает небесного жилища, блистая светом в виде совершенного существа».Уже перестав удивляться верности получаемых ответов, я положил руку на лежавшую на одном из столов книгу, содержавшую выдержки из Риг-Веды, и просил назвать первое слово пятой строки на двадцать первой странице. В ответ палочка начертила:«Девадатта» («Богом данный»).Я справился, — оказалось верно.— Не хочешь ли задумать какой-нибудь вопрос? — сказал факир.Я кивнул головой в ответ и задумал вопрос: кто наша общая мать.Палочка начертила на песке:«Вазунда» («Земля»).Объяснить все эти явления я не берусь, да и не могу… Ловкость ли это факира или громадная доза магнетизма — не знаю, но я это видел своими глазами и утверждаю, что какие-нибудь проделки были немыслимы, во-первых, потому, что подготовить их заранее факир не имел возможности, а во-вторых, сеанс прошел при ослепительном свете полуденного солнца, и от меня не уклонилось бы ни одно движение факира.Я сделал несколько шагов по террасе и остановился у ее балюстрады. Кавиндасами последовал за мной. Слева тянулся большой сад, где один из слуг лениво черпал воду из колодца, сливая ее в водоем, откуда она по бамбуковым трубам бежала в комнату для омовения.Взглянув в этом направлении, факир, улыбнувшись, простер к колодцу свои руки, и вдруг, к ужасу бедняги метора, веревка остановилась, и вытащить ее он, несмотря на все усилия, не мог.Обыкновенно, всякие препятствия в работе индусы приписывают злым духам и сейчас же начинают петь заклинания, секрет которых покупают, и не очень дешево, у браминов, которые их надувают без зазрения совести.Перепуганный метор затянул гнусавым и визгливым голосом какие-то заклинания, как вдруг горло отказалось ему повиноваться, и он остался с открытым ртом и выпученными от страха глазами. Но вот очарователь опустил свои руки, и бедняга мог вновь орать сколько угодно, а зачарованная веревка легко вытащилась вместе с ведром.К этому фокусу я отнесся скептически, т. к. факир мог легко накануне сговориться с кем-нибудь из слуг, работавших в саду раджи.Но я этого не сказал, и мы вернулись к месту наших опытов. Опускаясь в кресло, я заметил факиру, что сейчас слишком душно, но он, по-видимому, не обратил внимания на мои слова и казался погруженным в какую-то думу. Вдруг со стола поднялся в воздух, лежавший на книге, пальмовый лист, употребляемый индусами вместо веера. Лист приблизился к моему лицу и начал медленно колыхаться предо мною, навевая прохладу. Я еще более удивился, когда услышал, что вместе со свежестью опахало приносит мне точно очень издалека едва уловимые, но довольно ясные звуки наидва, но не индусского, а того, что поют на утренней заре охотники в горах.Звуки смолкли, веер упал на свое прежнее место, а я остался с мучительным вопросом: неужели я был жертвой галлюцинации, неужели это была иллюзия, сон, но я не сплю, вот моя комната, вот знакомая терраса, вот Кавиндасами, который собирается уйти позавтракать и отдохнуть несколько часов, так как он не ел и не спал целые сутки. Уходя, факир остановился на пороге двери, и, скрестив на груди руки, он, ни на что не опираясь, стал медленно подниматься вверх и остановился в воздухе на двадцать пять-тридцать сантиметров от земли. Дверь была завешана шелковой портьерой, затканной красными, белыми и золотыми полосами, и я ясно видел, что ноги факира пришлись на уровне шестой от полу полосы.Как только факир начал подниматься на воздух, я схватил свой хронометр и стал следить за стрелкой. От начала поднятия и до момента, когда ноги очарователя вновь коснулись земли, прошло около десяти минут, причем около пяти минут он держался неподвижно в воздухе.Теперь, когда я думаю об этом явлении, я допускаю мысль, что видел его в магнетическом сне, т. е., что очарователь заставил меня увидеть то, чего на самом деле не было.Это единственное допустимое объяснение, так как вряд ли можно было сомневаться в том, что Кавиндасами — магнетизер, обладающий большой силою.Прощаясь с факиром, я спросил, сможет ли он во всякое время повторить этот опыт.— Факир мог бы подняться даже до облаков, — бесстрашно ответил мне очарователь.— Каким образом до этого доходят?Вопрос этот вырвался у меня невольно, т. к. он уже двадцать раз говорил мне, что он лишь орудие в руках Питри.Вместо ответа факир торжественно произнес два стиха из Вед:«Свадьяйе нитьяукта сьят Амбарад аватарати дива».«Надо, чтобы он был в постоянном общении, посредством созерцательной молитвы, и тогда высший дух снизойдет с неба».Миссионер Гук в своих очерках путешествия по Тибету, описывает подобное же явление, и я думаю, что это не что иное, как очень искусно выполненный фокус.Одним из самых обыкновенных фокусов факиров считается их умение влиять на рост растений, т. е., что последние в несколько часов достигают такого развития, на которое в своей естественной жизни они должны потребовать месяцы и даже годы.Хотя я уже не раз видел это явление у других факиров, но считал его довольно искусной проделкой и, главное, забыл записать, при какой именно обстановке они происходили.Хотя я видел на деле чудную силу или ловкость факира, но все же мне захотелось заставить его воспроизвести многие явления, которые я уже знал, именно с целью проследить все и не дать ускользнуть ни малейшей подробности.Мне просто хотелось по возможности затруднить работу факира и постараться изловить его на чем-нибудь.Он должен был дать мне сегодня еще два сеанса, один днем, от трех до пяти, а другой ночью.Когда вернувшийся факир узнал о моем желании, он нисколько не удивился, но ответил с обычной простотой:— Факир к твоим услугам.— А ты позволишь мне самому выбрать землю, вазу и семя, которое ты заставишь здесь вырасти?— Вазу и семя, да! Но земля должна быть взята из гнезда кариа.Кариа — маленькие белые муравьи, которые строят себе громадные муравейники, достигающие иногда восьмидесяти метров в вышину. Их очень много в Индии, и достать земли из их муравейника сущий пустяк.Я приказал Амуду принести этой земли, обыкновенный горшок из-под цветов и несколько различных семян.Факир предупредил нубийца, что землю надо хорошенько растереть между двумя камнями, так как муравейники эти складываются очень плотно, и комья этой земли очень крепки.Хорошо, что он сказал об этом заранее, т. к. в пышных апартаментах раджи неудобно было бы разбивать земляные комья.Через четверть часа Амуду принес все требуемое, и я велел ему оставить нас вдвоем.Хотя я и не боялся, что факир соблазнит моего слугу на какую-нибудь проделку, но мне хотелось быть уверенным, что я не пропустил ни одной предосторожности.Я передал факиру горшок, наполненный беловатой землей. Белые муравьи выпускают из себя на каждую крупинку земли жидкость и склеивают крупинки между собою так крепко, что жилища их делаются совершенно непроницаемыми.Тихо бормоча ментрамы, слов которых я не мог разобрать, Кавиндасами полил обильно землю водою и начал ее перемешивать. Когда он нашел, что земля достаточно подготовлена, то обратился ко мне с просьбою дать ему какое-нибудь семечко и кусок белой материи.Случайно мне попалось между семенами, принесенными Амаду, зернышко, я спросил, могу ли я сделать на нем отметку, и на его молчаливый кивок сделал царапину на кожуре зерна и передал его факиру вместе с несколькими метрами кисеи от москитов.— Скоро я засну сном духов, — сказал мне Кавиндасами.— Обещай мне, что ты не дотронешься ни до меня, ни до этого горшка.Это звучало очень торжественно, но пришлось пообещать.Сильно смоченная водою земля превратилась в довольно жидкую грязь, куда очарователь и посадил зернышко, затем воткнул в горшок свой посох и все это прикрыл куском кисеи, так что концы материи совершенно закрыли горшок. Затем он сел на пол возле в своей обычной позе, простер над импровизированным сооружением руки и впал мало-помалу в полное состояние каталепсии.Я пообещал не трогать его и не знал, серьезно он это сказал или шутя, но, когда прошло полчаса, а он сидел все так же неподвижно, я убедился, что это не шутка. Самый сильный человек не в состоянии просидеть десяти минут, вытянув перед собою горизонтально руки.Миновал час, но ни один мускул не дрогнул на лице факира.Почти голый, с блестящим загорелым телом, с открытыми, устремленными в одну точку глазами, факир походил на бронзовую статую в мистической позе.Сначала я поместился против него, чтобы ничего не пропустить, но скоро уже не мог выносить его, хотя и полуугасшего взгляда, испускавшего целые потоки магнетических струй.Сила этого человека была так велика, что в известный момент мне показалось, что все заплясало вокруг меня, мебель, хрусталь, вазы с цветами, казалось, что мозаичный пол террасы колеблется точно волна, вздымаемая ветром, казалось, что и факир готов принять участие во всеобщей пляске.Желая стряхнуть с себя эту галлюцинацию чувств, следствие слишком напряженного взгляда в глаза факира, я встал и, не теряя из виду последнего, все такого же неподвижного, попеременно смотрел то на него, то на Ганг, чтобы дать отдых глазам.Я ждал два часа, — солнце быстро приближалось к горизонту, когда легкий вздох заставил меня встрепенуться, факир понемногу приходил в себя.Если только этот иллюминат из пагод не был в продолжение двух часов в состоянии каталепсии, то значит, он слишком большой артист, который великолепно провел свою роль.Когда факир, видимо, совершенно пришел в себя, он дал мне знак приблизиться.Я быстро повиновался.Сняв осторожно кисею, закрывавшую горшок, он показал мне свежий и зеленый стебель, почти двадцати сантиметров вышины.Как бы угадывая мою мысль, Кавиндасами запустил пальцы в землю, которая за это время почти высохла, и осторожно извлек растеньице, — на беленькой корневой мочке виднелось зернышко с царапинкой, сделанной мной два часа тому назад.Было ли это именно то самое зернышко и та самая царапинка?Одно могу сказать: никакой подмены я не заметил. Факир не уходил с террасы, и я не спускал с него глаз. Приходя сюда, он не знал, что именно потребую я от него. Спрятать какое-нибудь растение под своей одеждой он не мог уже потому, что ее на нем почти и не было, да и, во всяком случае, как он мог предвидеть, что я из массы, разнообразных зерен остановлюсь на нем.Один Амуду мог принести несколько разных молодых растений и их семян и передать их факиру, а тот в свою очередь удивительно ловко подменил все это под самым моим носом.Но, повторяю, я не в состоянии допустить мысли, что мой нубиец, при его презрении к желтой расе, мог бы сойтись с одним из этих желтых, чтобы надуть меня.И все-таки виденное мною было так странно, и я не могу ничем объяснить его.Есть случаи, когда разум положительно отказывается дать себе ясный отчет в чем-нибудь, так было и теперь со мной.Насладившись несколько минут моим недоумением, факир сказал мне с нескрываемой гордостью:— Если бы я продолжал мои ментрамы, то через восемь дней на растении уже были бы цветы, а через две недели и плоды.Вспомнив рассказы миссионера Гука, а также и то, что мне приходилось видеть раньше, я отвечал с улыбкой:— Факир ошибается!— Объяснись.— То есть его сила не так велика, как он воображает.— У него столько силы, сколько духи ниспошлют ее ему.— Я видел факиров могущественнее тебя. Они заставляли растение вырасти и дать плоды в продолжение двух часов.Говоря это, я едва не рассмеялся. Факир снисходительно улыбнулся и ответил мне высокопарным тоном:— Это ты ошибаешься, факиры были здесь ни при чем, но Питри захотели этого и принесли дерево с плодами. Я показал тебе явление моментального произрастания, но даже чистый флюид, направляемый духами Питри, не может произвести в один день все фазы произрастания, т. е. рождение, цветение и плодоношение…— Знаешь, я не нахожу, чтобы одно из них сделать было труднее, нежели другое, раз уже духи пришли, да и к тому же при желании…Но я не стал продолжать в этом тоне, не желая обижать человека, будь он престидижитатор или иллюминат, но, во всяком случае, относившегося ко мне с искренним расположением.Приблизился час омовений, и, уходя, факир обещал вернуться к десяти часам вечера.Вся ночь должна быть посвящена явлениям теней.Мне все же хотелось подыскать объяснение описанного явления.Многие, жившие в Индии, знают, что там существует несколько огородных растений, которые, будучи посажены на заре в рыхлую и сырую почву, под влиянием здешнего солнца, которое делает чудеса, всходят около полудня, а к шести часам вечера, т. е. к закату, они уже достигают нескольких сантиметров.С одной стороны кажется, будто бы и чудо, а с другой стороны будто бы и изумительно ловкая проделка.Совершив свои вечерние омовения и подкрепившись пищей, Кавиндасами тихо вошел ко мне в назначенный час.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14