VadikV


10
Артур Шопенгауэр: «Об ун
иверситетской философии»



Артур Шопенгауэр
Об университетской философии





Аннотация

Arthur Schopenhauer
Родился в Данциге (ныне Гданьск) в семье преуспевающего торговца. Получи
л домашнее образование, много путешествовал вместе с родителями, в 1809 год
у поступил в Геттингенский университет, затем учился в Берлинском униве
рситете, где слушал лекции И-Г.

Артур Шопенгауэр
Об университетской философии

То обстоятельство, что философия преподается в университетах, несомнен
но приносит ей немалую пользу. Благодаря этому она получает гражданские
права, и ее знамя водружается перед глазами людей, Ц что постоянно приво
дит на память и делает заметным ее существование. Но главная выгода отсю
да та, что с ней знакомятся и получают импульс к ее изучению молодые и спос
обные головы. Надо, впрочем, признаться, что человек, имеющий к ней дарован
ие и именно поэтому чувствующий в ней потребность, все равно, конечно, наш
ел бы и усвоил ее и без того. Ибо что соединено взаимной любовью и друг для
друга рождено, то легко между собою встречается: родственные души уже из
далека меняются приветом. Всякая книга любого подлинного философа, попа
вши в руки такому философски-одаренному человеку, даст ему более мощный
и действительный толчок, чем это могут сделать, лекции тех университетск
их философов, каких мы видим в наши дни. Уже в гимназиях надо было бы приле
жно читать. Платона, потому что он Ц наиболее сильный стимул для философ
ского ума. И в общем я постепенно пришел к тому мнению, что упомянутая поль
за университетской философии перевешивается тем вредом, который филос
офия как профессия причиняет философии как свободному исканию истины, и
ли философия по поручению правительства Ц философии по поручению прир
оды и человечества.
Дело в том, что прежде всего немецкое правительство не станет платить жа
лованья людям за то, чтобы они прямо или хотя бы косвенно противоречили т
ому, что по его указу возвещается со всех церковных кафедр поставленными
им пасторами, или вероучителями: ибо такого рода противоречие, по мере св
оего воздействия, должно было бы подрывать значение названного более ра
ннего института «…» Тем, кто преподает философию при таких ограничениях
, остается, следовательно, только одно Ц искать новых оборотов и форм, пре
длагая под ними облеченное в абстрактные выражения и через это ставшее п
лоским содержание государственной религии, которое и получает тогда на
звание философии. Если же тот или другой преподаватель захочет сделать ч
то-нибудь сверх того, то он или отклонится в соседние области, или прибегн
ет к разного рода невинным шуточкам, каковы, например, трудные аналитиче
ские вычисления о равновесии представлений в человеческой голове, и том
у подобный вздор. Впрочем, такие ограничения нисколько не смущают универ
ситетских философов, потому что серьезно-то они заботятся только о том, к
ак бы честно заработать хороший кусок хлеба для себя, для жен и ребят и пол
учить известный авторитет в глазах людей. А глубокую душу истинного фило
софа, все великое рвение которого заключается в том, чтобы отыскать ключ
к нашему столь же загадочному, сколько и непрочному бытию , Ц
такого философа причисляют они к мифологическим существам; или же при вс
трече с ним признают они его одержимым мономанией. Ибо о том, что к философ
ии действительно относятся с неподдельной, суровой серьезностью, об это
м обыкновенно ни один человек не думает меньше, чем ее преподаватель, Ц п
одобно тому как самым неверующим католиком обычно бывает папа. Вот почем
у действительный философ, который был бы в то же время преподавателем фи
лософии, принадлежит к самым исключительным явлениям «…»
Легко поэтому видеть, что при подобных обстоятельствах университетска
я философия не может, конечно, обойтись без того, чтобы не поступать подоб
но одной из длинноногих цикад:
Прыжок туда, скачок сюда, Ц Но к той же травке льнет всегда.
Да и риск при этом заключается единственно в возможности, которую все-та
ки надо допустить, Ц в возможности того, что последнее доступное челове
ку проникновение в природу вещей, в его собственное существо и сущность
мира, не совсем совпадает с учениями, частью открытыми старому народцу е
вреев, частью появившимися 1800 лет тому назад в Иерусалиме. Чтобы раз навсе
гда покончить с этой опасностью, профессор философии Гегель изобрел выр
ажение «абсолютная религия», которым он и достиг своей цели, Ц ведь он зн
ал свою публику; да религия эта для университетской философии действите
льно и. самым подлинным образом абсолютна, т. е. такова, что непременно дол
жна быть абсолютно и безусловно истинной, иначе…!
Другие же из этих искателей истины спаивают философию и религию в какой-
то кентавра, которого они называют религиозной философией; они так и уча
т обыкновенно, что религия и философия собственно одно и то же, Ц положен
ие, которое однако справедливо, по-видимому, в том лишь смысле, в каком, гов
орят, Франциск I весьма миролюбиво заметил относительно Карла V: «мы с брат
ом Карлом желаем одного и того же», именно Ц Милана. Третьи не обнаружива
ют такой церемонности, а прямо говорят о христианской философии, что вых
одит в роде того, как если бы кто-нибудь стал говорить о христианской ариф
метике, которая не всякое лыко ставить в строку. Такого рода заимствован
ные из вероучений эпитеты к тому же явно не приличествуют философии, пот
ому что она выдает себя за попытку разума решить проблему бытия собствен
ными силами и независимо от всякого авторитета. В качестве науки ей сове
ршенно нет дела до того, во что можно, или следует, или должно верить: она за
нимается лишь тем, что доступно знанию. Но если бы даже последнее оказало
сь чем-либо совершенно иным, нежели то, во что надлежит веровать, то и это н
е нанесло бы урона вере: ибо на то она и вера, чтобы обнимать то, чего нельзя
знать. Если бы и последнее можно было знать, то существование веры было бы
совсем бесполезно и даже смешно, Ц в роде того как если бы кто-нибудь пре
дложил по вопросам математики еще и вероучение. В случае же, если человек
убежден, что вся истина, целиком заключается и выражается в государствен
ной религии, Ц в добрый час, пусть он ее и держится, отказавшись от всяког
о философствования. Но пусть не стараются казаться тем, чего нет на самом
деле. Якобы беспристрастное искание истины, соединенное с предвзятым ре
шением сделать результатом и даже критерием и контролем его государств
енную религию протестантизма, прямо возмутительно, и такая философия, ка
к цепная собака к стене, привязанная к протестантизму, не что иное как жал
кая карикатура на высшее и благороднейшее стремление человечества. Меж
ду тем, один из главных параграфов в программе университетских философо
в как раз и заключается в той религиозной философии, которую мы назвали в
ыше кентавром и которая собственно сводится к своего рода гностике, а та
кже к философствованию с помощью некоторых излюбленных, совершенно не о
боснованных, предположений «…»
Правда, эти ручные философы делают иногда такой разбег, который покажетс
я опасным; но к этому можно отнестись с полным спокойствием, в уверенност
и, что они все-таки придут к раз навсегда поставленной цели. Поистине, ино
гда хочется думать, что их философские изыскания во всей своей серьезнос
ти закончены ими еще до двенадцатилетнего возраста и что уже тогда оконч
ательно установилось их воззрение на сущность мира и на то, что с нею связ
ано: после всех философских рассуждений и головокружительных уклонени
й, под руководством отважных проводников, они в конце концов всегда прих
одят к тому, правдоподобность чего внушается нам обыкновенно в названно
м возрасте и что они, по-видимому, принимают даже за критерий истины. Все и
новерные философские учения, с которыми им приходится иметь дело в. тече
ние своей жизни, как им кажется, существуют только для того, чтобы получат
ь себе опровержение и тем служить к вящему подтверждению собственных до
гматов. Даже удивлению подобно, как это они, проводя свою жизнь с таким оби
лием злых ересей, сумели однако в полной чистоте сохранить свою внутренн
юю философскую невинность.
У кого после всего сказанного остается еще какое-нибудь сомнение в духе
и целях университетской философии, тот пусть посмотрит на судьбу гегеле
вской лжемудрости «…».
Справедливость требует однако, чтобы об университетской философии суд
или не только, как это сделали мы здесь, с точки зрения ее показной, но и с то
чки зрения ее истинной и подлинной цели. А эта последняя к тому, что будущи
е референдарии, адвокаты, врачи, кандидаты и педагоги даже в самой глубин
е своих убеждений получают направление, соответствующее видам, какие им
еет на них государство и его правительство. Против этого я ничего не имею
возразить и потому в данном отношении умолкаю. Ибо я не считаю себя компе
тентным судьей по вопросу о необходимости или излишестве подобного пол
итического средства: я предоставляю это тем, на которых лежит тяжелая за
дача управлять людьми, т. е. поддерживать законы, порядок, спокойствие в м
ире среди многомиллионной массы существ, в огромном большинстве случае
в безгранично-эгоистических, не знающих правды и справедливости, нечест
ных, завистливых, злобных и притом весьма ограниченных и упрямых, и охран
ять немногих обладателей какого-либо достояния Ц против бесчисленног
о множества тех, у кого нет ничего, кроме физических сил. Задача этих прави
телей так трудна, что я по истине не дерзаю спорить с ними о средствах, при
годных для ее решения. Ибо слова: «я каждое утро благодарю Бога, что мне не
надо заботиться о римской империи» всегда были моим девизом. Но именно г
осударственные цели университетской философии и стяжали гегелевщине с
толь беспримерное министерское благоволение. Ибо для нее государство б
ыло «абсолютно совершенным этическим организмом», и всю цель человечес
кого бытия она сводила к государству. Могла ли существовать лучшая подго
товка для будущих референдариев, а затем правительственных чиновников,
чем та, в силу которой все их существо и жизнь, тело и душа, целиком отдавал
ись государству, как пчела принадлежит улью, и в силу которой им ничего др
угого не оставалось добиваться ни в этом, ли в каком-либо ином мире, кроме
того, чтобы стать колесами, пригодными содействовать поддержанию хода в
еликой государственной машины… Таким образом, референдарий и человек в
полне здесь совпадали. Это был истинный апофеоз филистерства.
Но иное дело Ц отношение такой университетской философии к государств
у, а иное дело ее отношение к философии самой по себе, которую в этом смысл
е можно характеризовать как философию чистую, в отличие от философии при
кладной. Философия чистая не знает иной цели, кроме истины, и всякая друга
я цель, которой стараются достигнуть с ее помощью, легко может оказаться
гибельной для ее единственной функции. Ее высокая задача Ц удовлетворе
ние той благородной потребности, названной мной метафизическою, котора
я во все времена глубоко и живо дает себя чувствовать человечеству, силь
нее же всего тогда, когда авторитет религии, как это замечается, именно те
перь на Западе, все более и более падает. Именно, религия, рассчитанная на
массу человеческого рода и к ней приноровленная, может содержать в себе
лишь аллегорическую истину «…» Профессору философии и в голову не прихо
дит исследовать вновь появляющуюся систему с точки зрения ее истинност
и, Ц он тотчас обращает все свое внимание на то, может ли она быть согласо
вана с учениями государственной религии, с видами начальства и с господс
твующими воззрениями эпохи. Сообразно с этим он и решает ее судьбу. Если ж
е она тем не менее проложит себе путь, если, благодаря своей поучительнос
ти и новым выводам, она привлечет к себе внимание публики, так что последн
яя найдет ее достойной изучения, то ведь тогда восседающая на кафедре фи
лософия в такой же мере должна будет лишиться этого внимания, своего кре
дита и, что еще хуже, своего сбыта «…». Вот почему нельзя допускать ничего
подобного, и все должны стоять за одного. Соответствующий метод и тактик
у скоро подсказывает счастливый инстинкт, каким одарено всякое существ
о для своего самосохранения «…».
Солидарно в качестве братьев единой мысли и равного ума, принять такое н
еудобное произведение за non avenue, с беспристрастнейшим видом признать выдаю
щееся ничтожным, глубоко продуманное и вечное Ц не стоящим разговора, ч
тобы тем заглушить его; коварно сжать губы и молчать, молчать тем молчани
ем, которое изобличил уже старик Сенека; в то же время тем громче кричать о
недоношенных и уродливых порождениях сотоварищей, в успокоительном со
знании, что ведь то, о чем никто не знает, как бы совсем не существует, и что
вещи на свете слывут за то, чем они кажутся и называются, а не за то, что они
есть, вот самый надежный и безопасный прием против чужих заслуг, Ц приче
м, который я и рекомендую всем тупицам, снискивающим свое пропитание зан
ятиями, для которых нужны более высокие дарования; при этом не ручаюсь од
нако за их позднейшие результаты. Впрочем «…» все это лишь Ц одна сцена и
з спектакля, который можно наблюдать во все времена, во всех искусствах и
науках, Ц я говорю о старой борьбе тех, кто живет для дела, с теми, кто живе
т от него, или тех, кто есть, с теми, кто выдает себя. Для одних дело Ц цель, по
отношению к которой их жизнь служит не более как средством; для других он
о Ц средство и даже обременительное условие для жизни, для благосостоян
ия, для наслаждения, для семейного счастья, на что только и направлено все
их помышление, ибо здесь Ц предел, который им отмежевала природа. Кому ну
жны примеры и детали, тот пусть изучает историю литературы и читает жизн
еописания великих мастеров в каждом деле и искусстве. Тогда он увидит, чт
о так было во все времена, и поймет, что так же будет и впредь. Для прошлого п
ризнает это всякий, Ц почти никто не видит этого в настоящем, Блестящие с
траницы в истории литературы почти сплошь Ц страницы трагические. Во вс
ех областях они показывают нам, как обыкновенно заслуге приходилось жда
ть, пока шуты не вышутятся, попойка не придет к концу и все отправятся спат
ь: тогда она подымалась, как призрак из глубокой ночи, чтобы хоть тенью зан
ять наконец свое почетное место, которого не признавали за нею при жизни.

Однако, мы имеем здесь дело только с философией и ее представителями. Зде
сь вот и оказывается прежде всего, что искони весьма немногие философы б
ыли профессорами философии и что относительно еще меньше профессоров ф
илософии были философами; можно бы сказать, что подобно тому, как идеоэле
ктрические тела не бывают проводниками электричества, так и философы не
бывают профессорами философии. В самом деле, для самостоятельного мысли
теля эта профессия Пожалуй более неудобна, чем всякая другая. Ведь кафед
ра философии до некоторой степени Ц место публичной исповеди, где челов
ек coram populo излагает свой символ веры. Но действительному приобретению основ
ательного или истинно-глубоких воззрений, т. е. выработке подлинного муд
реца, почти ничто не препятствует в такой мере, как постоянная обязаннос
ть казаться мудрым, выкладывание мнимых знаний: перед любознательными у
чениками и обладание готовыми ответами на все возможные вопросы. А всего
хуже то, что человека в подобном положении, при всякой мысли, какая еще то
лько в нем зашевелится, уже начинает тревожить забота а том, насколько эт
а мысль согласуется с видами начальства: это так парализует его мышление
, что в конце концов мысли уже не осмеливаются возникать сами. Для истины а
тмосфера свободы необходима «…».
Когда же я обращаю теперь свои взоры на тех мнимых философов, которые поя
вились за полстолетие, истекшее со времени Канта, Ц я не вижу, к сожалени
ю, ни одного, о ком бы мог сказать, что его истинная и исчерпывающая забота
состояла в исследовании истины. Напротив, я нахожу, что у всех у них мысль,
хотя и не всегда вполне сознательно, была направлена на простую внешност
ь дела, на эффекты, на импонирование, даже мистификацию, и что все они ревн
остно старались получить одобрение начальства, а затем студентов, Ц пр
ичем последнею целью всегда являлось спокойное проживание получаемых
доходов Ц детишкам на молочишко.
1 2 3