Я мог бы сказать скорее, что ей предстоит выполнить новую задачу. Если прежде речь шла о том, чтобы выяснить сущность сновидения, то теперь столь же важно преодолеть то упорное непонимание, с которым были встречены эти объяснения.
Вена, апрель 1921 г.
I. Научная литература по вопросу о сновидениях (до 1900 г.)
(До первого издания этой книги в 1900 г.)
В дальнейшем изложении я постараюсь привести доказательства того, что существует психологическая техника, которая позволяет толковать сновидения, и что при применении этого метода любое сновидение оказывается осмысленным психическим феноменом, который может быть в соответствующем месте включен в душевную деятельность бодрствования. Я попытаюсь далее выяснить те процессы, которые обусловливают странность и непонятность сновидения, и вывести на основании их заключение относительно природы психических сил, из сотрудничества или соперничества которых образуется сновидение. Но на этом пункте изложение мое и закончится, так как далее проблема сновидения переходит в более обширную проблему, разрешение которой нуждается в другом материале.
Своему изложению я предпосылаю обзор работ других авторов, а также и современного положения проблемы сновидения в науке; делаю я это потому, что в дальнейшем буду иметь мало поводов возвращаться к этому. Научное понимание сновидения, несмотря на тысячелетние попытки, ушло вперед очень мало. В этом так единодушны все авторы, что излишне выслушивать по этому поводу их отдельные голоса. В сочинениях, список которых я прилагаю в конце своей книги, имеется много ценных замечаний и интересного материала для нашей темы, но там нет ничего или почти ничего, что касалось бы самой сущности сновидения и разрешало бы его тайну. Еще меньше перешло, понятно, в понимание интеллигентных читателей-неспециалистов.
Вопрос о том, как понималось сновидение в первобытные времена человечества у первобытных народов и какое влияние на образование их воззрений на мир и на душу следует приписать ему, представляет огромный интерес; поэтому я с большим сожалением исключаю его из обработки в этом сочинении. Я ссылаюсь на известные сочинения сэра. Дж. Леббока, Г. Спенсера, Э. Б. Тайлора и др. и присовокупляю лишь, что значение этих проблем и спекуляций может стать нам понятно только после того, как мы разрешим стоящую перед нами задачу «толкования сновидений». Б. Тайлор, касаясь толкования сновидений, пишет, что «тайноведение зиждется на ассоциации идей». Он приводит три типа толкования сновидений, характерных для народов, находящихся на низкой ступени развития: грубосимволическое толкование, прямое толкование и толкование по принципу противоположности. Пример символического толкования: у народов Севера увиденная во сне вошь либо собака предвещает приход путника-чужеземца. Эта символика выдает эмоциональное отношение к такого рода визитам. Любопытная параллель – в видении апостола Петра (Деян. 10; 9 – 16) «нечистые» животные также символически представляют чужеземцев, язычников. Л. Леви-Брюль считает, что первобытное мышление не видит разницы между сном и бодрствованием, а к информации, полученной в сновидении, относится с большим доверием, чем к реальности, ибо во время сна душа, покидая тело, общается с духами. Указанные поверья еще в прошлом веке сохранялись у европейских народов. Считалось, что в Иванову ночь души людей, которым предстоит в этом году умереть, приходят вместе с душой священника к дверям Храма и стучат в них. Это видят те, кто не спят и постится в эту ночь. Священник спит неспокойно: ведь его душа находится вне тела!
Отзвук первобытного понимания сновидений лежит, очевидно, в основе оценки сновидения у народов классической древности. (Нижеследующее – согласно тщательному изложению Buschenschьtz'a). Они предполагали, что сновидения стоят в связи с миром сверхчеловеческих существ, в которые они верили, и приносят откровения со стороны богов и демонов. Они думали далее, что сновидения имеют важное значение для сновидящего, возвещая ему обыкновенно будущее. Ввиду чрезвычайного разнообразия в содержании и во впечатлении, производимом сновидениями, было, конечно, трудно придерживаться одного понимания, и поэтому необходимо было произвести различные подразделения и группировки сновидений согласно их ценности и достоверности. У отдельных философов древности суждение о сновидении зависело, разумеется, от той позиции, которую они были готовы занять по отношению к искусству предсказывать вообще.
В обеих работах Аристотеля, Аристотель Стагирит (384–322 гг. до н. э.) – величайший философ античности, основоположник логики («Аналитики», «Категории») и психологии («О душе»).
Артемидор (вторая половина II в. н. э.) – греческий толкователь снов и писатель из Лидии (Далтис). «Онейрокритика» (толкование сновидений) в 5 книгах – единственное сохранившееся его произведение, в котором он приводит в систему воззрения своей эпохи на природу сновидений. По философским убеждениям – стоик. Раздел о сексуальных сновидениях в книге Артемидора весьма откровенен, а потому почти во всех изданиях книги XIX в. опускался из соображений «пристойности».
обсуждающих сновидение, оно уже стало объектом психологии. Мы слышим, что сновидение – это не послание Божие, что оно имеет не божественное происхождение, а дьявольское, так как природа скорее демонична, чем божественна. Сновидение вовсе не возникает из сверхъестественного откровения, а является результатом законов человеческого духа, родственного, конечно, божеству. Сновидение определяется как душевная деятельность спящего, покуда он спит.
Аристотелю знакомы некоторые из характерных черт жизни сновидения; он знает, например, что сновидение превращает мелкие раздражения, наступающие во время сна, в крупные («кажется, будто идешь через огонь и горишь, когда на самом деле происходит лишь незначительное согревание той или другой части тела») и выводит отсюда заключение, что сновидение может обнаружить перед врачом первые, незаметные признаки начинающегося изменения в теле (Об отношении сновидения к болезням пишет греческий врач Гиппократ, в одной из глав своего знаменитого сочинения).
Древние до Аристотеля считали сновидение, как известно, не продуктом грезящей души, а внушением со стороны божества: мы уже видим у них оба противоположных направления, имеющиеся налицо во всех исследованиях сна и сновидения. Они отличают истинные и ценные сновидения, ниспосланные спящему для предостережения или для предсказания будущего, от тщеславных, обманчивых и ничтожных, целью которых было смутить спящего или ввергнуть его в гибель.
Группе (Griechische Mythologie und Religionsgeschichte, с. 390) приводит следующее подразделение сновидений по Макробиусу и Артемидору:
«Сновидения подразделяют на два класса. Один класс обусловлен лишь настоящим (или прошедшим), но не имеет никакого значения для будущего; он включает (evwua), insomnia, которые непосредственно воспроизводят данное представление или противоположное ему представление, например, голод или утоление его, которые фантастически преувеличивают данное представление, как, например, кошмары (ночное удушье). Наоборот, другой класс определяет будущее, к нему относятся:
1) прямое пророчество, получаемое в сновидении (oraculum);
2) предсказание предстоящего события (бреема, visio);
3) символическое, нуждающееся в разъяснении сновидения (somnium).
Эта теория существовала в течение многих веков».
Различная оценка сновидений определяла и задачу их «толкования». От сновидений, в общем, ждали важных открытий, но не все сновидения могли быть непосредственно поняты, было неясно, предвещает ли данное непонятное сновидение что-либо важное. Этим и был дан толчок стремлению «расшифровать» сновидение, заменить непонятное содержание сновидения понятным, проникнуть в его «скрытый» смысл, исполненный значения. Величайшим авторитетом в толковании сновидений считался в древности Артемидор из Далтиса, подробное сочинение которого должно вознаградить нас за утерянные сочинения того же содержания. (О дальнейших судьбах толкования сновидений в средние века см. у Ципгена и в специальных исследованиях М. Ферстера, Готтгарда и др. О толковании сновидений у евреев пишут Альмоли, Амрам, Левингер, а также недавно Лауэр, принявший во внимание психоаналитическую точку зрения. Сведения о толковании сновидений у арабов сообщают Дрексль, Ф. Шварц и миссионер Тфинкдий, у японцев – Миура и Ивайа, у китайцев – Секер, у индусов – Негелейн).
Это донаучное понимание сновидений вполне гармонировало с общим мировоззрением древних, которое проецировало в качестве реальности во внешний мир только то, что имело реальность в душевной жизни. Это касалось и содержания сновидений (вернее, тех впечатлений, которые оставались от сновидений на утро, воспоминаний о сновидении). В этих воспоминаниях сновидение как бы противостоит обыденному содержанию психики, привносится как нечто чуждое, происходящее как бы из иного мира. Было бы ошибочно, однако, полагать, что учение о сверхъестественном происхождении сновидения не имеет сторонников и в настоящее время; не говоря уже обо всех поэтических и мистических писателях, которые изо всех сил стараются наполнять каким-нибудь содержанием остатки столь обширной в прежнее время сферы сверхъестественного, покуда они не завоевываются естественнонаучным исследованием, – очень часто встречаются чрезвычайно развитые, далекие от всяких подозрений люди, которые пытаются обосновать свою религиозную веру в существование и во вмешательство сверхчеловеческих духовных сил именно необъяснимостью явлений сна (Гаффнер). Понимание сновидений некоторыми философскими системами, например, шеллингианцами, представляет собой очевидный отзвук твердого убеждения древних в божественном происхождении сновидений. Обсуждение способности сновидения «прорицать», предсказывать будущее, все еще не закончено. Хотя каждый человек, придерживающийся научного мировоззрения, склонен отрицать пророческую силу сновидения, но попытки психологического истолкования недостаточны, чтобы осилить накопленный фактический материал.
Писать историю научного изучения проблемы сновидения тем более трудно, что в этом изучении, как ни ценно оно в некоторых своих частях, нельзя заметить прогресса в определенном направлении. Дело никогда не доходило до возведения фундамента из прочно обоснованных результатов, на котором последующий исследователь мог бы продолжить свою постройку. Каждый новый автор принимается за изучение проблемы сызнова. Если бы я стал рассматривать авторов в хронологическом порядке и про каждого из них сообщать, какого он был воззрения на проблему сновидения, – мне пришлось бы, наверное, отказаться от составления общего наглядного обзора современного состояния проблемы сновидения. Я предпочел поэтому связать изложение с сущностью разбираемых вопросов, а не с авторами и постараюсь при обсуждении каждой проблемы указывать, какой материал имеется в литературе для ее разрешения.
Так как, однако, мне не удалось осилить всю чрезвычайно разбросанную и разностороннюю литературу, то я прошу читателей удовлетвориться сознанием, что я не упустил ни одного существенного факта, ни одной значительной точки зрения.
До недавнего времени большинство авторов считало необходимым рассматривать сон и сновидение вместе, а обычно присоединяли сюда еще и изучение аналогичных состояний, соприкасающихся с психопатологией, и сноподобных явлений (каковы, например, галлюцинации, видения и т. п.). В противоположность этому и в более поздних работах обнаруживается стремление суживать по возможности тему и исследовать какой-нибудь один только вопрос из области сновидений. В этой перемене я вижу выражение того взгляда, что в таких темных вещах понимания можно достичь лишь целым рядом детальных исследований. Я и предлагаю здесь не что иное, как такое детальное исследование специально психологического характера. У меня нет оснований заняться проблемою сна, так как это уж почти чисто физиологическая проблема, хотя и в характеристике сна должно быть налицо изменение условий функционирования душевного аппарата. Я опускаю поэтому и литературу по вопросу о сне.
Научный интерес к проблеме сновидения сводится к следующим отдельным вопросам, отчасти скрещивающимися друг с другом.
а) Отношение сновидения к бодрствованию.
Наивное суждение пробуждающегося человека предполагает, что сновидение, если и не происходит из другого мира, то во всяком случае переносит его самого в тот чуждый мир. Старый физиолог Бурдах, К. Ф. Бурдах (1776–1847) – немецкий философ, физиолог, анатом. Работал в Дерпте и Кенигсберге. Именем Бурдаха назван один из чувствительных проводящих путей спинного мозга.
которому мы обязаны добросовестным и остроумным описанием явлений сновидений, выразил это убеждение в довольно часто цитируемом положении (с. 474): «…жизнь дня с ее треволнениями и переживаниями, с радостями и горестями никогда не воспроизводится в сновидении; последнее стремится скорее вырвать нас из этой жизни. Даже когда вся наша душа преисполнена одной мыслью, когда острая боль разрывает наше сердце или когда какая-либо цель поглощает целиком наш разум, – даже тогда сновидение оживляет нечто совершенно своеобразное, или же берет для своих комбинаций только отдельные элементы действительности, или же, наконец, входит в тон нашего настроения и символизирует действительность». И. Г. Фихте И. Г. Фихте (1762–1814) – философ, представитель немецкой классической школы, продолжил, и развил учение Канта.
(1, 541) говорит в этом же самом смысле прямо о дополняющих сновидениях и называет их одним из тайных благодеяний самоисцеляющей природы духа. В аналогичном смысле высказывается и Л. Штрюмпелъ в своем справедливо прославившемся исследовании природы и возникновения сновидении (с. 16): «Кто грезит, тот уносится из мира бодрственного сознания…»; (с. 17): «В сновидении совершенно исчезает память строго упорядоченного содержания бодрственного сознания и его нормальных функций…»; (с. 19): «Почти полное отделение души в сновидении от осмысленного содержания и течения бодрственного состояния…».
Подавляющее большинство авторов придерживаются, однако, противоположного мнения относительно взаимоотношения сновидения и бодрствования. Так, Гаффнер считает (с. 19): «Прежде всего сновидение служит продолжением бодрственного состояния. Наши сновидения стоят всегда в связи с представлениями, имевшими место незадолго до того в сознании. Такое наблюдение найдет всегда нить, которой сновидение связано с переживаниями предшествующего дня». Вейгандт (с. 6) прямо противоречит вышеупомянутому утверждению Бурдаха: «Очень часто, по-видимому, в огромном большинстве сновидений можно наблюдать, что они возвращают нас в повседневную жизнь, а вовсе не вырывают из нее». Мори (с. 56) говорит в своей лаконической формуле: «Мы видим во сне то, что мы видели, говорили, желали или делали наяву». Иессен в своей «Психологии», появившейся в 1855 г., высказывается более подробно (с. 530): «Более или менее содержание сна всегда определяется индивидуальностью, возрастом, полом, общественным положением, умственным развитием, привычным образом жизни и фактами предшествующей жизни».
Наиболее определенно высказывается по этому вопросу философ Я. Г. Е. Маасс (Uber die Leidenschaften, 1805); «Опыт подтверждает наше утверждение, что мы чаще всего видим в сновидении то, на что направлены наши самые горячие и страстные желания. Из этого видно, что наши страстные желания должны оказывать влияние на появление наших сновидений. Честолюбивый человек видит в сновидении достигнутые (может быть, лишь в его воображении) или предстоящие лавры в то время, как сновидения влюбленного заполнены предметом его сладких надежд… Все чувственные желания или отвращения, дремлющие в сердце, – если они приводятся в возбуждение на каком-либо основании – могут оказать влияние в том смысле, что из связанных с ними представлений возникает сновидение или что эти представления примешиваются к уже существующему сновидению». (Сообщено Винтерштейном в «Zbl. fur Psychoanalyse»).
Древние никогда не представляли себе иначе взаимозависимости сновидения и жизни. Я цитирую по Радештоку (стр. 139): «Когда Ксеркс перед походом на греков не послушался добрых советов, а последовал воздействию постоянных сновидений, старый толкователь снов, перс Агтабан, сказал ему очень метко, что сновидения в большинстве случаев содержат то, о чем думает человек в бодрственном состоянии».
В поэме Лукреция «О природе вещей» есть одно место (IV, V, 962):
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Вена, апрель 1921 г.
I. Научная литература по вопросу о сновидениях (до 1900 г.)
(До первого издания этой книги в 1900 г.)
В дальнейшем изложении я постараюсь привести доказательства того, что существует психологическая техника, которая позволяет толковать сновидения, и что при применении этого метода любое сновидение оказывается осмысленным психическим феноменом, который может быть в соответствующем месте включен в душевную деятельность бодрствования. Я попытаюсь далее выяснить те процессы, которые обусловливают странность и непонятность сновидения, и вывести на основании их заключение относительно природы психических сил, из сотрудничества или соперничества которых образуется сновидение. Но на этом пункте изложение мое и закончится, так как далее проблема сновидения переходит в более обширную проблему, разрешение которой нуждается в другом материале.
Своему изложению я предпосылаю обзор работ других авторов, а также и современного положения проблемы сновидения в науке; делаю я это потому, что в дальнейшем буду иметь мало поводов возвращаться к этому. Научное понимание сновидения, несмотря на тысячелетние попытки, ушло вперед очень мало. В этом так единодушны все авторы, что излишне выслушивать по этому поводу их отдельные голоса. В сочинениях, список которых я прилагаю в конце своей книги, имеется много ценных замечаний и интересного материала для нашей темы, но там нет ничего или почти ничего, что касалось бы самой сущности сновидения и разрешало бы его тайну. Еще меньше перешло, понятно, в понимание интеллигентных читателей-неспециалистов.
Вопрос о том, как понималось сновидение в первобытные времена человечества у первобытных народов и какое влияние на образование их воззрений на мир и на душу следует приписать ему, представляет огромный интерес; поэтому я с большим сожалением исключаю его из обработки в этом сочинении. Я ссылаюсь на известные сочинения сэра. Дж. Леббока, Г. Спенсера, Э. Б. Тайлора и др. и присовокупляю лишь, что значение этих проблем и спекуляций может стать нам понятно только после того, как мы разрешим стоящую перед нами задачу «толкования сновидений». Б. Тайлор, касаясь толкования сновидений, пишет, что «тайноведение зиждется на ассоциации идей». Он приводит три типа толкования сновидений, характерных для народов, находящихся на низкой ступени развития: грубосимволическое толкование, прямое толкование и толкование по принципу противоположности. Пример символического толкования: у народов Севера увиденная во сне вошь либо собака предвещает приход путника-чужеземца. Эта символика выдает эмоциональное отношение к такого рода визитам. Любопытная параллель – в видении апостола Петра (Деян. 10; 9 – 16) «нечистые» животные также символически представляют чужеземцев, язычников. Л. Леви-Брюль считает, что первобытное мышление не видит разницы между сном и бодрствованием, а к информации, полученной в сновидении, относится с большим доверием, чем к реальности, ибо во время сна душа, покидая тело, общается с духами. Указанные поверья еще в прошлом веке сохранялись у европейских народов. Считалось, что в Иванову ночь души людей, которым предстоит в этом году умереть, приходят вместе с душой священника к дверям Храма и стучат в них. Это видят те, кто не спят и постится в эту ночь. Священник спит неспокойно: ведь его душа находится вне тела!
Отзвук первобытного понимания сновидений лежит, очевидно, в основе оценки сновидения у народов классической древности. (Нижеследующее – согласно тщательному изложению Buschenschьtz'a). Они предполагали, что сновидения стоят в связи с миром сверхчеловеческих существ, в которые они верили, и приносят откровения со стороны богов и демонов. Они думали далее, что сновидения имеют важное значение для сновидящего, возвещая ему обыкновенно будущее. Ввиду чрезвычайного разнообразия в содержании и во впечатлении, производимом сновидениями, было, конечно, трудно придерживаться одного понимания, и поэтому необходимо было произвести различные подразделения и группировки сновидений согласно их ценности и достоверности. У отдельных философов древности суждение о сновидении зависело, разумеется, от той позиции, которую они были готовы занять по отношению к искусству предсказывать вообще.
В обеих работах Аристотеля, Аристотель Стагирит (384–322 гг. до н. э.) – величайший философ античности, основоположник логики («Аналитики», «Категории») и психологии («О душе»).
Артемидор (вторая половина II в. н. э.) – греческий толкователь снов и писатель из Лидии (Далтис). «Онейрокритика» (толкование сновидений) в 5 книгах – единственное сохранившееся его произведение, в котором он приводит в систему воззрения своей эпохи на природу сновидений. По философским убеждениям – стоик. Раздел о сексуальных сновидениях в книге Артемидора весьма откровенен, а потому почти во всех изданиях книги XIX в. опускался из соображений «пристойности».
обсуждающих сновидение, оно уже стало объектом психологии. Мы слышим, что сновидение – это не послание Божие, что оно имеет не божественное происхождение, а дьявольское, так как природа скорее демонична, чем божественна. Сновидение вовсе не возникает из сверхъестественного откровения, а является результатом законов человеческого духа, родственного, конечно, божеству. Сновидение определяется как душевная деятельность спящего, покуда он спит.
Аристотелю знакомы некоторые из характерных черт жизни сновидения; он знает, например, что сновидение превращает мелкие раздражения, наступающие во время сна, в крупные («кажется, будто идешь через огонь и горишь, когда на самом деле происходит лишь незначительное согревание той или другой части тела») и выводит отсюда заключение, что сновидение может обнаружить перед врачом первые, незаметные признаки начинающегося изменения в теле (Об отношении сновидения к болезням пишет греческий врач Гиппократ, в одной из глав своего знаменитого сочинения).
Древние до Аристотеля считали сновидение, как известно, не продуктом грезящей души, а внушением со стороны божества: мы уже видим у них оба противоположных направления, имеющиеся налицо во всех исследованиях сна и сновидения. Они отличают истинные и ценные сновидения, ниспосланные спящему для предостережения или для предсказания будущего, от тщеславных, обманчивых и ничтожных, целью которых было смутить спящего или ввергнуть его в гибель.
Группе (Griechische Mythologie und Religionsgeschichte, с. 390) приводит следующее подразделение сновидений по Макробиусу и Артемидору:
«Сновидения подразделяют на два класса. Один класс обусловлен лишь настоящим (или прошедшим), но не имеет никакого значения для будущего; он включает (evwua), insomnia, которые непосредственно воспроизводят данное представление или противоположное ему представление, например, голод или утоление его, которые фантастически преувеличивают данное представление, как, например, кошмары (ночное удушье). Наоборот, другой класс определяет будущее, к нему относятся:
1) прямое пророчество, получаемое в сновидении (oraculum);
2) предсказание предстоящего события (бреема, visio);
3) символическое, нуждающееся в разъяснении сновидения (somnium).
Эта теория существовала в течение многих веков».
Различная оценка сновидений определяла и задачу их «толкования». От сновидений, в общем, ждали важных открытий, но не все сновидения могли быть непосредственно поняты, было неясно, предвещает ли данное непонятное сновидение что-либо важное. Этим и был дан толчок стремлению «расшифровать» сновидение, заменить непонятное содержание сновидения понятным, проникнуть в его «скрытый» смысл, исполненный значения. Величайшим авторитетом в толковании сновидений считался в древности Артемидор из Далтиса, подробное сочинение которого должно вознаградить нас за утерянные сочинения того же содержания. (О дальнейших судьбах толкования сновидений в средние века см. у Ципгена и в специальных исследованиях М. Ферстера, Готтгарда и др. О толковании сновидений у евреев пишут Альмоли, Амрам, Левингер, а также недавно Лауэр, принявший во внимание психоаналитическую точку зрения. Сведения о толковании сновидений у арабов сообщают Дрексль, Ф. Шварц и миссионер Тфинкдий, у японцев – Миура и Ивайа, у китайцев – Секер, у индусов – Негелейн).
Это донаучное понимание сновидений вполне гармонировало с общим мировоззрением древних, которое проецировало в качестве реальности во внешний мир только то, что имело реальность в душевной жизни. Это касалось и содержания сновидений (вернее, тех впечатлений, которые оставались от сновидений на утро, воспоминаний о сновидении). В этих воспоминаниях сновидение как бы противостоит обыденному содержанию психики, привносится как нечто чуждое, происходящее как бы из иного мира. Было бы ошибочно, однако, полагать, что учение о сверхъестественном происхождении сновидения не имеет сторонников и в настоящее время; не говоря уже обо всех поэтических и мистических писателях, которые изо всех сил стараются наполнять каким-нибудь содержанием остатки столь обширной в прежнее время сферы сверхъестественного, покуда они не завоевываются естественнонаучным исследованием, – очень часто встречаются чрезвычайно развитые, далекие от всяких подозрений люди, которые пытаются обосновать свою религиозную веру в существование и во вмешательство сверхчеловеческих духовных сил именно необъяснимостью явлений сна (Гаффнер). Понимание сновидений некоторыми философскими системами, например, шеллингианцами, представляет собой очевидный отзвук твердого убеждения древних в божественном происхождении сновидений. Обсуждение способности сновидения «прорицать», предсказывать будущее, все еще не закончено. Хотя каждый человек, придерживающийся научного мировоззрения, склонен отрицать пророческую силу сновидения, но попытки психологического истолкования недостаточны, чтобы осилить накопленный фактический материал.
Писать историю научного изучения проблемы сновидения тем более трудно, что в этом изучении, как ни ценно оно в некоторых своих частях, нельзя заметить прогресса в определенном направлении. Дело никогда не доходило до возведения фундамента из прочно обоснованных результатов, на котором последующий исследователь мог бы продолжить свою постройку. Каждый новый автор принимается за изучение проблемы сызнова. Если бы я стал рассматривать авторов в хронологическом порядке и про каждого из них сообщать, какого он был воззрения на проблему сновидения, – мне пришлось бы, наверное, отказаться от составления общего наглядного обзора современного состояния проблемы сновидения. Я предпочел поэтому связать изложение с сущностью разбираемых вопросов, а не с авторами и постараюсь при обсуждении каждой проблемы указывать, какой материал имеется в литературе для ее разрешения.
Так как, однако, мне не удалось осилить всю чрезвычайно разбросанную и разностороннюю литературу, то я прошу читателей удовлетвориться сознанием, что я не упустил ни одного существенного факта, ни одной значительной точки зрения.
До недавнего времени большинство авторов считало необходимым рассматривать сон и сновидение вместе, а обычно присоединяли сюда еще и изучение аналогичных состояний, соприкасающихся с психопатологией, и сноподобных явлений (каковы, например, галлюцинации, видения и т. п.). В противоположность этому и в более поздних работах обнаруживается стремление суживать по возможности тему и исследовать какой-нибудь один только вопрос из области сновидений. В этой перемене я вижу выражение того взгляда, что в таких темных вещах понимания можно достичь лишь целым рядом детальных исследований. Я и предлагаю здесь не что иное, как такое детальное исследование специально психологического характера. У меня нет оснований заняться проблемою сна, так как это уж почти чисто физиологическая проблема, хотя и в характеристике сна должно быть налицо изменение условий функционирования душевного аппарата. Я опускаю поэтому и литературу по вопросу о сне.
Научный интерес к проблеме сновидения сводится к следующим отдельным вопросам, отчасти скрещивающимися друг с другом.
а) Отношение сновидения к бодрствованию.
Наивное суждение пробуждающегося человека предполагает, что сновидение, если и не происходит из другого мира, то во всяком случае переносит его самого в тот чуждый мир. Старый физиолог Бурдах, К. Ф. Бурдах (1776–1847) – немецкий философ, физиолог, анатом. Работал в Дерпте и Кенигсберге. Именем Бурдаха назван один из чувствительных проводящих путей спинного мозга.
которому мы обязаны добросовестным и остроумным описанием явлений сновидений, выразил это убеждение в довольно часто цитируемом положении (с. 474): «…жизнь дня с ее треволнениями и переживаниями, с радостями и горестями никогда не воспроизводится в сновидении; последнее стремится скорее вырвать нас из этой жизни. Даже когда вся наша душа преисполнена одной мыслью, когда острая боль разрывает наше сердце или когда какая-либо цель поглощает целиком наш разум, – даже тогда сновидение оживляет нечто совершенно своеобразное, или же берет для своих комбинаций только отдельные элементы действительности, или же, наконец, входит в тон нашего настроения и символизирует действительность». И. Г. Фихте И. Г. Фихте (1762–1814) – философ, представитель немецкой классической школы, продолжил, и развил учение Канта.
(1, 541) говорит в этом же самом смысле прямо о дополняющих сновидениях и называет их одним из тайных благодеяний самоисцеляющей природы духа. В аналогичном смысле высказывается и Л. Штрюмпелъ в своем справедливо прославившемся исследовании природы и возникновения сновидении (с. 16): «Кто грезит, тот уносится из мира бодрственного сознания…»; (с. 17): «В сновидении совершенно исчезает память строго упорядоченного содержания бодрственного сознания и его нормальных функций…»; (с. 19): «Почти полное отделение души в сновидении от осмысленного содержания и течения бодрственного состояния…».
Подавляющее большинство авторов придерживаются, однако, противоположного мнения относительно взаимоотношения сновидения и бодрствования. Так, Гаффнер считает (с. 19): «Прежде всего сновидение служит продолжением бодрственного состояния. Наши сновидения стоят всегда в связи с представлениями, имевшими место незадолго до того в сознании. Такое наблюдение найдет всегда нить, которой сновидение связано с переживаниями предшествующего дня». Вейгандт (с. 6) прямо противоречит вышеупомянутому утверждению Бурдаха: «Очень часто, по-видимому, в огромном большинстве сновидений можно наблюдать, что они возвращают нас в повседневную жизнь, а вовсе не вырывают из нее». Мори (с. 56) говорит в своей лаконической формуле: «Мы видим во сне то, что мы видели, говорили, желали или делали наяву». Иессен в своей «Психологии», появившейся в 1855 г., высказывается более подробно (с. 530): «Более или менее содержание сна всегда определяется индивидуальностью, возрастом, полом, общественным положением, умственным развитием, привычным образом жизни и фактами предшествующей жизни».
Наиболее определенно высказывается по этому вопросу философ Я. Г. Е. Маасс (Uber die Leidenschaften, 1805); «Опыт подтверждает наше утверждение, что мы чаще всего видим в сновидении то, на что направлены наши самые горячие и страстные желания. Из этого видно, что наши страстные желания должны оказывать влияние на появление наших сновидений. Честолюбивый человек видит в сновидении достигнутые (может быть, лишь в его воображении) или предстоящие лавры в то время, как сновидения влюбленного заполнены предметом его сладких надежд… Все чувственные желания или отвращения, дремлющие в сердце, – если они приводятся в возбуждение на каком-либо основании – могут оказать влияние в том смысле, что из связанных с ними представлений возникает сновидение или что эти представления примешиваются к уже существующему сновидению». (Сообщено Винтерштейном в «Zbl. fur Psychoanalyse»).
Древние никогда не представляли себе иначе взаимозависимости сновидения и жизни. Я цитирую по Радештоку (стр. 139): «Когда Ксеркс перед походом на греков не послушался добрых советов, а последовал воздействию постоянных сновидений, старый толкователь снов, перс Агтабан, сказал ему очень метко, что сновидения в большинстве случаев содержат то, о чем думает человек в бодрственном состоянии».
В поэме Лукреция «О природе вещей» есть одно место (IV, V, 962):
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11