Такие мысли обуревали де Водреля, а Жан и Клара в это время сидели рядом у его изголовья и изредка обменивались словами.Время от времени Жан вставал, приближался к выходившим на дорогу окнам, ставни которых были закрыты, и прислушивался, нет ли какого шума на дороге в окрестностях селения.Бриджета вернулась в «Запертый дом» часа через два. В поисках тележки и лошади она обошла несколько домов. Как было условлено, она не стала скрывать своего намерения покинуть Сен-Шарль, чему никто не удивился. Владелец одной из соседних ферм Люк Аршамбо согласился уступить ей за хорошую цену свою тележку, пообещав доставить ее, уже запряженную, в девять часов вечера к дверям «Запертого дома».Де Водрель почувствовал истинное облегчение, когда узнал, что Бриджете удалось все устроить.— В девять мы отправимся в путь, — сказал он, — и я встану с постели, чтобы сесть в...— Нет, господин де Водрель, — перебил его Жан, — не утомляйте себя без надобности. Я сам отнесу вас в тележку. Мы настелим в нее соломы, а сверху положим матрац с вашей постели. Ехать будем не торопясь, чтобы избежать большой тряски, и я надеюсь, что вы сможете перенести путешествие. Но на улице довольно холодно, позаботьтесь о том, чтобы укрыться потеплее. Что же касается опасных встреч на дороге... Ты не узнала ничего нового, матушка?— Нет, — ответила Бриджета. — Однако по-прежнему ожидают повторного нашествия королевских солдат.— А те полицейские, что преследовали меня до Сен-Шарля?..— Я их не видела, вероятно, они направились по ложному следу.— Но они могут вернуться... — сказала Клара.— Именно поэтому мы уедем, как только повозка будет у дома, — ответил де Водрель.— В девять часов, — сказала Бриджета.— А ты уверена в человеке, продавшем тебе ее, матушка?— Да, это очень честный фермер, уж если он что обещал сделать, то сделает!Тем временем де Водрель пожелал немного подкрепиться. Бриджета с помощью Клары быстро приготовила скромный завтрак, за который они сели все вместе.Шли часы. Все было спокойно, на улице тихо. Время от времени Бриджета приоткрывала дверь и быстро оглядывалась. Было довольно холодно. Небо — серо и неподвижно, ни ветерка. Правда, если поднимется юго-западный ветер, тучи разразятся снегом, и это чрезвычайно затруднит поездку — по крайней мере, до границы графства.И все же можно было надеяться, что путешествие пройдет вполне сносно. Однако в три часа пополудни из верхней части селения донеслись какие-то, пока еще очень далекие, звуки.Жан отпер дверь, прислушался... И не смог сдержать досаду.— Это трубы! — воскликнул он. — Колонна идет на Сен-Шарль!..— Что же делать? — спросила Клара.— Ждать, — ответила Бриджета. — Быть может, эти солдаты всего лишь пройдут мимо селения?..Жан с сомнением покачал головой.Но как бы то ни было, де Водрелю нельзя было отправляться в путь среди бела дня. Приходилось ждать, как сказала Бриджета, если вот только Жан не решит бежать...В самом деле, если он покинет «Запертый дом» сию же минуту, если скроется в лесу, прилегающем к дороге, он наверняка успеет уйти от опасности прежде, чем Сен-Шарль будет занят солдатами королевской армии. Но это означало бы покинуть де Водрелей в тот момент, когда отец и дочь подвергаются самой серьезной опасности. Об этом Жан и не помышлял. Хотя как сможет он защитить их, если в дом ворвутся солдаты?А опасность приближалась очень быстро. Это была часть колонны Уизераля, посланная в графство на розыски повстанцев, которая, пройдя вдоль берега Ришелье, возвращалась, чтобы встать биваком в Сен-Шарле.В «Запертом доме» был хорошо слышен звук трубы — все ближе, ближе.Наконец труба смолкла. Войска дошли до края селения.Тогда Бриджета сказала:— Еще не все потеряно. Дорога в сторону Лапрери свободна. Может статься, она будет свободна до самого вечера. Дом мой не таков, чтобы на него позарились грабители. И стоит на отшибе, а потому, может быть, не подвергнется набегу.Оставалось надеяться только на это.Да! В селении достаточно было других домов, где солдаты сэра Джона Кольборна могли поживиться с гораздо большей выгодой. Кроме того, в первые дни декабря темнеет рано и, возможно, удастся покинуть «Запертый дом», не привлекая ничьего внимания.Итак, приготовления к отъезду не были оставлены. В девять повозка прибудет к дому. Только бы дорога была свободна в течение часа и на протяжении трех миль отсюда. В крайнем случае, придется искать приюта на какой-нибудь из ферм графства.Вечер прошел без особых треволнений. Несколько раз отряды волонтеров доезжали до самого низа большой дороги, поворачивали и возвращались обратно. «Запертый дом», похоже, не привлекал их внимания. Что касается основной части колонны, то она расположилась в Сен-Шарле в районе бывшего лагеря. Оттуда доносился шум, не суливший жителям ничего хорошего.В шесть часов Бриджета позвала Жана и Клару отобедать тем, что она сумела приготовить. Де Водрель едва притронулся к еде. Взбудораженный опасностью, он нетерпеливо ожидал отъезда. Не было еще и семи часов, когда кто-то тихо постучал в дверь. Не фермер ли это, доставивший повозку раньше условленного времени? Во всяком случае, рука недруга не стучала бы так робко.Жан и Клара быстро удалились в комнату де Водреля, оставив дверь приоткрытой. Бриджета прошла через коридор и, услышав голос Люка Аршамбо, отперла дверь.Честный фермер пришел предупредить госпожу Бриджету, что он не сумеет выполнить своего обещания, и принес ей обратно деньги: дело в том, что на его ферме, как и на всех соседних, разместились солдаты.Кроме того, селение было окружено со всех сторон и даже если бы в распоряжении госпожи Бриджеты и была тележка, уехать ей бы не удалось.Приходилось, хочешь, не хочешь, ждать, пока войска оставят Сен-Шарль.Из комнаты, где они стояли не шелохнувшись, Жан и Клара слышали все, что сказал Люк Аршамбо. Де Водрель тоже.Фермер добавил еще, что госпоже Бриджете нечего бояться за «Запертый дом», что красные мундиры вернулись в Сен-Шарль лишь на подмогу полиции, которая начала обыскивать дома... Почему?.. Да потому что, по слухам, в селении скрывается Жан Безымянный, и делается все, чтобы разыскать его.Услышав из уст фермера имя сына, Бриджета ни одним движением не выдала себя, и лишь когда Люк Аршамбо ушел, она, вернувшись в комнату, сказала:— Беги, Жан! И сию же минуту!— Надо бежать, — повторил де Водрель.— Бежать без вас? — спросил в ответ Жан.— Вы не имеете права жертвовать из-за нас своей жизнью! — заговорила Клара. — Важнее нас — отечество...— Я не уйду! — сказал Жан. — Я не оставлю вас на произвол этих мерзавцев!..— А что вы сможете сделать, Жан?— Не знаю, но я не уйду!Решимость Жана была столь тверда, что де Водрель не осмелился ему перечить.Кроме того — и это признавали все, — бегство в таких условиях имело очень мало шансов на успех. Селение, как сказал Люк Аршамбо, было оцеплено, дорога — под наблюдением солдат, по всей округе разъезжали конные отряды. Жану, приметы которого были известны, вряд ли удастся ускользнуть. Так не лучше ли ему остаться в «Запертом доме»?Однако, принимая такое решение, Жан повиновался совсем другому чувству. Он никак не мог покинуть мать и де Водрелей.Итак, он останется. Но найдется ли в трех комнатах «Запертого дома» и на чердаке, что был над ними, надежное место, где его гости могли бы спрятаться так, чтобы полицейские агенты не обнаружили их во время обыска?Осмотреть дом Жан не успел: наружная дверь заходила ходуном от грубых ударов.Во дворе столпились с полдюжины полицейских.— Отоприте! — кричали снаружи, и удары усилились. — Отоприте, или мы выломаем дверь!..Жан и Клара быстро закрыли дверь в комнату де Водреля, а сами кинулись в комнату Бриджеты, откуда все было хорошо слышно.В тот момент, когда Бриджета уже шла по коридору к двери, та с грохотом вылетела. Коридор ярко осветился факелами, которые были в руках у полицейских.— Что вы хотите? — спросила Бриджета.— Обыскать ваш дом! — последовал ответ. — Если здесь укрывается Жан Безымянный, мы схватим его, а дом подожжем!— Жана Безымянного здесь нет, — ответила Бриджета спокойно, — и я не знаю...Вдруг к старой женщине проворно подскочил начальник полицейского наряда.Это был Рип, чей голос так резанул ей слух, когда ее сын вернулся в «Запертый дом», — тот самый Рип, толкнувший Симона Моргаза на тягчайшее из преступлений.Бриджета похолодела.
— О! — удивленно воскликнул Рип, — да ведь это госпожа Бриджета... Жена славного Симона Моргаза!Услыхав имя отца, Жан в глубине комнаты отпрянул назад. Ошеломленная этим страшным разоблачением, Бриджета не нашла сил что-либо ответить.— Ну да!.. Госпожа Моргаз! — повторил Рип. — По правде говоря, я был уверен, что вы умерли!.. Кто мог бы подумать, что спустя двенадцать лет я встречу вас здесь, в этом местечке!Бриджета по-прежнему молчала.— Идемте, друзья! — заявил Рип, оборачиваясь к своим людям, — нам здесь нечего делать! Бриджета Моргаз — славная женщина!.. Уж она-то не станет укрывать мятежника!.. Идемте дальше! Жан Безымянный точно находится в Сен-Шарле, и ни Бог, ни дьявол не помешают нам схватить его!И вскоре Рип, сопровождаемый своим отрядом, исчез за поворотом дороги...Зато теперь тайна Бриджеты и ее сына была раскрыта. Правда, де Водрель ничего не слышал, зато Клара не пропустила ни одного слова, сказанного Рипом.Жан Безымянный оказался сыном Симона Моргаза!И, поддавшись первому порыву, Клара в ужасе выбежала из комнаты Бриджеты и укрылась в комнате отца.Жан и Бриджета остались одни.Теперь Клара все знала.При мысли снова предстать перед нею, перед де Водрелем — перед другом тех патриотов, что поплатились головой за предательство Симона Моргаза, Жан едва не помешался.— Матушка, — вскричал он, — я не останусь здесь ни минуты!.. Де Водрели больше не нуждаются в моей защите!.. В доме Моргазов они будут в полной безопасности!.. Прощай!..— Сын мой!.. Сын мой!.. — бормотала Бриджета. — О несчастный мой! Думаешь, я не разгадала твою тайну?.. Ведь ты... сын Моргаза... ты любишь Клару де Водрель!— Да, матушка, но я скорее умру, чем когда-нибудь признаюсь ей в этом! Глава VIМЭТР НИК В ВАЛЬГАТТЕ После событий на ферме «Шипоган», когда полицейских агентов и волонтеров постигла неудача, Том Арше и его старшие сыновья, как мы знаем, укрылись за пределами территории Канады, а затем вернулись оттуда, чтобы принять участие в битве у Сен-Шарля. После прискорбного поражения, стоившего жизни Реми, Том с Пьером, Мишелем, Тони и Жаком сумели воссоединиться с повстанцами в Сент-Олбансе — городке на американской границе.Что касается нотариуса Ника, то, как известно читателю, он остерегся появляться в Монреале. Как объяснил бы он свое поведение на ферме «Шипоган»? Несмотря на все уважение к нотариусу, Джильберт Аргал без колебаний возбудил бы против него судебное дело за неповиновение представителям власти. Двери монреальской тюрьмы наверняка захлопнулись бы за ним, а заодно и за Лионелем, у которого возникла бы тогда уйма времени, чтобы предаваться поэтическому вдохновению «intra muros» В застенке (лат.).
.Итак, мэтр Ник принял единственно правильное решение — последовать за махоганами в Вальгатту и под кровом своих предков переждать, пока все не успокоится и обстоятельства не позволят ему расстаться с ролью вождя племени и спокойно вернуться в свою скромную контору.Лионель, правда, был иного мнения. Юный поэт очень рассчитывал на то, что нотариус решительно порвет со своей официальной должностью на рыночной площади Бон-Секур и навсегда прославит среди гуронов громкое имя Сагаморов.Деревня, в которой уже несколько недель как поселился мэтр Ник, находилась в двух милях от фермы «Шипоган». Там у этого мирного конторщика началась новая жизнь. Мало сказать, что Лионель остался в восторге от того приема, который мужчины племени, старики, женщины и дети оказали его хозяину, — это надо было видеть. Ружейные залпы, коими он был встречен, оказанные ему почести, расточаемые в его адрес хвалебные слова, обращенные к нему торжественные речи, ответные речи, с которыми пришлось выступить будущему вождю, с использованием языка и фразеологии Дальнего Запада — все это не могло не польстить тщеславию мэтра Ника. И все же этот добряк горько сожалел о злосчастной истории, в которую он поневоле впутался. Если Лионель застоялому запаху конторы и папок с бумагами предпочитал свежий воздух прерий, если красочный язык махоганских воинов казался ему приятнее жаргона конторской братии, то мэтр Ник отнюдь не разделял его взглядов.А потому между ним и клерком часто возникали споры, доходившие порой до ожесточенной перепалки.В довершение всего мэтр Ник опасался, что этим дело не кончится. Он уже ясно представлял себе гуронов, увлеченных словом и делом повстанцев. А сможет ли он противиться им, если они захотят примкнуть к мятежникам, если Жан Безымянный кликнет их на помощь, если Том Арше и его домочадцы придут в Вальгатту просить подмоги? Он уже и без того серьезно скомпрометирован. А что с ним станет, если он поднимется во главе племени дикарей против англо-канадских властей? Как сможет он после этого надеяться когда-нибудь снова вернуться к должности нотариуса в Монреале?Тем не менее, он успокаивал себя, что со временем все уладится. После стычки на ферме «Шипоган» прошло несколько недель, это был еще не бунт, а просто сопротивление полиции, и весьма вероятно, что скоро все предадут забвению. Мятежное движение еще не развернулось, ничто не указывало на то, что оно неизбежно. Итак, если в Канаде будет по-прежнему царить спокойствие, то власти проявят терпимость и мэтр Ник сможет безо всякого риска возвратиться в Монреаль.Однако Лионель надеялся, что этот расчет не оправдается. Снова вернуться к службе в конторе, корпеть по шесть часов из десяти над бумагами?.. Лучше уж сделаться «лесным бродягой» или охотником за медом диких пчел! Позволить своему хозяину оставить то высокое положение, которое он занимает у махоганов?.. Никогда! Мэтра Ника больше нет. Есть законный наследник престола древнего рода Сагаморов. Гуроны не дадут ему сменить топор воина на перо чиновника!С самого своего прибытия в Вальгатту мэтр Ник вынужден был сидеть на почетном месте в вигваме, из которого его предшественник отправился к прародителям в лоно благословенных прерий. Лионель променял бы все дома Монреаля, все гостиницы и дворцы за эту лишенную удобств хижину, где молодые мужчины и женщины наперебой угождали своему господину. Да и сам он не был обделен вниманием: махоганы считали юношу правой рукой Великого вождя. И впрямь, когда последнему приходилось держать речь перед костром Совета, Лионель никогда не упускал случая сопровождать слова Никола Сагамора выразительными жестами.Словом, юный клерк был бы счастливейшим из смертных, если бы хозяин не продолжал так упорно отказывать ему в исполнении его самого заветного желания. И в самом деле, мэтр Ник до сих пор еще ни разу не надел одежды махоганов. А Лионель ничего не желал так сильно, как видеть вождя облаченным в костюм гуронов — мокасины на ногах, перья на макушке, полосатый тканый плащ на плечах. Много раз заводил он об этом разговор, но безуспешно. Однако юноша не пасовал перед холодным отказом, на который каждый раз натыкался в своих просьбах.— Ничего, он придет к этому! — повторял Лионель про себя. — Я не допущу, чтобы он предводительствовал в платье нотариуса! На кого он похож, скажите пожалуйста, в своем длиннополом сюртуке, бархатном жилете и белом галстуке? Он еще не переродился, но переродится! Когда он открывает рот перед собранием старейшин племени, мне так и кажется, что сейчас он скажет: «От имени и по поручению нотариуса Ника и его коллег...» Так больше продолжаться не может. Он должен надеть костюм краснокожих воинов, и если для того, чтобы он, наконец, решился, нужен особый повод, то я ему его устрою.Тогда-то на ум Лионелю и пришла одна очень простая идея. Из разговоров со старейшинами Вальгатты он понял: их тоже весьма удручало, что потомок Сагаморов одевается по-европейски. И вот по наущению юного клерка махоганы решили торжественно «короновать» своего нового вождя и даже составили программу церемонии, на которую собирались пригласить гостей из соседних племен. Будет стрельба холостыми патронами, увеселения, пиршество, и мэтр Ник не сможет возглавить все это, не облачившись в национальный костюм.Решение о торжествах было окончательно принято во второй половине ноября. Они были назначены на 23-е число того же месяца, а потому, дабы они прошли с большим размахом, приготовления должны были начаться безотлагательно.Если бы роль мэтра Ника сводилась просто к тому, чтобы в назначенный день принять почести от своих подданных, го можно было бы держать от него в тайне предстоящую церемонию и сделать ему сюрприз. Но так как он должен был участвовать в ней в качестве и в облачении гуронского вождя, юному клерку пришлось уведомить его заранее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— О! — удивленно воскликнул Рип, — да ведь это госпожа Бриджета... Жена славного Симона Моргаза!Услыхав имя отца, Жан в глубине комнаты отпрянул назад. Ошеломленная этим страшным разоблачением, Бриджета не нашла сил что-либо ответить.— Ну да!.. Госпожа Моргаз! — повторил Рип. — По правде говоря, я был уверен, что вы умерли!.. Кто мог бы подумать, что спустя двенадцать лет я встречу вас здесь, в этом местечке!Бриджета по-прежнему молчала.— Идемте, друзья! — заявил Рип, оборачиваясь к своим людям, — нам здесь нечего делать! Бриджета Моргаз — славная женщина!.. Уж она-то не станет укрывать мятежника!.. Идемте дальше! Жан Безымянный точно находится в Сен-Шарле, и ни Бог, ни дьявол не помешают нам схватить его!И вскоре Рип, сопровождаемый своим отрядом, исчез за поворотом дороги...Зато теперь тайна Бриджеты и ее сына была раскрыта. Правда, де Водрель ничего не слышал, зато Клара не пропустила ни одного слова, сказанного Рипом.Жан Безымянный оказался сыном Симона Моргаза!И, поддавшись первому порыву, Клара в ужасе выбежала из комнаты Бриджеты и укрылась в комнате отца.Жан и Бриджета остались одни.Теперь Клара все знала.При мысли снова предстать перед нею, перед де Водрелем — перед другом тех патриотов, что поплатились головой за предательство Симона Моргаза, Жан едва не помешался.— Матушка, — вскричал он, — я не останусь здесь ни минуты!.. Де Водрели больше не нуждаются в моей защите!.. В доме Моргазов они будут в полной безопасности!.. Прощай!..— Сын мой!.. Сын мой!.. — бормотала Бриджета. — О несчастный мой! Думаешь, я не разгадала твою тайну?.. Ведь ты... сын Моргаза... ты любишь Клару де Водрель!— Да, матушка, но я скорее умру, чем когда-нибудь признаюсь ей в этом! Глава VIМЭТР НИК В ВАЛЬГАТТЕ После событий на ферме «Шипоган», когда полицейских агентов и волонтеров постигла неудача, Том Арше и его старшие сыновья, как мы знаем, укрылись за пределами территории Канады, а затем вернулись оттуда, чтобы принять участие в битве у Сен-Шарля. После прискорбного поражения, стоившего жизни Реми, Том с Пьером, Мишелем, Тони и Жаком сумели воссоединиться с повстанцами в Сент-Олбансе — городке на американской границе.Что касается нотариуса Ника, то, как известно читателю, он остерегся появляться в Монреале. Как объяснил бы он свое поведение на ферме «Шипоган»? Несмотря на все уважение к нотариусу, Джильберт Аргал без колебаний возбудил бы против него судебное дело за неповиновение представителям власти. Двери монреальской тюрьмы наверняка захлопнулись бы за ним, а заодно и за Лионелем, у которого возникла бы тогда уйма времени, чтобы предаваться поэтическому вдохновению «intra muros» В застенке (лат.).
.Итак, мэтр Ник принял единственно правильное решение — последовать за махоганами в Вальгатту и под кровом своих предков переждать, пока все не успокоится и обстоятельства не позволят ему расстаться с ролью вождя племени и спокойно вернуться в свою скромную контору.Лионель, правда, был иного мнения. Юный поэт очень рассчитывал на то, что нотариус решительно порвет со своей официальной должностью на рыночной площади Бон-Секур и навсегда прославит среди гуронов громкое имя Сагаморов.Деревня, в которой уже несколько недель как поселился мэтр Ник, находилась в двух милях от фермы «Шипоган». Там у этого мирного конторщика началась новая жизнь. Мало сказать, что Лионель остался в восторге от того приема, который мужчины племени, старики, женщины и дети оказали его хозяину, — это надо было видеть. Ружейные залпы, коими он был встречен, оказанные ему почести, расточаемые в его адрес хвалебные слова, обращенные к нему торжественные речи, ответные речи, с которыми пришлось выступить будущему вождю, с использованием языка и фразеологии Дальнего Запада — все это не могло не польстить тщеславию мэтра Ника. И все же этот добряк горько сожалел о злосчастной истории, в которую он поневоле впутался. Если Лионель застоялому запаху конторы и папок с бумагами предпочитал свежий воздух прерий, если красочный язык махоганских воинов казался ему приятнее жаргона конторской братии, то мэтр Ник отнюдь не разделял его взглядов.А потому между ним и клерком часто возникали споры, доходившие порой до ожесточенной перепалки.В довершение всего мэтр Ник опасался, что этим дело не кончится. Он уже ясно представлял себе гуронов, увлеченных словом и делом повстанцев. А сможет ли он противиться им, если они захотят примкнуть к мятежникам, если Жан Безымянный кликнет их на помощь, если Том Арше и его домочадцы придут в Вальгатту просить подмоги? Он уже и без того серьезно скомпрометирован. А что с ним станет, если он поднимется во главе племени дикарей против англо-канадских властей? Как сможет он после этого надеяться когда-нибудь снова вернуться к должности нотариуса в Монреале?Тем не менее, он успокаивал себя, что со временем все уладится. После стычки на ферме «Шипоган» прошло несколько недель, это был еще не бунт, а просто сопротивление полиции, и весьма вероятно, что скоро все предадут забвению. Мятежное движение еще не развернулось, ничто не указывало на то, что оно неизбежно. Итак, если в Канаде будет по-прежнему царить спокойствие, то власти проявят терпимость и мэтр Ник сможет безо всякого риска возвратиться в Монреаль.Однако Лионель надеялся, что этот расчет не оправдается. Снова вернуться к службе в конторе, корпеть по шесть часов из десяти над бумагами?.. Лучше уж сделаться «лесным бродягой» или охотником за медом диких пчел! Позволить своему хозяину оставить то высокое положение, которое он занимает у махоганов?.. Никогда! Мэтра Ника больше нет. Есть законный наследник престола древнего рода Сагаморов. Гуроны не дадут ему сменить топор воина на перо чиновника!С самого своего прибытия в Вальгатту мэтр Ник вынужден был сидеть на почетном месте в вигваме, из которого его предшественник отправился к прародителям в лоно благословенных прерий. Лионель променял бы все дома Монреаля, все гостиницы и дворцы за эту лишенную удобств хижину, где молодые мужчины и женщины наперебой угождали своему господину. Да и сам он не был обделен вниманием: махоганы считали юношу правой рукой Великого вождя. И впрямь, когда последнему приходилось держать речь перед костром Совета, Лионель никогда не упускал случая сопровождать слова Никола Сагамора выразительными жестами.Словом, юный клерк был бы счастливейшим из смертных, если бы хозяин не продолжал так упорно отказывать ему в исполнении его самого заветного желания. И в самом деле, мэтр Ник до сих пор еще ни разу не надел одежды махоганов. А Лионель ничего не желал так сильно, как видеть вождя облаченным в костюм гуронов — мокасины на ногах, перья на макушке, полосатый тканый плащ на плечах. Много раз заводил он об этом разговор, но безуспешно. Однако юноша не пасовал перед холодным отказом, на который каждый раз натыкался в своих просьбах.— Ничего, он придет к этому! — повторял Лионель про себя. — Я не допущу, чтобы он предводительствовал в платье нотариуса! На кого он похож, скажите пожалуйста, в своем длиннополом сюртуке, бархатном жилете и белом галстуке? Он еще не переродился, но переродится! Когда он открывает рот перед собранием старейшин племени, мне так и кажется, что сейчас он скажет: «От имени и по поручению нотариуса Ника и его коллег...» Так больше продолжаться не может. Он должен надеть костюм краснокожих воинов, и если для того, чтобы он, наконец, решился, нужен особый повод, то я ему его устрою.Тогда-то на ум Лионелю и пришла одна очень простая идея. Из разговоров со старейшинами Вальгатты он понял: их тоже весьма удручало, что потомок Сагаморов одевается по-европейски. И вот по наущению юного клерка махоганы решили торжественно «короновать» своего нового вождя и даже составили программу церемонии, на которую собирались пригласить гостей из соседних племен. Будет стрельба холостыми патронами, увеселения, пиршество, и мэтр Ник не сможет возглавить все это, не облачившись в национальный костюм.Решение о торжествах было окончательно принято во второй половине ноября. Они были назначены на 23-е число того же месяца, а потому, дабы они прошли с большим размахом, приготовления должны были начаться безотлагательно.Если бы роль мэтра Ника сводилась просто к тому, чтобы в назначенный день принять почести от своих подданных, го можно было бы держать от него в тайне предстоящую церемонию и сделать ему сюрприз. Но так как он должен был участвовать в ней в качестве и в облачении гуронского вождя, юному клерку пришлось уведомить его заранее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37