.. а во-вторых, я не несу никакой ответственности за возможные последствия как во время операции, так и реабилитационного периода. – Марш хотел было возразить, но Торрес продолжал, не дав ему опомниться: – Под реабилитационным периодом я имею в виду срок, который пройдет с окончания операции до того момента, когда я – и только я – признаю пациента готовым к выписке. – Выдвинув ящик стола, он извлек оттуда голубоватый бланк. – Вот договор, который должны подписать родители мальчика, то есть вы и мать. Можете прочесть, если хотите; по моему мнению, вы даже должны это сделать, но предупреждаю, менять в нем я ничего не стану. Либо вы подписываете, либо нет. Если вы и ваша супруга согласны – прошу немедленно привезти вашего сына сюда. Чем больше проходит времени, тем больше риск. Как вы, вероятно, знаете, пациенты в таком состоянии быстро теряют силы. – Торрес поднялся со стула, давая понять, что беседа окончена. – Прошу простить меня за то, что отнял у вас столько времени.
Мэллори встал почти одновременно с Торресом.
– Но предположим, что супруги Лонсдейл согласны, – когда вы думаете назначить операцию и сколько времени она займет?
– Операция будет завтра, – голос Торреса звучал без всякого выражения. – Займет это по крайней мере восемнадцать часов, потребуется пятнадцать человек персонала. И помните, – он повернулся к Маршу, – вероятность неудачи – по меньшей мере процентов восемьдесят. Снова прошу извинить меня, но я не привык лгать людям.
Распахнув дверь, он придержал ее, пропуская Марша и Фрэнка, затем с силой захлопнул ее за их спинами.
* * *
Раймонд Торрес еще долго оставался в своем кабинете после того, как его покинули двое врачей из Ла-Паломы.
Из Ла-Паломы.
Странно, что этот случай – пожалуй, самый сложный во всей его практике – связан не только с его родным городом, но и с женщиной, мысли о которой не оставляли его всю жизнь.
Интересно, вспомнит ли Эллен Лонсдейл хоть что-нибудь о нем? Кто он? Или, вернее, кем он был когда-то...
Нет, наверное.
Ведь в Ла-Паломе, как и во всей Калифорнии, потомки старых калифорниос – к которым относился и он – в глазах гринго были обычными латиносами, а может быть, и того хуже. В лучшем случае их не замечали, в худшем – презирали или ненавидели.
А в ответ, разумеется, и он, и его друзья еще больше ненавидели и презирали проклятых гринго.
Ах, как хорошо – до сих пор! – помнил доктор Торрес долгие ночи в маленькой грязной кухне, где бабушка терпеливо выслушивала жалобы его матери и сестер на несправедливость тех, в чьих домах они работали прачками и служанками, и в утешение рассказывала им легенды о былых временах, еще до ее рождения, когда гасиендой владело семейство Мелендес-и-Руис, а никаких гринго еще не было в Калифорнии. Все тогда было по-другому, и белые дома на холмах служили пристанищем для старинных испанских семей – Торрес, Ортис, Родригес и Фло-рес... имена звучали в бабушкиных устах, словно музыка. В который раз принималась она рассказывать предание о чудовищном злодеянии на их гасиенде, и об изгнании, когда старые семьи были лишены всего – богатства, земли, домов, – и постепенно потомки их превратились в обычных нищих пеонов. Но, неизменно добавляла она, придет день, когда все вернется. Им же остается одно – не дать угаснуть праведной ненависти до того дня, когда в Ла-Палому придет сын дона Роберто де Мелендес-и-Руиса и прогонит гринго с их земли, вернет калифорниос дома и былую славу.
Раймонд терпеливо слушал ее – и знал, что все это, увы, неправда. Предания бабушки – всего лишь старые сказки, и ее разговоры про грядущеее возмездие – есть пустое сотрясение воздуха, они столь же бесплотны, как привидение, которое, по ее мнению, должно было его совершить. И когда пару лет спустя бабушка умерла, он думал, что с ней умерли и все сказки, но нет – оказалось, она успела передать их матери; и теперь та жила ожиданием того дня, когда все – повторяла теперь и она – должно вернуться.
Но ничто не вернется, и гринго так же будут ходить по калифорнийской земле. Однако способ отомстить есть – и знает его он, Раймонд Торрес. Он нашел другой путь, и ему ни к чему обращать внимания ни на нападки гринго, ни на глупые разговоры его сородичей о грядущем судном дне. Его месть будет простой и жестокой. Он узнает все, чем гордятся гринго, – получит такое же образование, как они, превзойдет их в этом и будет сам смотреть на них свысока; но его превосходство будет реальным, и гринго сами однажды это почувствуют.
И вот настал этот день – теперь он нужен им.
И он поможет – хотя представляет, какую ярость вызовет это у матери.
Он поможет им, потому что за все годы презрения, ненависти и насмешек они заплатят ему одним – признанием того, что он – равный. И теперь он заставит понять их, что всегда был равным, даже когда жил в лачуге за кладбищем.
И этот случай, эта нелепая катастрофа на темном шоссе неожиданно предоставила ему прекрасный шанс.
Да, для этого нужен опыт – но ему ли жаловаться на недостаток опыта – и еще кое-что... и вот это поможет ему не только вернуть к жизни Алекса Лонсдейла, но вселить в него силы, далеко превосходящие обычные человеческие возможности.
Подготовку к операции нужно начать сегодня. Сейчас. Немедленно.
Он заставит их признать его гением – и это будет самая лучшая месть.
* * *
– Но почему он не может оперировать его здесь? – в который раз спрашивала мужа. Эллен Лонсдейл. Несколько часов крепкого сна прогнали свинцовую усталость после бессонной ночи, но даже сейчас смысл слов Марша доходил до нее с трудом.
– Из-за оборудования, – Марш уже неоднократно повторял одну и ту же фразу. – У него в операционной много специальной аппаратуры. Ее нельзя перевезти сюда – по крайней мере, невозможно сделать это быстро, к тому же в операционной нашего Центра она просто-напросто не поместится.
– Но Алекс... будет жить?
Но этот вопрос отвечать пришлось Фрэнку.
– Не могу ответить определенно, – Мэллори сокрушенно развел руками. – Надеемся, что он выживет. Пульс у него слабый, но ровный, респиратор и все к нему необходимое установим в машине, когда повезем... Кстати, в Пало Альто есть передвижная лаборатория, можем воспользоваться ею...
После томительной паузы Марш подошел к жене.
– Тебе придется все же решить что-то, Эллен. На этой... бумаге должны быть обе наши подписи.
С минуту Эллен молча смотрела на мужа, не видя его, мысли ее унеслись далеко-далеко в прошлое...
Раймонд Торрес. Симпатичный, высокий; странные, горящие темным огнем глаза. Но никто из девчонок не пытался даже заговорить с ним. Его считали талантливым. Да, точно – он был самым способным в классе. Но ей он казался каким-то не таким – причем она никак не могла понять почему; да ей было и все равно в общем-то. Вел он себя всегда так, словно он в чем-то лучше других – больше знает... потому у него и друзей-то никогда не было даже среди своих, мексиканцев. Могла ли она представить в то время, что от него будет зависеть жизнь ее сына...
– А какой он? – неожиданно спросила она.
Марш с удивлением посмотрел на нее.
– Тебя это волнует?
После секундного колебания Эллен отрицательно мотнула головой.
– Нет, не думаю... Но я знала его, давно, и тогда он был каким-то... казался высокомерным, что ли, иногда это даже пугало меня. У нас в классе его не очень любили.
Марш натянуто улыбнулся.
– Он и сейчас такой. Высокомерный, как ты сказала... и мне он тоже не понравился. Но он может спасти жизнь нашего Алекса.
Эллен снова замолчала. За прожитые годы они с Маршем научились друг друга понимать с полуслова... столько было переговорено, решено самых разных проблем... но в последние несколько месяцев все это вдруг исчезло. Слишком заняты они были. И просто потеряли былую способность понять друг друга. И теперь, когда жизнь сына в опасности, ей придется согласиться с решением мужа.
Эллен опомнилась.
– Ведь выбора у нас нет... верно? – медленно произнесла она. – Поэтому надо пробовать. – Взяв со стола шариковую ручку, она одним росчерком вывела на голубом бланке подпись, не читая его, и, глядя в сторону, протянула Маршу. Внезапно промелькнувшая мысль заставила ее снова повернуться к нему.
Почему Торрес не хочет брать на себя ответственность?
Этот вопрос уже готов был сорваться с ее губ.
Но она промолчала.
Глава 6
Прикрыв ладонью телефонную трубку, Кэрол Кокрэн приподнялась в кресле и крикнула:
– Лайза? Это тебя. – Подождав несколько секунд и не получив ответа, она снова приподнялась и крикнула еще громче: – Лайза!
– Скажи, что меня нет дома, – голос Лайзы прозвучал глухо. Кэрол несколько секунд раздумывала, затем, покачав головой, вздохнула. – Она просила сказать, что ее нет дома, Кэйт. Прости, но мне кажется, сейчас ее нам лучше не трогать. Я попрошу ее позже перезвонить тебе – да, о'кей?
Положив трубку, Кэрол поднялась наверх, у закрытой двери в комнату Лайзы стояла ее шестилетняя дочь Ким.
– Мама, у нее заперто, и она не открывает, – обиженно протянула девочка.
– Сейчас я попрошу ее впустить меня, милая. А ты можешь пойти поискать пока папу?
– Ой, а разве он потерялся? – в широко раскрытых глазах Ким застыло то же выражение ангельской невинности, которое появлялось на лице Джима, когда он задавал ей какой-нибудь каверзный вопрос.
– Просто пойди и поищи его, ладно? – попросила Кэрол. – А с Лайзой я поговорю сама.
Склонив голову набок, Ким вопросительно поглядела на мать.
– Ты будешь говорить с ней об Алексе?
– Возможно, – кивнула Кэрол.
– А Алекс умрет?
– Не знаю, – вздохнула Кэрол; никогда не врать, даже детям – так воспитывали ее с детства. – Но об этом мы не будем говорить – ведь пока же этого не случилось, верно? И не случится, думаю. Ну, беги, солнышко, ищи папу.
Ким, хорошо понимавшая настроения матери, поскакала по лестнице вниз. Кэрол легонько постучала в дверь комнаты.
– Лайза? Можно войти к тебе?
Ответа не последовало, но несколько секунд спустя Кэрол услышала с той стороны щелчок – стало быть, дочь отперла замок. Дверь приоткрылась, и Кэрол увидела Лайзу; девушка отступила на несколько шагов назад, к кровати, тяжело опустилась на нее и легла на спину, вытянув ноги и устремив неподвижный взгляд в потолок. Войдя в комнату, Кэрол плотно закрыла дверь и подошла к дочери.
– Ты не хочешь поговорить со мной? – Не получив ответа, она присела на край кровати, пристально глядя на дочь. Лайза слегка подвинулась, чтобы освободить матери место. – Ну, тогда я хочу с тобой побеседовать, – продолжала Кэрол, не сводя взгляда с лица Лайзы. – Я знаю, о чем ты думаешь сейчас, но поверь мне, не все так плохо.
Полные слез глаза Лайзы встретили наконец тревожный взгляд матери. Кэрол мягким движением убрала со лба девушки прилипший завиток белокурых волос.
– Но это же из-за меня, мама, – Лайза говорила почти шепотом. – Понимаешь, это все из-за меня.
– Ну, дорогая моя, не нужно больше об этом, – попросила Кэрол, погладив ее по руке. – Ведь все это и папа, и я уже слышали. Если тебе... ну... проще чувствовать себя виноватой – можешь винить себя в том, что уговорила Алекса поехать на ту вечеринку к Эвансам. Но больше ты не виновата ни в чем. Ведь это Алекс выпил пива, и Алекс сидел за рулем.
– Но он хотел...
– Да, но ведь он сам не сбросил скорость на повороте. В аварии виноват, к сожалению, Алекс, Лайза. Никак не ты.
– Но... но если он умрет, мама?!
Глубоко вздохнув, Кэрол закусила губу.
– Если это случится, нам всем будет очень горько, моя хорошая. Эллен и Марш оправятся от этого очень нескоро. Но даже это – не конец жизни, пойми. И если даже Алекс умрет, твоей вины в этом будет не больше, чем в этой катастрофе... и во всем, что было потом.
– А Кэролайн Эванс говорит...
– Кэролайн Эванс – испорченная и самовлюбленная девчонка, и она может говорить что ей вздумается. Кстати, вчера я говорила с Бобом Кэри и Кэйт Льюис, и они мне объяснили, что именно Кэролайн имела в виду. Она утверждает, что если бы ты не ушла с ее вечеринки, то Алекс не кинулся бы за тобой и аварии тогда могло бы и не случиться. А знаешь, что беспокоит ее больше всего? Отнюдь не Алекс – и уж не ты тем более. Ей не нравится, что эта безобразная вечеринка перестала быть ее «маленькой тайной», как она выразилась. Насколько мне известно, Кэролайн единственная из вашего класса так и не нашла время приехать в Центр – со вчерашнего вечера. Она все это время, видите ли, прибирала в доме.
– Да какая разница, что она имела в виду, – отвернувшись, Лайза уставилась в стену. – Все равно мне не легче от этого.
Несколько секунд Кэрол сидела, молча глядя на дочь, затем притянула Лайзу к себе и поцеловала в затылок.
– Я знаю, моя хорошая. И знаю еще, что ты с этим справишься – сама, ты это умеешь. Так что говорят про Алекса?
Резко поднявшись, Лайза села в кровати.
– Про Алекса?
– Шансы прийти в сознание у него есть?
– Есть, – Лайза закусила губу. – Он... он должен!
– Должен? То есть ты все еще продолжаешь винить себя? И поэтому хочешь, чтобы он очнулся? Тебе будет легче от этого?
Глаза Лайзы испуганно расширились.
– Что... что ты говоришь, мама?!
Кэрол пожала плечами.
– А что еще я могу сказать? – Она взяла в руки горячую ладонь Лайзы. – Лайза, я хочу, чтобы ты внимательно выслушала меня. Да, есть шанс, что Алекс переживет случившееся и что он очнется. Но даже если это случится – состояние его долго будет оставаться очень тяжелым и ему потребуется помощь. Однако усилий его родителей может оказаться недостаточно. Ему будет нужна поддержка ребят из школы, друзей... и ему будешь нужна ты, Лайза. Если ты истратишь всю себя, чтобы поддерживать это чувство вины, ты не сможешь помочь ему, понимаешь?
Глаза Лайзы оставались по-прежнему широко раскрытыми.
– Но... что я могу сделать?
– Никто из нас не знает этого – пока не наступит время. Но тебе для начала необходимо взять себя в руки. – Помолчав несколько секунд, Кэрол продолжала: – Завтра Алексу сделают операцию. – Лайза не произнесла ни слова – казалось, что ее глаза говорили больше. – Я знаю, ты захочешь туда поехать – мы с папой поедем тоже, – но это вовсе не значит, что все это время – а операция будет долгая – ты должна рыдать на кушетке в приемной госпиталя. Право на подобное поведение имеет, пожалуй, одна лишь Эллен, но уж она-то, уверяю тебя, не допустит ничего подобного. Результат операции предсказать невозможно. Но если ты поедешь с нами – и я, и отец надеемся, что ты будешь держаться так, как мы вправе ожидать от нашей старшей дочери.
Последовало долгое молчание, и наконец уголки губ Лайзы тронула слабая улыбка.
– Как это ты говоришь... нос кверху? – тихо произнесла она.
Кэрол кивнула.
– Именно. И помни, что в настоящей беде сейчас оказался Алекс, а вовсе, прости, не ты. Что бы ни случилось завтра, через неделю, еще когда – твоя жизнь все равно продолжается. А у Алекса, если он сможет пережить все это, вряд ли будут силы утешать еще и тебя. – Поднявшись, Кэрол последним усилием заставила себя улыбнуться дочери. – Все в твоих руках, моя милая. Помни об этом.
* * *
Тридцать минут спустя Лайза Кокрэн появилась в гостиной, одетая в старую рубашку отца и потертые джинсы, волосы, еще влажные после душа, были перехвачены на затылке резинкой.
– Папа, мне звонил кто-нибудь? – спросила она бодрым голосом. Отец, опустив газету, с удивлением уставился на дочь. – Разумеется, кроме принца Уэльского и Джона Траволты. Потому что с ними я уже говорила и объяснила, что им не на что надеяться.
– Посмотри на автоответчике, – послышался из кухни голос Кэрол. – Хочешь что-нибудь нам сообщить – или мы позже сможем прочесть об этом в газетах?
– Нет, ничего особенного, – пожала плечами Лайза. – Надо только обзвонить ребят. Не знаешь, в котором часу они начнут операцию?
Джим Кокрэн, отложив газету, с любопытством рассматривал свою старшую дочь.
– Да начнут, наверное, рано, – протянул он. – Около шести, я так думаю. А можно узнать, кого ты собралась обзванивать и зачем?
– Да просто все наши завтра туда собираются – только, боюсь, что всех не пустят. Вот и надо их как-то... организовать, – ответила Лайза.
– Ага, – кивнул Джим, – один раз уже пытались.
Лайза оставила шпильку отца без внимания.
– Завтра воскресенье, так что занятий ни у кого нет. Может, там потребуется наша помощь...
– Лайза, – поморщилась Кэрол, – помощи от такой толпы...
– Да нет, они туда будут приезжать по очереди. Остаться там я попрошу только Кэйт – вдруг и правда кому-то что-то понадобится.
– Лайза, милая, – покачал головой Джим, – я понимаю, что вы хотите... мм... сделать как лучше, но, право же...
– Все нормально, отец, – одернула его Кэрол. – Только знаешь что, Лайза? Могу я тебе кое-что предложить? Ты бы связалась с Эллен – может, она как раз попросит тебя проследить, чтобы их с Маршем там не тревожили – по крайней мере, пока хоть что-нибудь не прояснится.
Застонав, Лайза опустилась на диван.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Мэллори встал почти одновременно с Торресом.
– Но предположим, что супруги Лонсдейл согласны, – когда вы думаете назначить операцию и сколько времени она займет?
– Операция будет завтра, – голос Торреса звучал без всякого выражения. – Займет это по крайней мере восемнадцать часов, потребуется пятнадцать человек персонала. И помните, – он повернулся к Маршу, – вероятность неудачи – по меньшей мере процентов восемьдесят. Снова прошу извинить меня, но я не привык лгать людям.
Распахнув дверь, он придержал ее, пропуская Марша и Фрэнка, затем с силой захлопнул ее за их спинами.
* * *
Раймонд Торрес еще долго оставался в своем кабинете после того, как его покинули двое врачей из Ла-Паломы.
Из Ла-Паломы.
Странно, что этот случай – пожалуй, самый сложный во всей его практике – связан не только с его родным городом, но и с женщиной, мысли о которой не оставляли его всю жизнь.
Интересно, вспомнит ли Эллен Лонсдейл хоть что-нибудь о нем? Кто он? Или, вернее, кем он был когда-то...
Нет, наверное.
Ведь в Ла-Паломе, как и во всей Калифорнии, потомки старых калифорниос – к которым относился и он – в глазах гринго были обычными латиносами, а может быть, и того хуже. В лучшем случае их не замечали, в худшем – презирали или ненавидели.
А в ответ, разумеется, и он, и его друзья еще больше ненавидели и презирали проклятых гринго.
Ах, как хорошо – до сих пор! – помнил доктор Торрес долгие ночи в маленькой грязной кухне, где бабушка терпеливо выслушивала жалобы его матери и сестер на несправедливость тех, в чьих домах они работали прачками и служанками, и в утешение рассказывала им легенды о былых временах, еще до ее рождения, когда гасиендой владело семейство Мелендес-и-Руис, а никаких гринго еще не было в Калифорнии. Все тогда было по-другому, и белые дома на холмах служили пристанищем для старинных испанских семей – Торрес, Ортис, Родригес и Фло-рес... имена звучали в бабушкиных устах, словно музыка. В который раз принималась она рассказывать предание о чудовищном злодеянии на их гасиенде, и об изгнании, когда старые семьи были лишены всего – богатства, земли, домов, – и постепенно потомки их превратились в обычных нищих пеонов. Но, неизменно добавляла она, придет день, когда все вернется. Им же остается одно – не дать угаснуть праведной ненависти до того дня, когда в Ла-Палому придет сын дона Роберто де Мелендес-и-Руиса и прогонит гринго с их земли, вернет калифорниос дома и былую славу.
Раймонд терпеливо слушал ее – и знал, что все это, увы, неправда. Предания бабушки – всего лишь старые сказки, и ее разговоры про грядущеее возмездие – есть пустое сотрясение воздуха, они столь же бесплотны, как привидение, которое, по ее мнению, должно было его совершить. И когда пару лет спустя бабушка умерла, он думал, что с ней умерли и все сказки, но нет – оказалось, она успела передать их матери; и теперь та жила ожиданием того дня, когда все – повторяла теперь и она – должно вернуться.
Но ничто не вернется, и гринго так же будут ходить по калифорнийской земле. Однако способ отомстить есть – и знает его он, Раймонд Торрес. Он нашел другой путь, и ему ни к чему обращать внимания ни на нападки гринго, ни на глупые разговоры его сородичей о грядущем судном дне. Его месть будет простой и жестокой. Он узнает все, чем гордятся гринго, – получит такое же образование, как они, превзойдет их в этом и будет сам смотреть на них свысока; но его превосходство будет реальным, и гринго сами однажды это почувствуют.
И вот настал этот день – теперь он нужен им.
И он поможет – хотя представляет, какую ярость вызовет это у матери.
Он поможет им, потому что за все годы презрения, ненависти и насмешек они заплатят ему одним – признанием того, что он – равный. И теперь он заставит понять их, что всегда был равным, даже когда жил в лачуге за кладбищем.
И этот случай, эта нелепая катастрофа на темном шоссе неожиданно предоставила ему прекрасный шанс.
Да, для этого нужен опыт – но ему ли жаловаться на недостаток опыта – и еще кое-что... и вот это поможет ему не только вернуть к жизни Алекса Лонсдейла, но вселить в него силы, далеко превосходящие обычные человеческие возможности.
Подготовку к операции нужно начать сегодня. Сейчас. Немедленно.
Он заставит их признать его гением – и это будет самая лучшая месть.
* * *
– Но почему он не может оперировать его здесь? – в который раз спрашивала мужа. Эллен Лонсдейл. Несколько часов крепкого сна прогнали свинцовую усталость после бессонной ночи, но даже сейчас смысл слов Марша доходил до нее с трудом.
– Из-за оборудования, – Марш уже неоднократно повторял одну и ту же фразу. – У него в операционной много специальной аппаратуры. Ее нельзя перевезти сюда – по крайней мере, невозможно сделать это быстро, к тому же в операционной нашего Центра она просто-напросто не поместится.
– Но Алекс... будет жить?
Но этот вопрос отвечать пришлось Фрэнку.
– Не могу ответить определенно, – Мэллори сокрушенно развел руками. – Надеемся, что он выживет. Пульс у него слабый, но ровный, респиратор и все к нему необходимое установим в машине, когда повезем... Кстати, в Пало Альто есть передвижная лаборатория, можем воспользоваться ею...
После томительной паузы Марш подошел к жене.
– Тебе придется все же решить что-то, Эллен. На этой... бумаге должны быть обе наши подписи.
С минуту Эллен молча смотрела на мужа, не видя его, мысли ее унеслись далеко-далеко в прошлое...
Раймонд Торрес. Симпатичный, высокий; странные, горящие темным огнем глаза. Но никто из девчонок не пытался даже заговорить с ним. Его считали талантливым. Да, точно – он был самым способным в классе. Но ей он казался каким-то не таким – причем она никак не могла понять почему; да ей было и все равно в общем-то. Вел он себя всегда так, словно он в чем-то лучше других – больше знает... потому у него и друзей-то никогда не было даже среди своих, мексиканцев. Могла ли она представить в то время, что от него будет зависеть жизнь ее сына...
– А какой он? – неожиданно спросила она.
Марш с удивлением посмотрел на нее.
– Тебя это волнует?
После секундного колебания Эллен отрицательно мотнула головой.
– Нет, не думаю... Но я знала его, давно, и тогда он был каким-то... казался высокомерным, что ли, иногда это даже пугало меня. У нас в классе его не очень любили.
Марш натянуто улыбнулся.
– Он и сейчас такой. Высокомерный, как ты сказала... и мне он тоже не понравился. Но он может спасти жизнь нашего Алекса.
Эллен снова замолчала. За прожитые годы они с Маршем научились друг друга понимать с полуслова... столько было переговорено, решено самых разных проблем... но в последние несколько месяцев все это вдруг исчезло. Слишком заняты они были. И просто потеряли былую способность понять друг друга. И теперь, когда жизнь сына в опасности, ей придется согласиться с решением мужа.
Эллен опомнилась.
– Ведь выбора у нас нет... верно? – медленно произнесла она. – Поэтому надо пробовать. – Взяв со стола шариковую ручку, она одним росчерком вывела на голубом бланке подпись, не читая его, и, глядя в сторону, протянула Маршу. Внезапно промелькнувшая мысль заставила ее снова повернуться к нему.
Почему Торрес не хочет брать на себя ответственность?
Этот вопрос уже готов был сорваться с ее губ.
Но она промолчала.
Глава 6
Прикрыв ладонью телефонную трубку, Кэрол Кокрэн приподнялась в кресле и крикнула:
– Лайза? Это тебя. – Подождав несколько секунд и не получив ответа, она снова приподнялась и крикнула еще громче: – Лайза!
– Скажи, что меня нет дома, – голос Лайзы прозвучал глухо. Кэрол несколько секунд раздумывала, затем, покачав головой, вздохнула. – Она просила сказать, что ее нет дома, Кэйт. Прости, но мне кажется, сейчас ее нам лучше не трогать. Я попрошу ее позже перезвонить тебе – да, о'кей?
Положив трубку, Кэрол поднялась наверх, у закрытой двери в комнату Лайзы стояла ее шестилетняя дочь Ким.
– Мама, у нее заперто, и она не открывает, – обиженно протянула девочка.
– Сейчас я попрошу ее впустить меня, милая. А ты можешь пойти поискать пока папу?
– Ой, а разве он потерялся? – в широко раскрытых глазах Ким застыло то же выражение ангельской невинности, которое появлялось на лице Джима, когда он задавал ей какой-нибудь каверзный вопрос.
– Просто пойди и поищи его, ладно? – попросила Кэрол. – А с Лайзой я поговорю сама.
Склонив голову набок, Ким вопросительно поглядела на мать.
– Ты будешь говорить с ней об Алексе?
– Возможно, – кивнула Кэрол.
– А Алекс умрет?
– Не знаю, – вздохнула Кэрол; никогда не врать, даже детям – так воспитывали ее с детства. – Но об этом мы не будем говорить – ведь пока же этого не случилось, верно? И не случится, думаю. Ну, беги, солнышко, ищи папу.
Ким, хорошо понимавшая настроения матери, поскакала по лестнице вниз. Кэрол легонько постучала в дверь комнаты.
– Лайза? Можно войти к тебе?
Ответа не последовало, но несколько секунд спустя Кэрол услышала с той стороны щелчок – стало быть, дочь отперла замок. Дверь приоткрылась, и Кэрол увидела Лайзу; девушка отступила на несколько шагов назад, к кровати, тяжело опустилась на нее и легла на спину, вытянув ноги и устремив неподвижный взгляд в потолок. Войдя в комнату, Кэрол плотно закрыла дверь и подошла к дочери.
– Ты не хочешь поговорить со мной? – Не получив ответа, она присела на край кровати, пристально глядя на дочь. Лайза слегка подвинулась, чтобы освободить матери место. – Ну, тогда я хочу с тобой побеседовать, – продолжала Кэрол, не сводя взгляда с лица Лайзы. – Я знаю, о чем ты думаешь сейчас, но поверь мне, не все так плохо.
Полные слез глаза Лайзы встретили наконец тревожный взгляд матери. Кэрол мягким движением убрала со лба девушки прилипший завиток белокурых волос.
– Но это же из-за меня, мама, – Лайза говорила почти шепотом. – Понимаешь, это все из-за меня.
– Ну, дорогая моя, не нужно больше об этом, – попросила Кэрол, погладив ее по руке. – Ведь все это и папа, и я уже слышали. Если тебе... ну... проще чувствовать себя виноватой – можешь винить себя в том, что уговорила Алекса поехать на ту вечеринку к Эвансам. Но больше ты не виновата ни в чем. Ведь это Алекс выпил пива, и Алекс сидел за рулем.
– Но он хотел...
– Да, но ведь он сам не сбросил скорость на повороте. В аварии виноват, к сожалению, Алекс, Лайза. Никак не ты.
– Но... но если он умрет, мама?!
Глубоко вздохнув, Кэрол закусила губу.
– Если это случится, нам всем будет очень горько, моя хорошая. Эллен и Марш оправятся от этого очень нескоро. Но даже это – не конец жизни, пойми. И если даже Алекс умрет, твоей вины в этом будет не больше, чем в этой катастрофе... и во всем, что было потом.
– А Кэролайн Эванс говорит...
– Кэролайн Эванс – испорченная и самовлюбленная девчонка, и она может говорить что ей вздумается. Кстати, вчера я говорила с Бобом Кэри и Кэйт Льюис, и они мне объяснили, что именно Кэролайн имела в виду. Она утверждает, что если бы ты не ушла с ее вечеринки, то Алекс не кинулся бы за тобой и аварии тогда могло бы и не случиться. А знаешь, что беспокоит ее больше всего? Отнюдь не Алекс – и уж не ты тем более. Ей не нравится, что эта безобразная вечеринка перестала быть ее «маленькой тайной», как она выразилась. Насколько мне известно, Кэролайн единственная из вашего класса так и не нашла время приехать в Центр – со вчерашнего вечера. Она все это время, видите ли, прибирала в доме.
– Да какая разница, что она имела в виду, – отвернувшись, Лайза уставилась в стену. – Все равно мне не легче от этого.
Несколько секунд Кэрол сидела, молча глядя на дочь, затем притянула Лайзу к себе и поцеловала в затылок.
– Я знаю, моя хорошая. И знаю еще, что ты с этим справишься – сама, ты это умеешь. Так что говорят про Алекса?
Резко поднявшись, Лайза села в кровати.
– Про Алекса?
– Шансы прийти в сознание у него есть?
– Есть, – Лайза закусила губу. – Он... он должен!
– Должен? То есть ты все еще продолжаешь винить себя? И поэтому хочешь, чтобы он очнулся? Тебе будет легче от этого?
Глаза Лайзы испуганно расширились.
– Что... что ты говоришь, мама?!
Кэрол пожала плечами.
– А что еще я могу сказать? – Она взяла в руки горячую ладонь Лайзы. – Лайза, я хочу, чтобы ты внимательно выслушала меня. Да, есть шанс, что Алекс переживет случившееся и что он очнется. Но даже если это случится – состояние его долго будет оставаться очень тяжелым и ему потребуется помощь. Однако усилий его родителей может оказаться недостаточно. Ему будет нужна поддержка ребят из школы, друзей... и ему будешь нужна ты, Лайза. Если ты истратишь всю себя, чтобы поддерживать это чувство вины, ты не сможешь помочь ему, понимаешь?
Глаза Лайзы оставались по-прежнему широко раскрытыми.
– Но... что я могу сделать?
– Никто из нас не знает этого – пока не наступит время. Но тебе для начала необходимо взять себя в руки. – Помолчав несколько секунд, Кэрол продолжала: – Завтра Алексу сделают операцию. – Лайза не произнесла ни слова – казалось, что ее глаза говорили больше. – Я знаю, ты захочешь туда поехать – мы с папой поедем тоже, – но это вовсе не значит, что все это время – а операция будет долгая – ты должна рыдать на кушетке в приемной госпиталя. Право на подобное поведение имеет, пожалуй, одна лишь Эллен, но уж она-то, уверяю тебя, не допустит ничего подобного. Результат операции предсказать невозможно. Но если ты поедешь с нами – и я, и отец надеемся, что ты будешь держаться так, как мы вправе ожидать от нашей старшей дочери.
Последовало долгое молчание, и наконец уголки губ Лайзы тронула слабая улыбка.
– Как это ты говоришь... нос кверху? – тихо произнесла она.
Кэрол кивнула.
– Именно. И помни, что в настоящей беде сейчас оказался Алекс, а вовсе, прости, не ты. Что бы ни случилось завтра, через неделю, еще когда – твоя жизнь все равно продолжается. А у Алекса, если он сможет пережить все это, вряд ли будут силы утешать еще и тебя. – Поднявшись, Кэрол последним усилием заставила себя улыбнуться дочери. – Все в твоих руках, моя милая. Помни об этом.
* * *
Тридцать минут спустя Лайза Кокрэн появилась в гостиной, одетая в старую рубашку отца и потертые джинсы, волосы, еще влажные после душа, были перехвачены на затылке резинкой.
– Папа, мне звонил кто-нибудь? – спросила она бодрым голосом. Отец, опустив газету, с удивлением уставился на дочь. – Разумеется, кроме принца Уэльского и Джона Траволты. Потому что с ними я уже говорила и объяснила, что им не на что надеяться.
– Посмотри на автоответчике, – послышался из кухни голос Кэрол. – Хочешь что-нибудь нам сообщить – или мы позже сможем прочесть об этом в газетах?
– Нет, ничего особенного, – пожала плечами Лайза. – Надо только обзвонить ребят. Не знаешь, в котором часу они начнут операцию?
Джим Кокрэн, отложив газету, с любопытством рассматривал свою старшую дочь.
– Да начнут, наверное, рано, – протянул он. – Около шести, я так думаю. А можно узнать, кого ты собралась обзванивать и зачем?
– Да просто все наши завтра туда собираются – только, боюсь, что всех не пустят. Вот и надо их как-то... организовать, – ответила Лайза.
– Ага, – кивнул Джим, – один раз уже пытались.
Лайза оставила шпильку отца без внимания.
– Завтра воскресенье, так что занятий ни у кого нет. Может, там потребуется наша помощь...
– Лайза, – поморщилась Кэрол, – помощи от такой толпы...
– Да нет, они туда будут приезжать по очереди. Остаться там я попрошу только Кэйт – вдруг и правда кому-то что-то понадобится.
– Лайза, милая, – покачал головой Джим, – я понимаю, что вы хотите... мм... сделать как лучше, но, право же...
– Все нормально, отец, – одернула его Кэрол. – Только знаешь что, Лайза? Могу я тебе кое-что предложить? Ты бы связалась с Эллен – может, она как раз попросит тебя проследить, чтобы их с Маршем там не тревожили – по крайней мере, пока хоть что-нибудь не прояснится.
Застонав, Лайза опустилась на диван.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36