А если такая связь существовала, не приходился ли он ей супругом? Впрочем, вспоминая о ее доброте и чистосердечии, я никак не мог заставить себя поверить, что она связана брачными узами с преступником. Слишком ужасно было представить, что миссис Дигвид обманом проникла в дом матушки, злоупотребив ее великодушием и доверчивостью. Однако иного вывода сделать было нельзя, разве что посчитать вторичное появление в моей жизни взломщика чистой случайностью. Но и на этом невозможно было подвести черту: даже если налицо здесь имелась исключительно игра случая, все-таки парадоксальным образом просматривался и некий умысел. Голова у меня шла кругом, и невзначай мне вдруг вспомнилось, как Барни хвастался, будто убил джентльмена. Из его слов следовало, что произошло это примерно за год до моего рождения. Если он и в самом деле столь таинственно связан со мной и моим семейством, а также действовал по наущению Клоудиров, не могло ли убийство, на которое он намекал, быть убийством… Нет-нет, безумием было заходить в догадках так далеко! И тем не менее все обстоятельства складывались воедино.
Теперь мне стало ясно: моя жизнь подчинялась замыслу, но чужому! Кто же держал в руках тайные нити, кто плел скрытую интригу и почему? Но, по крайней мере, разгадав общий узор паутины, я в нее не попался. Отныне я больше не буду игрушкой в руках судьбы. Сделаю жизнь осмысленной – и целью моей будет найти Справедливость. Отвоевать Справедливость для матушки, моего отца, дедушки и самого себя у тех, кто причинил нам зло. У миссис Фортисквинс с ее двуличной улыбкой. У бессердечных и высокомерных Момпессонов. А главное – у Сайласа Клоудира: вот уж он-то наверняка дергал за все ниточки.
Так или иначе, я твердо знал: нужно бежать – и немедленно. Вскочив, я бесшумно оделся, надев на себя не нарядный костюм, который Салли купила мне в Вест-Энде, но старые обноски, приобретенные ею на Шепердз-Маркет, где я расстался со своими лохмотьями: мне не хотелось ничего похищать у Барни – и я очень сожалел, что пришлось взять верхний сюртук и башмаки.
Одетый, с башмаками в руках, я, прежде чем задуть свечу, окинул взглядом комнату: брать с собой было больше нечего. Коснувшись кармана курточки, я вдруг с ужасом обнаружил, что он пуст. Обшарил пол, но ничего не оставалось, как признать: все вещи – записная книжка матушки, сделанная мной копия кодицилла, карта и письмо дедушки – исчезли. Так вот чем занимался Барни в ту минуту, когда я, открыв глаза, узнал его! Посчитав утрату записной книжки новым посягательством на матушку и на мою к ней привязанность, я, терзаясь мукой, дал волю негодованию. Раздумывать о том, что значит для меня потеря других документов, не приходилось: на душе было тяжело, но горевать времени не было. Я задул свечу и шагнул за порог.
Опасливо спустившись с верхней площадки лестницы, я призадумался, удастся ли мне выскользнуть наружу незаметно: ведь уличная дверь – даже если она и не охраняется – единственный выход из дома, а это значит, что мне придется пройти через коридор в гостиную. Смутно надеясь дождаться, пока все улягутся спать, я вернулся на свою позицию в каморке над гостиной и стал вслушиваться.
Повесть о вечерних подвигах я, очевидно, пропустил.
– Вот это годится! – сквозь нестройные выкрики и смех прорезался голос Уилла.
– Разрази меня гром, – подхватил Боб. – И потешился же я, глядя на их раздутые физии, когда они Джека выследили!
Послышалось хлопанье пробок, все одобрительно зашумели. Время шло. Мне надо было оставаться настороже: вдруг кому-то вздумается подняться по лестнице, боялся я также нечаянно задремать и свалиться вниз.
Началась игра в карты, запиликала скрипка, фигуры закружились в танце. Текли томительные часы, занятые выпивкой, азартными играми, ссорами и даже потасовками, и я сделался свидетелем примеров крайней развращенности, против которой все еще не мог себя закалить.
Внезапно меня вывел из полудремоты голос Мег:
– Эй, а который теперь час?
– Без малого четыре с четвертью, – отозвался Боб.
– Ну, и где же тогда Сэм с Джеком? – продолжала Мег.
– Вот-вот! – воскликнул Барни. – Пора им уже быть здесь.
– Что-то с ними неладно! – заявила Салли.
В эту минуту в дверь постучали – и, подавшись вперед, я увидел, как Боб вышел из комнаты, а потом донесся его голос:
– Кто там?
Ответа я не разобрал, но Боб крикнул:
– Это Джек!
Пока он возился с замком, волнение в гостиной росло. В общем гуле слышались вопросы: «Что стряслось?» и «Где Сэм?»
Гомон перекрыла реплика Барни:
– Спокойно. Я Джека и ждал. Не Сэма.
– То есть как это? – выкрикнул Уилл.
– Мы с Джеком объясним. Занятная историйка выйдет, в самый раз. – Вдруг он, переменив тон, выпалил: – Господи, Джек, что это с тобой?
Все затихло, а потом Салли пронзительно взвизгнула, и Джек расслабленным голосом произнес:
– Нечего пугаться, милашка. Не помираю я.
– Да ты же весь в крови! – причитала Салли.
– Поколотили меня чуток.
– Что случилось, Джек? – беспокойно требовал Барни.
– Где Сэм? – добивалась Мег.
– А где денежки? – не отставал Боб.
– Сэм не придет, а добычи я лишился. Палвертафт меня ободрал.
Поднялся гвалт, не смолкавший до тех пор, пока голос Барни, схожий с ревом разъяренного быка, не заставил компанию притихнуть, и тогда удалось разобрать утомленное бормотание Джека:
– Расскажи им, Барни, что мы знали, а я пока отдышусь.
Мне стало видно, как он примостился на кушетку с помощью Салли, которая уселась рядом с ним. Выронив что-то из руки на пол, она принялась отирать кровь с лица своего ухажера.
– Вот что, – начал Барни. – Нам с Джеком было это известно, но от всех вас это пришлось таить. Сэм всегда только и делал, что наушничал Палвертафту.
Это сообщение вызвало шумный ропот. Мне вспомнилось, как в тот раз, когда Сэм и Салли направились со мной в Вест-Энд, Сэм исчезал.
– И что же? – взревел Боб. – А как насчет Нэн?
– Она ни при чем. Мы только притворились, будто поверили, что это она.
– То есть вы с Джеком врали? – поинтересовался Уилл.
– Ну да, и Сэм тоже, разве что он знал – это не она, а он сам, только ему невдомек было, что и мы это знаем.
– Ничего не пойму! – выкрикнула Салли. Остальные тоже выразили свое замешательство.
– Хорошо, – проговорил Барни, – помните, как в тот раз мальчишка принес известие от Кошачьего Корма? И мы узнали, что кто-то нас продал?
Все при этих словах загалдели, а я стал приглядываться к предмету, выроненному Салли, все больше проникаясь уверенностью, что это записная книжка матушки.
– И вот, как раз после того случая, – продолжал Барни, – Джек вынюхал, что Сэм и есть доносчик, больше некому. Расскажи-ка им, Джек.
– Ну, Сэл меня на него и навела. Сказала, будто видела, как Сэм калякал с лысым дурнем на деревяшке.
Теперь мне стал ясен подслушанный мной разговор между Барни и Джеком, когда Джек делился с Барни важным сообщением от Салли, значение которого она сама не понимала.
Я взглянул на Салли: меня поразило, что при этих словах она вздрогнула и удивленно воззрилась на Джека.
– Пег! – раздались восклицания. Разумелся, конечно же, человек, известный мне под именем Блускин, повешение которого мы наблюдали.
– Точно, – заметил Барни. – Вот я тебя и спросил – верно, Сэл, а ты ответила – верно.
Салли, не сводя с него глаз, медленно кивнула.
– И тогда мне стало ясно, как и Джеку, кто есть кто.
– Чтобы наверняка знать, – вставил Джек, – я за ним посматривал, а однажды увидел, как он идет к Олд-Минту, в ночлежку, где живет Палвертафт. Ну, я воротился, сказал Барни и…
– И мы с Джеком, – перебил его Барни, – порешили, как избавиться от Сэма – и так, чтобы Палвертафт не дотумкал, что мы его раскусили. Иначе он бы нам точно помешал с аферой. И договорились шепнуть Сэму, будто думаем, что наушничает Нэн.
Итак, если бы мне удалось подслушать концовку разговора между Джеком и Барни, я бы узнал, что они уславливаются внушить Сэму, будто они верят в шпионство Нэн. И Салли, по-видимому, способствовала этому обвинению единственно из своей неприязни к девушке. Однако я-то, разумеется, знал, что на самом деле не Сэм, а Джек был тайным сообщником Палвертафта.
– Так, выходит, Нэн не виновата? – сердито спросил Уилл.
– Точно, – подтвердил Барни. – И мы с Джеком после того притворялись перед Сэмом, будто думаем, что избавились от палвертафтовского доносчика. А чтобы сбить Палвертафта с толку, договорились перенести аферу на неделю. Но сделали это только с тем, чтобы Сэм решил – мы верим, что отвели Палвертафту глаза, и знали, конечно, что он найдет способ его об этом известить.
– И когда Сэм улучил время? – спросила Мег.
– Скажи ей, Сэл, – распорядился Барни.
Салли молчала.
– Сэл сказала мне, – вмешался Джек, – что Сэм улизнул в тот самый день, когда она отправилась вместе с ним и с мальчишкой покупать тряпки. Так, Сэл?
Салли, побледнев, кивнула.
– И потому, – продолжал Барни, – мы знали, что Палвертафт попытается отнять у нас деньги, как только мы их раздобудем. А раз Сэму страшно хотелось отнести их с Джеком в хибару на Трол-стрит, мы сообразили, что Палвертафт либо устроит там для них засаду, либо уже прячется где-то поблизости.
– Верно, – поддакнул Боб. – Именно так я на месте Палвертафта и поступил бы. Пускай Сэм и Джек принесут денежки туда, куда мне хочется, а уж там я на них и насяду с парочкой дружков.
– Вот-вот, Боб, – согласился Барни. Помолчав, он добавил: – И потому мы с Джеком условились отобрать добычу у Сэма заранее.
– Что же случилось, Джек? – спросил Уилл.
– Едва мы с Сэмом вышли из игорного дома и оказались в узком проулке, что ведет от Бедфорд-Корта к Бедфорд-Бе-ри, он вытащил нож и попробовал меня пырнуть. Но я был начеку, достал из кармана пистолет и его утихомирил.
Все ошеломленно молчали.
Вдруг Салли душераздирающе вскрикнула, и от ужаса волосы у меня на голове зашевелились. Конечно же, она была к Сэму неравнодушна.
– Послушай, Сэл, – сердито проговорил Барни, – нечего этак злиться. Я тебе втолковал, почему нам пришлось это сделать.
Салли закрыла лицо руками – и, когда Джек подсел на кушетке поближе к ней, отодвинулась.
– Слушай, Сэл, медлить было нельзя. Зазевайся я – и он бы меня прикончил.
Чьи-то голоса Джека поддержали. Салли уговаривали «не злиться очень уж»; разнеслись шепотки с намеком на то, что, раз она так себя ведет, выходит, Джек не зря ее ревновал к Сэму. Салли, однако, оставалась безутешной и не скрывала слез.
– А что все-таки с деньжонками, Джек? – спросил Барни.
– Замешкался я, – скорбно отозвался Джек. – Из-за угла сразу же выскочили Палвертафт с дружком. Пушку перезарядить было некогда – они тут же на меня насели. Шваркнули по башке и сумку выхватили – едва я успел тягу дать.
К рассказу Джека отнеслись сочувственно: вид его неоспоримо свидетельствовал, что ему здорово досталось.
Настроение сборища сделалось теперь самым мрачным: они продолжали пить, но, осознав, что, несмотря на все их старания, их провели за нос, и теперь им оставалось только глушить вином чувство горького разочарования. Всплыли обиды, которые раньше подавлялись в интересах общего дела: поминутно завязывались яростные перебранки, кончавшиеся порой нешуточной дракой. О происходившем внизу я мог судить в основном только по грохоту и выкрикам, но однажды смог увидеть, как Салли, вскочив с кушетки, увернулась от Джека, который пытался ее обнять.
Я и прежде задавался вопросом, на какие черные дела эти люди способны, но теперь все мои худшие ожидания были далеко превзойдены. Хладнокровное убийство из простой корысти, убийство приятеля и компаньона, пусть даже неверного, – злодеяние самое низкое. Но Джек поступил еще более гнусно. Надо было бежать отсюда, даже рискуя жизнью.
Спустя несколько часов шум внизу поутих, и я понял, что бывших моих попутчиков сморил пьяный сон. Этого-то я и ждал: уличную дверь никто не сторожил, и мне предстояло выскользнуть из гостиной в прихожую незамеченным под покровом темноты – поздний декабрьский рассвет еще не наступил.
Я прокрался вниз по ступеням – без свечи это было делом нелегким – и, затаив дыхание, шагнул в гостиную. В темноте от бесчувственных тел, раскиданных вповалку где придется, что мне уже доводилось наблюдать, доносились храп и хмельное бормотание.
Со всеми предосторожностями я принялся снимать запоры и цепочки, преграждавшие выход. Я справился чуть ли не с половиной, как вдруг из-за моей неловкости (орудовать на ощупь было непросто) тяжелая цепь с висячим замком брякнулась о голый пол с таким грохотом, что, казалось, он разнесся эхом по всему дому. Я замер на месте. Поспешно снять все болты и задвижки и мгновенно выскочить наружу мне бы не удалось.
Не в силах шевельнуться, я ждал решения судьбы. Однако к немалому моему изумлению, из гостиной, чтобы меня сцапать, никто не явился. Я заключил, что поднятый мной шум вовсе не был столь страшен, как мне показалось, но тут до моих ушей донеслось слабое шуршание: похоже, где-то возилась крыса. Я на какое-то время перестал дышать: шорох не повторился, и я счел безопасным вновь приняться за работу, одолел последние засовы и протиснулся за дверь.
Мгновение – и меня охватил стылый ночной воздух. Я прикрыл за собой дверь в надежде, что мой побег останется незамеченным возможно дольше, и припустил вперед по ухабистой дороге, поминутно оглядываясь. На углу этой призрачной улицы я оглянулся в последний раз – и мне почудилось, будто дверь распахнута, а на крыльце стоит невысокая фигура. В сумраке трудно было удостовериться, не тень ли это, и я поспешил завернуть за угол.
Оказавшись на порядочном расстоянии, я остановился, чтобы надеть башмаки. Подняв глаза, я увидел перед собой деревянную дощечку с надписью: «Данный участок земли арендуется для застройки. Обращаться к мистеру Холдиманду, "Вест-Лондон-Билдинг-Компани"». Это была та самая компания, что обманула Дигвидов; она же, я не сомневался, была замешана в спекуляциях, разоривших матушку! Возможно, дом, который я только что покинул, входил в число тех, куда она вкладывала капитал! Совпадений все больше! Впрочем, размышлять над ними было некогда, и я прибавил шагу.
Глава 68
Идя на северо-восток, я скоро миновал пустые улицы этой полузастроенной местности, пересек Воксхолл-Бридж-роуд, почти пробежал по Рочестерроу и с облегчением нырнул в знакомые тесные переулки вокруг Пай-стрит и Орчард-стрит в Вестминстере. Поначалу я то и дело оглядывался: раза два мне померещилась фигура в тени, которая тут же застывала на месте, но теперь – даже в столь ранний час – улицы становились все многолюдней, и оборачиваться было бесполезно.
Проходя через Сент-Джеймс-Парк, представлявший собой в те времена топкое пространство с разрушенным китайским мостиком через голландский канал, я поминутно вертел головой, но мог разглядеть только смутные тени женщин – жалких существ с такими болезненными лицами, что заниматься своим ремеслом они могли только в полумраке неосвещенных парков.
Куда мне направиться – я не придумал, но интуитивно понимал, что безопаснее всего раствориться в столичной толпе. Оставив по левую руку от себя заброшенную громаду дворца Карлтон-Хаус, уже пять лет дожидавшуюся сноса, и обойдя кругом площадку, где у старых Королевских конюшен напротив Нортумберленд-Хаус строилась новая обширная площадь, я упорно держал путь навстречу оранжево-розовому рассвету, встававшему впереди над Сити – красивому, но и внушавшему беспокойство как предвестие похолодания.
Хотя я и радовался тому, что вырвался из дома с опасными обитателями, я сознавал, что положение мое отчаянное. Я чувствовал голод, в кармане не нашлось бы и пенни, от обмена одежды на более дешевую вряд ли удалось бы что-либо выручить, а без верхнего сюртука и башмаков в декабрьскую стужу никак не обойтись. Приют для бездомных на Плейхаус-Ярд, принимавший на ночлег только когда начинало подмораживать, вероятно, был сейчас открыт, но требовалось раздобыть входной билет.
Непонятно как, но, когда взошло бледное солнце, я очутился на промозглой и шумной небольшой площади возле тюрьмы Флит, куда сопровождал матушку месяц с лишком тому назад. Дата помнилась мне хорошо – зловещее 13 ноября, но какой день был сегодня, я в точности сказать не мог. Глядя на уродливый продолговатый холм, под которым лежала матушка, я гадал, скоро ли окажусь там рядом с нею. Однако от этих раздумий меня вскоре отвлекли мысли о предстоящих мне задачах. И к полудню с трудом я заставил себя покинуть это место.
Весь день я бесцельно блуждал по морозным улицам, дрожа от холода и прихрамывая: ноги были мучительно стерты башмаками неподходящего мне размера. Я не в силах был заставить себя просить милостыню, но стал пристально вглядываться в прохожих, чьи лица казались мне добрыми. Никто из них, впрочем, не остановился, чтобы предложить мне денег:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Теперь мне стало ясно: моя жизнь подчинялась замыслу, но чужому! Кто же держал в руках тайные нити, кто плел скрытую интригу и почему? Но, по крайней мере, разгадав общий узор паутины, я в нее не попался. Отныне я больше не буду игрушкой в руках судьбы. Сделаю жизнь осмысленной – и целью моей будет найти Справедливость. Отвоевать Справедливость для матушки, моего отца, дедушки и самого себя у тех, кто причинил нам зло. У миссис Фортисквинс с ее двуличной улыбкой. У бессердечных и высокомерных Момпессонов. А главное – у Сайласа Клоудира: вот уж он-то наверняка дергал за все ниточки.
Так или иначе, я твердо знал: нужно бежать – и немедленно. Вскочив, я бесшумно оделся, надев на себя не нарядный костюм, который Салли купила мне в Вест-Энде, но старые обноски, приобретенные ею на Шепердз-Маркет, где я расстался со своими лохмотьями: мне не хотелось ничего похищать у Барни – и я очень сожалел, что пришлось взять верхний сюртук и башмаки.
Одетый, с башмаками в руках, я, прежде чем задуть свечу, окинул взглядом комнату: брать с собой было больше нечего. Коснувшись кармана курточки, я вдруг с ужасом обнаружил, что он пуст. Обшарил пол, но ничего не оставалось, как признать: все вещи – записная книжка матушки, сделанная мной копия кодицилла, карта и письмо дедушки – исчезли. Так вот чем занимался Барни в ту минуту, когда я, открыв глаза, узнал его! Посчитав утрату записной книжки новым посягательством на матушку и на мою к ней привязанность, я, терзаясь мукой, дал волю негодованию. Раздумывать о том, что значит для меня потеря других документов, не приходилось: на душе было тяжело, но горевать времени не было. Я задул свечу и шагнул за порог.
Опасливо спустившись с верхней площадки лестницы, я призадумался, удастся ли мне выскользнуть наружу незаметно: ведь уличная дверь – даже если она и не охраняется – единственный выход из дома, а это значит, что мне придется пройти через коридор в гостиную. Смутно надеясь дождаться, пока все улягутся спать, я вернулся на свою позицию в каморке над гостиной и стал вслушиваться.
Повесть о вечерних подвигах я, очевидно, пропустил.
– Вот это годится! – сквозь нестройные выкрики и смех прорезался голос Уилла.
– Разрази меня гром, – подхватил Боб. – И потешился же я, глядя на их раздутые физии, когда они Джека выследили!
Послышалось хлопанье пробок, все одобрительно зашумели. Время шло. Мне надо было оставаться настороже: вдруг кому-то вздумается подняться по лестнице, боялся я также нечаянно задремать и свалиться вниз.
Началась игра в карты, запиликала скрипка, фигуры закружились в танце. Текли томительные часы, занятые выпивкой, азартными играми, ссорами и даже потасовками, и я сделался свидетелем примеров крайней развращенности, против которой все еще не мог себя закалить.
Внезапно меня вывел из полудремоты голос Мег:
– Эй, а который теперь час?
– Без малого четыре с четвертью, – отозвался Боб.
– Ну, и где же тогда Сэм с Джеком? – продолжала Мег.
– Вот-вот! – воскликнул Барни. – Пора им уже быть здесь.
– Что-то с ними неладно! – заявила Салли.
В эту минуту в дверь постучали – и, подавшись вперед, я увидел, как Боб вышел из комнаты, а потом донесся его голос:
– Кто там?
Ответа я не разобрал, но Боб крикнул:
– Это Джек!
Пока он возился с замком, волнение в гостиной росло. В общем гуле слышались вопросы: «Что стряслось?» и «Где Сэм?»
Гомон перекрыла реплика Барни:
– Спокойно. Я Джека и ждал. Не Сэма.
– То есть как это? – выкрикнул Уилл.
– Мы с Джеком объясним. Занятная историйка выйдет, в самый раз. – Вдруг он, переменив тон, выпалил: – Господи, Джек, что это с тобой?
Все затихло, а потом Салли пронзительно взвизгнула, и Джек расслабленным голосом произнес:
– Нечего пугаться, милашка. Не помираю я.
– Да ты же весь в крови! – причитала Салли.
– Поколотили меня чуток.
– Что случилось, Джек? – беспокойно требовал Барни.
– Где Сэм? – добивалась Мег.
– А где денежки? – не отставал Боб.
– Сэм не придет, а добычи я лишился. Палвертафт меня ободрал.
Поднялся гвалт, не смолкавший до тех пор, пока голос Барни, схожий с ревом разъяренного быка, не заставил компанию притихнуть, и тогда удалось разобрать утомленное бормотание Джека:
– Расскажи им, Барни, что мы знали, а я пока отдышусь.
Мне стало видно, как он примостился на кушетку с помощью Салли, которая уселась рядом с ним. Выронив что-то из руки на пол, она принялась отирать кровь с лица своего ухажера.
– Вот что, – начал Барни. – Нам с Джеком было это известно, но от всех вас это пришлось таить. Сэм всегда только и делал, что наушничал Палвертафту.
Это сообщение вызвало шумный ропот. Мне вспомнилось, как в тот раз, когда Сэм и Салли направились со мной в Вест-Энд, Сэм исчезал.
– И что же? – взревел Боб. – А как насчет Нэн?
– Она ни при чем. Мы только притворились, будто поверили, что это она.
– То есть вы с Джеком врали? – поинтересовался Уилл.
– Ну да, и Сэм тоже, разве что он знал – это не она, а он сам, только ему невдомек было, что и мы это знаем.
– Ничего не пойму! – выкрикнула Салли. Остальные тоже выразили свое замешательство.
– Хорошо, – проговорил Барни, – помните, как в тот раз мальчишка принес известие от Кошачьего Корма? И мы узнали, что кто-то нас продал?
Все при этих словах загалдели, а я стал приглядываться к предмету, выроненному Салли, все больше проникаясь уверенностью, что это записная книжка матушки.
– И вот, как раз после того случая, – продолжал Барни, – Джек вынюхал, что Сэм и есть доносчик, больше некому. Расскажи-ка им, Джек.
– Ну, Сэл меня на него и навела. Сказала, будто видела, как Сэм калякал с лысым дурнем на деревяшке.
Теперь мне стал ясен подслушанный мной разговор между Барни и Джеком, когда Джек делился с Барни важным сообщением от Салли, значение которого она сама не понимала.
Я взглянул на Салли: меня поразило, что при этих словах она вздрогнула и удивленно воззрилась на Джека.
– Пег! – раздались восклицания. Разумелся, конечно же, человек, известный мне под именем Блускин, повешение которого мы наблюдали.
– Точно, – заметил Барни. – Вот я тебя и спросил – верно, Сэл, а ты ответила – верно.
Салли, не сводя с него глаз, медленно кивнула.
– И тогда мне стало ясно, как и Джеку, кто есть кто.
– Чтобы наверняка знать, – вставил Джек, – я за ним посматривал, а однажды увидел, как он идет к Олд-Минту, в ночлежку, где живет Палвертафт. Ну, я воротился, сказал Барни и…
– И мы с Джеком, – перебил его Барни, – порешили, как избавиться от Сэма – и так, чтобы Палвертафт не дотумкал, что мы его раскусили. Иначе он бы нам точно помешал с аферой. И договорились шепнуть Сэму, будто думаем, что наушничает Нэн.
Итак, если бы мне удалось подслушать концовку разговора между Джеком и Барни, я бы узнал, что они уславливаются внушить Сэму, будто они верят в шпионство Нэн. И Салли, по-видимому, способствовала этому обвинению единственно из своей неприязни к девушке. Однако я-то, разумеется, знал, что на самом деле не Сэм, а Джек был тайным сообщником Палвертафта.
– Так, выходит, Нэн не виновата? – сердито спросил Уилл.
– Точно, – подтвердил Барни. – И мы с Джеком после того притворялись перед Сэмом, будто думаем, что избавились от палвертафтовского доносчика. А чтобы сбить Палвертафта с толку, договорились перенести аферу на неделю. Но сделали это только с тем, чтобы Сэм решил – мы верим, что отвели Палвертафту глаза, и знали, конечно, что он найдет способ его об этом известить.
– И когда Сэм улучил время? – спросила Мег.
– Скажи ей, Сэл, – распорядился Барни.
Салли молчала.
– Сэл сказала мне, – вмешался Джек, – что Сэм улизнул в тот самый день, когда она отправилась вместе с ним и с мальчишкой покупать тряпки. Так, Сэл?
Салли, побледнев, кивнула.
– И потому, – продолжал Барни, – мы знали, что Палвертафт попытается отнять у нас деньги, как только мы их раздобудем. А раз Сэму страшно хотелось отнести их с Джеком в хибару на Трол-стрит, мы сообразили, что Палвертафт либо устроит там для них засаду, либо уже прячется где-то поблизости.
– Верно, – поддакнул Боб. – Именно так я на месте Палвертафта и поступил бы. Пускай Сэм и Джек принесут денежки туда, куда мне хочется, а уж там я на них и насяду с парочкой дружков.
– Вот-вот, Боб, – согласился Барни. Помолчав, он добавил: – И потому мы с Джеком условились отобрать добычу у Сэма заранее.
– Что же случилось, Джек? – спросил Уилл.
– Едва мы с Сэмом вышли из игорного дома и оказались в узком проулке, что ведет от Бедфорд-Корта к Бедфорд-Бе-ри, он вытащил нож и попробовал меня пырнуть. Но я был начеку, достал из кармана пистолет и его утихомирил.
Все ошеломленно молчали.
Вдруг Салли душераздирающе вскрикнула, и от ужаса волосы у меня на голове зашевелились. Конечно же, она была к Сэму неравнодушна.
– Послушай, Сэл, – сердито проговорил Барни, – нечего этак злиться. Я тебе втолковал, почему нам пришлось это сделать.
Салли закрыла лицо руками – и, когда Джек подсел на кушетке поближе к ней, отодвинулась.
– Слушай, Сэл, медлить было нельзя. Зазевайся я – и он бы меня прикончил.
Чьи-то голоса Джека поддержали. Салли уговаривали «не злиться очень уж»; разнеслись шепотки с намеком на то, что, раз она так себя ведет, выходит, Джек не зря ее ревновал к Сэму. Салли, однако, оставалась безутешной и не скрывала слез.
– А что все-таки с деньжонками, Джек? – спросил Барни.
– Замешкался я, – скорбно отозвался Джек. – Из-за угла сразу же выскочили Палвертафт с дружком. Пушку перезарядить было некогда – они тут же на меня насели. Шваркнули по башке и сумку выхватили – едва я успел тягу дать.
К рассказу Джека отнеслись сочувственно: вид его неоспоримо свидетельствовал, что ему здорово досталось.
Настроение сборища сделалось теперь самым мрачным: они продолжали пить, но, осознав, что, несмотря на все их старания, их провели за нос, и теперь им оставалось только глушить вином чувство горького разочарования. Всплыли обиды, которые раньше подавлялись в интересах общего дела: поминутно завязывались яростные перебранки, кончавшиеся порой нешуточной дракой. О происходившем внизу я мог судить в основном только по грохоту и выкрикам, но однажды смог увидеть, как Салли, вскочив с кушетки, увернулась от Джека, который пытался ее обнять.
Я и прежде задавался вопросом, на какие черные дела эти люди способны, но теперь все мои худшие ожидания были далеко превзойдены. Хладнокровное убийство из простой корысти, убийство приятеля и компаньона, пусть даже неверного, – злодеяние самое низкое. Но Джек поступил еще более гнусно. Надо было бежать отсюда, даже рискуя жизнью.
Спустя несколько часов шум внизу поутих, и я понял, что бывших моих попутчиков сморил пьяный сон. Этого-то я и ждал: уличную дверь никто не сторожил, и мне предстояло выскользнуть из гостиной в прихожую незамеченным под покровом темноты – поздний декабрьский рассвет еще не наступил.
Я прокрался вниз по ступеням – без свечи это было делом нелегким – и, затаив дыхание, шагнул в гостиную. В темноте от бесчувственных тел, раскиданных вповалку где придется, что мне уже доводилось наблюдать, доносились храп и хмельное бормотание.
Со всеми предосторожностями я принялся снимать запоры и цепочки, преграждавшие выход. Я справился чуть ли не с половиной, как вдруг из-за моей неловкости (орудовать на ощупь было непросто) тяжелая цепь с висячим замком брякнулась о голый пол с таким грохотом, что, казалось, он разнесся эхом по всему дому. Я замер на месте. Поспешно снять все болты и задвижки и мгновенно выскочить наружу мне бы не удалось.
Не в силах шевельнуться, я ждал решения судьбы. Однако к немалому моему изумлению, из гостиной, чтобы меня сцапать, никто не явился. Я заключил, что поднятый мной шум вовсе не был столь страшен, как мне показалось, но тут до моих ушей донеслось слабое шуршание: похоже, где-то возилась крыса. Я на какое-то время перестал дышать: шорох не повторился, и я счел безопасным вновь приняться за работу, одолел последние засовы и протиснулся за дверь.
Мгновение – и меня охватил стылый ночной воздух. Я прикрыл за собой дверь в надежде, что мой побег останется незамеченным возможно дольше, и припустил вперед по ухабистой дороге, поминутно оглядываясь. На углу этой призрачной улицы я оглянулся в последний раз – и мне почудилось, будто дверь распахнута, а на крыльце стоит невысокая фигура. В сумраке трудно было удостовериться, не тень ли это, и я поспешил завернуть за угол.
Оказавшись на порядочном расстоянии, я остановился, чтобы надеть башмаки. Подняв глаза, я увидел перед собой деревянную дощечку с надписью: «Данный участок земли арендуется для застройки. Обращаться к мистеру Холдиманду, "Вест-Лондон-Билдинг-Компани"». Это была та самая компания, что обманула Дигвидов; она же, я не сомневался, была замешана в спекуляциях, разоривших матушку! Возможно, дом, который я только что покинул, входил в число тех, куда она вкладывала капитал! Совпадений все больше! Впрочем, размышлять над ними было некогда, и я прибавил шагу.
Глава 68
Идя на северо-восток, я скоро миновал пустые улицы этой полузастроенной местности, пересек Воксхолл-Бридж-роуд, почти пробежал по Рочестерроу и с облегчением нырнул в знакомые тесные переулки вокруг Пай-стрит и Орчард-стрит в Вестминстере. Поначалу я то и дело оглядывался: раза два мне померещилась фигура в тени, которая тут же застывала на месте, но теперь – даже в столь ранний час – улицы становились все многолюдней, и оборачиваться было бесполезно.
Проходя через Сент-Джеймс-Парк, представлявший собой в те времена топкое пространство с разрушенным китайским мостиком через голландский канал, я поминутно вертел головой, но мог разглядеть только смутные тени женщин – жалких существ с такими болезненными лицами, что заниматься своим ремеслом они могли только в полумраке неосвещенных парков.
Куда мне направиться – я не придумал, но интуитивно понимал, что безопаснее всего раствориться в столичной толпе. Оставив по левую руку от себя заброшенную громаду дворца Карлтон-Хаус, уже пять лет дожидавшуюся сноса, и обойдя кругом площадку, где у старых Королевских конюшен напротив Нортумберленд-Хаус строилась новая обширная площадь, я упорно держал путь навстречу оранжево-розовому рассвету, встававшему впереди над Сити – красивому, но и внушавшему беспокойство как предвестие похолодания.
Хотя я и радовался тому, что вырвался из дома с опасными обитателями, я сознавал, что положение мое отчаянное. Я чувствовал голод, в кармане не нашлось бы и пенни, от обмена одежды на более дешевую вряд ли удалось бы что-либо выручить, а без верхнего сюртука и башмаков в декабрьскую стужу никак не обойтись. Приют для бездомных на Плейхаус-Ярд, принимавший на ночлег только когда начинало подмораживать, вероятно, был сейчас открыт, но требовалось раздобыть входной билет.
Непонятно как, но, когда взошло бледное солнце, я очутился на промозглой и шумной небольшой площади возле тюрьмы Флит, куда сопровождал матушку месяц с лишком тому назад. Дата помнилась мне хорошо – зловещее 13 ноября, но какой день был сегодня, я в точности сказать не мог. Глядя на уродливый продолговатый холм, под которым лежала матушка, я гадал, скоро ли окажусь там рядом с нею. Однако от этих раздумий меня вскоре отвлекли мысли о предстоящих мне задачах. И к полудню с трудом я заставил себя покинуть это место.
Весь день я бесцельно блуждал по морозным улицам, дрожа от холода и прихрамывая: ноги были мучительно стерты башмаками неподходящего мне размера. Я не в силах был заставить себя просить милостыню, но стал пристально вглядываться в прохожих, чьи лица казались мне добрыми. Никто из них, впрочем, не остановился, чтобы предложить мне денег:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11