Плохие новости? Наоборот. В жизни не получал таких хороших. Лучше не бывает. На новые вопросы он отвечать отказался, ушел в Библиотеку и не выходил оттуда, пока я не удалилась к себе. На следующее утро, спустившись к завтраку, я застала его уже там, в превосходном настроении, разве что по лицу было видно, что он, наверное, всю ночь не спал. Идти в суд он не готовился, и я спросила почему. Он ответил, что его планы поменялись, он не пойдет с утра к адвокату, чтобы представить Кодацил в Суд, – спешить нет нужды. Меня удивило, как он говорит о документе, за которым так долго охотился и ради которого глубоко погряз в долгах. Потом он назвал меня Молли, что случалось только в минуты самой большой нежности. Если не хочешь замуж за мистера Дэниела Клоудира, можешь не выходить. Тебе светит лучшая партия, чем какой-то Клоудир. Я не осмелилась сказать, что лучшая партия, чем Клоудир, мне не нужна, если только выбор оставят за мной. Вечером зашел старый Клоудир, узнать, как идут дела в Суде. Папа рассказал мне потом, как он бесился, когда услышал, что дела не сдвинулись. А кроме того, что Папа больше не намерен выдать свою дочь за его старшего сына.
Глава 62
Мелторп. 23 июля
Ох, Джонни, мне так страшно! Тот же самый человек! Уверена, это был он. Длинный – великанище! – и черная прядь. И бледное лицо. Не иначе. Значит, я была права, они нас нашли. Мистер Барбеллион работает на них, чего я и опасалась. Мы погибли. Нужно бежать. Что с нами будет, не представляю. Особенно теперь, когда не сбылись мои надежды и сэр Персевал отказал в помощи. Они так дурно с нами обошлись. Пригрозить, что расскажут тебе о твоем отце! Какая жестокость!
Но ты пока не поймешь. Прошло три недели, мистер Клоудир все больше злился на Папу. Он являлся чуть ли не каждый день, под конец Папа распорядился его не пускать, и он ушел прочь в ярости. Как-то утром, когда я сидела за работой в передней гостиной, вошла служанка и сообщила, что меня желает видеть мистер Питер Клоудир. Сначала я решила, что она спутала имя, но она стояла на своем. В самом деле, в гостиную вошел Питер, в таком виде, что я до полусмерти испугалась. Бледный как полотно, небритый, щеки ввалились, глаза огромные, неестественно блестят. Одежда грязная, в беспорядке. Я предложила ему стул напротив. Сначала он только хватал ртом воздух, потом выдавил из себя: Мисс Хаффам, я должен извиниться за свой вид. Объяснять нет времени, мне нужно бежать. Я вскрикнула, и он добавил: Меня держали взаперти в доме Отца. Но я подкупил слугу, чтобы он меня выпустил. Отец хочет, чтобы меня объявили душевнобольным. Голова у меня шла кругом. Когда его Отец уверял, что Питер сумасшедший, я ни минуты не сомневалась в его нормальности, но то, как он выглядел теперь… Он продолжал: Но хватит об этом, нет времени. Я пришел предупредить вас и вашего Отца – против вас готовится заговор. Они говорили мне, что вы должны выйти за моего Брата. Предупреждаю: если вы это сделаете, они с моим Отцом намерены вас убить. Я отвернулась, чтобы скрыть выступившие в глазах слезы. Выходит, его Отец сказал правду! Питер сумасшедший. Он встал и произнес: А теперь мне пора, пока меня не схватили. Похоже, я видел на улице Агента моего Отца и он следовал за мной до вашего дома. Я спросила, куда он направляется и на чью помощь рассчитывает. Он ответил: Лондон большой город, в нем можно спрятаться даже от моей Семьи с ее присными. Мне очень хотелось предложить, чтобы он остался, но как я могла? Увидев и услышав Питера, мой Папа непременно вернул бы его семье. Не исключено, что так даже было бы для него лучше. По пути к двери он остановился: Чуть не забыл! Еще кое-что… Не говорите никому из моей семьи название прихода, где венчались родители вашего Отца. Постаравшись не выдать свое удивление и испуг, я торжественно заверила, что последую его совету, и мы обменялись рукопожатием. Я просила его приходить, если нужна будет помощь, он поблагодарил и вышел. Я смотрела ему вслед. Когда Питер скрылся, из подворотни напротив вышел очень высокий мужчина и последовал за ним. Джонни, этого самого человека ты сегодня описал! Это тот, кто пытался тебя похитить! Точно он!
Думая о Питере, я не знала, чего хотеть. Быть может, размышляла я, чем ему скитаться одиноким безумцем по большому городу, пусть бы он лучше попал в руки Агентов его Семьи. Я вернулась в гостиную. После долгих размышлений я решила не говорить Папе о том, что здесь был Питер.
Глава 63
Лондон. 22 сентября
Столько всего произошло со времени последней записи. Ты, наверное, прав насчет Джемаймы. Она меня терпеть не может. Как она язвила меня, заведя разговор о твоем отце. Знаю, я с ней плохо поступила. Но гадко было с ее стороны упоминать о той ночи, о прискорбных обстоятельствах Питера и так далее. Я бы не пошла к ней, но понадеялась, что ей что-нибудь известно, ведь раз я вернулась в Лондон, то мне захотелось узнать, но ей, похоже, ничего не известно. (Наверное, обратиться некуда, кроме как к одному человеку. Не хочется об этом и думать, но, наверное, пойти придется.) Написала о тех временах, и они словно бы ожили перед глазами. Папа думал, что она стакнулась со старым мистером Клоудиром, но я не могу в это поверить. Как было досадно, что нельзя все тебе объяснить, но ты был слишком мал и не понял бы – то есть, я хочу сказать, ты слишком мал и не поймешь. Когда это попадет тебе в руки, ты будешь уже достаточно большим. Надеюсь, ты не станешь слишком строго судить твою бедную Маму. Теперь ты понимаешь, почему она нас не любит. Ты как в воду смотрел! Так больно было возвращаться в Лондон. В карете я видела, как ты радуешься, а на меня нахлынуло прошлое со всеми бедами. Для тебя все было таким новым, а для меня таким мучительным. Оказаться на Пиккадилли, у отеля «Голден-Кросс», совсем рядом с папиным старым домом. Я знала, что ты ничего не знаешь. Я решила, что нам надо уехать, еще тогда, когда тебя пытались похитить и похититель оказался тем давним Агентом мистера Клоудира и его сына. Но в августе, после вторичного прихода мистера Барбеллиона, стало ясно, что уезжать надо немедленно. Нам нужно было заново от них спрятаться. Уж не знаю, как они нас нашли, но грабитель, который много лет назад вломился к нам в дом, точно был от них. Лондон очень для нас опасен. И в то же время нет лучше места, чтобы спрятаться.
Теперь я должна вернуться к тому вечеру, когда приходил Питер. После обеда мы с Отцом пили чай в передней гостиной, и тут служанка доложила, что у дверей ждет старый мистер Клоудир. Папа велел сказать, что он дома, я тоже решила остаться, вдруг услышу новости о Питере. Он вошел и сел с нами пить чай, мило болтая о погоде, о том, как шел по столице и видел столько перемен по сравнению с временами своего детства; через Сохо и Сент-Джеймс, мол, проложена большая новая улица, сооружен мост Стрэнд-Бридж. И как он, совсем еще юношей, вместе со своим Отцом побывал в этом доме в гостях у моего Дедушки (ему он приходился дядей). Потом он пустился в воспоминания о моем деде, которого Папа не помнил, так как в день его смерти был еще младенцем. Внезапно мистер Клоудир сказал Папе: Как вам, наверное, говорили, бракосочетание ваших Отца и матери породило немало неприятностей, поскольку они бежали и обвенчались тайно. Было ли установлено, где это произошло? Тот самый вопрос, по поводу которого меня предостерегал Питер! Выходит, я была не права насчет него! Я потихоньку этому порадовалась, но внезапно вспомнила его слова, что, если его Отцу станет известен ответ, мы окажемся в опасности. Папа говорил: Это странная история, но до меня, конечно, дошли только отголоски. Вы, несомненно, знаете, что мой дедушка решительно возражал против этого союза. Что я могла сделать? Можно было бы притвориться, что мне стало дурно. Старый джентльмен, по-моему, заметил мои страдания; ловя на себе его взгляд, я боялась выдать, что Питер меня предостерег. А Папа продолжал: Семейство моей матушки, Амфревиллы, были мелкие землевладельцы, дела у них шли совсем плохо, и Дедушка считал, что они недостойны его сына. Папа излагал историю, я слушала в мучительном волнении. Но под конец он все же сказал, что не знает ответа на вопрос мистера Клоудира. Взгляд старого джентльмена выразил крайнюю досаду, а также недоверие.
Когда он ушел, я рассказала Папе о приходе Питера и о его совете держать язык за зубами. Папа нахмурился: Значит, положение еще хуже, чем я опасался. Старый Клоудир задумал оспорить наши права на наследство Хаффамов, так что, как только Кодацил будет принят Судом, Поместье немедленно перейдет в его руки. Видишь ли, брак моих родителей всегда оставался окутан тайной, поэтому те, кто желал бы отнять у нас наследство, заявляли, будто он не имел места. Старый Клоудир хочет не просто найти эту запись, ему нужно уничтожить все документы, имеющие отношение к их браку. Как я понимаю, он пересмотрел все приходские метрические книги в Лондоне и вокруг Хафема, но ничего не нашел, и, поскольку свидетелей, должно быть, давно нет в живых, доказать таким образом ничего не возможно. Убедившись, что слова Питера не были словами сумасшедшего, я рассказала Папе о том, что Клоудиры собирались меня убить. Это он тоже выслушал очень серьезно и поведал о слухах (переданных ему Мартином), что старый мистер Клоудир отравил свою первую жену, чтобы вступить в брак с богатой вдовой, которая потом тоже умерла. Он сказал: Не то чтобы я этому верил, но такие слухи говорят о том, какого люди о нем мнения. Твоя смерть в его интересах, поскольку, вспомни, мы с тобой должны умереть, не оставив наследников, пока жив старый Клоудир. (Как раз то же самое говорил мне мистер Эскрит!) Поэтому я думаю, что, представив в Суд Кодацил, я подвергну наши жизни серьезной опасности со стороны Клоудиров. Вот я и не намерен это делать. Пусть остается, где есть. Папа коснулся футляра на часовой цепочке. Кроме того, может, он мне и не понадобится. Помнишь, около месяца назад мне пришло письмо с печатью Момпессонов? Кое-кто из их домочадцев обещал добыть документ, в свете которого значение Кодацила сведется к нулю. Я стала его расспрашивать, но он замолчал.
Прошла неделя, поздним вечером я сидела в передней гостиной и читала. Внезапно от окна донесся легкий стук, словно ветки на ветру бились о стекло. Но только за окном ничего не росло. Я взяла свечу и подошла к окну, чтобы откинуть занавеску. Из темноты на меня глянуло дикими глазами чье-то бледное лицо. Я глухо вскрикнула и готова была позвонить в колокольчик, но тут узнала Питера. Несмотря на его безумный вид, я без колебаний пошла отпереть дверь, ведь все его прежние слова оказались правдой. Я вышла в холл, как можно тише отперла дверь вестибюля, ключ от которой (могу сказать) всегда оставался в замочной скважине, потом повернула громадный ключ в замке уличной двери и отодвинула тяжелые засовы. Он вошел и наскоро объяснил, что в последний раз его выслеживал тот высокий человек, которого заметила и я – тот самый, Джонни, которого ты видел в Мелторпе! Этот человек его поймал и отвел в дом Брата, где его заперли. Питер сказал: Чтобы я не сбежал снова, к двери приставили слугу. Потом послали за знакомым отца, который содержит частный дом для ума лишенных, и научили его выхлопотать поручение Канцлерской Комисии по делам ума лишенных, чтобы она меня освидетельствовала и, если я буду найден безумным, лишила всех Прав и отдала во власть моей Семьи. Сегодня эта Комиссия меня осмотрела. Подозреваю, что они подкуплены и вынесут вердикт против меня, поэтому решил не дожидаться его, а бежать. Питер заранее подготовил путь бегства через окно и сумел выбраться на свободу. Он продолжил: Но, может, я в самом деле сумасшедший. Я начал сомневаться в себе. А как вы думаете, мисс Хаффам? Речь его, конечно, была очень торопливой и взволнованной, однако мне было совершенно ясно, что он не безумец, и я его в этом уверила. Я сказала, что его приход за помощью в дом моего Отца очень меня радует; он вначале настаивал, что явился только попрощаться, перед тем как покинет Англию, но я уговорила его подождать, пока я позову Папу. Он благодарен Питеру, сказала я, за его предостережение, и оба мы понимаем: его в тот раз схватили как раз потому, что он пришел нас предупредить. Я позвонила в колокольчик и распорядилась, чтобы позвали Отца. К моему восторгу, при виде Питера он расплылся в улыбке и обнял его. Дорогой мой мальчик, как же я вам благодарен. Вы поступили честно и великодушно, предупредив нас о планах вашего Отца. Папа настоял на том, чтобы Питер поселился у нас на правах гостя. Потом позвал мистера Эскрита, чтобы спросить его юридического совета. Они пришли к заключению, что Питеру в нашем доме ничто не грозит, даже если Комиссия решит не в его пользу. Папа собрал слуг и попросил их молчать.
В ближайшие дни Питер никуда не выходил, и правильно делал, так как мы заметили, что у дома днем и ночью маячат посторонние, в том числе уже знакомый мне долговязый субъект. Папа по уши ушел в какие-то таинственные дела с мистером Эскритом; я догадывалась, что они связаны с письмом, на котором стоял герб Момпессонов. По этой причине мы с Питером много времени проводили вместе и вскоре убедились, что наши чувства друг к другу остались прежними. Жестоким ударом для нас стал выпуск судебного приказа о признании Питера ума лишенным. Питером со временем овладела меланхолия: он не видел выхода из своего положения и стыдился того, что живет из милости у посторонних, по существу, людей, хотя и родственников. Он заявил, что в данных обстоятельствах – признанный сумасшедшим, без гроша за душой и без возможности найти себе занятие – не имеет права питать ко мне нежные чувства. Но под конец он преодолел свои моральные сомнения и попросил моей руки, и я, конечно, ответила согласием. Вопрос заключался в том, как эту новость примет Папа. Вообрази же себе нашу радость, когда мы услышали, что он в восторге и все получилось так, как он и надеялся. Я заплакала от счастья и кинулась в его объятия. Я знаю, Папа любил Питера и считал, что тот хорошо поступил по отношению к нам. Так что, видишь, Джонни, они с моим отцом друг друга очень любили и уважали. Никогда в этом не сомневалась.
К нашему удивлению, папа сказал: Свадьба должна состояться как можно скорее. О предварительном оглашении, Питер, нечего и думать, а то тебя найдет твой отец. Имея судебный приказ против тебя, он может предотвратить ваш брак, но если церемония состоится, ему до тебя уже не добраться. Помимо прочих соображений, он захочет помешать бракосочетанию хотя бы потому, что ваши дети закроют ему путь к наследству. Он призвал мистера Эскрита, и тот объяснил, что все, в чем мы нуждаемся, это специальная лицензия от Докторз-Коммонз с указанием церкви. Папа сказал: Все будет в порядке. Мы с Питером заулыбались. Свадьба пройдет в тесном кругу. Я, как отец невесты, конечно, буду присутствовать. Шафером будет мистер Эскрит, свидетелей найдем в церкви. Даже наша прислуга не будет знать. Вот что! Скажем им просто, чтобы приготовили в этот день званый обед, и по какому случаю праздник, объявим, когда вернемся из церкви. Тут Папа меня удивил: Я приглашу на обед Мартина с его невестой. А какое событие мы празднуем, они узнают на месте. Он держался очень загадочно, и я не знала, что думать о его намерении возобновить старую дружбу. Пригласить на мою свадьбу Мартина с молодой женой! На следующей неделе я несколько раз заставала Отца беседующим с мистером Эскритом и Питером, и при моем появлении все трое с виноватым видом замолкали. Я беспокоилась, так как знала из опыта, что в делах, связанных с Процессом, Отцу может запросто изменить благоразумие. Все шло, как было задумано, приглашение было послано, Мартин его принял. В условиях строжайшей тайны явился художник-миниатюрист, чтобы сделать наши портреты для медальона, который я тебе показывала.
Наступил день, который должен был стать счастливейшим в моей жизни, – 5 мая. Погода стояла прекрасная, церемония прошла замечательно. Пополудни мы вернулись в отцовский дом на свадебный завтрак. Папа объявил слугам новость, они очень обрадовались, особенно когда услышали, что, подав обед, на остаток вечера могут быть свободны. Тут Папа сказал, что намерен передать Питеру одну важную вещь, чтобы он хранил ее для меня. Речь шла о Кодациле, который он поместил в серебряную шкатулку для писем – ту самую, что у нас когда-то украли. По его требованию я пообещала свято беречь документ и использовать его в интересах моих наследников. Туда же он вложил письмо, в котором, как он сказал, объяснялись юридические вопросы. Вечером прибыли Мартин и миссис Фортисквинс и услышали новость о свадьбе. Я не осмеливалась поднять глаза, но говорили они то, что полагается в таких случаях; потом, правда, я поймала на себе странный взгляд Джемаймы. В целом обстоятельства были не совсем ловкие, но за обед мы сели в довольно хорошем настроении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Глава 62
Мелторп. 23 июля
Ох, Джонни, мне так страшно! Тот же самый человек! Уверена, это был он. Длинный – великанище! – и черная прядь. И бледное лицо. Не иначе. Значит, я была права, они нас нашли. Мистер Барбеллион работает на них, чего я и опасалась. Мы погибли. Нужно бежать. Что с нами будет, не представляю. Особенно теперь, когда не сбылись мои надежды и сэр Персевал отказал в помощи. Они так дурно с нами обошлись. Пригрозить, что расскажут тебе о твоем отце! Какая жестокость!
Но ты пока не поймешь. Прошло три недели, мистер Клоудир все больше злился на Папу. Он являлся чуть ли не каждый день, под конец Папа распорядился его не пускать, и он ушел прочь в ярости. Как-то утром, когда я сидела за работой в передней гостиной, вошла служанка и сообщила, что меня желает видеть мистер Питер Клоудир. Сначала я решила, что она спутала имя, но она стояла на своем. В самом деле, в гостиную вошел Питер, в таком виде, что я до полусмерти испугалась. Бледный как полотно, небритый, щеки ввалились, глаза огромные, неестественно блестят. Одежда грязная, в беспорядке. Я предложила ему стул напротив. Сначала он только хватал ртом воздух, потом выдавил из себя: Мисс Хаффам, я должен извиниться за свой вид. Объяснять нет времени, мне нужно бежать. Я вскрикнула, и он добавил: Меня держали взаперти в доме Отца. Но я подкупил слугу, чтобы он меня выпустил. Отец хочет, чтобы меня объявили душевнобольным. Голова у меня шла кругом. Когда его Отец уверял, что Питер сумасшедший, я ни минуты не сомневалась в его нормальности, но то, как он выглядел теперь… Он продолжал: Но хватит об этом, нет времени. Я пришел предупредить вас и вашего Отца – против вас готовится заговор. Они говорили мне, что вы должны выйти за моего Брата. Предупреждаю: если вы это сделаете, они с моим Отцом намерены вас убить. Я отвернулась, чтобы скрыть выступившие в глазах слезы. Выходит, его Отец сказал правду! Питер сумасшедший. Он встал и произнес: А теперь мне пора, пока меня не схватили. Похоже, я видел на улице Агента моего Отца и он следовал за мной до вашего дома. Я спросила, куда он направляется и на чью помощь рассчитывает. Он ответил: Лондон большой город, в нем можно спрятаться даже от моей Семьи с ее присными. Мне очень хотелось предложить, чтобы он остался, но как я могла? Увидев и услышав Питера, мой Папа непременно вернул бы его семье. Не исключено, что так даже было бы для него лучше. По пути к двери он остановился: Чуть не забыл! Еще кое-что… Не говорите никому из моей семьи название прихода, где венчались родители вашего Отца. Постаравшись не выдать свое удивление и испуг, я торжественно заверила, что последую его совету, и мы обменялись рукопожатием. Я просила его приходить, если нужна будет помощь, он поблагодарил и вышел. Я смотрела ему вслед. Когда Питер скрылся, из подворотни напротив вышел очень высокий мужчина и последовал за ним. Джонни, этого самого человека ты сегодня описал! Это тот, кто пытался тебя похитить! Точно он!
Думая о Питере, я не знала, чего хотеть. Быть может, размышляла я, чем ему скитаться одиноким безумцем по большому городу, пусть бы он лучше попал в руки Агентов его Семьи. Я вернулась в гостиную. После долгих размышлений я решила не говорить Папе о том, что здесь был Питер.
Глава 63
Лондон. 22 сентября
Столько всего произошло со времени последней записи. Ты, наверное, прав насчет Джемаймы. Она меня терпеть не может. Как она язвила меня, заведя разговор о твоем отце. Знаю, я с ней плохо поступила. Но гадко было с ее стороны упоминать о той ночи, о прискорбных обстоятельствах Питера и так далее. Я бы не пошла к ней, но понадеялась, что ей что-нибудь известно, ведь раз я вернулась в Лондон, то мне захотелось узнать, но ей, похоже, ничего не известно. (Наверное, обратиться некуда, кроме как к одному человеку. Не хочется об этом и думать, но, наверное, пойти придется.) Написала о тех временах, и они словно бы ожили перед глазами. Папа думал, что она стакнулась со старым мистером Клоудиром, но я не могу в это поверить. Как было досадно, что нельзя все тебе объяснить, но ты был слишком мал и не понял бы – то есть, я хочу сказать, ты слишком мал и не поймешь. Когда это попадет тебе в руки, ты будешь уже достаточно большим. Надеюсь, ты не станешь слишком строго судить твою бедную Маму. Теперь ты понимаешь, почему она нас не любит. Ты как в воду смотрел! Так больно было возвращаться в Лондон. В карете я видела, как ты радуешься, а на меня нахлынуло прошлое со всеми бедами. Для тебя все было таким новым, а для меня таким мучительным. Оказаться на Пиккадилли, у отеля «Голден-Кросс», совсем рядом с папиным старым домом. Я знала, что ты ничего не знаешь. Я решила, что нам надо уехать, еще тогда, когда тебя пытались похитить и похититель оказался тем давним Агентом мистера Клоудира и его сына. Но в августе, после вторичного прихода мистера Барбеллиона, стало ясно, что уезжать надо немедленно. Нам нужно было заново от них спрятаться. Уж не знаю, как они нас нашли, но грабитель, который много лет назад вломился к нам в дом, точно был от них. Лондон очень для нас опасен. И в то же время нет лучше места, чтобы спрятаться.
Теперь я должна вернуться к тому вечеру, когда приходил Питер. После обеда мы с Отцом пили чай в передней гостиной, и тут служанка доложила, что у дверей ждет старый мистер Клоудир. Папа велел сказать, что он дома, я тоже решила остаться, вдруг услышу новости о Питере. Он вошел и сел с нами пить чай, мило болтая о погоде, о том, как шел по столице и видел столько перемен по сравнению с временами своего детства; через Сохо и Сент-Джеймс, мол, проложена большая новая улица, сооружен мост Стрэнд-Бридж. И как он, совсем еще юношей, вместе со своим Отцом побывал в этом доме в гостях у моего Дедушки (ему он приходился дядей). Потом он пустился в воспоминания о моем деде, которого Папа не помнил, так как в день его смерти был еще младенцем. Внезапно мистер Клоудир сказал Папе: Как вам, наверное, говорили, бракосочетание ваших Отца и матери породило немало неприятностей, поскольку они бежали и обвенчались тайно. Было ли установлено, где это произошло? Тот самый вопрос, по поводу которого меня предостерегал Питер! Выходит, я была не права насчет него! Я потихоньку этому порадовалась, но внезапно вспомнила его слова, что, если его Отцу станет известен ответ, мы окажемся в опасности. Папа говорил: Это странная история, но до меня, конечно, дошли только отголоски. Вы, несомненно, знаете, что мой дедушка решительно возражал против этого союза. Что я могла сделать? Можно было бы притвориться, что мне стало дурно. Старый джентльмен, по-моему, заметил мои страдания; ловя на себе его взгляд, я боялась выдать, что Питер меня предостерег. А Папа продолжал: Семейство моей матушки, Амфревиллы, были мелкие землевладельцы, дела у них шли совсем плохо, и Дедушка считал, что они недостойны его сына. Папа излагал историю, я слушала в мучительном волнении. Но под конец он все же сказал, что не знает ответа на вопрос мистера Клоудира. Взгляд старого джентльмена выразил крайнюю досаду, а также недоверие.
Когда он ушел, я рассказала Папе о приходе Питера и о его совете держать язык за зубами. Папа нахмурился: Значит, положение еще хуже, чем я опасался. Старый Клоудир задумал оспорить наши права на наследство Хаффамов, так что, как только Кодацил будет принят Судом, Поместье немедленно перейдет в его руки. Видишь ли, брак моих родителей всегда оставался окутан тайной, поэтому те, кто желал бы отнять у нас наследство, заявляли, будто он не имел места. Старый Клоудир хочет не просто найти эту запись, ему нужно уничтожить все документы, имеющие отношение к их браку. Как я понимаю, он пересмотрел все приходские метрические книги в Лондоне и вокруг Хафема, но ничего не нашел, и, поскольку свидетелей, должно быть, давно нет в живых, доказать таким образом ничего не возможно. Убедившись, что слова Питера не были словами сумасшедшего, я рассказала Папе о том, что Клоудиры собирались меня убить. Это он тоже выслушал очень серьезно и поведал о слухах (переданных ему Мартином), что старый мистер Клоудир отравил свою первую жену, чтобы вступить в брак с богатой вдовой, которая потом тоже умерла. Он сказал: Не то чтобы я этому верил, но такие слухи говорят о том, какого люди о нем мнения. Твоя смерть в его интересах, поскольку, вспомни, мы с тобой должны умереть, не оставив наследников, пока жив старый Клоудир. (Как раз то же самое говорил мне мистер Эскрит!) Поэтому я думаю, что, представив в Суд Кодацил, я подвергну наши жизни серьезной опасности со стороны Клоудиров. Вот я и не намерен это делать. Пусть остается, где есть. Папа коснулся футляра на часовой цепочке. Кроме того, может, он мне и не понадобится. Помнишь, около месяца назад мне пришло письмо с печатью Момпессонов? Кое-кто из их домочадцев обещал добыть документ, в свете которого значение Кодацила сведется к нулю. Я стала его расспрашивать, но он замолчал.
Прошла неделя, поздним вечером я сидела в передней гостиной и читала. Внезапно от окна донесся легкий стук, словно ветки на ветру бились о стекло. Но только за окном ничего не росло. Я взяла свечу и подошла к окну, чтобы откинуть занавеску. Из темноты на меня глянуло дикими глазами чье-то бледное лицо. Я глухо вскрикнула и готова была позвонить в колокольчик, но тут узнала Питера. Несмотря на его безумный вид, я без колебаний пошла отпереть дверь, ведь все его прежние слова оказались правдой. Я вышла в холл, как можно тише отперла дверь вестибюля, ключ от которой (могу сказать) всегда оставался в замочной скважине, потом повернула громадный ключ в замке уличной двери и отодвинула тяжелые засовы. Он вошел и наскоро объяснил, что в последний раз его выслеживал тот высокий человек, которого заметила и я – тот самый, Джонни, которого ты видел в Мелторпе! Этот человек его поймал и отвел в дом Брата, где его заперли. Питер сказал: Чтобы я не сбежал снова, к двери приставили слугу. Потом послали за знакомым отца, который содержит частный дом для ума лишенных, и научили его выхлопотать поручение Канцлерской Комисии по делам ума лишенных, чтобы она меня освидетельствовала и, если я буду найден безумным, лишила всех Прав и отдала во власть моей Семьи. Сегодня эта Комиссия меня осмотрела. Подозреваю, что они подкуплены и вынесут вердикт против меня, поэтому решил не дожидаться его, а бежать. Питер заранее подготовил путь бегства через окно и сумел выбраться на свободу. Он продолжил: Но, может, я в самом деле сумасшедший. Я начал сомневаться в себе. А как вы думаете, мисс Хаффам? Речь его, конечно, была очень торопливой и взволнованной, однако мне было совершенно ясно, что он не безумец, и я его в этом уверила. Я сказала, что его приход за помощью в дом моего Отца очень меня радует; он вначале настаивал, что явился только попрощаться, перед тем как покинет Англию, но я уговорила его подождать, пока я позову Папу. Он благодарен Питеру, сказала я, за его предостережение, и оба мы понимаем: его в тот раз схватили как раз потому, что он пришел нас предупредить. Я позвонила в колокольчик и распорядилась, чтобы позвали Отца. К моему восторгу, при виде Питера он расплылся в улыбке и обнял его. Дорогой мой мальчик, как же я вам благодарен. Вы поступили честно и великодушно, предупредив нас о планах вашего Отца. Папа настоял на том, чтобы Питер поселился у нас на правах гостя. Потом позвал мистера Эскрита, чтобы спросить его юридического совета. Они пришли к заключению, что Питеру в нашем доме ничто не грозит, даже если Комиссия решит не в его пользу. Папа собрал слуг и попросил их молчать.
В ближайшие дни Питер никуда не выходил, и правильно делал, так как мы заметили, что у дома днем и ночью маячат посторонние, в том числе уже знакомый мне долговязый субъект. Папа по уши ушел в какие-то таинственные дела с мистером Эскритом; я догадывалась, что они связаны с письмом, на котором стоял герб Момпессонов. По этой причине мы с Питером много времени проводили вместе и вскоре убедились, что наши чувства друг к другу остались прежними. Жестоким ударом для нас стал выпуск судебного приказа о признании Питера ума лишенным. Питером со временем овладела меланхолия: он не видел выхода из своего положения и стыдился того, что живет из милости у посторонних, по существу, людей, хотя и родственников. Он заявил, что в данных обстоятельствах – признанный сумасшедшим, без гроша за душой и без возможности найти себе занятие – не имеет права питать ко мне нежные чувства. Но под конец он преодолел свои моральные сомнения и попросил моей руки, и я, конечно, ответила согласием. Вопрос заключался в том, как эту новость примет Папа. Вообрази же себе нашу радость, когда мы услышали, что он в восторге и все получилось так, как он и надеялся. Я заплакала от счастья и кинулась в его объятия. Я знаю, Папа любил Питера и считал, что тот хорошо поступил по отношению к нам. Так что, видишь, Джонни, они с моим отцом друг друга очень любили и уважали. Никогда в этом не сомневалась.
К нашему удивлению, папа сказал: Свадьба должна состояться как можно скорее. О предварительном оглашении, Питер, нечего и думать, а то тебя найдет твой отец. Имея судебный приказ против тебя, он может предотвратить ваш брак, но если церемония состоится, ему до тебя уже не добраться. Помимо прочих соображений, он захочет помешать бракосочетанию хотя бы потому, что ваши дети закроют ему путь к наследству. Он призвал мистера Эскрита, и тот объяснил, что все, в чем мы нуждаемся, это специальная лицензия от Докторз-Коммонз с указанием церкви. Папа сказал: Все будет в порядке. Мы с Питером заулыбались. Свадьба пройдет в тесном кругу. Я, как отец невесты, конечно, буду присутствовать. Шафером будет мистер Эскрит, свидетелей найдем в церкви. Даже наша прислуга не будет знать. Вот что! Скажем им просто, чтобы приготовили в этот день званый обед, и по какому случаю праздник, объявим, когда вернемся из церкви. Тут Папа меня удивил: Я приглашу на обед Мартина с его невестой. А какое событие мы празднуем, они узнают на месте. Он держался очень загадочно, и я не знала, что думать о его намерении возобновить старую дружбу. Пригласить на мою свадьбу Мартина с молодой женой! На следующей неделе я несколько раз заставала Отца беседующим с мистером Эскритом и Питером, и при моем появлении все трое с виноватым видом замолкали. Я беспокоилась, так как знала из опыта, что в делах, связанных с Процессом, Отцу может запросто изменить благоразумие. Все шло, как было задумано, приглашение было послано, Мартин его принял. В условиях строжайшей тайны явился художник-миниатюрист, чтобы сделать наши портреты для медальона, который я тебе показывала.
Наступил день, который должен был стать счастливейшим в моей жизни, – 5 мая. Погода стояла прекрасная, церемония прошла замечательно. Пополудни мы вернулись в отцовский дом на свадебный завтрак. Папа объявил слугам новость, они очень обрадовались, особенно когда услышали, что, подав обед, на остаток вечера могут быть свободны. Тут Папа сказал, что намерен передать Питеру одну важную вещь, чтобы он хранил ее для меня. Речь шла о Кодациле, который он поместил в серебряную шкатулку для писем – ту самую, что у нас когда-то украли. По его требованию я пообещала свято беречь документ и использовать его в интересах моих наследников. Туда же он вложил письмо, в котором, как он сказал, объяснялись юридические вопросы. Вечером прибыли Мартин и миссис Фортисквинс и услышали новость о свадьбе. Я не осмеливалась поднять глаза, но говорили они то, что полагается в таких случаях; потом, правда, я поймала на себе странный взгляд Джемаймы. В целом обстоятельства были не совсем ловкие, но за обед мы сели в довольно хорошем настроении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11