– Что-нибудь сложное?
– Скажи, невероятное.
– Почему я?
– Мы просчитали пять вариантов. Твой оптимален. От успеха операции зависит слишком многое. А с планом ты познакомишься. Время у тебя будет.
Что ж, у меня было время – текучее, липкое. Время ожидания опасности – самое долгое время в мире. Парадокс: времени много, и его не хватало. Мы и так затянули с первым шагом – с подменой. Двойник был найден давно: пилот Чабби Лайк – отличный парень, немного суховат, но это к лучшему – меньше близких знакомств. Мы были похожи, как два близнеца, родная мама не отличит. Впрочем, насчет родной мамы я, конечно, загнул, у нее всегда найдется с десяток способов различить сыновей: родинки, форма ногтей, походка, характерные жесты – всего не перечислишь. А у нас с Лайком было гораздо больше этих отличий, начиная с веса и кончая привычками. Ну, что касается веса – болезнь его не прибавляет, а после аварии я довольно долго провалялся в постели. А привычки?.. Я о них знал, оставалось только привыкнуть к ним. И это не каламбур, я действительно вживался в привычки Лайка – его вкусы, его манеру говорить, улыбаться широко и белозубо, ни с того ни с сего умолкать, уходить в себя. Думаю, что с этой задачей я справился неплохо. Лайк был золотом для меня: на Планете у него нет друзей, только случайные знакомые, которых за минувшие пять лет он и сам основательно подзабыл. Все это подтвердила его память, перемещенная в мою черепную коробку за три с половиной часа на операционном столе – в тот день, после аварии его катера.
Аварию устроили наши люди, и не их вина, что пилот пострадал больше, чем нам хотелось. Такой уж парень этот Лайк: всегда лез в самое пекло, даже когда не требовалось. Смешно, но и в этом мы похожи. Его увезли со станции сразу после перезаписи. Он выкарабкался, конечно: в наш век медицина почти всесильна…
Тейлор перелистал странички моего «дела».
– Состояние у вас было не из лучших. Не смертельное, конечно, не преувеличивайте. Да и без сознания вы были всего лишь сутки – не так уж много.
– Мне хватило. Так сказать, на всю жизнь. С Луной покончено.
– Чем же собираетесь заняться?
– Отдыхать.
– Вы это уже говорили.
– В баре? Так я не вам это говорил, а какому-то фермеру, приехавшему поглазеть на ракеты. Откуда я знал, что он контрразведчик?
Тейлор усмехнулся:
– Спасибо за комплимент. Значит, я похож на этакого недотепу фермера?
– Похож, – чистосердечно признался я.
– Вы тоже похожи… – Он помялся.
– На фермера?
– Все-таки на пилота Лайка.
Я решил, что пора кончать затянувшуюся комедию. Пилот Лайк не привык к церемониям.
– Короче говоря, долго мы еще будем играть в подозрения? Я бы хотел закончить свидание.
Тейлор открыл ящик стола и протянул мой паспорт.
– Вы свободны. Простите, что задержал: мне просто хотелось поближе познакомиться.
– Рад был удовлетворить ваше желание. – Я встал. – Можно идти?
– Конечно. – Тейлор усмехнулся и подмигнул. – Все-таки надеюсь, что мы еще встретимся.

Глава 3


в которой появляется Мак-Брайт

Далее все прошло благополучно. Автомат выбросил мой кофр незамедлительно – я только сунул в щель жетон с номером. Проверка документов тоже прошла без волокиты – таможенник изучил печать на паспорте и, козырнув, пропустил через турникет на движущуюся ленту тротуара, которая и донесла меня до станции монорельса.
Я помнил – опять помнил! – что скорость поезда не позволяет глядеть в окно – устают глаза, но все-таки не закрыл его шторкой телеэкрана. Меня мало волновали новости дня: кто-то куда-то приехал, кто-то кого-то встретил, кто-то что-то подписал – все это пестрой громкоголосицей долетало до меня из соседних купе – вагон был почти пуст. Только в кресле напротив спал – или делал вид, что спит, – высокий, длинноногий субъект лет под пятьдесят, что-нибудь вроде коммивояжера, человека вечной профессии, которая сохранилась еще с незапамятных времен и ничуть не думает уступать позиций в наш суетливый век автоматических распределителей.
Монорельс не подвозил к самому городу: труба-вагон плавно затормозила, за окном возникла бетонная стена станции с яркими пятнами реклам, и голос дикторши сообщил:
– Конечная станция – пятьсот девятый квартал. Отсюда в город вы сможете добраться на аэробусах или на электролях. С благополучным прибытием.
Мысленно поблагодарив невидимую девушку, я все-таки пожалел, что не взял электроль сразу у вокзала: дороговато, конечно, но пилоту в отпуске позволительна такая пустяковая роскошь. Я спустился по эскалатору на широкую и безлюдную площадь (рабочая окраина города, люди давно на заводах или в офисах, а для хозяек еще рановато) и пошел к стоянке электролей, машинально отметив, что большинство пассажиров монорельса предпочли аэробус-омнибус на воздушной подушке – пусть дольше, зато дешевле. Мой длинноногий спутник-визави тоже поплелся туда. Тем лучше, а то я стал было сомневаться в крепости его сна в вагоне.
Обменяв в кассе денежную бумажку на груду жетонов, я опустил их один за другим в щель на приборной панели машины и включил зажигание. Электроль – прекрасная штука, если к тому же хорошо его водить. А я отлично его водил: научили в свое время. Чему меня только не научили! Я вывел его со стоянки, развернулся на площади и нырнул в туннель, который доставил меня на широкую – идеальное покрытие! – магистраль, протянутую прямо по крышам домов. Где-то внизу город жил своей «пешей» жизнью, а здесь, на двухсотметровой высоте, царствовала скорость – всесильная госпожа нашего времени: «Пользуйтесь электролями – они сэкономят вам кучу времени!», «Драг-сода – удобно, дешево, быстро!», «Автоматы Стриббинса – делайте свое время», «Самый быстрый сон – сомниферы Пенна!». Быстро, все быстро: быстро есть, быстро передвигаться, быстро спать, быстро жить, не успеешь оглянуться – поезд уйдет, и ты останешься один на пустой станции, догоняй, пытайся – где там!
Я бросил электроль в центре города, где среди множества световых табло разглядел нужное – Мил-тон-отель. Скоростной лифт доставил меня вниз, и я вышел на широкую улицу – в пеструю толпу, в разноголосицу, в суету и спешку, растворился в ней, потерялся – попробуй найди.
Отель я разыскал быстро: мигающий неон вывески украшал стеклянные двери под бетонным козырьком, а швейцар довершал впечатление благополучия и респектабельности, которое должно было ошеломить восторженного провинциала, не приученного к мягким коврам, таинственному полумраку в просторном холле, светомузыке на белой стене и королю-портье, вручившему мне ключ от царских палат в две комнаты на тридцать втором этаже.
Не знаю, как царь, но я своими палатами остался доволен: стандартные удобства, в меру микрофонов – в приемнике и в настольной лампе, хитрое кнопочное устройство, вызывающее горничную или официанта, включающее телевизор и часы и меняющее цвет оконных стекол – от белого до темно-синего.
Я сделал окно розовым, достал из чемодана заглушки, блокировал микрофоны и пошел в душ.
Не помню, сколько я там плескался – не отмечал времени, – но, должно быть, не менее получаса, потому что, когда вошел в комнату, в пепельнице на журнальном столике лежало четыре окурка. В кресле у окна сидел человек и с усмешкой смотрел на меня. Я узнал его: это был тот самый длинноногий субъект из поезда, мой спутник-соня, безобиднейший из безобидных – ах я кретин, просмотрел-таки слежку…
– Ошибаетесь: я не следил за вами.
– Вы еще и мысли умеете читать? – полюбопытствовал я. – А не только открывать чужие замки?
– Здешний замок любой мальчишка откроет – наука нехитрая. – Он широко улыбнулся, обнажив два ряда ослепительно белых зубов – вставные, что ли? – А ваши мысли угадать нетрудно: вряд ли вы не заметили меня в поезде.
Я уже внутренне обрадовался: шпагу в руку – и на дорожку, мой выпад, господа!
– Чему обязан?
– Бросьте, Лайк, я не провокатор и не ищейка. «Новости» за семнадцатое апреля вы не сможете получить в «Семи футах». Энтони провалился, Линнет не знала об этом. Его взяли вчера люди Бигля. Слышали о таком?
О Бигле я, конечно, слышал: один из столпов безопасности. Системы, контроль над снами и всякое такое. Сволочь, не лучше Тейлора. Энтони провалился – Бигль знает свое дело, – это сильно осложняет обстановку: я теряю явку. А тип в кресле и вправду телепат, словно подслушивает мысли.
– Я знал о вашем прибытии и вел вас от космодрома, боялся слежки.
– Почему же не предупредили Линнет? – Я уже почти верил этому усталому человеку – лет под пятьдесят, мешки под глазами, седина, – но все же старался задать вопрос побезобиднее: если он знает пароль, бармена из «Семи футов» и Линнет, то я ничем не рискую, если покручусь вокруг этих сведений.
– Я предупредил ее, но вы уже были в таможне.
– А зачем такая таинственность? Почему мы не могли поговорить в вагоне?
– Вы любите рисковать? Я – нет.
– Кто же вы? Мне надоела эта игра в вопросник.
– Лишних вопросов больше не будет. Я не Тейлор. А мое имя Мак-Брайт. Для друзей просто Джеффри. Профессия – коммивояжер. И еще я ваш связной.
– С кем?
– Со сламом.
Я сделал вид, что не понял.
– С чем это едят?
Мак-Брайт снова засмеялся. Что его так веселило?
– С чем едят? С лазерами. С пистолетами. С листовками. На любой вкус приправа…
Что ж, понятно: сопротивление или подполье, здесь это называется сламом, я знал о нем. У Центра есть свои люди в здешнем сламе. Быть может, Мак-Брайт – один из них: я не любопытен, а мне не сочли нужным сообщить координаты агентов. Правда, шеф говорил о человеке, который, быть может, – он подчеркнул осторожное «быть может» – появится, но потом, позже, когда я акклиматизируюсь в этом раю. А если «позже» уже наступило? Энтони арестовали, явка провалена, и осторожное «быть может» превращается в железное – «непременно».
А раз так, то Мак-Брайт и есть тот самый незнакомец, «приходящий позже». Я уже мог не ломать комедию.
– Вы явились вовремя: я совсем было нацелился в этот проклятый бар.
– А вы сходите туда: прекрасный бар, рекомендую. Вкусно кормят – без всякой химии, гипномузыка. Сходите, сходите, лучшего места для первого вечера не придумаешь. И Линнет захватите: будет с кем танцевать.
– Вы думаете, они сняли слежку?
– Они ее и не ставили. Бедняга Энтони погорел буквально во сне: не терпел сомниферы.
– Значит, бар чист?
– Наконец дошло! Чист, чист, как напиток, который вам сегодня там подадут. Выпейте его за мое здоровье. – Он встал, высокий, сутуловатый, по-прежнему улыбающийся (интересно, будет ли у меня когда-нибудь такая же выдержка?). – Мне пора, не провожайте, не надо, чтоб нас видели вместе. – И уже у двери обернулся, сказал вполголоса: – Меня не ищите, я сам вас найду, когда будет нужно. Линнет скажите только, что я был у вас.
– Некто без фамилии?
– Я же назвался: Джеффри Мак-Брайт. Конспирация – хорошая штука, но Линнет меня знает. И еще вы теперь. Поняли?
Я понял, все понял. Или, вернее, почти все. И, главное, я не один здесь: за спиной у меня Мак-Брайт, видимо, разведчик высокого класса. За спиной у меня Линнет: я ей позвоню сейчас, договорюсь о встрече. За спиной у меня слам…
Что знал я об этой организации? Вероятно, больше, чем заправилы Системы. Да и не знают они ничего, разве только что слам существует. А где, кто, когда, с кем – рады бы изведать, да в коленках слабы; систему конспирации в сламе хоть в учебнике описывай, если будет когда-нибудь такой учебник. Есть, конечно, и провалы – ни одно действующее подполье от этого не застраховано, – но проваливаются люди – пятерки, десятки, сотни, наконец, а слам живет, борется, растет.
Кто они? Красные? Нет, это слово давно стало пугалом в Системе Всеобщего Контроля. Не для властей – увы – для обывателя, который барабанит свои шесть часов на службе, жует химию и запивает химией, смотрит по телевизору мелодрамки, а по ночам видит сны, подсказанные Каталогом.
Официальная пропаганда медленно, но верно делала свое черное дело. Старыми методами? А зачем их отменять, если они по-прежнему действенны. Красные хотят сделать все общим, отобрать у бедного труженика домик, жену, дочку, телевизор, машину? Хотят, хотят! Так опасайтесь их, кидайте в них камни, они ваши враги! Партия давно уже ушла в подполье, но решение объединить всех недовольных в одной организации пришло не сразу. Оно встречало сопротивление даже у тех, кто понимал: при существующем режиме тотального террора и сыска не выжить даже в подполье. И партия сплотила в трущобах, в сламе сотни тысяч людей, которые боролись за свободу и счастье, за право жить и работать по-человечески.
Великая штука – равновесие, конечно, устойчивое равновесие: шар в лунке – старый пример из учебника физики.
Две глыбы – две системы, и живут люди… Устойчивое равновесие? Вздор, оно неустойчиво, пока существуют ложь и насилие, пока жизнь человека в Системе Всеобщего Контроля – ах, процветание, ах, земной рай! – не человеческая жизнь.
Вот почему существует слам. Вот почему слам силен. Вот почему он так страшен хозяевам Системы. Вот почему он непобедим, и побеждает, и победит. И еще: вот почему я здесь.
Я плохо знаю структуру слама: вероятно, потом Мак-Брайт, или Линнет, или кто-то еще познакомит меня с ней, если понадобится. Опять это «если понадобится». Я не любопытен – меня так учили. Я не заглядываю в чужие окна, если это не входит в мои обязанности. А что входит в мои обязанности?
Я протянул руку к видеофону и вызвал справочную.
– Космовокзал, телефон газетного киоска, первый этаж.
На экране загорелись цифры, и я мгновенно перевел на них набор запоминающего устройства. Когда на экране появилось недовольно-удивленное лицо Линнет, я сказал игриво и нагло – ну как еще может говорить с девчонкой старый космический волк:
– Привет, девочка! Узнаешь?
Она улыбнулась:
– Что-то припоминаю…
– Могу напомнить подробности знакомства. Скажем, сегодня в семь?
Она помялась, жеманница:
– Я не уверена… Ну, если ненадолго…
– Надолго, ненадолго – разберемся после. В семь у «Семифутового»…
И, только выключив видео, подумал, что каламбур получился дурацким, если принять во внимание все сказанное Мак-Брайтом.

Глава 4


в которой не только танцуют

Бар «Семь футов под килем» я давно и прочно знал по кинолентам, прокрученным еще в Центре, но все же он поразил меня, как и рассчитывали его хозяева: неоновая девица над входом, разбрасывающая искры по нагретому асфальту, была ошеломительна. Линнет я ждать не стал, прошел сквозь светящиеся нити – оптический обман честных трудящихся! – и уверенно остановился у входа в огромный зал-раковину: не спеши, Лайк, не ищи никого, пусть тебя ищут, сегодня хозяин ты, у тебя деньги, у тебя слава, подожди секунду, вот уже торопится к тебе некто безликий и напомаженный, во фраке и белой бабочке – пингвин, да и только.
– Вы один? – Легкий поклон, скрытое любопытство во взгляде: сколько стоит этот клиент?
– Со мной дама. Столик на двоих и подальше от шума, – небрежно и изысканно, ленивым тоном – можно не бояться переиграть.
– Прошу вас. – Лавируем между столиками. – Этот устроит?
– Вполне. Мое имя – Лайк. Когда придет дама – проводите.
Я поудобнее устроился в кресле, вытянул ноги и посмотрел на вход. Наверно, зря я это сделал, потому что шок оказался для меня слишком сильным. У входа в зал стояла в искрящемся платье красавица. Куда исчезла мальчишеская челка – на голове нечто немыслимое в виде башни. Минутой позже она уже сидела за моим столиком и говорила капризным голосом лысому официанту:
– Два обычных, Клей, два холода. Только без искры.
Я постепенно вернулся в нормальное состояние и смог критически оглядеть соседку.
– Я вижу, вы любопытны, Лайк. Задавайте вопросы – отвечу. Сколько их у вас?
– Всего три, прелестница. Во-первых, откуда вас здесь знают? Во-вторых, что это за галиматью вы несли официанту? В-третьих, как киоскерша Линнет превратилась в снежную королеву?
Линнет засмеялась, и сразу же ее «снежная неприступность» растаяла: улыбка была совсем не королевской – обычной, милой, земной.
– С вашего позволения, я начну с третьего: я ни в кого не превращалась. Просто время такое, что королевы – даже снежные – вынуждены работать киоскершами: жить-то надо. Во-вторых, если вы у себя на Луне превратились в отшельника, который не знает даже земных напитков, то нечего валить на меня: эта «галиматья» вкусна и полезна, сейчас сами оцените. А вот откуда меня здесь знают?.. – Она опять улыбнулась, теперь загадочно и холодно. – Всему свое время, Лайк, всему свой черед: узнаете и это…
– Ладно, я не тороплюсь, – протянул я, наблюдая за тем, как пингвин во фраке расставлял у нас на столе немыслимые изогнутые бокалы с чем-то синим, золотым, розовым, крайне аппетитным, пожелал нам приятного вечера и исчез, а Линнет, даже не взглянув на него, спросила деловито:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16