Было ли так заведено от природы? Оказывается, как раз тут волки не скованы железным инстинктом.
Курок и Леди допускали различные отклонения от такого порядка в зависимости от погоды, наличия пищи, расстояния и вида добычи и без конца преподносили нам сюрпризы: первый последовал в тот же вечер. На этот раз Леди снова пошла к туше вместе с Курком. Возвращаясь домой, она с поистине человеческой способностью ошибаться сделала неверное умозаключение. Дело было так.
Леди пошла вниз по реке отыскивать брод. Курок поплыл не раздумывая.
Почти достигнув подножья Столовой горы, он оглянулся, увидел уже переправившуюся Леди и побежал обратно к ней. Она припала к земле, как игривая кошка, прыгнула на него. Волки добрались до подножья горы, и Курок отправился на вершину к волчатам, а Леди остановилась и, выгнув спину, стала деловито разрывать лапами землю. Она быстро отрыгнула, спрятала отрыжку, набросала на нее носом земли, затем перешла на другое место и повторила то же самое. Когда Леди наконец прибежала к загону, кормежка была в разгаре. Сойдясь у разбросанных внутренностей и кусков свежего мяса, волчата, рыча, катались в них, зарывали их в землю. Курок лежал тут же, наблюдая; его голова была высоко поднята, глаза благодушные, уголки губ твердо поджаты. Он был доволен: на этот раз его честолюбие было полностью удовлетворено.
Бедняжка Леди ужасно возревновала. Острым взглядом обозрев ситуацию, она подступила' к Курку, щелкнула зубами и зарычала, затевая драку, – для волков нечто из ряда вон выходящее. Дело представлялось ей так, будто Курок обманул ее, ибо, когда он побежал к ней обратно от горы, она вполне естественно предположила, что он уже накормил волчат, и поэтому закопала свою собственную ношу.
Другой вариант способа кормления внушил нам немалое беспокойство насчет того, суждено ли нам удержать волчат при себе. Он состоял в следующем. Курок ушел к туше один и, как обычно, быстро вернулся. Мы не сомневались, что он несет мясо волчатам. Но на этот раз он не направился прямо в загон, а подобно Леди запрятал мясо у подножья горы, хотя с совсем иными, чем у нее, намерениями.
Когда он добрался до загона, у нас создалось совершенно отчетливое впечатление, что он намерен вывести волчат на прогулку, чтобы они «нашли» мясо! Он подходил к волчонку, тихонько трогал его косом, и тот следовал за ним. Так он собрал всех волчат и направился к изгороди. К неудовольствию Криса, он не перепрыгнул через нее, а сел и принялся дергать сетку, пытаясь сорвать ее. Затем он выбрался из загона. Он явно звал волчат за собой и всячески облегчал им задачу. Пока что они не могли пойти за ним, но не случится ли так, что со временем волки уведут их от нас навсегда?
Во время этой же кормежки было и другое, уже более угодное нам уклонение от установленного шаблона. Леди, «сидевшая с детьми», подошла к принесенному Курком мясу и стала есть, деликатно, без алчности, выбирая куски. Волк буквально демонстрировал нам, на какое самообуздание в интересах сообщества он способен.
Курок вполне справлялся с ролью отца семейства, Леди со своей ролью не справлялась. Не потому ли она сделала волчатам чудесный маленький сюрприз принесла им первую игрушку? Таскать что-либо в зубах для волка затруднительно, а мученичество было отнюдь не в натуре Леди. Она взяла от туши животного самую легкую часть – заднюю ногу с копытом. Мяса на ноге было ничтожно мало, она могла служить лишь игрушкой.
Для волчат это было событие. Они играли и возились с ногой. Наблюдая за ними и за Леди, которая с довольным видом смотрела на них, я с тихим изумлением думала о волчице, которая там, за озером, в миле отсюда, помнила о волчатах и специально выбирала для них безделушку.
Волки страшно чувствительные, ревнивые животные. Игрушка, которую принесла Леди, в свою очередь дала ей повод для ревности. В тот вечер, встав после дневного сна, когда гора на севере прикрыла нас своей серой тенью, Курок сладко потянулся перед входом в нору и позвал волчат. Они дружно высыпали из норы. Леди спокойно лежала вне загона, и вместе с нею я наблюдала интереснейшую сценку – приласкивание маленьких волчат к взрослому волку.
Это одно из самых милых и приятных зрелищ на свете. Голубоглазые, до странности похожие на львов, ибо в этом возрасте они еще короткоморды, волчата уже сами по себе кротчайшие и нежнейшие существа. В отличие от щенков они не драчливы и верноподданнически обожают взрослых. Волчата со страстной влюбленностью охлопывали лапами своего огромного кормильца, целовали его. Сгрудившись вокруг его головы, они приседали и обнимали его за шею, насколько хватало лап. Они целовали Курка в морду, любовно охлопывали его рот своими большими мягкими ладошками и даже целовали внутри рта, когда он раскрывал его. Все их внимание было направлено на голову Курка.
– Похоже, по ним прямо-таки ток пробегает от одного только прикосновения к нему, – заметил Крис.
Их нежное возбуждение удивительно напоминало мне птенцов аляпок: после кормежки те так трепетно бьют крылышками, что очарованные родители вновь бросаются за пищей, чтобы вновь пережить это сладостное возбуждение. У детенышей домашних животных нет столь настоятельного импульса к поддержанию непрерывности своего кормления, молодь же диких животных, наоборот, уже в раннем возрасте проявляет напористость и горячность.
Леди смотрела – смотрела и в конце концов не вытерпела: поднялась, прыгнула в загон и подошла к своей лежащей без внимания игрушке, местонахождение которой ей было точно известно. Схватив ее в зубы и не глядя по сторонам, ревнивая волчица выскочила из загона.
Не берусь утверждать, что волчата могут вертеть взрослым волком как хотят, но они весьма близки к этому. Взять хотя бы такой случай. Волк может управлять своей отрыжкой. Он может отрыгивать мясо порциями и прятать его в разные места, может и удерживать часть для себя. Однажды Курок вернулся домой с очень скромной добычей и выложил для волчат небольшую кучку мяса. За нею показался большой кусок, но Курок тут же заглотал его обратно.
«Полагает, что дал им достаточно, – сказал Крис. – Хочет приберечь кое-что для себя». Несомненно, Курок утаивал мясо не для того, чтобы подразнить волчат, а просто от голода. Но от востроглазых волчат не укрылось, что он отдал им не все. Слопав мясо, они принялись вымогать у него остаток и добились своего, что буквально сводило Курка с ума – это приласкивание волчат, когда его «буфет» пустовал. Однажды утром, слишком жарким для охоты, Курок спал в ивняке над логовом, и волчата стали просить у него есть. Это было нечто необычное, – должно быть, волчата здорово проголодались. Курок ворчал, его верхняя губа нервно подергивалась, он беспокойно переходил с места на место, осаждаемый волчатами. В конце концов он выскочил из загона. Леди последовала за ним. Вдвоем они заспешили прочь от горы. Что дальше?
В тундре волки разделились. Курок направился к болоту по берегам Киллика и, судя по его прыжкам, стал охотиться на полевок. Леди занялась куропаткой, которая всячески старалась отвлечь волка от гнезда, делая вид, что у нее перебито крыло. Никогда еще Леди не «работала» так добросовестно, но безрезультатно. Курок принес домой в желудке несколько полевок и скормил их волчатам, затем снова уснул. Не от этой ли младенческой своевластности идет и своевластность взрослых волков?
Одних животных волки приносили в пасти, других – в желудке, третьих любым из этих двух способов. Куропатка приносилась в зубах, – возможно, ее трудно было отрыгнуть. Суслик мог быть доставлен обоими способами. Однажды Курок принес домой суслика, отрыгнул его, но, не успела я подвести к нему волчат, снова проглотил. Когда я отошла от него, суслик был вновь отрыгнут и лежал у него между лапами.
– Похоже, он страшно гордится этим сусликом, – сказал Крис. – Ведь каких трудов стоит его поймать!
В конце концов Курок отдал суслика волчатам.
Мы пришли к мысли, что кормление изо рта имеет глубочайшее, непреходящее значение для формирования волчьей индивидуальности.
Кормление отрыжкой – новшество, которое внесли в биологию волки. Оно ведет к лицевой ориентации. Даже ухаживание имеет у волков лицевую ориентацию и представляет прямую противоположность грубо деловой ориентации на зад у собак. Ухаживание растянуто во времени и начинается за несколько месяцев до течки. Взрослые волки умеют целоваться «по-французски», залезая языком в рот друг другу, подобно тому как они целовали в детстве родителей.
Возможно, именно благодаря лицевой ориентации их отношения между собой отличает такая чуткость, внимательность и отзывчивость. Вспомнить хотя бы случай, когда Курок заметил, что Леди больна, и немедленно попытался помочь ей. Это «чувство общественного долга», вероятно, служит хорошим связующим цементом для волчьей стаи, а лежащая в его основе лицевая ориентация, возможно, и делает волков такими невероятно веселыми, рьяно общительными животными.
Отрадной особенностью кормления изо рта было то, что волки терпеть не могли давать малышам несвежее мясо, а когда у них были лакомые куски, прямо-таки рвались к волчатам и выкладывали весь свой запас, получая от этого явное удовлетворение.
Что же волки считают лакомыми кусками? Установить это нам помогли два ворона. В лощине за Столовой горой лежал загнанный волками олень, и вот одним дождливым днем, воспользовавшись тем, что волки спят, мы украдкой спустились с горы, чтобы принести мяса волчатам.
На туше уже пировала пара воронов с тремя чадами. При появлении Криса родители взлетели, тревожно зовя за собой воронят. Однако молодые не понимали, почему они должны уступать кому – то такую груду мяса. Старики пронзительно кричали, молодые долбили тушу клювами, поднимали головы и коротко вопрошали: «карр?» «Карр-карр-каррр!» – захлебывались старики. Не в силах что-либо поделать с воронятами, они пытались отогнать Криса, кружа и каркая над ним.
Будьте уверены, весь этот гвалт не прошел незамеченным для волков: они уже мчались к нам с горы. Крис отступил от туши. Леди не взяла ничего, зато Курок стал тщательно «укомплектовывать» свою внеочередную носку. Но взял ли он свежее красное мясо, которое Крис с таким трудом раскопал на туше? Не обветренное, не клеванное птицами мясо? Нет. Он начал обнюхивать всю тушу, пока не обнаружил клочки не то соединительной ткани, не то сухожилий. Их – то он и стал выдергивать и пережевывать коренными зубами. С кишок он снимал полосы жира. Печень целиком оставил птицам.
Мясо, приносимое волками, волчата ели охотнее, чем то, которое иногда давали им мы. И это вполне понятно: волки приносили не затхлое мускульное мясо, а отборные кусочки, к тому же, вероятно, смоченные желудочным соком.
Порой волки брали отдельные мелкие части тела: уши, половой член, тестикулы, иногда язык. Скорее всего, это делалось потому, что их легче было откусить, а не потому, что это было лакомство.
Однажды утром Курок открыл нам и другую интересную волчью повадку. Он уже подбегал к подножью нашей горы, как вдруг, взглянув наверх, увидел на вершине Криса, который следил за ним. Вероятно, для волка было важно приблизиться к логову незамеченным, так как он круто повернул и обогнул гору, чтобы подняться на нее сзади. И тут он наткнулся на меня.
Я была у родника и как раз взваливала на плечи банку с водой, когда совсем рядом раздался сдавленный писк. Я глянула вниз. Это был Курок. Он и не думал уклоняться от встречи со мной, напротив, он очень обрадовался: ведь я была далеко от норы и, следовательно, не мешала ему. Я стала на колени, чтобы он мог потереться мордой о мое лицо. Мы немножко повыли – я чувствовала, как вибрировал и густел, разгоняясь, голос волка, – потом он припал к земле в полном волчьем приветствии и дал поласкать себя.
Однако встреча со мной была для него лишь промежуточным эпизодом. Ведь он стремился домой с мясом для волчат в желудке. Казалось бы, он мог просто взять и отправиться дальше, но это было бы нарушением всех правил. Согласно волчьему обычаю, он должен был известить меня о своем намерении: издав короткий звук, он заспешил в гору. На этот раз Крис поджидал его во всеоружии, желая заснять сцену кормежки. Но сделать это было не так просто.
Курок топтался по загону, выбирая место, при этом мясо поднималось у него по пищеводу. Крис сфокусировал изображение, определил выдержку. Но тут волчата насели на Курка, он подался вбок и, не успел Крис довернуть камеру, отрыгнул.

Серебряная грива

Великие перемены в природе, под сенью которых мы кропали наши мелкие делишки, шли своим чередом. Июньская жара достигла апогея 19 числа. Это был переломный день. Во второй его половине, хотя было все еще жарко, в погоде появилось что-то неприкаянно-суровое. Горы стали темно-синими под цвет шерстяной рубашки Криса. Внезапными порывами налетал ветер, падали редкие капли дождя, комары свирепствовали, как никогда. Мимо нас прошли на север три самца карибу. До этого оленей мы почти не видали. Их стада, по нашим расчетам, должны были находиться далеко на севере. Но в природе уже шло шевеление.
После этой ночи жара спала. Утром на горах под пеленой наползающего тумана мы увидели свежевыпавший снег. С севера показалось стадо оленей более чем в двести голов, главным образом самцы. На горном склоне за Столовой горой они остановились отдохнуть и подкормиться. Курок некоторое время наблюдал за ними, потом встал, потянулся. Вскоре я заметила, что он исчез.
Вверху на горном склоне царил идиллический покой. Среди зеленого кустарника передвигались олени – самцы – великолепные черные рога, белые манишки. Многие лежали. Выше, у самой седловины, откуда спустилось стадо, отдыхали три или четыре оленя, которые еще не сошли вниз. Повсюду были мир и спокойствие.
Вдруг половина оленей пришла в движение, сбилась кучей, как перед бегством. Я посмотрела им в тыл. Так и есть – Курок!
Олени пересекали горный склон, его впадины и подъемы, шероховатость скал и кустарника со скоростью быстро текущей реки и той иллюзорно – легкой плавностью, что так характерна для их бега. Они как бы летели над землей. А в двухстах ярдах за ними пласталась одинокая рыжевато-коричневая тень, волк, паривший над тундрой, словно летящая птица. Но жертв не предвиделось: отстающих не было. У большого темного обнажения скальных пород оленья река разбилась на ручейки. Это был удивительный по красоте маневр. Оставшаяся наверху половина стада стояла неподвижно. Я было решила, что эти олени направятся дальше, вверх по Истер-Крику, своим первоначальным маршрутом. Но вот и они пришли в движение – никем не преследуемые, потекли, полетели обратно через седловину.
Так началось июньское возвращение оленей, их обратный ход в горы после первого знойного дня в году. Мы уже наблюдали этот ход вспять в прошлом году на северо-восточной окраине хребта Брукса.
Следующий день предстал нам одним из тех редких сочетаний жизни и красоты, что своим волшебством на миг вырывают человека из плена будней и возносят его на верх блаженства.
Нечто подобное я уже пережила однажды в То – масвилле, в штате Джорджия. Я спускалась по улице. Сверху улица вскипала пеной кизиловых цветов, внизу все тонуло в кипени цветов азалий. На душе было легко, торжественно и покойно.
Волшебство Арктики было иным – диким и суровым. Во вторую половину дня и вечером мимо нас прошло около двух с половиной тысяч оленей. Необыкновенно влажный воздух призрачно мерцал. Серые кучевые облака, плывшие в голубой вышине, то тут, то там опускали над тундрой серые завесы дождя, но ни одна из них не повисла над нами, над жаждущим влаги огородиком Криса. В небе то и дело вставали радуги – самые сочные и яркие, какие мы когда-либо видели.
Мерцал даже сам солнечный свет; это было особенно заметно около десяти вечера, когда все впадины на склонах гор, по которым шли олени, заполнились тенью.
Мы с Крисом, угревшись в малицах, сидели у северного края Столовой горы и молча созерцали эту картину. На приподнятой сцене перед нами двигались стада оленей. В этот вечер нам довелось увидеть один замечательный маневр.
На залитой светом седловине горы показалось стадо оленей, белея против солнца крестцами. Переваливая через гребень, оно стало спускаться в тень.
Затем олени гуськом вышли вниз к залитому солнцем карнизу посреди темного горного склона. Навстречу им с противоположного направления двигалось другое стадо. Две вереницы животных бесшумно встретились и разошлись, словно в церемониале, на освещенном карнизе, со всех сторон окутанном тьмой.
Украшенные рогами самцы один за другим огибали по карнизу темный крутой бок горы, осторожно ступая по следам предшественников.
Но не эти суровые сцены из жизни дикой природы нравились Крису больше всего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37