Тяжелые, беспросветные мысли взращивали мрак души. Многого не мог уразуметь Могильный в новой и прогрессивной жизни, как, к примеру, и того, почему он, заслуженный пес государев, трепещет перед неведомым существом с хищным, подвижным носярой? Неужто лишь потому, что страшится худой, нищей, беспросветной старости? Но как случилось, что существа, подобные Ганюшкину, подмяли под себя, покорили великую страну? Какая сила стоит за ними? Много, слишком много было вопросов, на которые он не находил ответа, но которые давили, гнули к земле, не оставляя надежды распрямиться. И винить некого: в услужение к победителям пошел по доброй воле, никто не гнал.
Никогда еще хозяин не разговаривал с ним так пренебрежительно, свысока, не скрывая истинных чувств, которые обычно прятал под маской фальшивого, иногда даже с заискивающей ноткой приятельства. Читал ему нотацию, как учитель нашкодившему школяру, унижал каждым словом, и старому служаке было стыдно за обоих: и за того, кто глумился, и за себя, позволявшего глум. Розовые щеки генерала словно заиндевели, но лицо выражало почтительное внимание - и больше ничего.
- Ты хоть понимаешь, что происходит? - спросил Ганюшкин, сделав ударение на слове "ты". - Какой-то зарвавшийся мерзавец, пугало чекистское, проникает на мою территорию, умыкает мое добро - и - уходит как ни в чем не бывало. И что дальше? Дальше я прошу своего друга, милейшего генерала, которому плачу... может, мало плачу, Борис?.. Так вот, прошу генерала, чтобы он приструнил наглеца, дал по башке, наказал как следует - и что же? а ничего. Оказывается, подонка невозможно найти. Где невозможно? В Калифорнии? На Аляске? В бразильской сельве? Нет, генерал не способен его обнаружить в родной матушке-Москве, которая вся как под рентгеном. Как понять, Борис Борисыч? Что еще за игрушки?
Могильный не знал, какого ответа ждет работодатель, да и весь разговор был скучный, необязательный. При чем тут пугало чекистское? Какая Калифорния? Вся сцена фальшивая насквозь. Как всегда, Ганюшкин недоговаривал главного, потому что это главное было вне сторожевой, а в сущности лакейской компетентности генерала. Уязвленный презрительным тоном, он все же попробовал приоткрыть завесу, сунуть нос туда, куда его не пускали.
- Еще день-два - и возьмем негодяя. Никуда не денется, - примирительно пробасил. - Признаюсь, вчера вышла досадная накладка, спугнули... Теперь он настороже. Но вы, Гай Карлович, справедливо заметили: в Москве спрятаться негде, это наш город. Мне другое непонятно: почему такая нервозность, спешка? Какой-то майор, парочка психов - какая от них угроза? То есть какая разница, сегодня мы их накроем или завтра?
Носяра у Ганюшкина от изумления вздернулся вверх, что противоречило законам человеческой природы, но не удивило генерала. За неполные пять лет общения с необыкновенным существом он и не такого нагляделся.
- О чем ты, Борис? - тихо осведомился Ганюшкин. - О чем сейчас спросил?
Могильный смутился, но не утратил присутствия духа.
- У сыска свои законы. Вслепую работать трудно. Хорошо, когда общая картина понятная. Мотивы, связи, причины - вся цепочка. Мне ваши секреты ни к чему. Гай Карлович, но логика поиска всегда проистекает из мотивов, преступления.
- Секреты, говоришь? Логика поиска?
Ганюшкин сдавленно хмыкнул, присел в кресло напротив генерала и доверительно положил руку ему на колено, чего Могильный страсть как не любил. В памяти сразу всплывали разговоры о нетрадиционной сексуальной ориентации хозяина, хотя очевидных подтверждений у него не было. Но не хотелось получить доказательства таким прямым путем. Замечал, не раз, увы, замечал лихой блеск в глазах Ганюшкина, когда тот таким образом, будто невзначай, теребил его массивное колено или прижимался ненароком. Скорее всего, просто озоровал, а там - чем черт не шутит... Не хотелось на старости лет оскоромиться.
- Хорошо, объясню, - продолжал Ганюшкин, будто не замечая, как напрягся генерал, - У вас, у сыщиков, своя логика, а у нас, у управленцев, - своя. Мы, дорогой Борис Борисыч, пришли в эту страну всерьез и надолго. Но, как верно подметил Владимир Ильич, взять власть намного легче, чем удержать. Если угодно, Боря, это политический вопрос. Да, два психа, профессор и девка, сами по себе пустое место и цена им грош. Включая и оборзевшего майора. Важно другое. Если кто-то покусится на святая святых, на частную собственность, и мы им спустим хоть один раз, то где гарантия, что они не посягнут на большее? Не возмечтают о новом переделе? Здесь не может быть никаких компромиссов. Вас самих, кажется, учили, суть не в наказании, а в том, что оно неотвратимо. Улавливаешь мысль, старина?
Могильный потянулся за рюмкой, на которую давно с вожделением поглядывал, и Гай Карлович убрал блудливую ручонку.
- Чего тут не уловить? Только я ведь про другое спросил. Отчего такая спешка? Какие для нее основания?
Ганюшкин нахмурился, сгонял носяру туда-сюда, словно принюхался к сквозняку.
- Нет, тебе, видно, не втолкуешь... Лучше доложи, какие меры приняты.
- Из Москвы не уйдут. По плану "Перехват" под контролем аэропорты, вокзалы, речной порт. Подключены диаспоры: кавказцы, вьетнамцы, китайцы... Вся милиция на ушах. Премию объявили за поимку. Долго они в норе не просидят, обязательно высунутся. Наш человек из ведомства майора постоянно на связи. Все, как говорится, схвачено. Не вижу причин для беспокойства.
- А больницы? Без больницы им не обойтись.
- Вам бы в органах работать, - похвалил Могильный. - Естественно, больницы тоже под присмотром. Разрешите уточнить одну деталь?
- Ну?
- Как я понимаю, продолжает действовать нулевой вариант?
На секунду Ганюшкин задумался.
- Пожалуй, с девкой помедлим. Она еще пригодится... А этот мусор... Эх, Борис, кабы ты знал, как иногда надоедает вся эта возня с букашками... Так хочется махнуть на все рукой - и улететь в иные края, где люди живут, а не звери. Но - нельзя. Никак нельзя. Взялся за гуж - не говори, что не дюж. Как вас одних оставить? Оглянуться не успеешь, опять всю страну засрете.
Встретились глазами, и, как обычно, генерал смущенно потупился.
* * *
Иванцов проспал беспробудно около трех суток. В сумеречном сне погружался в такие глубины, где разум практически отсутствовал, возможно, это была преисподняя. Там встречал существа, не имеющие внятных физиономий, с лопастями вместо конечностей, с тяжелым, прерывистым дыханием, как у умирающих, но с повышенной тягой к общению. Они окружали его, тискали, ласкали, щипали, нашептывали бессмысленные слова, от которых могло остановиться сердце, но не останавливалось.
В тех зловещих местах ему удалось повидаться и с детьми, с Оленькой и Виталиком, но свидание было слишком коротким и не доставило радости. Виталик был занят тем, что, сидя на бревне, отпиливал, перепиливал Оленьке ногу электрической пилой, а доченька хохотала, размахивала руками, разбрасывая снопы тяжелых искр, и, заметив отца, завопила в восторге: "Папа, папочка! Погляди, как забавно! Совсем крови нет".
Из преисподней его увела Мария Семеновна, драгоценная Манечка. Свежая и помолодевшая, подхватила его под руку, что-то по-птичьи закурлыкала - и они взметнулись к небесам, где открылись совсем иные картины. Посреди бескрайних зеленых полей паслись стада овечек, красивые девушки в пестрых одеждах водили струящиеся хороводы, звучала негромкая музыка, но тоска не покинула его и здесь. Иванцов понимал, что, как и преисподняя, это всего лишь мираж с противоположным знаком, посланный ему для какого-то вразумления. Он спросил у Манечки, что с ними происходит и не утомил ли ее перелет в иное измерение, на что она беззаботно ответила: "Ну что ты, голубчик Толенька, стоит ли беспокоиться? Здесь так хорошо... Мы давно умерли и все еще живые. Разве это не счастье?"
Иногда сновидения исчезали, на веки опускалась чернильная тьма, и это была, по всей видимости, самая кошмарная стадия клеточной муки. Он не мог понять, где находится и кто он такой, а каждая попытка открыть глаза сопровождалась судорожным сжатием костлявой лапы его собственной или неизвестно чьей груди.
Когда наконец проснулся в самом деле, то понял, что лежит на кровати в комнате. Где-то близко были слышны человеческие голоса, мужской и женский. Иванцов сразу все вспомнил и удивился тому, что былое сознание, надежно упрятанное в поджелудочной железе, сейчас, в момент пробуждения, освободилось и восторжествовало. Он словно обнаружил себя повернутым вспять, к тому времени, когда еще не был пациентом хосписа "Надежда". И тут же решил, что это не могло быть ничем иным, как какой-то новой, особенно изощренной иллюзией. И комната, а не палата с решеткой - всего лишь составная часть последовательно идущего процесса перевоплощения в иную сущность. Сейчас откроется дверь и появится Макела или кто-нибудь из тех, кто приставлен для наблюдения. Тоска стала ясной и светлой, как утро. Он попытался загнать неосторожно высунувшегося прежнего Иванцова обратно в кишки и, когда это не удалось, по-настоящему испугался. Позвал слабым голосом:
- Макела! Макелушка, ты где?
Никто не отозвался, и тогда Иванцов, стараясь не шуметь, слез с кровати и подошел к окну. Был вечер, смеркалось, и внизу вырисовывался мирный городской пейзаж: детская площадка, припаркованные машины, блестящие "мыльницы" - гаражи... Две мамы с колясками, пожилые женщины на скамейке... Чуть поодаль, в глубине скверика - кучка молодняка, парни и девчушки с пивными бутылками. Если это мираж, то до боли реальный. Он недоверчиво ощупал на себе одежду - не комбинезон и не байковая ночная рубаха, а подобие пижамы из коротких штаников и куртки.
Иванцов пошел на звук голосов - и очутился на обыкновенной кухне панельного дома. За чайным столом сидели двое: очень красивая, яркая блондинка с желтыми волосами и темноволосый, темноглазый молодой мужчина приличного вида. Мужчину Иванцов видел впервые, а блондинка знакомая. Когда-то он знал ее как Олину школьную подругу по имени, кажется, Надя Марютина, а недавно встречал ее в хосписе, где она подбивала его на разные безумные поступки вплоть до побега. Сидящая за столом девица была, по всей вероятности, ни той и ни другой, а неким промежуточным вариантом, имеющим сходство с обеими. Страшная путаница в голове помешала ему сосредоточиться, но он подумал, что волноваться не стоит: с минуты на минуту все разъяснится само собой и станет понятно, куда ведет очередная ступенька перевоплощения. От прежних видений нынешнее отличалось какой-то чрезмерно будничной обстановкой.
Девица, увидев его в дверях, рванулась навстречу, леденцовые глаза вспыхнули.
- Анатолий Викторович! Вы встали? Боже мой! Как вы себя чувствуете?
- Неплохо, - отозвался Иванцов, солидно покашляв. - Чего и вам желаю.
Молодой человек (не так уж он молод, лет за тридцать) властным движением руки вернул девицу обратно на стул.
- Присаживайтесь, Анатолий Викторович, - пригласил приветливо. - Попьем вместе чайку. Как раз заварка свежая.
Иванцов сел, поднял налитую чашку, понюхал. Пахло настоящим чаем, а не бурдой, какую подавали в столовой хосписа. Чудеса!
- С кем имею честь? - спросил он, стараясь не выпасть из рамок видения, угадать соответствующий тон. Выпадение грозило болевым шоком и дополнительной лечебной процедурой.
- Анатолий Викторович, миленький, - на глазах девицы блеснули слезы, - проснитесь поскорее! Все ужасное уже позади. Это наш друг. Его зовут Антон Сидоркин. Меня-то вы помните?
- Конечно. Вы - Надежда Марютина, подруга моей дочери. И где же, по-вашему, мы сейчас находимся, Надя?
- На конспиративной квартире. Антоша помог нам бежать. Вы долго спали, Анатолий Викторович. Почти трое суток.
- Понимаю. - Иванцов важно кивнул, с наслаждением отхлебнул горячего крепкого чаю. - Мы на конспиративной квартире. И от кого мы здесь скрываемся?
- От всех. И в первую очередь от этого гада ползучего, от Ганюшкина. Мы сбежали, Анатолий Викторович. Из нас не удалось сделать крыс.
- Понимаю, - повторил Иванцов. - Но если этот так, почему бы нам теперь не вернуться обратно в хоспис?
Он надеялся, что те, кто пишет эту сцену, оценят его лояльность даже в таком не правдоподобно реальном мираже.
- Зачем вернуться? - не поняла Надин.
- Ну как же... Там нас лечат, заботятся о нас. Причем учтите, любезная Наденька, я участвую в очень ответственном эксперименте, связанном с выработкой матрицы универсального интеллигента. Могу похвастаться, в случае успеха мне обещали повышение.
- Какое? - В зеленоватых очах вспыхнуло отчаяние. Эта девушка, по мнению Иванцова, слишком быстро переходила из одного настроения в другое. Наверное, компьютерный сбой.
- Хорошее повышение. - Он самодовольно усмехнулся: что ж, пусть знает молодежь, с кем имеет дело. - Возможно, из моих клеток удастся генерировать целое поколение маленьких образованных россиянчиков. Таким образом я буду, можно сказать, родоначальником династии. Этакий паханчик-интеллектуал, хе-хе-хе! Плохо ли?
Надин перевела беспомощный взгляд на Сидоркина.
- Анатолий Викторович, - сказал тот, - не хотите ли скушать нормальную свежую горячую котлетку? Вообще, так сказать, подкрепиться духовно? Можно и рюмочку организовать.
- Почему бы и нет! - обрадовался Иванцов. Через полчаса разговор пошел по-другому. На столе отсвечивала почти опустошенная бутылка. Иванцов с аппетитом умял сковородку картошки и три котлеты, выпил грамм двести водки и несколько утратил бдительность. Пришел к мысли, что сегодняшнее видение - лучшее из тех, какие выпадали на его долю. С энтузиазмом обсуждал возможность их с Надей Марютиной отъезда за границу. На короткое время. Пока здесь, в России, обстановка не устаканится. Сидоркин оказался неглупым, душевно открытым малым и нравился ему все больше, хотя явно бредил. Сказал, что документы уже готовы, но он не может их получить, потому что заперт в клетке. Под клеткой подразумевал эту самую конспиративную квартиру.
Иванцова немного озадачивало, что шел час за часом, а видение не прерывалось и не меняло ритма, что не соответствовало прежним фантомным погружениям в виртуальный мир, которые всегда протекали стремительно и были насыщены тревожным ожиданием неминуемой резкой перемены декораций. Сейчас все происходило так, словно он действительно вернулся в прежнюю жизнь, с ее легко прогнозируемыми, логичными построениями. После всего, что с ним проделали в хосписе, в это невозможно было поверить. Он ничем не обнаруживал внутренней растерянности, напротив, всячески старался показать, что воспринимает ситуацию всерьез. В предложенных обстоятельствах это была, на его взгляд, наилучшая линия поведения.
- Конечно, конечно, - поторопился ответить на очередной вопрос Сидоркина. - Готов ехать хоть завтра куда угодно. Тем более с такой прелестной попутчицей. Меня в Москве ничто не держит. Но позвольте, такая поездка стоит кучу денег... У меня их нет. Я гол как сокол. Все, что было, ушло на лечение.
- Деньги не проблема, - успокоил Сидоркин, дружески ему улыбаясь. - Деньги есть у Надюхи. Верно, Наденька?
- Если не перекрыли счета.
- Не перекрыли. Я проверил. Все в порядке. На первое время хватит с лихвой.
Молодые люди многозначительно переглянулись, и Иванцов отметил, что они безумно увлечены друг другом. Такого тоже не могло быть в видении. Там не было места нормальным человеческим чувствам.
- Все упирается в Ганюшкина, - задумчиво произнес Сидоркин, наполнив бокалы себе и Иванцову водкой, а Надин красным вином. - Это серьезное затруднение. При его возможностях он наверняка перекрыл все коммуникации. И помощники у него грамотные. Гонят по всем правилам... Анатолий Викторович, я ведь рассчитываю на вашу помощь.
- Чем же я могу помочь? - Иванцов впервые ответил без тайного лукавства, не испытывая необходимости в психологической страховке, и Надин мгновенно почувствовала перемену, накрыла его ладонь своей теплой ладошкой, словно оценив проявленное мужество.
- Очень многим, Анатолий Викторович. Вы прошли через этот ад и наверняка знаете его уязвимые места. Только пока не даете себе в этом отчета. Вам нужно собраться с мыслями. Вы встречались в Ганюшкиным?
- Встречался, но смутно.
- Ничего, что смутно... Что вы о нем думаете? "Вот и ловушка", - подумал Иванцов и смело в нее шагнул.
- Заметная личность. Носиком вертит, глазками буравит, личико красное, как обожженное, но рогов нет. Грешный человек, как мы с вами. Но с большой властью. Власть его как раз от рогатого. Власть капитала.
Иванцов с удовольствием слушал самого себя: ишь как складно излагает, не разучился. Вдобавок брезжило ощущение, что все происходящее - не подделка. И этот парень с темными внимательными глазами, и Олина школьная подружка - они настоящие, из плоти и крови. Не двойники, не греза, а может быть, даже единомышленники. Для закрепления этой мысли поскорее хлопнул водки. Водка тоже была настоящая, чуть паленая, с сивушным запахом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41