Хватит! Вспомни отца, Тзинта! То, что мы получили взамен, неизмеримо больше, но не стоит нашего прошлого. Власть не должна находиться в руках полудикого патакензия и банды костобокских прихлебателей.
– Будьте вы все прокляты! – царица опустилась на стул и закрыла лицо руками...
* * *
Во дворе к всесильному царскому шурину приблизился грек-управитель.
– Из загородного дома могучего Регебала прибыл посыльный, ваш эконом прислал его за вами.
– Что там стряслось?
– Какой-то сарматский торговец Агафирс доставил вашей милости отменных боевых коней на продажу.
– Агафирс! Великие Кабиры! Старый приятель не забыл своего обещания! Где посланец?
– Он отбыл сразу же после того, как передал сообщение.
– Не важно. Эй, кто там, коня мне!
Выехав из городских ворот, Регебал в сопровождении двух молоденьких родичей переехал переброшенный через реку мост из камней и бревен и направился по дороге в сторону Пятра-Рошие. Там, в сотне стадиев, находилось пожалованное ему царем загородное имение.
Скакуны поражали статью. Восемь одинаковых, черных как смоль жеребцов и две рыжие кобылы прядали ушами и высоко вскидывали умные широколобые головы.
Регебал не мог оторвать от животных восхищенного взгляда. Гость тоже был доволен.
– Где ты взял таких божественных коней, Агафирс? Сам владыка морей Посейдон не постеснялся бы запрячь их в свою колесницу.
– Да, действительно хороши! Это аланские лошади, Регебал. Тому лет восемь назад танаисские Танаис – река Дон.
сарматы угнали у аланов табун чистых кобылиц с жеребцами и продали несколько штук дунайским роксоланам. Стоящие перед тобой существа – отпрыски тех коней во втором поколении. За каждого из них заплачено чистым золотом и наложницами, клянусь Папаем!
– Сколько же ты просишь за них, лукавый скиф?
Барышник вытянул левую руку, указывая пальцем. На запястье сверкнул золотой браслет с ликом римского бога Януса.
– Трех жеребцов от того конца коновязи отдам по двадцать пять золотых статеров. Трех средних – по тридцать. Кобылы идут по сорок пять статеров.
Регебал запустил пятерню в мелкозавитую по греческому обычаю бороду.
– А какова же будет цена оставшихся? Они лучшие из всех?
– Эти кони бесценны. Ты можешь целый день не покидать седла, участвовать в любой сече, они отовсюду вынесут тебя живым и невредимым. Объездку жеребцов делал лучший знаток лошадей среди роксолан – Мадий. Конюхов, равных ему, нет.
– Цена, Агафирс!!!
– Я повторяю тебе, дак, эти кони бесценны... потому дарю их тебе.
– Я никогда не забуду такого подарка, проси у меня, что хочешь.
Торговец нахмурился.
– Видел ли ты когда-нибудь скифа просящим? Я сказал: дарю, значит – даю от сердца.
– Хорошо. Но я буду твоим должником даже против твоей воли. А теперь прошу в дом. Зови своего приятеля.
Напарник скифа, молодой сармат с лицом, обезображенным багровым рубцом от меча, без слов направился вслед за ним и хозяином.
– Здорово его отделали? Где он заработал такое украшение?
Лошадник манерно рассмеялся, но взгляд его, обращенный к товарищу, оставался серьезным.
– Поплатился за собственную глупость. По молодости соблазнился замужней девкой из языгов и украл ее. Ну, муж явился следом и потребовал оружием решить спор. Шрам достался парню вместе с женой.
– А с законным супругом что?
– Он навсегда оставил нас!
– Ну, молодец мальчишка. Я награжу его за доблесть.
За трапезой Регебал пил много вина и хохотал по любому поводу.
– Агафирс! – кричал он. – Ты думаешь, я не знаю, что ты не скиф, а сармат! Нет, приятель, я помню тебя еще по вашим торговым делам с отцом.
Собеседник испуганно откидывался на лавке.
– Регебал, я хвалю твою память, но мой отец один из потомков родовых вождей скифов-агафирсов, а мать, что правда, то правда, сарматка. Но я скиф, ясно тебе!!!
– Ого-хо-ха-ха-ха!!! Все-таки ты боишься, приятель! Пей!!! Такого вина не надоишь от скифской кобылы!
Юноша со шрамом тоже засмеялся глухим кашляющим смехом.
– Кстати, где ты раздобыл эту приятную безделушку на руке? Сознавайся, зарезал римлянина возле Транстиерны или Дробеты?
– Браслет я выменял у римлян на баранов. С ними гораздо выгоднее торговать, чем воевать. Но при случае я не против разжиться за их счет и секирой. Видел бы ты, какой городишко они выстроили на месте своего лагеря. Там, если пошарить, найдется много добра. Хочешь, я скажу тебе прямо: при покойном Диурпанее было лучше. Война, она и есть война. Сколько рабов я перегнал в Одесс тогда! А сейчас с паршивым Децебаловым миром нельзя и носа высунуть. Не римляне, так сами даки накажут. Слышал про недавний налет даков на тизийских языгов? Одни головешки от селения остались. Так-то, а ты говоришь, убил римлянина.
Приближенный дакийского царя разом оборвал смех. Кивнул виночерпию. Тот проворно наполнил чеканный ампельский кубок вином. На полированном серебре выделялись люди, несущие приношения Замолксису.
– Значит, даже сарматам худо от власти Децебала. Вот как далеко простерлось могущество Дакии! Выпьем за Децебала Дадесида. Выпьем за наследника Котизона!
Регебал, распаляясь, провозглашал здравицы, но тон свидетельствовал об обратном тому, что он говорил. Все трое осушили чаши. Хозяин дома залпом. Гости медленными частыми глотками. Агафирс совсем опьянел. Он залихватски крутил головой. Впадал в глубокую задумчивость. Проникновенно подпирал щеку рукой и, пытаясь свести глаза в одну точку, внимательно слушал речи сармизагетузского вельможи.
– Регебал, – доверительно зашептал сармат, – знаешь, что я тебе скажу? Если бы твой царь договорился с парфянами, то даки могли бы попросту плевать на римлян. Но это безнадежное предприятие. Слишком велико расстояние между царствами и чересчур строго императорские корабли охраняют побережье.
– Ты плохого мнения о Децебале, мой наивный приятель, – Регебал состроил многозначительное лицо. Пьяная ухмылка должна была изобразить превосходство и осведомленность. Торговец шумно икнул и толкнул приятеля.
– Сатрак, этот муж держит нас за глупых сарматских дикарей и хочет, чтобы мы поверили, что посланцы дакийского царя умеют летать по воздуху.
Высокопоставленный шурин осоловело захохотал. Теперь уже Агафирс сделал знак кравчему налить бокалы. Регебал героически отвел локоть в сторону и торжественно выцедил сосуд до дна:
– Выпьем за благополучное возвращение наших старейшин из далекого Ктесифона! Выпьем за степную глупость!
Молодого сармата передернуло. Шурин Децебала не мог видеть, как увещевающе уперлась нога старшего товарища тому в колено под столом.
Белки дака налились кровью:
– Я никогда не врал, сарматский лошак! И если Регебал говорит, что послы костобоков побывали у Пакора, значит, так оно и есть на самом деле!
Агафирс вскочил и закричал плачущим голосом:
– Я вовсе не хотел обидеть знаменитого мужа! И если я виноват, прогневив тебя, то во искупление вины не потребую платы и за кобылиц. Пусть Регебал Храбрый возьмет их в подарок!
Негодованию хозяина не было предела. Он выхватил сверкающий гетский кинжал и заорал, багровея.
– Ты считаешь меня нищим?! Ты надеешься, что я, вождь сальдензиев в седьмом колене, приму даром паршивых кляч! Как ты мог такое помыслить?! Завтра же управитель выдаст вам не по сорок пять, а по шестьдесят статеров за жеребцов и кобыл без различия. Чтобы никто не посмел сказать, что брат царицы покупает дешевку!
Агафирс еще раз дернул напарника. Оба сармата повалились на колени.
– А-а, жалкие плуты... – плюхнувшись на покрытую ковром лавку, пробормотал знатный аристократ, – вот, теперь будете знать, как перечить мне! Но я добрый! Я вас прощаю! Сасиг! Несите еще вина и перемените блюда! Встань, Агафирс, я хочу выпить с тобой в память моего отца.
Лежавшие на полу поднялись с колен и уселись на прежние места. Грандиозный ужин завершился под утро. Уткнувшись друг другу в бороды и широко раскинув ноги, хозяин и оба гостя полнили помещение богатырским храпом. У Сатрака за пазуху была заткнута подаренная серебряная чаша. Рукав спящего Агафирса задрался. Чеканный Янус на золотом браслете по-особому, зловеще, улыбался двумя ликами.
7
Звон несся по кварталу. Маленькие молоточки выбивали на таких же крохотных наковаленках звучную веселую мелодию. Ювелиры сидели в своих мастерских-хижинах, низко склонившись над верстаками. Малиново полыхали сложенные из красного обожженного кирпича жаркие горны. Бус – начальник царских мастерских, из племени карпов, скрупулезно, по нескольку раз выверяя и взвешивая, выдавал серебряные и золотые слитки мастерам. Капал растопленный воск, визжали напильнички, крутился войлочный шлифовальный круг, и происходило чудо.
В руках простых дакийских златокузнецов бесформенные куски драгоценного металла превращались в витые серебряные гривны-змеи с бусинками глаз из рубина и сапфира, круглые и граненые кубки, искусные фибулы, формой напоминающие плывущего лебедя. Серьги, кольца, браслеты, вышедшие из-под молотка, радовали глаз изяществом, теплотой полировки, разнообразием исполнения. Готовая продукция также тщательно оценивалась, учитывалась и отправлялась на склады Бурридавы. Оттуда же непосредственно в царскую сокровищницу в Сармизагетузе.
Самородки и золотой песок давали промывальни Алутуса. Бурридава с ее мастерами жила за счет его переработки в украшения и посуду. Специально сформированный из бурров отряд охранял глубокое подземное хранилище ценностей. Рассказывали, что в давние времена, еще при Буребисте, который и положил начало добыче золота в этих местах, сензии сделали налет на копи бурров. Им удалось перебить охрану и проникнуть в комнату на первом уровне подземелья. Никто из тех, кто спустился туда, не остался в живых. Старуха Цата, завывая от страха, говорила: «Из-за каменных стен неслись только вопли обезумевших воинов и громкое шипение змей!» Так поведала ей ее мать, а той мать ее матери.
Бус, когда слышал эту историю, усмехался себе в усы. Свою долю в поделках смотритель мастерских продавал греческим и римским торговцам. Слава о дакийских ювелирах разошлась далеко по всем землям и достигла даже Геракловых Столбов.
Низенький, толстый начальник стоял у двери дровяного сарая и ломал голову над тем, зачем к нему пожаловал брат самого Децебала Диег, да еще в сопровождении младшего жреца бога Замолксиса из Сармизагетузы. Родич владыки первым долгом заглянул в арсенал и хорошенько осмотрел хранящееся там оружие.
– Много ли на добыче металла в Алутусе работает даков, проданных в рабство за долги или осужденных за преступления? – осведомился он.
– Об этом надо спросить управителя копей на реке, – ответил тот.
Бус сгорал от любопытства Но к чести его, умел выдерживать паузы. Диег сам разрешил все сомнения.
– Брат поручил мне найти таких людей. Я должен набрать из них с полсотни воинов. Принести очистительные жертвы, если они преступники, или внести сумму залога, если они должники. Ты, Бус, выдашь им одежду и оружие из запасов.
Смотритель мастерских недоверчиво покачал головой. Затея ему явно не понравилась.
– У меня в арсенале очень мало фалькат и панцирей. На всех хватит лишь копий и кинжалов.
Диег переглянулся со жрецом.
– Хорошо. Им большего и не надо. Остальное получат в Пороллисе. Не все же из них пойдут в пехоту. Кого направим в лучники, кого в легкую конницу.
* * *
Через три дня сорок семь человек выстроились пестрой линией во дворе внутренней бурридавской цитадели. Чисто вымытые, с аккуратно подрезанными волосами и бородами, они ничем не напоминали недавних работников речных приисков: грязных, косматых, втягивающих головы в плечи при окрике надсмотрщика.
Диег в резной римской лорике обратился к ним с речью.
– Даки! Разными путями пришли вы к цепям рабства. Но одна воля освободила вас от их позорной тяжести. Воля царя Децебала. Он – дак из даков, простил вас, виновных и невиновных, и не иначе как по наущению Замолксиса берет к себе на службу. Вы принесли искупительные жертвы Великой богине Солнца и Утренней Зари и Владыке Неба и Подземного мира. На ком была кровь – на том ее нет. Силы Тьмы оставили вас в покое. С этого часа все стоящие здесь станут воинами моей личной дружины, получат оружие и по пять статеров!
– Слава Децебалу! – грянули ошалевшие от свалившегося на них счастья новоявленные дружинники. – Слава! Слава! Слава! Слава!
* * *
Небольшой караван выступил поздней ночью. Подчиняясь приказу Буса, стража распахнула ворота Бурридавы. Закутанный до глаз, Диег ехал во главе колонны. За ним следовали десять конников, увешанных оружием. Каждый из них вел в поводу по две навьюченных лошади. Бойко, но не в ногу прошагали по пяти десятков разномастно вооруженных новонабранных воинов личной дружины царственного военачальника. Замыкали обоз покрытые рогожами телеги с припасами для людей и коней. Грубые створки со скрипом захлопнулись. Сонные охранники заложили кленовый брус за скобы запора.
Старый карп бессильно опустился на дубовый чурбак у ворот. Перед его глазами все еще стояла вечерняя сцена. После ужина брат Децебала достал болтавшийся у него на шее перстень с царской печатью.
– Слушай приказ, Бус! Сегодня ночью мои люди упакуют все имеющиеся у тебя изделия из золота и серебра и отправят в Сармизагетузу!
Начальника прошиб холодный пот.
– Но их очень много... И потом, какие люди? Те каторжники, которых могучий Диег набрал на Алутусе?
– Со мной пришли десять моих воинов. Я не настолько глуп, чтобы доверять первому встречному сброду. Что касается количества драгоценностей, то можешь не беспокоиться: я думаю, десяти-пятнадцати грузовых лошадей будет достаточно.
– Да, но ведь взятые тобою ублюдки будут сопровождать золото до самой столицы. Это же опасно, Великий Кабиры! Да это не просто опасно! Это неразумно наконец!
– А что, ты собираешься известить их о том, что они повезут богатство Децебала? Или, может, думаешь, что я сделаю такую дурость? Делай, как тебе велят, и держи язык за зубами!
Может быть, хранитель сокровищ и поспорил бы еще для очистки совести, но странное дело – пугало присутствие жреца. Молчаливый, с недобрым прищуром, священнослужитель внушал беспокойство и страх. «Кто он? Зачем здесь? И что вообще делает возле блистательного полководца?» – эти вопросы неоднократно задавал себе комендант Бурридавы за те несколько дней, что гостили в городе высокие лица.
...Факелы освещали подземелье чадными огнями. В их свете рослые сноровистые воины ссыпали в мешки ювелирные изделия и, проложив соломой, вьючили на откормленных перед дальней дорогой коней. До того часа, пока он не понадобился, Бус просидел в своих покоях. В ушах его стоял жадный, забивающий рассудок звон золота.
* * *
Потаисса осталась далеко позади. Почти три с половиной недели отряд Диега шел на север малохоженными дикими местами. В попадавшихся по пути селениях патакензиев останавливались только, чтобы подкормить животных и передохнуть самим. Первые две недели требовательный военачальник замучил бывших рабов военными упражнениями. Разбив их на десятки, приставил к каждой группе по одному бывалому всаднику из десяти, заставил научиться ходить в ногу. Перестраиваться, сдваивать и страивать ряды. На ходу и на месте. К концу второй недели вчерашние землекопы превратились пусть в не совсем вышколенных, но старательных, подчиняющихся командам солдат.
Чистка оружия и проверка состояния одежды и обуви проводились ежедневно. Диег сам осматривал подметки сандалий. Работать приходилось помногу. Чистили лошадей. Для телег рубили просеки. Через горные речушки перебрасывали не меньше десятка жердевых мостиков. Когда подошли к верховьям Муреша, для переправы понадобились уже не жерди – целые деревья. Повозки оставили на левом берегу. Высокие, поросшие густым лесом вершины Восточных Карпат поднимались теперь со всех сторон. Проводник – старый охотник патакензий, вел караван звериными тропами. Порой идти можно было только гуськом, соблюдая известную дистанцию между людьми и тяглом.
Перевалив безымянную с проплешинами гору, путешественники вышли на маленькое плато, обрамленное меловыми и песчаными скалами со множеством трещин и пещер. В этом месте Диег приказал остановиться. Обученные за месяц воины быстро разбили маленький лагерь. Сняли с измученных коней поклажу. Расставили караулы, хотя самим было непонятно, от кого и зачем оберегать себя в этих диких и непреступных краях.
Брат Децебала и старик охотник ушли вперед. Остальные принялись приводить в порядок кинжалы и копья, чинить платье, сбрую и скоблить лошадей. Четверо поваров установили два котла, бросили в них разрубленную на половины тушу косули. Налили воды из козьих бурдюков. В воздухе поплыл аромат варящегося мяса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
– Будьте вы все прокляты! – царица опустилась на стул и закрыла лицо руками...
* * *
Во дворе к всесильному царскому шурину приблизился грек-управитель.
– Из загородного дома могучего Регебала прибыл посыльный, ваш эконом прислал его за вами.
– Что там стряслось?
– Какой-то сарматский торговец Агафирс доставил вашей милости отменных боевых коней на продажу.
– Агафирс! Великие Кабиры! Старый приятель не забыл своего обещания! Где посланец?
– Он отбыл сразу же после того, как передал сообщение.
– Не важно. Эй, кто там, коня мне!
Выехав из городских ворот, Регебал в сопровождении двух молоденьких родичей переехал переброшенный через реку мост из камней и бревен и направился по дороге в сторону Пятра-Рошие. Там, в сотне стадиев, находилось пожалованное ему царем загородное имение.
Скакуны поражали статью. Восемь одинаковых, черных как смоль жеребцов и две рыжие кобылы прядали ушами и высоко вскидывали умные широколобые головы.
Регебал не мог оторвать от животных восхищенного взгляда. Гость тоже был доволен.
– Где ты взял таких божественных коней, Агафирс? Сам владыка морей Посейдон не постеснялся бы запрячь их в свою колесницу.
– Да, действительно хороши! Это аланские лошади, Регебал. Тому лет восемь назад танаисские Танаис – река Дон.
сарматы угнали у аланов табун чистых кобылиц с жеребцами и продали несколько штук дунайским роксоланам. Стоящие перед тобой существа – отпрыски тех коней во втором поколении. За каждого из них заплачено чистым золотом и наложницами, клянусь Папаем!
– Сколько же ты просишь за них, лукавый скиф?
Барышник вытянул левую руку, указывая пальцем. На запястье сверкнул золотой браслет с ликом римского бога Януса.
– Трех жеребцов от того конца коновязи отдам по двадцать пять золотых статеров. Трех средних – по тридцать. Кобылы идут по сорок пять статеров.
Регебал запустил пятерню в мелкозавитую по греческому обычаю бороду.
– А какова же будет цена оставшихся? Они лучшие из всех?
– Эти кони бесценны. Ты можешь целый день не покидать седла, участвовать в любой сече, они отовсюду вынесут тебя живым и невредимым. Объездку жеребцов делал лучший знаток лошадей среди роксолан – Мадий. Конюхов, равных ему, нет.
– Цена, Агафирс!!!
– Я повторяю тебе, дак, эти кони бесценны... потому дарю их тебе.
– Я никогда не забуду такого подарка, проси у меня, что хочешь.
Торговец нахмурился.
– Видел ли ты когда-нибудь скифа просящим? Я сказал: дарю, значит – даю от сердца.
– Хорошо. Но я буду твоим должником даже против твоей воли. А теперь прошу в дом. Зови своего приятеля.
Напарник скифа, молодой сармат с лицом, обезображенным багровым рубцом от меча, без слов направился вслед за ним и хозяином.
– Здорово его отделали? Где он заработал такое украшение?
Лошадник манерно рассмеялся, но взгляд его, обращенный к товарищу, оставался серьезным.
– Поплатился за собственную глупость. По молодости соблазнился замужней девкой из языгов и украл ее. Ну, муж явился следом и потребовал оружием решить спор. Шрам достался парню вместе с женой.
– А с законным супругом что?
– Он навсегда оставил нас!
– Ну, молодец мальчишка. Я награжу его за доблесть.
За трапезой Регебал пил много вина и хохотал по любому поводу.
– Агафирс! – кричал он. – Ты думаешь, я не знаю, что ты не скиф, а сармат! Нет, приятель, я помню тебя еще по вашим торговым делам с отцом.
Собеседник испуганно откидывался на лавке.
– Регебал, я хвалю твою память, но мой отец один из потомков родовых вождей скифов-агафирсов, а мать, что правда, то правда, сарматка. Но я скиф, ясно тебе!!!
– Ого-хо-ха-ха-ха!!! Все-таки ты боишься, приятель! Пей!!! Такого вина не надоишь от скифской кобылы!
Юноша со шрамом тоже засмеялся глухим кашляющим смехом.
– Кстати, где ты раздобыл эту приятную безделушку на руке? Сознавайся, зарезал римлянина возле Транстиерны или Дробеты?
– Браслет я выменял у римлян на баранов. С ними гораздо выгоднее торговать, чем воевать. Но при случае я не против разжиться за их счет и секирой. Видел бы ты, какой городишко они выстроили на месте своего лагеря. Там, если пошарить, найдется много добра. Хочешь, я скажу тебе прямо: при покойном Диурпанее было лучше. Война, она и есть война. Сколько рабов я перегнал в Одесс тогда! А сейчас с паршивым Децебаловым миром нельзя и носа высунуть. Не римляне, так сами даки накажут. Слышал про недавний налет даков на тизийских языгов? Одни головешки от селения остались. Так-то, а ты говоришь, убил римлянина.
Приближенный дакийского царя разом оборвал смех. Кивнул виночерпию. Тот проворно наполнил чеканный ампельский кубок вином. На полированном серебре выделялись люди, несущие приношения Замолксису.
– Значит, даже сарматам худо от власти Децебала. Вот как далеко простерлось могущество Дакии! Выпьем за Децебала Дадесида. Выпьем за наследника Котизона!
Регебал, распаляясь, провозглашал здравицы, но тон свидетельствовал об обратном тому, что он говорил. Все трое осушили чаши. Хозяин дома залпом. Гости медленными частыми глотками. Агафирс совсем опьянел. Он залихватски крутил головой. Впадал в глубокую задумчивость. Проникновенно подпирал щеку рукой и, пытаясь свести глаза в одну точку, внимательно слушал речи сармизагетузского вельможи.
– Регебал, – доверительно зашептал сармат, – знаешь, что я тебе скажу? Если бы твой царь договорился с парфянами, то даки могли бы попросту плевать на римлян. Но это безнадежное предприятие. Слишком велико расстояние между царствами и чересчур строго императорские корабли охраняют побережье.
– Ты плохого мнения о Децебале, мой наивный приятель, – Регебал состроил многозначительное лицо. Пьяная ухмылка должна была изобразить превосходство и осведомленность. Торговец шумно икнул и толкнул приятеля.
– Сатрак, этот муж держит нас за глупых сарматских дикарей и хочет, чтобы мы поверили, что посланцы дакийского царя умеют летать по воздуху.
Высокопоставленный шурин осоловело захохотал. Теперь уже Агафирс сделал знак кравчему налить бокалы. Регебал героически отвел локоть в сторону и торжественно выцедил сосуд до дна:
– Выпьем за благополучное возвращение наших старейшин из далекого Ктесифона! Выпьем за степную глупость!
Молодого сармата передернуло. Шурин Децебала не мог видеть, как увещевающе уперлась нога старшего товарища тому в колено под столом.
Белки дака налились кровью:
– Я никогда не врал, сарматский лошак! И если Регебал говорит, что послы костобоков побывали у Пакора, значит, так оно и есть на самом деле!
Агафирс вскочил и закричал плачущим голосом:
– Я вовсе не хотел обидеть знаменитого мужа! И если я виноват, прогневив тебя, то во искупление вины не потребую платы и за кобылиц. Пусть Регебал Храбрый возьмет их в подарок!
Негодованию хозяина не было предела. Он выхватил сверкающий гетский кинжал и заорал, багровея.
– Ты считаешь меня нищим?! Ты надеешься, что я, вождь сальдензиев в седьмом колене, приму даром паршивых кляч! Как ты мог такое помыслить?! Завтра же управитель выдаст вам не по сорок пять, а по шестьдесят статеров за жеребцов и кобыл без различия. Чтобы никто не посмел сказать, что брат царицы покупает дешевку!
Агафирс еще раз дернул напарника. Оба сармата повалились на колени.
– А-а, жалкие плуты... – плюхнувшись на покрытую ковром лавку, пробормотал знатный аристократ, – вот, теперь будете знать, как перечить мне! Но я добрый! Я вас прощаю! Сасиг! Несите еще вина и перемените блюда! Встань, Агафирс, я хочу выпить с тобой в память моего отца.
Лежавшие на полу поднялись с колен и уселись на прежние места. Грандиозный ужин завершился под утро. Уткнувшись друг другу в бороды и широко раскинув ноги, хозяин и оба гостя полнили помещение богатырским храпом. У Сатрака за пазуху была заткнута подаренная серебряная чаша. Рукав спящего Агафирса задрался. Чеканный Янус на золотом браслете по-особому, зловеще, улыбался двумя ликами.
7
Звон несся по кварталу. Маленькие молоточки выбивали на таких же крохотных наковаленках звучную веселую мелодию. Ювелиры сидели в своих мастерских-хижинах, низко склонившись над верстаками. Малиново полыхали сложенные из красного обожженного кирпича жаркие горны. Бус – начальник царских мастерских, из племени карпов, скрупулезно, по нескольку раз выверяя и взвешивая, выдавал серебряные и золотые слитки мастерам. Капал растопленный воск, визжали напильнички, крутился войлочный шлифовальный круг, и происходило чудо.
В руках простых дакийских златокузнецов бесформенные куски драгоценного металла превращались в витые серебряные гривны-змеи с бусинками глаз из рубина и сапфира, круглые и граненые кубки, искусные фибулы, формой напоминающие плывущего лебедя. Серьги, кольца, браслеты, вышедшие из-под молотка, радовали глаз изяществом, теплотой полировки, разнообразием исполнения. Готовая продукция также тщательно оценивалась, учитывалась и отправлялась на склады Бурридавы. Оттуда же непосредственно в царскую сокровищницу в Сармизагетузе.
Самородки и золотой песок давали промывальни Алутуса. Бурридава с ее мастерами жила за счет его переработки в украшения и посуду. Специально сформированный из бурров отряд охранял глубокое подземное хранилище ценностей. Рассказывали, что в давние времена, еще при Буребисте, который и положил начало добыче золота в этих местах, сензии сделали налет на копи бурров. Им удалось перебить охрану и проникнуть в комнату на первом уровне подземелья. Никто из тех, кто спустился туда, не остался в живых. Старуха Цата, завывая от страха, говорила: «Из-за каменных стен неслись только вопли обезумевших воинов и громкое шипение змей!» Так поведала ей ее мать, а той мать ее матери.
Бус, когда слышал эту историю, усмехался себе в усы. Свою долю в поделках смотритель мастерских продавал греческим и римским торговцам. Слава о дакийских ювелирах разошлась далеко по всем землям и достигла даже Геракловых Столбов.
Низенький, толстый начальник стоял у двери дровяного сарая и ломал голову над тем, зачем к нему пожаловал брат самого Децебала Диег, да еще в сопровождении младшего жреца бога Замолксиса из Сармизагетузы. Родич владыки первым долгом заглянул в арсенал и хорошенько осмотрел хранящееся там оружие.
– Много ли на добыче металла в Алутусе работает даков, проданных в рабство за долги или осужденных за преступления? – осведомился он.
– Об этом надо спросить управителя копей на реке, – ответил тот.
Бус сгорал от любопытства Но к чести его, умел выдерживать паузы. Диег сам разрешил все сомнения.
– Брат поручил мне найти таких людей. Я должен набрать из них с полсотни воинов. Принести очистительные жертвы, если они преступники, или внести сумму залога, если они должники. Ты, Бус, выдашь им одежду и оружие из запасов.
Смотритель мастерских недоверчиво покачал головой. Затея ему явно не понравилась.
– У меня в арсенале очень мало фалькат и панцирей. На всех хватит лишь копий и кинжалов.
Диег переглянулся со жрецом.
– Хорошо. Им большего и не надо. Остальное получат в Пороллисе. Не все же из них пойдут в пехоту. Кого направим в лучники, кого в легкую конницу.
* * *
Через три дня сорок семь человек выстроились пестрой линией во дворе внутренней бурридавской цитадели. Чисто вымытые, с аккуратно подрезанными волосами и бородами, они ничем не напоминали недавних работников речных приисков: грязных, косматых, втягивающих головы в плечи при окрике надсмотрщика.
Диег в резной римской лорике обратился к ним с речью.
– Даки! Разными путями пришли вы к цепям рабства. Но одна воля освободила вас от их позорной тяжести. Воля царя Децебала. Он – дак из даков, простил вас, виновных и невиновных, и не иначе как по наущению Замолксиса берет к себе на службу. Вы принесли искупительные жертвы Великой богине Солнца и Утренней Зари и Владыке Неба и Подземного мира. На ком была кровь – на том ее нет. Силы Тьмы оставили вас в покое. С этого часа все стоящие здесь станут воинами моей личной дружины, получат оружие и по пять статеров!
– Слава Децебалу! – грянули ошалевшие от свалившегося на них счастья новоявленные дружинники. – Слава! Слава! Слава! Слава!
* * *
Небольшой караван выступил поздней ночью. Подчиняясь приказу Буса, стража распахнула ворота Бурридавы. Закутанный до глаз, Диег ехал во главе колонны. За ним следовали десять конников, увешанных оружием. Каждый из них вел в поводу по две навьюченных лошади. Бойко, но не в ногу прошагали по пяти десятков разномастно вооруженных новонабранных воинов личной дружины царственного военачальника. Замыкали обоз покрытые рогожами телеги с припасами для людей и коней. Грубые створки со скрипом захлопнулись. Сонные охранники заложили кленовый брус за скобы запора.
Старый карп бессильно опустился на дубовый чурбак у ворот. Перед его глазами все еще стояла вечерняя сцена. После ужина брат Децебала достал болтавшийся у него на шее перстень с царской печатью.
– Слушай приказ, Бус! Сегодня ночью мои люди упакуют все имеющиеся у тебя изделия из золота и серебра и отправят в Сармизагетузу!
Начальника прошиб холодный пот.
– Но их очень много... И потом, какие люди? Те каторжники, которых могучий Диег набрал на Алутусе?
– Со мной пришли десять моих воинов. Я не настолько глуп, чтобы доверять первому встречному сброду. Что касается количества драгоценностей, то можешь не беспокоиться: я думаю, десяти-пятнадцати грузовых лошадей будет достаточно.
– Да, но ведь взятые тобою ублюдки будут сопровождать золото до самой столицы. Это же опасно, Великий Кабиры! Да это не просто опасно! Это неразумно наконец!
– А что, ты собираешься известить их о том, что они повезут богатство Децебала? Или, может, думаешь, что я сделаю такую дурость? Делай, как тебе велят, и держи язык за зубами!
Может быть, хранитель сокровищ и поспорил бы еще для очистки совести, но странное дело – пугало присутствие жреца. Молчаливый, с недобрым прищуром, священнослужитель внушал беспокойство и страх. «Кто он? Зачем здесь? И что вообще делает возле блистательного полководца?» – эти вопросы неоднократно задавал себе комендант Бурридавы за те несколько дней, что гостили в городе высокие лица.
...Факелы освещали подземелье чадными огнями. В их свете рослые сноровистые воины ссыпали в мешки ювелирные изделия и, проложив соломой, вьючили на откормленных перед дальней дорогой коней. До того часа, пока он не понадобился, Бус просидел в своих покоях. В ушах его стоял жадный, забивающий рассудок звон золота.
* * *
Потаисса осталась далеко позади. Почти три с половиной недели отряд Диега шел на север малохоженными дикими местами. В попадавшихся по пути селениях патакензиев останавливались только, чтобы подкормить животных и передохнуть самим. Первые две недели требовательный военачальник замучил бывших рабов военными упражнениями. Разбив их на десятки, приставил к каждой группе по одному бывалому всаднику из десяти, заставил научиться ходить в ногу. Перестраиваться, сдваивать и страивать ряды. На ходу и на месте. К концу второй недели вчерашние землекопы превратились пусть в не совсем вышколенных, но старательных, подчиняющихся командам солдат.
Чистка оружия и проверка состояния одежды и обуви проводились ежедневно. Диег сам осматривал подметки сандалий. Работать приходилось помногу. Чистили лошадей. Для телег рубили просеки. Через горные речушки перебрасывали не меньше десятка жердевых мостиков. Когда подошли к верховьям Муреша, для переправы понадобились уже не жерди – целые деревья. Повозки оставили на левом берегу. Высокие, поросшие густым лесом вершины Восточных Карпат поднимались теперь со всех сторон. Проводник – старый охотник патакензий, вел караван звериными тропами. Порой идти можно было только гуськом, соблюдая известную дистанцию между людьми и тяглом.
Перевалив безымянную с проплешинами гору, путешественники вышли на маленькое плато, обрамленное меловыми и песчаными скалами со множеством трещин и пещер. В этом месте Диег приказал остановиться. Обученные за месяц воины быстро разбили маленький лагерь. Сняли с измученных коней поклажу. Расставили караулы, хотя самим было непонятно, от кого и зачем оберегать себя в этих диких и непреступных краях.
Брат Децебала и старик охотник ушли вперед. Остальные принялись приводить в порядок кинжалы и копья, чинить платье, сбрую и скоблить лошадей. Четверо поваров установили два котла, бросили в них разрубленную на половины тушу косули. Налили воды из козьих бурдюков. В воздухе поплыл аромат варящегося мяса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56