но вот 16 мая мне представилась возможность поехать туда вместе с Джорджем, которому нужно было добыть буйвола за пределами парка. Я ехала вслед за ним и вдруг заметила Уайти и Тату недалеко от того места, где мы видели их три месяца назад. Обе выглядели прекрасно, и по-прежнему светлая шерсть Уайти контрастировала с чудесной темной окраской Тату. Это была очень красивая пара — когда они подходили к дороге, их мускулы так и переливались под блестящим мехом. Джордж поехал дальше, чтобы заняться буйволом, а я стала ждать, надеясь, что он вернется с мясом. Было уже пять часов вечера, и молодые определенно вышли поискать, чем бы пообедать. Два с половиной часа они просидели возле машины и исчезли, когда стемнело. Что ж, как оказалось, это было только к лучшему — когда появился Джордж, никакого мяса у него не было. Он застрелил буйвола слишком поздно и решил заехать за тушей с утра пораньше, так как не смог в темноте подогнать к ней машину. Мы условились, что он выедет, как только рассветет, а я подъеду часа на два позже и буду ждать его возвращения на дороге.На следующее утро я отыскала гепардов и приготовила им молоко. Они осторожно стали подходить к миске, которую я, как всегда, держала в руке. Уайти первая рискнула испытать, достойна ли я по-прежнему их доверия: она жадно стала лакать молоко. Только тогда Тату набралась храбрости, чтобы подойти к нам, и тут же без всяких церемоний оттерла Уайти. Обе явно надеялись, что за молоком последует и мясо, и улеглись невдалеке под кустом. Они ждали два часа, пока приехал Джордж. Он уже приготовил для них три большие порции буйволиного мяса, и я дала им по куску — они тут же утащили еду в густой кустарник. И мы оставили их пировать. Прошло ровно три месяца с тех пор, как я видела всех молодых вместе, и то, что хотя бы двое из них оказались в такой великолепной форме, принесло мне огромную радость. Я спросила Джорджа, зачем он приготовил три порции, и он сказал, что видел Мбили примерно в полумиле от Скалы Леопарда, но слишком торопился попасть домой и поэтому приготовил мясо на тот случай, если мне удастся ее найти.Мы поехали дальше, продолжая звать Мбили, и вскоре увидели, как она прокралась в траве и затаилась в кустах. Это было непохоже на нее, я подошла поближе и увидела, что она ослепла на один глаз. Правый глаз раздулся до размеров мячика для пинг-понга и был налит кровью. На лбу у нее был полузатянувшийся шрам — двух— или трехдневной давности. Я накормила ее мясом — Мбили брала его у меня из рук, — и она легла под тенистый куст с туго набитым брюхом. Я очень боялась, что воспаление может перейти с больного глаза на здоровый и Мбили совсем потеряет зрение, поэтому решилась вызвать Харторнов. К несчастью, связь никак не налаживалась, и нам пришлось ждать до утра, чтобы послать радиограмму. Во второй половине дня я съездила за мясом к Джорджу и починила вольер в своем лагере на случай, если придется поместить в него Мбили.На следующее утро мы отыскали ее на прежнем месте. Глаз был воспален еще больше, а нижнее веко покраснело от лопнувших кровеносных сосудиков. Я хорошенько накормила ее и обработала шрам сульфатиазолом. Потом, оставив ее на попечение Локаля, я поехала в Скалу Леопарда, где мне сказали, что Харторны прилетят в четыре часа дня. Когда я вернулась, Мбили уже отошла на несколько сотен ярдов к равнине, но Локаль неотступно следовал за ней. Увидев меня, она тут же скрылась. Мы пошли ее искать и едва спаслись от носорога, который возник из густых зарослей как раз в тот момент, когда я пыталась посмотреть, не прячется ли там Мбили. Мы искали ее упорно и настойчиво, но было уже четыре часа, когда я заметила над травой два уха, которые мгновенно исчезли, Мбили отошла примерно на милю и забилась в густой кустарник, откуда ей была видна вся болотистая равнина — от нижнего края посадочной площадки до самого конца долины Мулики. Я оставила Локаля на страже, а сама быстро поехала к дому директора, где меня уже ждали Харторны. Они были готовы оперировать даже ночью, потому что на следующий день им нужно было в два часа улететь обратно.Нельзя было терять ни минуты. Они впрыснули в кусок мяса 100 миллиграммов сернилана — дозу, рассчитанную на вес тела в 100 фунтов. Такую же дозу мы применяли для обездвиживания Уайти. Потом мы поехали за Мбили, но, завидев нас издали, она удрала; мы с Локалем искали ее до самой темноты, и в этот день так и не нашли. Меня охватил панический страх — а что если врачи улетят раньше, чем мы отыщем ее? Теперь-то она прекрасно поняла, что мы за ней охотимся.Как только забрезжил рассвет, мы снова вышли на поиски, и тут счастье нам улыбнулось — мы нашли ее прямо на посадочной площадке: она следила за венценосными журавлями. Я протянула ей кусок мяса с серниланом, и она, кажется, что-то заподозрила, но тут мне снова повезло — я ухитрилась затолкать мясо ей в пасть прежде, чем она ушла. Это произошло в половине девятого утра, и я послала Локаля за Харторнами, которые ночевали у директора. Три часа подряд мы следили за Мбили; она становилась все более сонной, все чаще зевала, лежала на открытом месте, пока не наступила жара, а потом отошла к росшему поблизости тенистому дереву. Мы с Тони Харторном подошли к ней, стараясь улучить момент, чтобы ввести внутримышечно еще дозу сернилана — первая явно оказалась недостаточной. Пока я поила ее молоком, чтобы отвлечь, Тони воткнул шприц — она так и взвилась, почувствовав укол. Мы прождали еще час — и только убедились, что нужна еще доза сернилана, чтобы можно было оперировать. Тони удалось сделать еще одну инъекцию, так что теперь общая доза была рассчитана на 150 фунтов веса (разумеется, к этому времени действие первой инъекции уже стало ослабевать). Чтобы обеспечить полную неподвижность Мбили во время глазной операции. Тони ввел ей в вену быстродействующий и обезболивающий наркотик. Тем временем мы послали за сеткой для бадминтона, и директор сам привез ее нам. Мы с ним крепко держали Мбили, опутанную сеткой, а Харторны пытались осмотреть глаз. Но веки так распухли, что в полевых условиях их нельзя было раздвинуть. Поэтому мы отвезли Мбили в дом к директору, где уже был приготовлен операционный стол.Теперь Харторны сделали ей инъекцию кортизона, потом приложили адреналин со льдом из холодильника, чтобы снять опухоль, и кокаин, чтобы уменьшить боль. Как только эти лекарства подействовали, Харторны раскрыли ей веки и отвели в сторону распухшее «третье веко». Они заглянули внутрь глаза при помощи специальной лампы и сказали, что зрение сохранилось. К счастью, это было только поверхностное повреждение — возможно, от сильного удара копытом. Харторны считали, что дня через два опухоль спадет, и оставили мне терракортриловую мазь, чтобы я как можно чаще смазывала распухшие веки. Они считали, что Мбили придет в себя на следующее утро, и советовали мне ни в коем случае не оставлять ее в лагере — оправившись и увидев решетку, она может прийти в ярость и повредить себе при попытках выбраться наружу; но самое главное — Пиппе теперь может не понравиться это вторжение на ее территорию и не исключено, что она нападет на Мбили. Поэтому мы решили отвезти Мбили на то же место, где мы ее нашли. Она проснется в привычной обстановке, и жизнь ее снова начнется как бы с той минуты, когда мы усыпили ее и увезли.За Харторнами уже прилетел самолет, но они сами хотели видеть, как будет себя чувствовать Мбили и отложили свой отъезд. Мы все вместе доставили Мбили к болотистой равнине возле взлетной площадки, положили на травяную подстилку в тени дерева и два часа не спускали с нее глаз. Наконец она открыла глаза и подняла голову. Успокоенные Харторны улетели домой. Мбили снова заснула глубоким сном. Мне хотелось приласкать ее и утешить, и я стала легонько поглаживать ее, но она лежала неподвижно и ни разу не шевельнулась. Когда стемнело, я прикрыла ее травой, чтобы защитить от утренней прохлады, и улеглась в своей машине, которую заранее подогнала поближе к Мбили, чтобы охранять ее от хищников. Вскоре совсем рядом я услышала рычание льва и очень испугалась. Мбили все еще не могла двигаться. Я быстро подхватила ее на руки, положила в машину и поехала к директору. Он снова посоветовал мне не оставлять ее в лагере, а дать ей проснуться на ее собственной территории. Со свойственной ему добротой он откомандировал в мое распоряжение двух патрульных, дал им палатку для ночевки, потом помог мне найти подходящее место прямо на взлетной полосе, в полумиле от его конторы, и ушел домой только тогда, когда мы еще раз положили Мбили на травяную подстилку между палаткой и моей машиной. Тело Мбили было холоднее обычного, и я поверх травы накрыла ее еще и одеялом. Всю ночь я следила за ней из своей машины, стоявшей совсем близко. В три часа утра мы с патрульными услышали предсмертный рев буйвола и рыкание льва. Утром, заметив, какая масса грифов кругами снижается к месту охоты, я порадовалась, что Мбили была в безопасности — мы ее охраняли.Даже теперь она едва-едва оторвала голову от земли и сонно огляделась вокруг. Опухоль на больном глазу опала настолько, что через узкую щель был виден расширенный зрачок. Я сумела заставить ее выпить немного сгущенного молока, и к десяти часам она уже могла держать голову на весу вполне твердо и съела мясо, котор ое я е й давала. Оказалось, что ничего более вредного я сделать не могла, но к несчастью, я узнала об этом слишком поздно. Нельзя было кормить ее до тех пор, пока лекарство не было выведено из организма, — это затянуло ее выздоровление, и мы обе дорого заплатили за мое невежество. Солнце начинало припекать, и я соорудила навес, пристроив палатку к своей машине. Под этим навесом мы с Мбили провели все утро. В час дня она с усилием поднялась, отошла на несколько ярдов, и ее пронесло совершенно черной водянистой жидкостью. Полуденное солнце палило немилосердно, и даже под полотняным навесом стало невыносимо жарко. Мбили потащилась к дереву, до которого было несколько сотен ярдов; шатаясь как пьяная и несколько раз падая, она наконец добралась до него и свалилась в тени. Я положила рядом с ней мясо и воду, поставила машину неподалеку и провела возле нее весь день. Понемногу она приходила в себя. Около пяти часов нас навестил директор, и мы решили, что мне и Локалю нужно пробыть возле нее еще одну ночь. Но Локаль, к сожалению, так гремел своими кастрюлями, что Мбили забеспокоилась, и когда мы оба улеглись — он в палатке, а я в своей машине, — она вдруг встала и пошла прочь. Мы видели, как она шла неверными шагами, но очень целеустремленно, потом вышла из луча фар и темнота поглотила ее. Если бы мы поехали за ней следом, это заставило бы ее уйти дальше, пешком же идти в темноте не имело смысла. Делать было нечего — оставалось надеяться, что она не попадет в беду до утра. Почти всю ночь я слышала сопение двух львов, и от этого моя тревога вовсе не уменьшилась, хотя я уповала на то, что они еще не успели проголодаться после вчерашней охоты.Как только первая птичья трель возвестила рассвет, мы с Локалем стали искать Мбили и обнаружили ее в канаве ярдов за двести от места нашей ночевки. Я послала Локаля за козой, которая была припасена на этот случай в Скале Леопарда, а пока напоила ее молоком. Она жадно лакала из миски, но была очень раздражена и огрызалась на меня. В этом ничего удивительного не было, если подумать, сколько ей пришлось перенести за последние дни: ведь сернилан только обездвиживает, и все время, кроме короткого сна под наркозом, она была в полном сознании. Теперь она снова могла двигаться и, естественно, старалась уйти от меня подальше. Двигалась она нормально, если не считать небольшой скованности задней части тела, куда вводили всю массу лекарств. Взглянув на пробегавших зебр и павианов, она пошла к посадочной площадке, все прибавляя шагу, и вскочила на стоявший в бездействии грейдер, чтобы осмотреть оттуда местность.Как только она увидела на другом конце посадочной полосы Локаля с козьей тушей, она побежала к болотистой равнине такой резвой рысью, что мне было за ней не угнаться. Когда я вернулась, съездив за Локалем и его ношей на машине, ее и след простыл. Я боялась, что она уйдет слишком далеко, если мы начнем ее преследовать, и решила вернуться с той же козой часам к пяти. За это время она должна была бы отдохнуть и набраться сил. Но вечером мы ее опять не нашли, зато встретили льва на том самом месте, где четырьмя днями раньше обнаружили больную Мбили. Мы с Локалем очень встревожились и снова ночевали возле аэродрома. В десять часов вечера до нас донеслось короткое, но устрашающее рыкание льва. Потом меня всполошили вопли шакала перед самым радиатором машины. Я включила фары и увидела льва совсем рядом, в каких-нибудь пятидесяти ярдах. Он был гораздо крупнее того первого, который попался нам навстречу вечером, и живот у него был туго набит. Я стала включать и выключать фары, и он наконец ушел, но до самого утра мы слышали его фырканье и сопение. Меня пробрала дрожь, когда я подумала, что было бы, если б этот лев пожаловал сюда прошлой ночью, когда Мбили лежала в двухстах ярдах от машины и не могла убежать.Три дня подряд мы с Локалем прочесывали все кустики и заросли, внимательно присматриваясь к бесчисленным полувысохшим лужам в поисках следов. Изъездили каждую колею, которую Мбили могла пересечь, исходили все равнины, куда она могла уйти, и без конца звали ее — но она как сквозь землю провалилась. Когда мы проезжали мимо дорожной рабочей бригады в пяти милях от лагеря, в тех местах, где Гаиту два месяца назад в последний раз видел Мбили, тракторист сказал нам, что утром здесь побывал гепард, который мирно наблюдал за работой, как будто давно привык к шуму и многолюдью. Посмотрев вокруг, мы никого не обнаружили, да и находились мы на границе владений Пиппы и Мбили, так что прибегать сюда могла бы любая из них. А если это была Пиппа, то не стоило тратить время понапрасну. Мы поехали домой и действительно нашли ее в лагере — она была там с самого утра. Мы накормили ее и, захватив немного мяса, снова выехали на поиски Мбили.Оставив Стенли в машине охранять мясо, мы с Локалем обыскали равнину между хребтом и Муликой, однако на наши бесконечные призывы откликались лишь зеленые мартышки. Но вскоре я приметила Мбили, затаившуюся в траве. Я быстро послала Локаля за мясом, надеясь удержать Мбили на месте с помощью банки сгущенного молока. Я вылила его в миску, и она все вылакала. Теперь я хорошо видела, что глаз выглядит нормально, лишь на нижнем веке виднелась едва заметная припухлость. На месте шрама осталось только маленькое влажное пятнышко, и я присыпала его сульфатиазолом, чтобы отпугнуть мух. Мы сидели рядышком, поджидая мужчин. Я не решалась тронуть Мбили или заговорить с ней, боясь, что она сбежит, но она, должно быть, снова стала доверять мне и преспокойно дождалась мяса. Потом она оттащила его в сторону и съела до последнего кусочка, то и дело настороженно оглядываясь, как, впрочем, и все дикие животные во время еды.Стало совсем темно, и нам надо было торопиться домой. Мбили свободно могла бы пойти за нами в лагерь — до него было всего полтора часа ходу, да и места эти были ей хорошо знакомы, — но утром ее не оказалось, и тогда я поняла, что ни болезнь, ни голод не заставят ее нарушить непреложный закон раздела охотничьих угодий. Мы вернулись на то место, где оставили ее вечером, и проискали битых два часа, пока не обнаружили ее в каких-нибудь двухстах ярдах от нас. Не слышать нас она не могла, но почему же она не вышла? Она притаилась под небольшим деревцем, откуда ей хорошо была видна болотистая полянка с поваленными стволами пальм дум, где много месяцев назад она так чудесно играла со своими сестренками. Сегодня ее одиночество разделял только слон, который задумчиво чесался о ствол, а потом стал плескаться в луже, покрывая себя с ног до головы прохладной освежающей грязью. Ветер дул в нашу сторону, так что он нас не заметил, а нам пришлось примириться с его присутствием, чтобы накормить Мбили. Она позволяла мне держать мясо, пока ела, но иногда скалила зубы и рычала, отрываясь от мяса и смотря мне прямо в глаза. Мне казалось, что я понимаю, какие противоречия раздирают ее: машинально вернувшись к старой привычке — есть мясо у меня из рук, она в то же время сталкивалась лицом к лицу с существом, против которого ее предостерегал инстинкт дикого зверя. Чтобы помочь ей преодолеть эти противоречия, мне оставалось только одно — оставить ее в покое. Сколько бы горечи ни принесла мне эта разлука, я должна дать ей возможность жить на воле, а там для меня уже места не было. Словно прочитав мои мысли, она облегчила мне расставание, отойдя к маленькому деревцу неподалеку и глядя мне вслед уже оттуда. Я пошла своей дорогой, а она осталась в своем собственном мире — мире диких гепардов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33