Стыдно было. Кому же исповедаться? Вере Николаевне? Но она так доверяет мне, а в этой истории я таки выгляжу олухом. Мама будет успокаивать: "Чего не бывает!"
Вот если бы... А почему нет? Конечно, я не знаю точного адреса... Но ведь находят же люди друг друга через двадцать лет.
Я схватил перо и бумагу.
"Милая Зоя!"
Зачеркнул "милая". Скомкал лист, вырвал из тетрадки другой.
"Здравствуй, Зоечка!" Не то! Пуще огня боюсь car тиментов.
Вдруг мне представилось ее лицо. Огромные серые глаза смотрят чуть удивленно, но не смеются. Она поймет!
"Ваше Огромноглазие!
Разрешите задать Вам всего один из трех с половиной миллионов вопросов: что послужило причиной Вашего бегства из лагеря?
Правда, Зойка, я до сих пор ума не приложу (ты скажешь: было б что прикладывать) - куда ты подевалась? Пишу на рязанский пединститут, положившись на русское "авось".
Теперь расскажу тебе "о времени и о себе". Времени не хватает. Помнишь, тогда в лагере ты говорила, что утерянные годы нельзя объявить "недействительными". Как я теперь это понимаю, как не хватает мне дней, часов, минут!
Да, главное-то и не сказал! Вот ты удивишься: Герасим Борисович работает... старшим вожатым в школе. Это уже "о себе".
У меня большая неприятность. Вчера я выгнал из класса ученика, вытолкал. На душе противно. Оказывается, я догматик. Услышал от одной тети, что тот не учитель, на чьем счету нет ни одного выгнанного ученика. Поверил и проверил. Эксперимент поставил, дурья башка. Серьезный Парень! Ты бы такого сроду не сделала. Теперь я знаю: тот не учитель, кто хоть раз изменит справедливости. Если б я понял это раньше!
Но не все так мрачно. Есть у меня друзья, есть Вартан Сергеевич (о нем как-нибудь отдельно напишу).
Представь, Иголочкин и Строгов в моей школе. Вот встреча была! Устроили стол воспоминаний, арбузом закусывали.
А еще я вычитал, что по-гречески Зоя - значит "жизнь".
Целую Вашу ладошку, сударыня. Даже удивительно, как я в ней помещаюсь.
Герасим".
"СПОР ОТРЯДА"
- Герасим Борисович, я уже взрослый - пятнадцать лет. Хочу вступать в комсомол. А тут пионерский галстук носи!
- Но я же ношу. И считаю это большой честью.
- Нет, я не о том. Вот сборы у нас проводятся.
Как в пятом классе. Детство какое-то. Мы же большие!
Хочется поспорить о серьезном, о жизни, о книгах.
- Ну проведите "спор отряда". И спорьте, если так интереснее.
Решили пригласить на первый "спор отряда" всех восьмиклассников школы. Три дня в пионерской комнате висело объявление.
8-й "В" КЛАСС ПРОВОДИТ СПОР ОТРЯДА: "НАС ВОЛНУЮТ ВОПРОСЫ" ГОТОВЬСЯ К СПОРУ!
Рядом прибили ящичек "Для вопросов".
После уроков в класс набилось столько народу, что, если бы с потолка упало яблоко, чьей-то голове пришлось бы плохо.
Надя Полуденная вынула из ящичка первый вопрос.
- "Почему..." Ой, тут какая-то глупость.
Я прочел записку. "Почему Борька такой дурак?"
Без подписи. Вопрос этот, кроме автора, видимо, никого не волновал.
- Ребята, вопрос действительно глупый. Давайте отберем такие, которые интересуют всех.
- Я там про мечту спрашивал, - кинул кто-то почти с потолка.
- А что такое принципиальность? - донеслось из угла.
- Вот хороший вопрос, - воскликнула Надя, перебирая бумажки. - "Какая разница между обывателем и мещанином?"
- Один черт! - ответили с места.
- А вот еще: "Надо ли стремиться быть лучшим?"
Не все было так, как мне хотелось.
Ни с того ни с сего вдруг заговорили о прическах.
Какие модны, какие нет. Только и слышалось.
- A y Джины Лоллобриджиды...
- А у Софи Лорен...
- Сиди со своей Софи, вот у Татьяны Самойловой...
Я вмешался:
- Ребята, у нас не конгресс парикмахеров, а "спор отряда"...
- А зачем тогда писали "Нас волнуют вопросы"?
Если действительно волнуют? - крикнул кто-то.
- Слишком раннее волнение, - под общий хохот съязвил невесть зачем забредший к нам девятиклассник Ваня Мелехин.
- А ты иди сюда, выскажись, - пригласил я.
Захлопали. Вышел.
- Вы, конечно, младенцы. А между прочим, Пушкин в вашем возрасте другим интересовался. Вот он писал своему другу Дельвигу:
С младенчества дух песен в нас горел,
И дивное волненье мы познали;
С младенчества две музы к нам летали,
И сладок был их лаской наш удел...
- Так тогда ж еще кино не было, - предположил кто-то вслух.
- Ты, Пушкин, ты лучше скажи, как ты танцуешь на вечерах? - И опять загалдели все сразу, теперь уже о танцах.
Раздался звонок.
Вторая смена наседала. А уходить не хотелось.
Из школы выскакивали возбужденные, размахивали руками, кричали. И долго не могли разойтись. Обычно немногословный завхоз Федотыч не выдержал:
- Или идите домой. Или директора. Позову, - в три порции произнес он и вытер пот со лба.
В пионерской меня ждала Надя Полуденная.
- Герасим Борисович, нет, все-таки какая вам прическа больше всего нравится?
- Значит, и тебя это волнует?
- Нет, я просто так. Вы не сказали.
- К сожалению, мне нечем тебя удивить. Я старомоден, по-моему, лучше косы, обыкновенной русской косы, ничего еще не придумано.
В узких Надиных глазах весело сверкнули серебряные ниточки.
- А вы любите танцевать?
- Больше того: умею. У меня второй разряд по футболу.
- При чем тут футбол?
- Но ведь в танце главное - владеть собственными ногами и не наступать на чужие. Первое я уже освоил.
- Вы шутите, а я серьезно. Слушайте, что я придумала!..
"ВЕЧЕР ДОЛЖЕН БЫТЬ НА СТОЛЕ"
Афиша была лаконичной:
ВЕЧЕР ОТДЫХА
7-8-Х КЛАССОВ.
4 УРОКА ПО 45 МИНУТ.
НА ПЕРЕМЕНАХ - ОТДЫХ.
СОВЕТ ДРУЖИНЫ
- Ну вот, Герасим Борисович, раз в жизни собрались отдохнуть, и опять уроки!
- Десять уроков в день! А потом пишут в газетах:
"Дети перегружены".
Я отвечал спокойно, стараясь не выдать своего волнения и наших планов:
- Так решил совет дружины. Получится скучно - с него и спросим.
А совет дружины в этот день ходил по школе с таинственными физиономиями, с загадочными перешептываниями и намеками. Они одни знали и готовили то, что всем станет известно только вечером.
- Зайдите ко мне в кабинет, - остановила меня в коридоре Ефросинья Константиновна.
В директорской было прохладно. Над столом висел большой портрет Макаренко: в теплой шапке и зимнем пальто Антон Семенович внимательно вглядывался в меня сквозь очки.
Ефросинья Константиновна говорила минут десять.
Выяснилось, что я веду себя как заговорщик. Скрытничаю. Что-то затеваю и не докладываю. Последнее особенно возмутительно.
- Почему вы превращаете школу в какое-то... какое-то игрище? Даже важное государственное дело - сбор металлолома - для вас игрушки. Что это за лозунги с дырявыми тазами и бабушками? Ведь это позор!
- Разве? Разве это позор, что наша школа заняла по металлолому второе место в районе? - пожал я плечами.
Тогда Ефросинья Константиновна вынула из ящика большой лист бумаги и положила на стол.
- А это что? - грозно вопросила она.
- Да это же наше объявление, - ахнул я. - О вечере отдыха. Где вы его взяли?
- Скажите спасибо, что я его вовремя сняла. Где тут объявление? Это же шарада. Разве кто-нибудь чтонибудь тут поймет?
- Но ведь это же так задумано, это игра.
- Вы доиграетесь! - Ефросинья Константиновна так зычно это выкрикнула, что мне показалось: Макаренко вздрогнул. Она продолжала в другом тоне: Ладно, Герасим Борисович, игры - это хорошо. Но надо же согласовывать, увязывать, утверждать. Прежде чем состояться, каждое ваше мероприятие, каждый вечер должны быть у меня на столе.
Макаренко на портрете слегка поежился, а потом весело подмигнул мне из-под очков.
- Но что я скажу совету дружины? Они так горят этой выдумкой, столько готовились. Ефросинья Крнстаитиновйа, я прбшу вас поверить мне на слово, что все Продумано. Приходите на вечер.
- Хорошо. Но если что случится - пеняйте потом на себя.
Я ушел подавленный.
"ДЕРЖИСЬ ПРАВОЙ СТОРОНЫ"
Беда не приходит одна. Я понимаю это так, что всегда неразлучно об руку с ней ходит счастье.
Дома меня ожидало письмо из Рязани.
"Милый Гераська!
Как я рада, что ты отыскался. Пожалуйста, не обижайся на меня. Все так ужасно вышло. Я тогда получила телеграмму, что у мамы инфаркт (второй). Я сразу побежала к тебе, а ты... Я сначала страшно обиделась, а потом... Потом я вспомнила, какое у тебя было тогда лицо. Наверное, и я бы так сказала на твоем месте. Но я не могла ни секундочки ждать, ты же понимаешь. Сейчас мама уже дома, потихоньку начинает ходить.
Слушай, сударь, а ведь мы теперь с тобой коллеги.
Дружина у меня небольшая, но славная. Знаешь что, давай соревноваться: лучший наш отряд на каникулах поедет к вам, а ваши ребята - в Рязань. А?
Ты пишешь о своей неудаче. Чтоб ты не думал, что у меня тишь да гладь вот тебе свежий пример. Только учти, что все это произошло со студенткой второго курса пединститута, председателем научно-студенческого общества (кстати, работаю я над темой "Игра в жизни ребенка").
Так вот. В прошлое воскресенье пошла я с двумя отрядами (пятый и шестой классы) за город проводить военную игру. Часа через полтора стало ясно, что шестиклассники победили (сорвали с рукава нашивку - выбывай из игры). А тут две девочки-пятиклассницы пристали и просят: "Верните нам, Зоя Васильевна, нашивки - мы еще хотим поиграть. Мы никому не скажем".
Я и уступила. На свою голову.
Приводят "пленную". Неказистая такая шестиклассница, тихоня, рыженькая, слова от нее не слыхивала.
Косы торчат в стороны, щеки горят так, что веснушек не видно, глаза злые.
"Нечестно, Зоя Васильевна, нечестно! Вы им подсуживаете!" - и плачет. Зло, с ненавистью ко мне.
Вот тебе на! Сама же пишу и других убеждаю:
игра для ребенка - форма познания жизни, все в ней должно быть взаправду. И такая ошибка! А ведь все просто, как в правилах уличного движения: держись правой стороны, будь там, где правда.
Ты меня извини, что получается как притча. Вроде я учу тебя.
Привет Иголочкину.
Жду твоего письма.
Жму ладоши.
Зоя".
"МЫ ЗА ПЕРЕГРУЗКУ!"
Собрав членов совета дружины в пустом классе, я произнес речь.
- Братия и дружина! Сегодня нам предстоит тяжелое сражение. Полчища скуки наготове. Они будут биться насмерть за каждого нашего гостя. Победит смертельная скука - больше нам никто не поверит. Победим мы - и за нами пойдет вся школа. Наточите копья шуток, заострите стрелы острот. В бой!
Первой неожиданностью для гостей было то, что двери школы закрылись ровно в 19 часов.
- Герасим Борисович, а Леля Королева еще не пришла!
- Ничего не могу поделать. Мы предупреждали.
Точность - вежливость королей. Это касается и Королевой. Опаздывать невежливо.
И вот на сцену вышла Надя Полуденная. Что-то в ней сегодня необычно. Ах да! Косы. Две косички с огромными голубыми бантами, которые, словно эполеты, лежат на плечах. Сначала она очень волновалась, даже немножко охрипла. А потом разошлась. Надя объявила, что в программе вечера четыре урока.
Зал неодобрительно загудел.
- Вот всегда вы так. Еще ничего не знаете, а шумите. Вы послушайте, какие уроки: танцы, игры, пение и снова урок танцев.
Надя взяла со столика маленький звонок и встряхнула его.
- Добрый вечер, ребята! Начинаем урок танцев.
Посмотрим, как вы готовились к нему. Вальс!
Откружилась над залом плавная мелодия.
- Ну вот, ребята, - заговорила Надя. - Опрос показал, что вальс вы танцуете плохо, а некоторые совсем не умеют. Переходим к объяснению нового материала. Урок ведут пионеры-инструкторы балетного кружка Дома пионеров Аня Яновская и Ваня Мелехин.
"Учителя" объяснили, как правильно танцевать вальс.
- Ну если понятно, тогда будем закреплять, - закончил Мелехин и подал руку Ане. Танцевали они первыми, зал следил за ними с завистью и восхищением.
Потом разучивали краковяк. В 19 часов 43 минуты Аня поднялась на сцену.
- Запишите домашнее задание...
- А чем? На чем? - понеслось из зала.
- Ладно, тогда запомните задание на дом: потренироваться в вальсе, выучить краковяк.
И зазвенел звонок.
"На перемене" обсуждали урок.
- А ничего, только мало.
- Самое растанцевался!
- Герасим Борисович, давайте пустим Королеву.
Она там ревмя ревет.
- Как совет дружины скажет.
- Да ладно. Пусть. Нам не жалко. Только чтоб в последний раз.
Опоздавших оказалось много. Пришлось им все объяснять сначала.
"Перемена" немного затянулась. Звонок. Начинается урок игр. Его ведет член совета дружины пятиклассник Вова Мирошкин. Лицо у Вовы остренькое, неулыбчивое. И только голубые глаза все везде видят и замечают, Если глаза - зеркало души, то у Мирошкина дуща юмориста. Копирует он своих знакомых с неотразимой точностью. Какой-то восьмиклассник сострил:
- "Мирошкина глаза страшнее пистолета".
Остроту забыли, но между собой Вовку с тех пор зовут Пистолетом.
Когда играющие с мешками на головах стали палками бить горшки и друг друга, в зале стоял такой шум и грохот, что на минуту даже Ефросинья Константиновна выглянула из учительской. После "урока" Вову долго не отпускали.
- Качать Пистолета!
Я еле вырвал бедного мальчишку из рук чересчур горячих поклонников, иначе висеть бы ему где-нибудь на люстре, зацепившись штаниной.
Глаза Вовки сияют. Прямо заметны голубые лучи.
- Ну как, Герасим Борисович? Мы скуку или она нас?
- Умница, Вовка. Взлетел!
Вдруг он хлопнул себя по лбу и жалобно пропищал:
- Забыл домашнее задание! Как же они теперь - без домашнего задания?
Но было уже поздно. Шел "урок пения".
Во время последнего урока - танцев - мы с Ефросиньей Константиновной разговаривали возле учительской. Вдруг лицо моей собеседницы покрылось румянцем. Рядом стоял Ваня Мелехин и, почтительно склонив голову, приглашал даму на танец. Секундное замешательство, и Ефросинья Константиновна подает своему кавалеру руку. Танцует она, несмотря на возраст, прекрасно.
- Ну, вот наш вечер и заканчивается, - сказала Надя. - А теперь поставим оценки. Только не ученикам, а "учителям".
- По пять баллов всем!
- С плюсом!
- Пусть дневники несут!
Выходя, я услышал разговор:
- Надя, а еще пару уроков нельзя?
- Нет, Гена. Ты же сам был против перегрузки.
Гена улыбнулся так, что уши приподняли кепку.
- Такую перегрузочку бы каждый день. Я - за!
СИНЯК НА ПЯТКЕ
- Ты не будешь играть Продавца, Пирожков, здесь нужен человек толстый и с басом, а ты пискля. Сестру Гортензию тоже придется взять мне - вы никто танцевать не умеете. Голос за сценой - с этим Коля справится, я помогу. Голос Вовы Мирошкина разносится на всю школу. Он распределяет роли в первой пьесе, которую будет ставить драмкружок. Режиссер, художник, осветитель, бутафор и создатель главных ролей - Владимир Мнрошкин.
После памятного вечера отдыха Вова меня все больше тревожит. Дошло до того, что он попал на "КРЮК".
В театр влюблен ты по уши,
Из двоек тянем за уши.
Критика подействовала на Вову странно. Он похвалил редколлегию за удачную карикатуру и, зайдя ко мне в пионерскую, начал как ни в чем не бывало:
- Что за школа без драмкружка? Выделите мне по четыре человека от класса. Да не кота в мешке покупаю - давайте людей, способных хорошо читать, петь. Я создам комиссию. В нее войдут...
- А как с двойками? - прервал я красноречивого Вову. Он потупился.
- Да чего! Две двойки по немецкому. Это я исправлю... - И добавил, вздохнув: - Вот драмкружок нужен.
Это был кружок сплошных драм. Вова самозабвенно репетировал роли, которые он щедро поручал себе в каждом спектакле. Конечно, он не мог помнить обо всех участниках. Иной раз "актер" не знал, с какой стороны ему выходить. Вова, кляня бестолковость, наскоро объяснял всем все перед открытием занавеса.
На каждом спектакле что-нибудь случалось. Однажды забыли нужяую по ходу действия кастрюлю.
Витя Строгов, который был безмолвно влюблен в драмкружок, метнулся через зрительный зал, а на сцене в это время вдохновенно импровизировали:
- Да, без кастрюли трудно...
- Совсем нельзя без кастрюли...
- В кастрюле можно и борщ сварить...
В общем, как это ни странно, самодеятельность сама не "деялась". Ее надо было создавать.
Я объявил по классам, что к Новому году будет проведен конкурс на лучшую "театрализованную песню". Сам я взял пятый класс и решил поставить "Песню о Щорсе". Вначале дело не клеилось. Вова Мирошкнн отказался играть роль Щорса ("Некогда. Я сейчас изучаю историю театра с самых античных времен").
Мальчишки не соглашались петь ни в какую, выдвигая классический аргумент: "Что мы, девчонки, что ли!"
Тогда я соблазнил их костюмами. Каждый должен выйти на сцену в одежде красного бойца, утомленного долгим походом "по берегу".
Целую неделю мне не давали проходу:
- А такая повязка пойдет?
- Я дедушкину пилотку достал!
- А можно, я с автоматом выйду?
- Хромать надо на обе ноги, если я в спину ранен?
Перед самым занавесом притащился Вова Мирошкин, Спесь с него как ветром сдуло.
1 2 3 4 5 6