– Это определенно сыграется.
Палсит остановился перед пультом с циферблатами, шкалами, счетчиками и переключателями. Панель пульта изгибалась дугой, чтобы сидящий перед ним оператор мог легко доставать до всех переключателей и видеть все приборы. Над пультом громоздился большой экран.
– Хм-м-м. – Палсит подошел к креслу и опустился на сиденье.
Капитан Нова сел перед пультом корабля, сжал квадратные челюсти и положил сильную руку на главный рычаг корабельного реактора. Он выждал, пока строй вражеской эскадры не дрогнул, подставив его кораблю бок, и нажал на рычаг, бросая всю энергию в двигатели. Ну а теперь поглядите, как этот мертвяк оживает! Его руки порхали над пультом, поворачивая рубильники, щелкая переключателями, заставляя корабль искать и уничтожать вражеские корабли. Рубку заволокло дымом, и капитан Нова едва успел заметить, что вражеский корабль открыл огонь по нему. Щелкнув еще одним рядом переключателей, Нова выпустил во врага залп торпед, затаил дыхание и засмеялся, когда негодяй разлетелся в пыль…
– Ч-ч-что ты делаешь?
Палсит обернулся. В дверях стоял Шарт с охапкой книг и тетрадей в руках. Ворлианец оглядывал лабораторию, наполненную, как вдруг заметил Палсит, серо-желтой дымкой. Рассказчик снова повернулся к пульту и отдернул от него пальцы, словно их обожгло.
– Прошу прощения, доктор. Я обдумывал рассказ нового типа и, наверное, увлекся…
Шарт с грохотом уронил дневники:
– Ты… ты выключил векторную очистку! – Он подошел к стеллажу с пробирками. Дымка в них не была больше розовой; теперь она была серой. Шарт покачал головой, положил руку на подпорку стеллажа, потом прижался к ней всем телом. – Труд тридцати лет… пропал. Все пропало.
Палсит встал, подошел к стеллажу и ласково положил руку на плечо Шарта.
– Мне очень жаль, доктор. Будь у меня медяки, я бы вложил в твою руку щедрое извинение.
– Пропало. Все пропало.
– Но, доктор… – Палсит потер руки, потом хлопнул Шарта по спине. – Только подумай, как это поможет твоему жизнеописанию.
Шарт оцепенело уставился на Палсита:
– Поможет?
– Ну да! – Палсит вытянул руки. – Быть так близко к успеху, только чтобы победа была вырвана из рук. Однако мужественный ученый не побежден. Он собирается с силами и вновь берется за работу. – Палсит потрепал ворлианца по спине. – Это весьма способствует укреплению характера героя, как по-твоему?
Шарт, оторвавшись от стеллажа, уставился на Палсита широко раскрытыми глазами, потом начал хлопать себя по карманам.
– Пистолет! Где он? Где мой пистолет?
Палсит оглядел лабораторию:
– Не знаю, доктор. Где ты видел его в последний раз? – Рассказчик повернулся и начал искать рядом с изогнутым пультом. – Когда у нас найдется свободная минутка, доктор, я хотел бы обсудить с тобой историю нового типа. Твое мнение, как ученого, было бы очень полезно. – Палсит бросил на пульт последний взгляд, пожал плечами и обернулся. – Я не вижу здесь твоего пистолета, док… – Шарт стоял с пистолетом в руке, целясь рассказчику между глаз.
– Все пропало. Вся моя работа… пропала!
Палсит поднял руки:
– Послушай, доктор…
Шарт выстрелил, но от гнева рука с пистолетом дрогнула, и выстрел зажег магниевый щиток на пульте. Густой белый Дым, сильный жар и слепящий свет – не только пистолет – заставили Палсита подобрать полы мантии и броситься к ближайшей двери.
– Я убью тебя, старый псих!
Импульсные лучи отражались от стен и пола, когда старый рассказчик проскочил через дверь и закрыл ее за собой.
Палсит прислонился к двери, несколько раз глубоко вздохнул и тут заметил, что находится в одном из загонов для животных. Слышно было, как Шарт с грохотом ломится следом. Старик оттолкнулся от двери и побежал к забору. Пронзительные вопли, шипенье и рычание оглушили его, когда пернатые, мохнатые и чешуйчатые существа бросились в разные стороны. Забор был высотой в два человеческих роста – самому не перелезть. Он услышал храп и посмотрел в ту сторону. У забора спал аркадский ящер. Палсит подбежал к нему, наклонился и пнул гиганта в плечо:
– Проснись!
Ящер открыл щелевидный глаз.
–Уф?
Новый взрыв воплей и рычанья сказали Палситу, что Шарт гонится за ним по пятам.
– Быстро. Подними меня над забором.
Ящер сел:
– Олько?
– Два мешка корней и мешок пирожков с тунговыми ягодами.
Ящер улыбнулся и протянул лапу:
– Л эти.
Палсит заглянул ящеру за плечо: Шарт несся по загону с пистолетом в руке. Он указал на ворлианца:
– Он заплатит за нас обоих.
Ящер кивнул, схватил Палсита за шкирку и перенес через забор. Ноги рассказчика бежали еще до того, как коснулись земли.
Ящер повернулся и заглянул в загон:
– Док'ор.
Шарт посмотрел на ящера, потом туда, куда указывала рептилия. За забором он увидел Палсита, бегущего к дороге. Он повернулся было к воротам, но резко затормозил, когда большая зеленая лапа схватила его за плечо.
– Воук! Что ты делаешь? Пусти меня!
Ящер покачал головой:
– Лати. Два ешок орни, ешок тунг рожки.
У поворота дороги Палсит замедлил бег, потом остановился.
– Это… слишком… для старика.
Он заметил камень, сел и несколько раз глубоко вздохнул. Когда в глазах прояснилось, Палсит оглянулся на станцию. Ящер держал Шарта за ноги и тряс ворлианца. С трудом, но можно было разобрать, как ящер требует:
– Лати! Лати!
Рассказчик кивнул:
– Да в общем-то ему и следовало бы!
Все еще отдуваясь, Палсит с трудом поднялся и пустился в долгий путь к Мбвебве.
Четыре дня спустя Палсит сидел за столом Азонго и ожидал мнения спутников о своем рассказе. Растр покачал головой:
– Похоже, доктор не очень-то помог.
Азонго кивнул:
– Палсит, не знаю, удастся ли тебе когда-нибудь изгнать дьявола из разума.
Палсит нахмурился, потом поднял руки:
– Погоди! Мне ничего не мерещится…
– О! – Растр улыбнулся, потом рассмеялся. – Тогда это превосходная история, Палсит. Просто превосходная.
Азонго кивнул:
– Хорошо, что ты выздоровел. – Дикарь пожал плечами. – Но вот история… – Он покачал головой. Палсит повернулся к Дерки:
– А ты что скажешь?
Дерки скривился, потом покачал головой:
– Ужасная история, Палсит. Просто ужасная!
Старый рассказчик высоко поднял брови:
– И что же в ней такого ужасного?
Ученик покачал головой:
– Да все: все эти кнопки, пробирки, спирали и тому подобное. И потом, существо с другой планеты! Такие истории для людей вроде Растра.
Палсит нахмурился:
– Доктор Шарт действительно с другой планеты!
Дерки покачал головой:
– От этого история не становится лучше. – Ученик сжал руки и заговорил, словно учитель, читающий лекцию плохо успевающему школяру: – Люди хотят слышать только классические истории: о цирке, о борьбе черной и белой магии, о великих предсказателях, открывающих тайны. Подобная ерунда – вся эта техническая фантастика – никогда не будет популярна.
Палсит потер подбородок, потом пожал плечами:
– И тем не менее, Дерки, эту историю я и буду рассказывать, когда мы вернемся к огням.
Дерки опустил глаза:
– Что ж, это решает дело, Палсит.
– Ты о чем?
– Мои вопли и рыки настолько улучшились, что Растр и Азонго предложили мне участвовать в их номере. Азонго будет дикарем, Растр героем, а я жертвой.
Палсит на миг задумался, потом кивнул:
– Полагаю, вы уже готовы отправиться в Сину.
Дерки пожал плечами.
– С меня хватит приключений, и нам очень хочется сыграть наше представление на дороге. Ты придумаешь историю для нашего номера?
Палсит кивнул:
– Конечно.
– Сколько?
Палсит встал, подошел к двери и обернулся:
– Мы можем обсудить это позже. Мне надо побыть одному.
Растр встал:
– Палсит.
–Да?
– По мне, так это превосходная история.
Палсит кивнул:
– Спасибо.
– Хотя в ней нет хорошеньких девчонок. Возможно, в следующий раз ты вставишь парочку?
– Возможно. – Старый рассказчик поднял дверной занавес и вышел.
Конечно, общеизвестно, что новый номер Азонго, Растра и Дерки имел огромный успех в Тарзаке, где они впервые сыграли его на Большой площади, а потом стал играться на Большой Арене как часть тамошнего представления.
Менее известен старый рассказчик, принесший к огням на дорогу из Куумика в Тарзак новый тип рассказов. Он говорил о космосе, о странных существах и возвышенных приключениях, и все слушали в изумлении. Поначалу мало кто высоко оценивал его рассказы, но вскоре число поклонников выросло – немного, но достаточно, чтобы у старика не переводились медяки. Говорят, будто он рассказывал свои истории так, словно на самом деле пережил их, но на такие разговоры не стоит обращать внимания, ибо это – всего лишь часть искусства рассказчика. А Палсит из рассказчиков Сины был мастером своего дела.

ЖРЕЦ «БАРАБУ»
ЦИРК АРНХАЙМА И БУНА


Более трех (стандартных) веков
Старейший Цирк Галактики
– НА ПИРОЭЛЕ -
116 ЛУЧШИХ ВО ВСЕЛЕННОЙ
РАЗНООБРАЗНЕЙШИХ НОМЕРОВ!
ВЕЛИЧАЙШАЯ РАЗВЛЕКУХА НА СВЕТЕ!
НЕ ОШИБИТЕСЬ! Не спутайте Цирк Арнхайма и Буна – первый и старейший Аттракцион Аттракционов – с жалкой имитацией с Момуса, Большим шоу Алленби, никогда не выступавшим нигде, кроме Момуса…

– Ба! – Бансом скомкал провокационный плакат, распространяемый проворными агентами конкурирующего цирка, бросил на пыльную почву планеты Пироэль и пинком выбросил на дорогу, где его скоро раздавят тяжелые, груженные парусиной сани, запряженные ящерами. Большие рептилии Момуса, красивые чешуйки которых скрывались под слоями серой пыли, пыхтя, натягивали сделанную вручную сбрую, а дрессировщики и униформисты толкали сани или тянули вместе с ящерами. Один из дрессировщиков указал своему ящеру направление, огромный зверь остановился и пробормотал ругательство, а дрессировщик ответил тем же, только громче и выразительнее.
Происходящее в точности соответствовало его настроению. Бансом отвернулся, подобрал вышитую черными и белыми ромбами мантию жреца и сел, скрестив ноги, на деревянный ящик. Несколько приземистых юных аборигенов без особого интереса наблюдали за спором ящера и человека, потом вперевалку ушли туда, где другие люди и ящеры толкали и тянули огромные деревянные мачты для установки шатра шапито. Бансом покачал головой, потом уронил ее на руки, поставив локти на колени. Ему, младшему жрецу на «Городе Барабу II», поручили собирать информацию о соперничающем цирке, и он сделал это.
«Большое шоу Алленби» использовало для перемещения парусины, мачт и тяжелого оборудования ящеров и человеческие мускулы. А «Арнхайм и Бун» были полностью механизированы и боролись против местной гравитации с помощью тихих и мощных тягачей и подъемных кранов. Вместо гектаров с трудом сотканной вручную парусины «Арнхайм и Бун» щеголяли огромным, легким тканевым куполом; его накачивали прозрачным, как стекло, сжатым воздухом, и потому по ночам дополнительного освещения почти не требовалось, а днем не требовалось вовсе. Пока ящеры и люди Алленби срывали друг на друге раздражение, труппа «Арнхайма и Буна» закончила устраиваться и теперь готовилась к большому параду-алле через Кукью, главное поселение Пироэля.
И не только это, подумал Бансом, ой, не только. Хотя все три недели от Момуса «Барабу» вращался, чтобы артисты могли подготовиться к работе в условиях повышенной силы тяжести и приспособить номера, немногие из них выглядели уверенными в успехе работы при увеличенном весе. А филиал «Арнхайма и Буна» на Пироэле, всего лишь одна из двадцати четырех подобных трупп, наоборот, обыгрывал большую силу тяжести и даже привлек к участию в представлении аборигенов. Пироэль избрали как ближайшую к Момусу планету, куда можно было получить приглашение, поскольку «Большое шоу Алленби» не могло позволить себе запастись топливом для более долгого путешествия. Кто мог знать, что там окажутся «Арнхайм и Бун»?
– Эй, ты! – Бансом повернулся на голос: в задней двери обветшалого грузовика с «Барабу» кто-то стоял. – Чего сидишь? Хочешь вернуться на корабль?
Бансом кивнул:
–Да.
Фигура махнула рукой:
– Тогда давай сюда. Здесь пусто, как в кошельке Алленби.
Жрец слез с ящика и поплелся к грузовику, припоминая пять ярко раскрашенных челноков, доставивших «Цирк Арнхайма и Буна» на планету. У «Барабу» челноков в рабочем состоянии не было, и им пришлось сажать сам корабль за пределами Кукью, израсходовав для посадки остатки топлива. Разрисованный верхний слой обшивки корабля сгорел в атмосфере, и «Барабу» стал теперь черным и облезлым. Залезая в кузов, Бансом столкнулся с Егерем в черно-коричневой мантии униформиста.
– Смотри, куда прешь!
Бансом залез в кошелек и бросил пять медных бусин в руку униформиста:
– Извини.
Униформист сунул медяки в карман, ткнул большим пальцем в сиденья вдоль боковой переборки, потом снова занялся закреплением грузовых ремней. Закончив, он ушел в кабину к арванианскому водителю.
Бансом пристегнулся к жесткому сиденью и всей душой пожелал оказаться снова на Момусе. Если бы двести лет назад настоящий «Город Барабу» не забросил свою труппу на Момус, подумал Бансом, лишиться мне всех медяков, если бы мы не показали «Арнхайму и Буну», что такое цирк. Но необходимость выжить на необитаемой планете и двести лет без зрителей не прошли бесследно.
Грузовик накренился, так что Бансом стукнулся головой о переборку, и кузов наполнила густая, удушливая пыль. Жрец уставился на безухого арванианина, готовый требовать медяки за плохую езду, но заметил, что Егерь безразлично смотрит в бортовой иллюминатор; по-видимому, пыль, шум и тряска ему не мешали. Жрец пожал плечами и обратил раздражение на собственную профессию.
– Жрецы, – пробормотал он. – На что мы годимся, кроме как собирать фактики и записывать историйки? – Бансом вспомнил довинитского миссионера, встреченного на Пироэле. – Да, вот это был жрец! – Он вспомнил изысканные очертания алтаря и светящиеся пурпуром и золотом витражи. Но самое главное, довиниты поклоняются богам, которые делают для них всякие штуки – если их должным образом попросить. Но напрокат в цирк богов не дадут: Бансом спрашивал миссионера. Похоже, довиниты заключили эксклюзивный контракт и перекупить его невозможно. Бансом не был уверен, что это – проявление деловой хватки довинитов или же ее отсутствие. Он задремал, сожалея, что много лет назад не последовал первому побуждению и не пошел учеником к каменщику или плотнику. Жрецы вели простую, спокойную жизнь, и он любил книги, но тут не наживешь ни денег, ни чего другого значительного.
Грузовик резко затормозил. Внезапно разбуженный жрец обернулся и поглядел в запыленный бортовой иллюминатор за спиной. Перед ним возвышалась громада «Барабу» в уродливых заплатах; надпалубные сооружения, лопасти и стабилизаторы прогнулись от гравитации. Бансом фыркнул. Остатки сна – о работе довинитского священника – еще крутились в голове: прихожане, вдохновленные повествованием и обещаниями довинитов. Бансом вздохнул, отвернулся от иллюминатора и расстегнул ремни.
Жрец вылез из кузова и обошел грузовик. Следующая партия притащенного ящерами оборудования ожидала погрузки. У открытой двери в грузовой отсек «Барабу» стоял Нуссет, ученик старшего корабельного жреца Шелема. Ковыряя пальцем в зубах, он наблюдал за приближением Бансома из-под полузакрытых век.
– Сходи-ка умойся. – Ученик жреца погрозил Бансому пальцем. – Тебя хочет видеть Шелем. Бансом полез в кошелек:
– В чем там дело, Нуссет? – Ученик пожал плечами и нырнул в дверь отсека, не поглядев на медяки Бансома. Потом оглянулся через плечо.
– Ты перескажешь мне свои заметки, чтобы я мог тотчас же переписать?
– Нет. Сначала узнаю, что от меня нужно Шелему.
– Тогда я буду на шестом уровне, посмотрю, как тренируются воздушные гимнасты – если позволят.
Бансом кивнул:
– Я буду в скрипториуме.
Нуссет засмеялся.
– Где ж еще? – Ученик свернул из главного коридора, предоставив Бансома самому себе.
Бансом шел быстро, морща нос из-за вони ящеров. Если мы, вопреки «Арнхайму и Буну», ухитримся заманить в шапито хоть немного зрителей, запах, возможно, снова выгонит их! Он пожал плечами, вспомнив, что дело главным образом в духоте корабля. На поверхности Пироэля ящеры смогут помыться.
Корабль утешения, фыркнул про себя Бансом, плывущий по морю бед.
Чем дальше он углублялся во внутренности «Барабу», тем чаще встречались люди: клоуны, уродцы, фокусники, униформисты ходили по коридору или стояли небольшими группами, либо громко споря, либо грустно разговаривая вполголоса. Даже обычно бесстрастные в компании арваниане кричали и потрясали кулаками. Бансом покачал головой, вздохнул и свернул направо, в узкий коридор.
В тихом, тускло освещенном коридоре, ведущем к скрип-ториуму Бансом запнулся: перед дверью расхаживал Алленби, наряженный в золотую пелерину и черную широкополую шляпу. Услышав шаги Бансома, Алленби поднял голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22