Он несколько раз приезжал сюда в гости.
– Хорошо, мэм, мне тогда легче попросить вас об одной услуге. К вашему дому примыкает конюшня, не так ли?
– Да, это так.
– Мы хотели бы, с вашего согласия разумеется, воспользоваться ею на двадцать четыре часа или, может быть, чуть дольше, в зависимости от ситуации, которая, без сомнения, должна стабилизироваться очень скоро.
Полковник Чизмен говорил очень вежливо, даже почтительно, но твердым тоном.
– Вы хотите сказать, что вам нужно реквизировать конюшню. Выбора у меня нет, я полагаю.
Полковник Чизмен кашлянул:
– Ну это вы перегибаете палку, мэм. Мы не доставим никаких неудобств ни вам, ни вашей семье. Это необходимо для обеспечения связи, и в этом здании будет временный пост, во главе с лейтенантом Шерменом.
– Понимаю.
Полковник явно не чувствовал в ее словах одобрения. Молодой офицер извиняюще взглянул на Эмму, та нервно улыбнулась в ответ.
– В конюшне, конечно, нет телефона и только одна электрическая лампочка, – сказала Мад. – Рядом гараж, где я держу машину. В конюшне хранится навоз, так что, если ваши солдаты собираются там ночевать, им нужно быть осторожней. Спать на нем не очень удобно.
Эмме представилось вдруг, как десятки американцев начнут ходить к ним с просьбой пустить их в ванную или умолять Дотти постирать им белье.
– Не беспокойтесь, мэм, благодарю вас, – сказал полковник Чизмен. – У нас есть соответствующее снаряжение.
– Понимаю, – повторила Мад.
– Я уверен, – продолжал полковник Чизмен, впервые попробовав изобразить улыбку, получившуюся более похожей на гримасу, – что, услышав о вашей неоценимой помощи, ваш друг адмирал Джолиф будет вам, так же как и я, премного благодарен.
– Полагаю, адмиралу Джолифу, так же как и мне, придется сделать то, что ему скажут.
С полковника слетела вся любезность. «Мад, конечно, допускает непоправимую ошибку, припирая его к стене, из этого ничего не выйдет, кроме неловкости, – подумала Эмма, – ведь все было так вежливо, дружелюбно, а теперь они реквизируют дом, а нас переселят в конюшню».
– Мэм, у нас общее дело, – ответил полковник Чизмен. – Наши войска действуют совместно с вашими – вы же слышали сообщение по телевидению. Как только отпадет необходимость обеспечивать вашу безопасность, безопасность ваших сограждан, чрезвычайное положение мгновенно будет снято. Не буду вас более задерживать. До свидания.
Он отдал честь, то же сделал его спутник, но, когда они отвернулись, Мад сделала ужасную вещь – она всегда так вела себя с продавцами, с любителями автографов, со всеми, кто ее раздражал: она говорила о них вслух что-нибудь унизительное, не отойдя еще достаточно далеко, чтобы ее не услышали.
– Индюк надутый, – сказала Мад чересчур громко и отчетливо. Эмма покраснела и скрылась в доме, а бабушка осталась стоять у входной двери, пока американцы не прошли через калитку. Потом она вернулась в дом.
– Позови Джо, милая, – сказала она Эмме, – пусть он выведет машину и поставит ее под окнами кухни.
Эмма позвала Джо, который без устали колол дрова в подвале. Джо поднялся по лесенке, ведущей в холл, за ним показался Терри. Мад кратко рассказала о происшедшем, и Джо мигом отправился выполнять ее поручение. Байронический Терри остался стоять, глаза его возбужденно блестели.
– А мне что делать? – спросил он. – Давайте я вывинчу пробки в конюшне и перекрою там подачу воды?
– Нет, – задумчиво произнесла Мад. – Они разберутся что к чему. К тому же у них полное самообеспечение. Однако послушай, что я тебе скажу. После того как Джо перегонит машину, иди к конюшне, дождись их прихода и, подключив весь свой шарм, скажи, что готов оказать любую помощь. Но не переигрывай. Спокойно так. Попробуй узнать, что у них творится.
– Хорошо.
Терри исчез так же быстро, как и Джо, а Мад пошла на кухню, Эмма за ней.
– Дотти?
– Да, Мадам.
Бывшая костюмерша Мад, которая только что закончила убирать посуду в моечную машину и уже накрыла стол для следующей трапезы, повернула к ним раскрасневшееся усталое лицо.
– Дело идет к тому, что американские солдаты раскинут лагерь в конюшне, – объявила Мад. – Их вертолет только что приземлился на выпасе.
– Боже мой, – сказала Дотти. – Как нам управиться со всеми? Их надо будет чаем напоить? А одеяла? Наших не хватит.
– Дотти, что ты несешь! У них все свое. Неприкосновенный запас, или что там такое есть у солдат, матрасы, полевые телефоны, радио, все что угодно…
Мад размахивала руками, пожимала плечами. Можно было подумать, что она в полном восторге от такой ситуации. Все мальчишки разошлись по своим комнатам – все, кроме чернокожего Бена, разыскивавшего какие-то крошки под кухонным столом.
– Слава тебе, Господи, – сказала Дотти. – Мы бы не смогли накормить толпу солдат. Из-за этого чрезвычайного положения булочник так и не заехал, а у нас кончился хлеб. Что давать ребятам на полдник, и не знаю.
– Дай им бисквит, – сказала Мад.
«Призрак Марии Антуанетты», – подумала Эмма.
– Вот что, Дотти, милая, – сказала Мад, – иди и отдохни, ты выглядишь измученной. День ужасно утомительный, и он еще не закончился, дальше, может, будет еще хуже. Я спеку мальчикам кекс и напою их чаем. Найди мне миску, побольше муки, масла и сахара, вот и все, что нужно. А яйца, у нас остались яйца?
Дотти подняла брови, взглянула на Эмму, и Эмма пожала плечами. Дело в том, что кексы у Мад либо полностью удавались, либо не получались совершенно, обычно второе, и в случае неудачи результат, по словам Папы, напоминал расплавленный свинец. Один-другой успех вскружил ей голову, но чаще всем грозило несварение желудка, и на следующий день кексы приходилось отдавать на корм птицам.
– Давай, давай, – нетерпеливо сказала Мад, – начнем, пожалуй. Если получится хорошо, то можно поступиться принципами и пригласить этого полковника Чизринга, или как там его зовут, к чаю, если он еще здесь. Что-то я не заметила, чтобы вертолет поднялся и улетел.
«Если так, то полковника ждет печальная участь», – подумала внучка. Она выглянула в кухонное окно. Очарование Терри действовало. Он мило беседовало с полковником Чизменом и лейтенантом Шерменом. Похоже, что они обсуждали жителей дома, потому что офицеры взглянули на окна и полковник сказал своим командным голосом что-то вроде: «Не может быть! Лицо показалось мне знакомым, но ее одежда сбила меня с толку». Это могло означать только то, что Терри проговорился о Мад. Эмма не могла решить, хорошо это или плохо. Наверное, хорошо. Американцы любят знаменитостей. Должно помочь и знакомство с адмиралом Джолифом. Похоже также, что полковник забыл о том, что его обозвали «надутым индюком», а если и помнил, то списал это на преклонный возраст Мад.
– Судя по всему, получилось удачно, – сказала Мад позднее, обозревая свое творение, которое, выложенное на блюдо, оказалось похожим на спущенный воздушный шар цвета хаки и источало запах подгорелого миндаля и какао-бобов.
– По крайней мере, он поднялся. Что не всегда бывает. Скажу американскому полковнику, что это из дрожжевого теста. Они ведь на нем помешаны. Терри уже пошел звать его к чаю.
Эмма отнесла серебряный поднос в музыкальную комнату. Мад всегда пользовалась серебряным подносом, когда, как выражалась Дотти, у них собиралось общество.
– Где эти мальчишки? – спросила бабушка, накрыв мятой кружевной скатертью шаткий карточный столик. – Позови их, милая, пожалуйста.
Пока появилась только Фолли, которая, тоже на шатких ногах, вышла из библиотеки. Она почуяла кекс Мад. С мудростью старой собаки она предвидела, что большую его часть общество отправит на пол. Не успела Эмма собрать весь выводок, как со стороны лужайки донесся щелчок открывающейся калитки. Терри вел американских офицеров к парадной двери. Он распахнул перед ними дверь в музыкальную комнату, раскрасневшийся, исполненный чувства собственной значимости.
– Полковник Чизмен, Мадам, – объявил он, – зашел проститься перед вылетом.
Полковник, позади которого стоял лейтенант, уже не выглядел таким грозным. Его зубы обнажились в улыбке. Терри явно сделал свое дело.
– Не задержу вас надолго, мэм, – сказал полковник. – Хочу только поблагодарить вас за помощь. Этот ваш парнишка очень нам помог.
– Я рада, – ответила Мад, и Эмма заметила, что она заговорила наигранным голосом – тем, которым она отвечает на телефонные звонки. – Выпейте перед отлетом чашку чая и попробуйте кусочек домашнего кекса.
Она любезно улыбнулась, жестом приглашая сесть в кресла, стоящие у столика.
– Что ж, мэм, просто невозможно вам отказать, – сказал полковник Чизмен, – думаю, мы сможем уделить пять минут на то, чтобы попробовать кекс.
Терри бросил быстрый взгляд на лежащий на столе воздушный шар и выскочил из комнаты.
– Куда же убежал парнишка? – воскликнул полковник. – Я не успел поблагодарить его.
– Не беспокойтесь, – сказала Мад, – он вернется. Наверное, пошел позвать к чаю всех остальных. Знаете, у нас довольно много домочадцев.
– Да, да, наслышаны об этом, – полковник лукаво покачал головой, глядя на хозяйку. – Несколько минут назад, будучи во дворе конюшни, я сказал лейтенанту Шермену, что полученное нами задание, слава Богу, пойдет на пользу и британцам, и американцам, и это вдвойне приятно мне лично теперь, когда я знаю, кто владелица этого дома.
Он замолчал, вероятно ожидая, что Мад хотя бы кивнет ему. Ее в этот момент занимало только то, как отрезать кусочек кекса для своего поклонника.
– Да что ж такое, – сказала она, нахмурившись, – должно быть, нож тупой.
– Не знаю, как вы расцените это, – продолжал полковник, – но одно из самых ярких моих детских воспоминаний – это ваши ураганом пронесшиеся гастроли в Штатах. Они произвели на меня глубочайшее впечатление.
Эмма наблюдала, как попытки разрезать кекс наконец увенчались успехом. Кусок кекса, подобно фунту плоти для Шейлока, упал на тарелку. В то же время Эмма пыталась понять, что имеет в виду полковник, называя гастроли «пронесшимся ураганом». Ее бабушка бывала в Америке несколько раз, но, насколько Эмме известно, спектакли проходили только в Нью-Йорке.
– Это очень приятно, – сказала Мад, передавая тарелку своей жертве. Фолли подползла поближе к ногам полковника. – А какая была пьеса, не помните? Не одна ли из написанных моим покойным мужем?
– Нет, мэм, – ответил полковник Чизмен. – Я видел пьесу, написанную более чем три столетия назад Вильямом Шекспиром. Никогда не забуду ваше первое появление на сцене в качестве леди Макбет.
Боже, подумала Эмма, он попался, целиком и полностью. Мад никогда не бьша шекспировской актрисой и уж совершенно точно не играла леди Макбет ни у себя на родине, ни в США, хотя дома, для увеселения мальчишек, она частенько пародировала игру своих современниц в его пьесах. Эмма наблюдала за бабушкой, ожидая острого выпада. Но нет, Мад улыбнулась. Действительно искренне улыбнулась, непринужденно, словно приветствуя весь мир, а не только полковника.
– В таком случае это наше общее воспоминание, полковник Чизринг, – сказала она. – Я тоже никогда не забуду его. Попробуйте моего кекса.
Идиллия длилась недолго, потому что чаепитие нарушил поток ошеломляющих событий. Полковник предпринял две попытки вгрызться в выпеченный воздушный шар, а во время третьей у него изо рта выпал неизмельченный миндаль, и к нему на шатких ногах потянулась Фолли. Вдруг дверь распахнулась, и в комнате вновь появился Терри.
– Дотти только что сказала мне, что по радио сообщили: премьер-министр выступает по телевидению. Сейчас уже середина речи.
Все вскочили. Мад отошла от чайного столика.
– Пойдемте в библиотеку, – скомандовала она. – Все, все. Терри, беги включи телевизор.
Они собрались у телевизора, и, пока не появилась картинка, полковник вполголоса прошептал хозяйке:
– Если он скажет то, что я предполагаю, то это великий день для наших стран.
В этот момент, будто в ответ полковнику Чизмену, каскадом хлынула речь премьер-министра:
– …у нас нет альтернативы, и мы и не просим альтернативы предложенному нам союзу; именно он, принятый нами с радостью и благодарностью, принесет новые силы, новые надежды, новую уверенность в будущем не только для наших двух народов, но и для всего свободного человечества.
На экране появилось его лицо и плечи, а в голосе зазвучали торжественные нотки:
– Вы спросите, почему же мы молчали до сих пор, почему не ввели вас в курс дела за несколько дней, даже недель, до событий? Друзья, мы переживаем тревожные времена. Разрыв сотрудничества с Европейским сообществом, наш выход из него, не по нашей вине, привел к большим экономическим затруднениям, чего я в свое время боялся и о чем предупреждал; в опасности находится и наша политическая автономия, и наше военное превосходство.
Теперь, благодаря нашим старинным союзникам и новым партнерам, нам не угрожает ничего. Великому союзу Соединенных Штатов и Соединенного Королевства, с этих пор называемому СШСК, бояться некого. У нас все общее. Мы великая и единая нация. С гордостью сообщу, что Ее Величество королева находится сейчас на пути в Вашингтон, где будет пребывать с президентом США в Белом доме, не только как гость, но и как сопрезидент СШСК. Президент, в свою очередь, будет иметь удовольствие в течение некоторого времени управлять из Букингемского дворца.
Почему же, спросите вы опять, народ великой страны не был извещен о таких серьезных переменах? Потому что, – его голос снова понизился, – это было необходимо для успеха нашего замысла. Ни одно слово об этом проекте не должно было распространиться, пока союз не начал действовать. Каждый лояльный гражданин приветствует такое сотрудничество как одно из самых значительных достижений во всей нашей истории. Но за последние несколько месяцев незначительному меньшинству – поддерживаемому влиятельными группировками из-за рубежа, чьи интересы противоположны нашим, – удалось создать серьезные помехи экономической стабильности и мирному ритму нашей повседневной жизни. Причиненный ущерб непропорционален незначительному количеству участвовавших, а их коварство заключается в том, что только немногие благонадежные граждане поняли, к каким бедствиям приведут страну такие действия. Мы не могли пойти на риск и позволить ничтожной кучке недовольных подвергнуть опасности великое начинание. Вот почему, проснувшись сегодняшним утром, вы увидели в Великобритании наших новых союзников. Прошу вас при встрече с нашими военными, равно как и с американскими, действующими совместно или раздельно, оказывать им полное содействие. Более того, покажите им и нашу дружбу. Граждане СШСК! Да здравствует президент США, да здравствует королева, да здравствует наш великий и славный народ и наше общее наследие!
Голос премьер-министра поднялся на высокую ноту, он откинул голову, расправил плечи, и, когда его изображение растаяло, под аккомпанемент слитных воедино национальных гимнов появилось изображение двух флагов: «Юнион Джек» и «Звезды и полосы».
Тишина в библиотеке была полнейшая. Офицеры стояли по стойке «смирно», точнее, старались это делать, потому что оба они держали в руках, будто во время сбора денег на церковной службе, тарелки с несъеденными кусками кекса. Эмма не знала, плакать ей или смеяться, и, чтобы сориентироваться, посмотрела на бабушку. Пожалуй, впервые это не помогло. Лицо Мад было абсолютно бесстрастно. Она продолжала смотреть на экран телевизора, хотя изображение давно погасло и музыка затихла.
Напряжение снял возбужденный детский смех, донесшийся из холла. В комнату вбежал Колин, таща за руку Бена, ангельское личико которого сияло, а глаза сверкали как звезды.
– Бен заговорил! – закричал он. – Бен заговорил! Он услышал по телику гимны и сказал свое первое слово!
Мад раскрыла руки для объятия, но на этот раз дети не ответили на это приглашение.
– Я его научил, – объявил Колин. – Моя школа. Эмма повернулась к американцам.
– Ему три года, – торопливо объяснила она. – Мы боялись, что он так и не научится говорить, хотя он все понимает.
Полковник Чизмен улыбнулся:
– Похоже, что сегодняшние события вдвойне исторические, и я горд, что присутствую при этом. Подойди ко мне, приятель, покажи нам, что ты умеешь.
Бен скосил глаза на Колина, и тот кивнул. Бен вытер губы тыльной стороной ладони и медленно подошел к полковнику.
– Г… – начал он, – г… – Затем замолчал, как бы собираясь с силами.
– Давай, сынок, не бойся, – сказал полковник Чизмен. – Это самый прекрасный момент в твоей жизни, а может, и в нашей тоже.
– Говно! – сказал Бен.
4
Чрезвычайное положение официально действовало все долгие выходные: от четверга до вторника следующей недели. Иных объяснений, кроме тех, что упоминал премьер-министр: «ничтожная кучка недовольных» создала «серьезные помехи для нашей экономической стабильности», – не давалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Хорошо, мэм, мне тогда легче попросить вас об одной услуге. К вашему дому примыкает конюшня, не так ли?
– Да, это так.
– Мы хотели бы, с вашего согласия разумеется, воспользоваться ею на двадцать четыре часа или, может быть, чуть дольше, в зависимости от ситуации, которая, без сомнения, должна стабилизироваться очень скоро.
Полковник Чизмен говорил очень вежливо, даже почтительно, но твердым тоном.
– Вы хотите сказать, что вам нужно реквизировать конюшню. Выбора у меня нет, я полагаю.
Полковник Чизмен кашлянул:
– Ну это вы перегибаете палку, мэм. Мы не доставим никаких неудобств ни вам, ни вашей семье. Это необходимо для обеспечения связи, и в этом здании будет временный пост, во главе с лейтенантом Шерменом.
– Понимаю.
Полковник явно не чувствовал в ее словах одобрения. Молодой офицер извиняюще взглянул на Эмму, та нервно улыбнулась в ответ.
– В конюшне, конечно, нет телефона и только одна электрическая лампочка, – сказала Мад. – Рядом гараж, где я держу машину. В конюшне хранится навоз, так что, если ваши солдаты собираются там ночевать, им нужно быть осторожней. Спать на нем не очень удобно.
Эмме представилось вдруг, как десятки американцев начнут ходить к ним с просьбой пустить их в ванную или умолять Дотти постирать им белье.
– Не беспокойтесь, мэм, благодарю вас, – сказал полковник Чизмен. – У нас есть соответствующее снаряжение.
– Понимаю, – повторила Мад.
– Я уверен, – продолжал полковник Чизмен, впервые попробовав изобразить улыбку, получившуюся более похожей на гримасу, – что, услышав о вашей неоценимой помощи, ваш друг адмирал Джолиф будет вам, так же как и я, премного благодарен.
– Полагаю, адмиралу Джолифу, так же как и мне, придется сделать то, что ему скажут.
С полковника слетела вся любезность. «Мад, конечно, допускает непоправимую ошибку, припирая его к стене, из этого ничего не выйдет, кроме неловкости, – подумала Эмма, – ведь все было так вежливо, дружелюбно, а теперь они реквизируют дом, а нас переселят в конюшню».
– Мэм, у нас общее дело, – ответил полковник Чизмен. – Наши войска действуют совместно с вашими – вы же слышали сообщение по телевидению. Как только отпадет необходимость обеспечивать вашу безопасность, безопасность ваших сограждан, чрезвычайное положение мгновенно будет снято. Не буду вас более задерживать. До свидания.
Он отдал честь, то же сделал его спутник, но, когда они отвернулись, Мад сделала ужасную вещь – она всегда так вела себя с продавцами, с любителями автографов, со всеми, кто ее раздражал: она говорила о них вслух что-нибудь унизительное, не отойдя еще достаточно далеко, чтобы ее не услышали.
– Индюк надутый, – сказала Мад чересчур громко и отчетливо. Эмма покраснела и скрылась в доме, а бабушка осталась стоять у входной двери, пока американцы не прошли через калитку. Потом она вернулась в дом.
– Позови Джо, милая, – сказала она Эмме, – пусть он выведет машину и поставит ее под окнами кухни.
Эмма позвала Джо, который без устали колол дрова в подвале. Джо поднялся по лесенке, ведущей в холл, за ним показался Терри. Мад кратко рассказала о происшедшем, и Джо мигом отправился выполнять ее поручение. Байронический Терри остался стоять, глаза его возбужденно блестели.
– А мне что делать? – спросил он. – Давайте я вывинчу пробки в конюшне и перекрою там подачу воды?
– Нет, – задумчиво произнесла Мад. – Они разберутся что к чему. К тому же у них полное самообеспечение. Однако послушай, что я тебе скажу. После того как Джо перегонит машину, иди к конюшне, дождись их прихода и, подключив весь свой шарм, скажи, что готов оказать любую помощь. Но не переигрывай. Спокойно так. Попробуй узнать, что у них творится.
– Хорошо.
Терри исчез так же быстро, как и Джо, а Мад пошла на кухню, Эмма за ней.
– Дотти?
– Да, Мадам.
Бывшая костюмерша Мад, которая только что закончила убирать посуду в моечную машину и уже накрыла стол для следующей трапезы, повернула к ним раскрасневшееся усталое лицо.
– Дело идет к тому, что американские солдаты раскинут лагерь в конюшне, – объявила Мад. – Их вертолет только что приземлился на выпасе.
– Боже мой, – сказала Дотти. – Как нам управиться со всеми? Их надо будет чаем напоить? А одеяла? Наших не хватит.
– Дотти, что ты несешь! У них все свое. Неприкосновенный запас, или что там такое есть у солдат, матрасы, полевые телефоны, радио, все что угодно…
Мад размахивала руками, пожимала плечами. Можно было подумать, что она в полном восторге от такой ситуации. Все мальчишки разошлись по своим комнатам – все, кроме чернокожего Бена, разыскивавшего какие-то крошки под кухонным столом.
– Слава тебе, Господи, – сказала Дотти. – Мы бы не смогли накормить толпу солдат. Из-за этого чрезвычайного положения булочник так и не заехал, а у нас кончился хлеб. Что давать ребятам на полдник, и не знаю.
– Дай им бисквит, – сказала Мад.
«Призрак Марии Антуанетты», – подумала Эмма.
– Вот что, Дотти, милая, – сказала Мад, – иди и отдохни, ты выглядишь измученной. День ужасно утомительный, и он еще не закончился, дальше, может, будет еще хуже. Я спеку мальчикам кекс и напою их чаем. Найди мне миску, побольше муки, масла и сахара, вот и все, что нужно. А яйца, у нас остались яйца?
Дотти подняла брови, взглянула на Эмму, и Эмма пожала плечами. Дело в том, что кексы у Мад либо полностью удавались, либо не получались совершенно, обычно второе, и в случае неудачи результат, по словам Папы, напоминал расплавленный свинец. Один-другой успех вскружил ей голову, но чаще всем грозило несварение желудка, и на следующий день кексы приходилось отдавать на корм птицам.
– Давай, давай, – нетерпеливо сказала Мад, – начнем, пожалуй. Если получится хорошо, то можно поступиться принципами и пригласить этого полковника Чизринга, или как там его зовут, к чаю, если он еще здесь. Что-то я не заметила, чтобы вертолет поднялся и улетел.
«Если так, то полковника ждет печальная участь», – подумала внучка. Она выглянула в кухонное окно. Очарование Терри действовало. Он мило беседовало с полковником Чизменом и лейтенантом Шерменом. Похоже, что они обсуждали жителей дома, потому что офицеры взглянули на окна и полковник сказал своим командным голосом что-то вроде: «Не может быть! Лицо показалось мне знакомым, но ее одежда сбила меня с толку». Это могло означать только то, что Терри проговорился о Мад. Эмма не могла решить, хорошо это или плохо. Наверное, хорошо. Американцы любят знаменитостей. Должно помочь и знакомство с адмиралом Джолифом. Похоже также, что полковник забыл о том, что его обозвали «надутым индюком», а если и помнил, то списал это на преклонный возраст Мад.
– Судя по всему, получилось удачно, – сказала Мад позднее, обозревая свое творение, которое, выложенное на блюдо, оказалось похожим на спущенный воздушный шар цвета хаки и источало запах подгорелого миндаля и какао-бобов.
– По крайней мере, он поднялся. Что не всегда бывает. Скажу американскому полковнику, что это из дрожжевого теста. Они ведь на нем помешаны. Терри уже пошел звать его к чаю.
Эмма отнесла серебряный поднос в музыкальную комнату. Мад всегда пользовалась серебряным подносом, когда, как выражалась Дотти, у них собиралось общество.
– Где эти мальчишки? – спросила бабушка, накрыв мятой кружевной скатертью шаткий карточный столик. – Позови их, милая, пожалуйста.
Пока появилась только Фолли, которая, тоже на шатких ногах, вышла из библиотеки. Она почуяла кекс Мад. С мудростью старой собаки она предвидела, что большую его часть общество отправит на пол. Не успела Эмма собрать весь выводок, как со стороны лужайки донесся щелчок открывающейся калитки. Терри вел американских офицеров к парадной двери. Он распахнул перед ними дверь в музыкальную комнату, раскрасневшийся, исполненный чувства собственной значимости.
– Полковник Чизмен, Мадам, – объявил он, – зашел проститься перед вылетом.
Полковник, позади которого стоял лейтенант, уже не выглядел таким грозным. Его зубы обнажились в улыбке. Терри явно сделал свое дело.
– Не задержу вас надолго, мэм, – сказал полковник. – Хочу только поблагодарить вас за помощь. Этот ваш парнишка очень нам помог.
– Я рада, – ответила Мад, и Эмма заметила, что она заговорила наигранным голосом – тем, которым она отвечает на телефонные звонки. – Выпейте перед отлетом чашку чая и попробуйте кусочек домашнего кекса.
Она любезно улыбнулась, жестом приглашая сесть в кресла, стоящие у столика.
– Что ж, мэм, просто невозможно вам отказать, – сказал полковник Чизмен, – думаю, мы сможем уделить пять минут на то, чтобы попробовать кекс.
Терри бросил быстрый взгляд на лежащий на столе воздушный шар и выскочил из комнаты.
– Куда же убежал парнишка? – воскликнул полковник. – Я не успел поблагодарить его.
– Не беспокойтесь, – сказала Мад, – он вернется. Наверное, пошел позвать к чаю всех остальных. Знаете, у нас довольно много домочадцев.
– Да, да, наслышаны об этом, – полковник лукаво покачал головой, глядя на хозяйку. – Несколько минут назад, будучи во дворе конюшни, я сказал лейтенанту Шермену, что полученное нами задание, слава Богу, пойдет на пользу и британцам, и американцам, и это вдвойне приятно мне лично теперь, когда я знаю, кто владелица этого дома.
Он замолчал, вероятно ожидая, что Мад хотя бы кивнет ему. Ее в этот момент занимало только то, как отрезать кусочек кекса для своего поклонника.
– Да что ж такое, – сказала она, нахмурившись, – должно быть, нож тупой.
– Не знаю, как вы расцените это, – продолжал полковник, – но одно из самых ярких моих детских воспоминаний – это ваши ураганом пронесшиеся гастроли в Штатах. Они произвели на меня глубочайшее впечатление.
Эмма наблюдала, как попытки разрезать кекс наконец увенчались успехом. Кусок кекса, подобно фунту плоти для Шейлока, упал на тарелку. В то же время Эмма пыталась понять, что имеет в виду полковник, называя гастроли «пронесшимся ураганом». Ее бабушка бывала в Америке несколько раз, но, насколько Эмме известно, спектакли проходили только в Нью-Йорке.
– Это очень приятно, – сказала Мад, передавая тарелку своей жертве. Фолли подползла поближе к ногам полковника. – А какая была пьеса, не помните? Не одна ли из написанных моим покойным мужем?
– Нет, мэм, – ответил полковник Чизмен. – Я видел пьесу, написанную более чем три столетия назад Вильямом Шекспиром. Никогда не забуду ваше первое появление на сцене в качестве леди Макбет.
Боже, подумала Эмма, он попался, целиком и полностью. Мад никогда не бьша шекспировской актрисой и уж совершенно точно не играла леди Макбет ни у себя на родине, ни в США, хотя дома, для увеселения мальчишек, она частенько пародировала игру своих современниц в его пьесах. Эмма наблюдала за бабушкой, ожидая острого выпада. Но нет, Мад улыбнулась. Действительно искренне улыбнулась, непринужденно, словно приветствуя весь мир, а не только полковника.
– В таком случае это наше общее воспоминание, полковник Чизринг, – сказала она. – Я тоже никогда не забуду его. Попробуйте моего кекса.
Идиллия длилась недолго, потому что чаепитие нарушил поток ошеломляющих событий. Полковник предпринял две попытки вгрызться в выпеченный воздушный шар, а во время третьей у него изо рта выпал неизмельченный миндаль, и к нему на шатких ногах потянулась Фолли. Вдруг дверь распахнулась, и в комнате вновь появился Терри.
– Дотти только что сказала мне, что по радио сообщили: премьер-министр выступает по телевидению. Сейчас уже середина речи.
Все вскочили. Мад отошла от чайного столика.
– Пойдемте в библиотеку, – скомандовала она. – Все, все. Терри, беги включи телевизор.
Они собрались у телевизора, и, пока не появилась картинка, полковник вполголоса прошептал хозяйке:
– Если он скажет то, что я предполагаю, то это великий день для наших стран.
В этот момент, будто в ответ полковнику Чизмену, каскадом хлынула речь премьер-министра:
– …у нас нет альтернативы, и мы и не просим альтернативы предложенному нам союзу; именно он, принятый нами с радостью и благодарностью, принесет новые силы, новые надежды, новую уверенность в будущем не только для наших двух народов, но и для всего свободного человечества.
На экране появилось его лицо и плечи, а в голосе зазвучали торжественные нотки:
– Вы спросите, почему же мы молчали до сих пор, почему не ввели вас в курс дела за несколько дней, даже недель, до событий? Друзья, мы переживаем тревожные времена. Разрыв сотрудничества с Европейским сообществом, наш выход из него, не по нашей вине, привел к большим экономическим затруднениям, чего я в свое время боялся и о чем предупреждал; в опасности находится и наша политическая автономия, и наше военное превосходство.
Теперь, благодаря нашим старинным союзникам и новым партнерам, нам не угрожает ничего. Великому союзу Соединенных Штатов и Соединенного Королевства, с этих пор называемому СШСК, бояться некого. У нас все общее. Мы великая и единая нация. С гордостью сообщу, что Ее Величество королева находится сейчас на пути в Вашингтон, где будет пребывать с президентом США в Белом доме, не только как гость, но и как сопрезидент СШСК. Президент, в свою очередь, будет иметь удовольствие в течение некоторого времени управлять из Букингемского дворца.
Почему же, спросите вы опять, народ великой страны не был извещен о таких серьезных переменах? Потому что, – его голос снова понизился, – это было необходимо для успеха нашего замысла. Ни одно слово об этом проекте не должно было распространиться, пока союз не начал действовать. Каждый лояльный гражданин приветствует такое сотрудничество как одно из самых значительных достижений во всей нашей истории. Но за последние несколько месяцев незначительному меньшинству – поддерживаемому влиятельными группировками из-за рубежа, чьи интересы противоположны нашим, – удалось создать серьезные помехи экономической стабильности и мирному ритму нашей повседневной жизни. Причиненный ущерб непропорционален незначительному количеству участвовавших, а их коварство заключается в том, что только немногие благонадежные граждане поняли, к каким бедствиям приведут страну такие действия. Мы не могли пойти на риск и позволить ничтожной кучке недовольных подвергнуть опасности великое начинание. Вот почему, проснувшись сегодняшним утром, вы увидели в Великобритании наших новых союзников. Прошу вас при встрече с нашими военными, равно как и с американскими, действующими совместно или раздельно, оказывать им полное содействие. Более того, покажите им и нашу дружбу. Граждане СШСК! Да здравствует президент США, да здравствует королева, да здравствует наш великий и славный народ и наше общее наследие!
Голос премьер-министра поднялся на высокую ноту, он откинул голову, расправил плечи, и, когда его изображение растаяло, под аккомпанемент слитных воедино национальных гимнов появилось изображение двух флагов: «Юнион Джек» и «Звезды и полосы».
Тишина в библиотеке была полнейшая. Офицеры стояли по стойке «смирно», точнее, старались это делать, потому что оба они держали в руках, будто во время сбора денег на церковной службе, тарелки с несъеденными кусками кекса. Эмма не знала, плакать ей или смеяться, и, чтобы сориентироваться, посмотрела на бабушку. Пожалуй, впервые это не помогло. Лицо Мад было абсолютно бесстрастно. Она продолжала смотреть на экран телевизора, хотя изображение давно погасло и музыка затихла.
Напряжение снял возбужденный детский смех, донесшийся из холла. В комнату вбежал Колин, таща за руку Бена, ангельское личико которого сияло, а глаза сверкали как звезды.
– Бен заговорил! – закричал он. – Бен заговорил! Он услышал по телику гимны и сказал свое первое слово!
Мад раскрыла руки для объятия, но на этот раз дети не ответили на это приглашение.
– Я его научил, – объявил Колин. – Моя школа. Эмма повернулась к американцам.
– Ему три года, – торопливо объяснила она. – Мы боялись, что он так и не научится говорить, хотя он все понимает.
Полковник Чизмен улыбнулся:
– Похоже, что сегодняшние события вдвойне исторические, и я горд, что присутствую при этом. Подойди ко мне, приятель, покажи нам, что ты умеешь.
Бен скосил глаза на Колина, и тот кивнул. Бен вытер губы тыльной стороной ладони и медленно подошел к полковнику.
– Г… – начал он, – г… – Затем замолчал, как бы собираясь с силами.
– Давай, сынок, не бойся, – сказал полковник Чизмен. – Это самый прекрасный момент в твоей жизни, а может, и в нашей тоже.
– Говно! – сказал Бен.
4
Чрезвычайное положение официально действовало все долгие выходные: от четверга до вторника следующей недели. Иных объяснений, кроме тех, что упоминал премьер-министр: «ничтожная кучка недовольных» создала «серьезные помехи для нашей экономической стабильности», – не давалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33