И теперь по их следам я пришел на Монте-Верита.На следующее утро я позавтракал в баре-кафе. Хозяина, с которым я разговаривал вечером, там не было. Кофе и хлеб мне подала девушка, как я понял, его дочь. Она держалась спокойно, вежливо и пожелала мне доброго дня.– Я собираюсь подняться в горы, – начал я. – Сегодня вроде бы хорошая погода. Скажите, вы бывали когда-нибудь на Монте-Верита?Она тут же отвела от меня взгляд.– Нет, – ответила она, – я никогда не покидала долину.Я говорил с ней подчеркнуто небрежно. Рассказал что-то о моих друзьях, путешествовавших здесь очень давно, даже и не припомню точно когда, о том, что они добрались до вершины горы, обнаружили между двух пиков высеченную из скалы крепость и хотели побольше узнать о секте за стенами.– Вы не знаете, они все еще живут там? – спросил я и закурил, чтобы скрыть волнение.Она нервно оглянулась, очевидно предполагая, что нас могут услышать.– Так говорят, – ответила она. – Отец со мной подобные вещи не обсуждает. Молодым это знать не положено.Я продолжал курить.– Я живу в Америке, – сказал я, – и там, как и в других странах, молодежь при встречах больше всего любит говорить о том, что ей знать не положено.Она едва заметно улыбнулась и промолчала.– Думаю, что вы с подружками часто шепчетесь о том, что творится на Монте-Верита.Я немного устыдился своего коварства, но почувствовал, что таким способом скорее смогу что-то узнать.– Да, – понизив голос, промолвила она, – верно, но мы об этом громко не говорим. Вот недавно, – она снова оглянулась и, убедившись, что вокруг никого нет, добавила еще тише, – я хорошо знаю одну девушку, она вскоре должна была выйти замуж, так вот, она однажды ушла и не вернулась, и все считают, что ее позвали на Монте-Верита.– И никто не видел, как она скрылась?– Нет, она ушла ночью. Ни слова никому не сказала.– А не могла она уйти куда-нибудь еще в другое место, в большой город или туда, где много туристов?– Что-то не верится. Да она перед этим и вела себя как-то странно.Слышали, что во сне она все о Монте-Верита говорила.Я подождал минуту и продолжил свой расспрос так же беспечно, с таким же безразличием.– Чем же так влечет к себе Монте-Верита? – полюбопытствовал я. – Ведь жизнь там, наверное, просто невыносимо тяжелая, а может быть, и жестокая?– Но не для тех, кого позвали, – ответила она, покачав головой. – Они навсегда остаются молодыми.– Если их никто не видел, то откуда вы можете знать?– Так было всегда. В это верят. Вот почему у нас в долине их боятся, ненавидят, но и завидуют. Они знают секрет жизни, там, на Монте-Верита. – Она взглянула из окна на гору. В ее глазах промелькнула грусть.– А вы? – с интересом спросил я. – Как вы думаете, вас когда-нибудь позовут?– Я не достойна. К тому же я боюсь.Она унесла кофе и предложила мне фрукты.– И сейчас, после того как она ушла, – закончила девушка, уже совсем шепотом, – верно, быть беде. Народ в долине разгневан. Несколько мужчин поднялись в деревню. Они пытались уговорить местных применить силу и напасть на скалу. Наши мужчины уходили в ярости. Они могут убить всех, кто живет в монастыре. Тогда станет еще хуже, наверное, вызовут войска, начнутся допросы, наказания, стрельба и все плохо кончится. И теперь уже страшно.Люди кругом напуганы. Громко говорить боятся.Услышав приближающиеся шаги, она поспешила к стойке бара и, наклонив голову, принялась за дела. В комнату вошел ее отец. Он с подозрением поглядел на нас. Я потушил сигарету и встал из-за стола.– Ну как, вы еще хотите пойти в горы? – спросил он у меня.– Да, я вернусь через день-другой, – ответил я.– Здесь вам больше оставаться не стоит, – заметил он.– Вы хотите сказать, что погода вот-вот переменится?– Погода переменится, это верно. Да и спокойствия у нас не ожидается.– В каком смысле?– Волнения могут быть. Все у нас сейчас вверх дном стало. У людей терпение лопнуло. А когда они из себя выходят, то просто сумасшедшими делаются. И не дай Бог иностранцам, туристам им в такое время под руку попасться. Лучше бы вам на Монте-Верита не ходить, а отправиться на север.Там-то все тихо будет.– Благодарю вас. Но я мечтаю подняться на Монте-Верита.Он пожал плечами и отвел от меня взгляд.– Как хотите, – сказал он, – дело ваше…Я вышел из гостиницы на улицу, миновал мост над горным ручьем и двинулся по дороге, ведущей из долины к восточному склону Монте-Верита.Сначала до меня снизу доносились звуки – лай собак, позвякивание бубенчиков коров, голоса мужчин, перекликавшихся между собой, – все они ясно слышались в безветренном воздухе. Затем синий дымок, вившийся из труб, растаял в отдалении, превратившись в туманную пелену, и дома начали казаться маленькими, почти игрушечными. Дорога петляла надо мной, уходя все выше и выше в гору, пока в середине пути долина не скрылась из моего поля зрения. Я ни о чем не думал, не загадывал, что ждет меня впереди, поднимался с видом победителя, глядя на уже пройденный мной горный кряж слева, взбираясь на следующий, чтобы забыть о первом, покоряя третий, более отвесный и затененный. Шел я не торопясь, не напрягая мышц и преодолевая порывы ветра, но по-прежнему был возбужден и ни капли не устал, скорее, наоборот, я мог идти бесконечно.Меня удивило, что я наконец добрался до деревни, потому что мысленно я прикинул, что окажусь там часом позже. Должно быть, я поднимался и вправду быстро – ведь пришел я туда примерно в четыре часа пополудни. Деревня произвела на меня впечатление жалкой, почти заброшенной, и я решил, что сейчас в ней осталось всего несколько жителей. Некоторые дома были разобраны, другие полуразрушены и свалены. Дым вился только из двух или трех труб, и я не увидел ни одного человека в поле и на пастбище. Несколько тощих и неухоженных коров паслось в стороне от дороги, колокольчики, завязанные у них на шеях, глухо звенели в пустоте. Местность казалась мрачной, гнетущей, особенно после воодушевившего меня подъема. Ночевать здесь было мне совсем не по душе, об этом не хотелось даже и думать.Я подошел к двери первого дома, над которым вилась тонкая струйка дыма, и постучал. Через минуту-другую мне открыл дверь мальчишка лет четырнадцати.Взглянув на меня, он повернулся и кого-то позвал. К нам приблизился мужчина моего возраста, грузный и с туповатым выражением лица. Он сказал что-то на диалекте, затем, минуту посмотрев на меня, понял, что ошибся, и, запинаясь, заговорил на местном языке. Он изъяснялся на нем с еще большими ошибками, чем я.– Вы доктор из долины? – спросил он меня.– Нет, я иностранец, путешественник, поднимаюсь в горы. Я хотел бы переночевать у вас, если не возражаете, – сказал я.Его лицо посуровело. Он не ответил прямо на мою просьбу.– У нас тут тяжелобольной, – объяснил он. – Не знаю, что с ним и делать.Они обещали, что придет доктор из долины. Вы никого по пути не встретили?– Боюсь, что нет. Кроме меня, никто в гору не поднимался. А кто у вас болен? Ребенок?Мужчина покачал головой.– Нет, нет, у нас здесь детей нет.Он продолжал смотреть на меня удивленно, беспомощно, и мне стало стыдно, что я появился не вовремя и не к месту, но я не знал, чем смогу помочь. У меня не было с собой лекарств, кроме аптечки для оказания первой помощи и аспирина. Если у больного лихорадка, аспирин ему пригодится. Я достал пузырек из рюкзака и протянул его хозяину.– Это поможет, – сказал я. – Попробуйте ему дать.Он провел меня в дом.– Лучше вы сами ему дайте, – попросил он, входя в комнату.Я не без колебаний последовал за ним. Мне предстояло увидеть печальное зрелище – умирающего родственника хозяина, но простая человечность подсказывала мне, что поступить иначе я не имею права. Кровать на козлах была вплотную придвинута к стене, и на ней под двумя одеялами лежал бледный и небритый мужчина с заострившимися чертами лица. Мне сразу стало ясно, что он безнадежно болен и дни его сочтены. Глаза его были закрыты. Я подошел ближе к кровати и пристально поглядел на него. Он приоткрыл глаза. Минуту мы, не веря себе, смотрели друг на друга. Затем он подал мне руку и улыбнулся. Это был Виктор.– Слава Богу, – тихо сказал он. От волнения я ничего не мог ему ответить. Я видел, как он обратился к хозяину дома, стоявшему поодаль, и заговорил с ним на диалекте, должно быть сообщив, что мы с ним друзья, потому что лицо мужчины как-то посветлело и он вышел, оставив нас одних. Я по-прежнему стоял у постели Виктора, держа его руку в своей.– И давно ты так? – наконец спросил я.– Около пяти дней, – отозвался он. – Приступ плеврита. Со мной это и раньше бывало. Но на этот раз тяжелее. Старею.Он снова улыбнулся, и я, хотя и догадался, как ему сейчас тяжело, заметил, что в общем он мало изменился и остался тем же.– А ты, наверное, процветаешь, – произнес он с легкой усмешкой, – судя по виду, ты человек преуспевающий.Я не удержался и задал вопрос, почему он ни разу не написал мне и что он делал все эти двадцать лет.– Я порвал с миром, – сказал он, – думаю, что и ты тоже, но иначе. В Англию я больше не возвращался. А ты-то как здесь очутился?Я дал ему пузырек с аспирином.– Пожалуй, тебе от этого пользы мало, – заметил я. – Лучшее, что я могу сделать, – это остаться с тобой на ночь, а утром сразу же попрошу парнишку и еще кого-нибудь помочь мне перенести тебя в долину.Он покачал головой.– Не стоит тратить время попусту. Со мной все кончено. Я это знаю.– Ерунда. Тебе нужен врач, нормальное лечение. Здесь это невозможно. – Я еще раз оглядел убогую, темную и душную комнату.– Не беспокойся обо мне, – повторил он, – есть дела и поважнее.– Что же именно? – удивленно осведомился я.– Анна, – ответил он. Я растерялся, от неожиданности его слова не сразу дошли до меня, и Виктор тут же добавил:– Она все еще на Монте-Верита.– Ты хочешь сказать, – переспросил я, – в монастыре, за глухими стенами, взаперти. Она не покидала его?– Вот потому-то я здесь, – отозвался Виктор, – я ежегодно приезжаю в одно и то же время и поднимаюсь на вершину. Я, наверное, писал и говорил тебе, тогда, после войны, что обосновался в маленьком рыбацком поселке и живу там очень уединенно и тихо. В этом году я приехал сюда позднее обычного из-за болезни.Уму непостижимо, как он просуществовал все это время – без друзей, без занятий, терпя долгие месяцы, пока не настанет срок для его безнадежного паломничества.– Ты хоть видел ее? – спросил я.– Больше ни разу.– Но ты ей пишешь?– Я каждый год привожу письмо. Беру его с собой и оставляю у стены, а на следующий день возвращаюсь.– И письмо забирают?– Всегда. На его месте обязательно оказывается какой-нибудь камень, на котором нацарапано несколько слов. Я уношу эти камни с собой. Они лежат на побережье, рядом с моим домом.У меня сжалось сердце от его веры в Анну, от преданности ей, пронесенной через годы.– Я пытался изучить это, – продолжал он, – их религию, верования. Они очень древние, дохристианские. В старых книгах сохранилось несколько упоминаний и намеков. Я собрал их воедино, беседовал с учеными, писавшими о мистицизме и древних обрядах галлов и друидов. Почти все жившие в то время горные европейские племена поддерживали между собой тесную связь. Я прочел много книг, где говорилось о власти Луны и вере в вечную молодость и красоту всех, кто ей поклонялся.– Судя по твоим словам, – заметил я, – ты в это веришь.– Верю, – согласился он радостно и твердо, – в это верят дети здесь в деревне. Их сейчас немного осталось.Его утомил наш разговор. Он протянул руку к кувшину с водой, стоявшему рядом с кроватью.– Прими лекарство, – посоветовал ему я. – Если тебя лихорадит, оно поможет. Думаю, тебе сейчас надо заснуть.Я дал ему три таблетки и плотнее укутал одеялом.– Есть ли в доме женщина? – поинтересовался я.– Нет, – ответил он, – меня удивило, что в этом году все так изменилось.Деревушка совсем опустела. Женщины и дети перебрались вниз, в долину. Здесь сейчас только двадцать мужчин и подростков.– Ты знаешь, когда женщины и дети покинули деревню?– Полагаю, что за несколько дней до моего приезда. Хозяин дома, это сын старика, жившего тут, он давно умер, так вот, хозяин так глуп, что никогда ничего точно не знает. Только смотрит, как баран, когда его спрашивают. Но и от него известная польза имеется. Он тебя и накормит, и на ночлег оставит, а мальчишка, тот вполне смышленый.Виктор закрыл глаза, и я понадеялся, что ему удастся уснуть. Я решил, что знаю, почему женщины и дети ушли из деревни. Это случилось после того, как из долины исчезла девушка. Их предупредили, что на Монте-Верита может стать неспокойно. Я не осмелился сказать об этом Виктору. Мне хотелось убедить его, что в долине ему будет лучше.К этому часу стемнело и я проголодался. Я прошел по коридору на кухню и застал там лишь одного мальчика. Я попросил его дать мне что-нибудь поесть и вернулся к Виктору. Вскоре он принес мне хлеб, мясо и сыр. Ел я в комнате, мальчик стоял рядом и внимательно смотрел на меня. Виктор, как и раньше, лежал с закрытыми глазами, и мне показалось, что он спит.– Как по-вашему, ему станет лучше? – спросил меня мальчик. Он говорил не на диалекте.– Думаю, что да, – негромко отозвался я. – Если бы кто-нибудь помог мне перенести его в долину и мы бы нашли там врача.– Я помогу вам, – сказал мальчик, – я и два моих друга. Мы отправимся завтра. Потом будет трудно.– Почему?– Мужчины из долины собрались и послезавтра явятся сюда. Они вне себя от злости и решились действовать. Тогда я с друзьями присоединюсь к ним.– Что же должно произойти?Мальчик заколебался и бросил на меня быстрый взгляд.– Не знаю, – замялся он и выбежал из комнаты на кухню.Я услышал голос Виктора.– Что тебе сказал мальчишка? – спросил он. – Кто должен прийти сюда из долины?– Я так и не понял, – уклонился я от ответа, – вероятно, какая-то экспедиция. Но он обещал помочь мне перенести тебя завтра в долину.– Никакие экспедиции здесь сроду не были, – возразил мне Виктор, – он что-то путает.Он позвал мальчика и, когда тот пришел, заговорил с ним на диалекте.Парнишка был явно встревожен, отвечал ему нехотя и неуверенно. В разговоре они несколько раз упомянули Монте-Верита. Наконец мальчик ушел, оставив нас вдвоем.– Тебе что-нибудь ясно? – обратился ко мне Виктор.– Нет, – глухо сказал я.– Не нравится мне это все, – начал он, – тут что-то не то. Я это чувствую с тех пор, как лежу здесь. Местные вдруг как-то совсем одичали, скрытными сделались. Мальчик мне сказал, что в долине паника, народ рассержен. Ты об этом что-нибудь слышал?Я не знал, имеет ли смысл говорить ему правду. Он не отводил от меня глаз.– Хозяин гостиницы был неприветлив, – заметил я, – он отговаривал меня от похода на Монте-Верита.– А по какой причине?– Он просто сказал, что там могут быть волнения.Виктор молчал. Я понял, что он размышлял над моими словами.– Ты не знаешь, исчезла ли из долины какая-нибудь женщина? – спросил он.Лгать было бесполезно.– Я слышал что-то о пропавшей девушке, – ответил я, – но не уверен, правда ли это.– Должно быть, правда. Да, вот в чем дело.Он долго молчал, и я не видел его лица, оно было скрыто в тени. В комнате горела только одна лампа, слабо освещая все вокруг.– Ты должен подняться завтра на вершину и предупредить Анну, – проговорил он наконец.Я понял, что ждал от него такого решения. Я спросил Виктора, как это можно будет сделать.– Я нарисую тебе дорогу, – сказал он, – да тут и ошибиться трудно. Она идет прямо по старому руслу ручья, все время к югу. Дождей сейчас нет и пройти легко. Бели ты отправишься на рассвете, впереди у тебя целый день.– А когда доберусь?– Ты должен оставить письмо, как я это делал, а затем удалиться. Они не возьмут его, пока ты там. Я тоже напишу. Скажу Анне, что заболел, а ты появился внезапно, почти через двадцать лет. Знаешь, сейчас, когда ты с мальчишкой разговаривал, я подумал, что все у нас похоже на чудо. Я вдруг почувствовал, что это Анна прислала тебя сюда.Его глаза сияли прежней юношеской верой, которую я хорошо помнил.– Возможно, – ответил я, – или Анна, или то, что ты когда-то называл моей горной лихорадкой.– А разве это не одно и то же? – заключил он.Мы долго глядели друг на друга в тишине маленькой темной комнаты. Затем я повернулся и попросил мальчика принести мне матрас и подушку. Устроился я на полу рядом с кроватью Виктора.Ночь он провел беспокойно, дышал прерывисто и с трудом. Я несколько раз подходил к нему, давал аспирин и воду. Он сильно потел, что могло означать перелом, к лучшему или худшему, я не знал. Ночь казалась бесконечной, и я почти не сомкнул глаз. Мы оба бодрствовали, когда начало светать.– Тебе пора собираться, – обратился он ко мне. Подойдя к нему, я обнаружил, что кожа у него стала совсем холодной и влажной. Я убедился, что ему много хуже, он очень ослабел. – Передай Анне, – сказал он, – что, если люди из долины явятся сюда, ей и всем остальным грозит большая опасность. В этом я уверен.– Я напишу ей, – предложил я.– Она знает, как я ее люблю. Я всегда писал ей об этом, но ты можешь сказать еще раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9