Не могли бы вы оказать мне любезность… - начала она. - Я хотела бы поговорить с кем-нибудь из администрации. Понимаю, конечно, но дело очень важное. Да, я подожду… - Она прикрыла микрофон ладонью и повернулась к нам: - Похоже, это секретарша. Она явная новозеландка…
- Ты молодец! - восхитился я.
- Алло? Да. Простите, как вас зовут? - Ее глаза вдруг расширились. - Понимаете, мистер Уэксфорд, у меня только что были три странных посетителя. Они хотели посмотреть картину, которую я недавно у вас приобрела. Чрезвычайно странные люди. Они заявили, что вы их послали. Я им не поверила и решила навести справки у вас. Вы действительно посылали их ко мне?
В трубке зазвучал возбужденный голос.
- Описать их? Молодой мужчина с русыми волосами и бородкой, мужчина с раненой рукой и какая-то неопрятная девица. Я их выпроводила. Они мне сильно не понравились… - Она состроила гримасу и теперь слушала возбужденный голос. - Нет, разумеется, я им ничего не показала. Говорю вам, они мне не понравились. Где я живу? Ну конечно же здесь, в Веллингтоне. Разумеется… Очень вас благодарю, мистер Уэксфорд, приятно было с вами…
Она повесила трубку, не обращая внимания на все еще звучавший голос.
- Вот это женщина! - возликовал Джик. - Какая актриса получилась бы из моей жены!
Уэксфорд. Сам Уэксфорд… Сработало!
- Итак, теперь, когда они знают о нашем пребывании здесь, - предложил я, - может, пойдем куда-нибудь?
- О нет, - инстинктивно запротестовала Сара, глядя в окно на море. - Здесь хорошо, а мы весь день на колесах.
Я не стал возражать.
- Обзванивая отели, они нас не найдут, - заметил Джик. - Даже если они позвонят сюда, то все равно будут спрашивать Кассаветза и Тодда, а не Эндрюза и Пила.
- Так вы - Эндрюз и Пил? - спросила Сара.
- Мы супруги Эндрюз, а Тодд - Пил.
- Приятно познакомиться, - съязвила она.
Мы без приключений пообедали в ресторане отеля. Мистер Пил надел повязку прямо поверх одежды, справедливо решив, что так его легче заметить. Из тех же самых соображений мистер Эндрюз наотрез отказался сбрить бороду.
Мы разошлись по номерам и вовремя легли спать. А я провел еще приятный час, снимая с ноги повязки и любуясь швами на бедре. Дерево наградило меня рваными ранами, которые нисколько не были похожи на правильные операционные разрезы. Рассматривая извилистые, похожие на железнодорожные пути швы на вспухшей коже малиново-черно-желтого оттенка, я все более приходил к выводу, что врачи в Алис-Спрингсе просто кудесники. После падения минуло четыре дня, но швы нигде не разошлись, несмотря на мой активный образ жизни. И тут до меня дошло, что я как-то не заметил, как состояние постоянного недомогания прошло. Удивительно, размышлял я, как быстро самовосстанавливается человеческий организм, если есть такая возможность.
Я залепил памятные знаки свежим лейкопластырем, приобретенным еще в Гамильтоне, устроился в постели, и мои срастающиеся кости больше не протестовали. «Все, - самодовольно думал я, засыпая, - все теперь будет хорошо!»
Но тогда я во многом просчитался. Я не придал должного значения той поспешности, с которой Уэксфорд примчался в Новую Зеландию, недооценил ярость и настойчивость, с которой нас разыскивали.
Мы разворошили гнездо профессиональных преступников, не предполагая, что наш успех пробудит такой силы страх и злобу, о которых мы и не подозревали. Мое представление об Уэксфорде, который рвет на себе последние волосы, было далеко от действительности. Он выслеживал нас с решимостью, близкой к одержимости, непреклонно, жестоко и быстро.
На следующее утро я проснулся поздно и приготовил себе кофе в кофейнике, находившемся в каждом номере. День выдался теплый и солнечный, настоящий весенний день. У меня было прекрасное настроение, когда позвонил Джик.
- Сара говорит, что сегодня хочет вымыть голову, иначе волосы у нее слипнутся. Она уже ждет меня в холле, чтобы я отвез ее в магазин, где продают шампунь. Но я подумал, что лучше было бы все-таки тебя предупредить!
- Только будьте осторожны! - В моем голосе прозвучала тревога.
- О, конечно, - ответил он. - Мы и близко не подъедем к галерее, только до ближайшего магазина. И как только вернемся, я тебе сразу позвоню.
Он положил трубку, а через пять минут звонок прозвенел снова. Я подошел к телефону. Звонила девушка от стойки портье.
- Ваши друзья приглашают вас поехать вместе с ними.
- Ладно.
Я без пиджака спустился в лифте, сдал ключ от номера и вышел к нагретой солнцем стоянке. Посмотрел по сторонам, разыскивая глазами Джика и Сару. Но, как выяснилось, не эти друзья ждали меня.
Может, было бы лучше, если бы моя левая рука не была привязана под сорочкой. А так они просто схватили меня за одежду, подняли в воздух и самым унизительным образом затолкали в машину на заднее сиденье.
Внутри был сам Уэксфорд. Его глаза за стеклами массивных очков были враждебны, а в движениях исчезла нерешительность. Теперь я снова в его власти, как за решетчатой дверью, и он не собирался со мной миндальничать. На нем и сейчас была «бабочка». Веселый горошек никак не соответствовал предстоящему невеселому делу.
Мышцы, которые пихнули меня к нему, как выяснилось, принадлежали Грину через долгое «и» и еще одному типу, мне не знакомому, походившему по описанию на Бровастого.
Мое настроение падало быстрее, чем опускался лифт в «Хилтоне». Я оказался посредине, а Грин сел на место водителя.
- Как вы меня нашли? - спросил я.
Грин со злорадной усмешкой достал из бумажника цветную фотографию и протянул ее мне.- На ней мы все трое - Джик, Сара и я - стояли возле магазина в Мельбурне. Женщина из галереи, как я догадался, не теряла времени и сняла нас в аэропорте перед вылетом.
- Прошли по отелям, - объяснил Грин. - Все очень просто. Больше говорить было не о чем, и я сидел молча. Может, еще и потому, что мне не хватало воздуха.
Да никто больше и не рвался разговаривать. Грин включил зажигание, машина рванула с места.
Уэксфорд смотрел на меня с торжествующим видом. Бровастый так заломил мне здоровую правую руку, что для дебатов просто не оставалось сил. Он не давал мне выпрямиться. Моя голова склонилась почти к самым коленям. Все было чрезвычайно болезненно и унизительно.
Наконец Уэксфорд проговорил:
- Мне нужен наш список.
В его голосе не осталось ни капли учтивости. Он не собирался вести со мной светский разговор и не давал себе труда скрывать свею ярость.
«Боже, - с сожалением подумал я. - Какой же я недотепа, что вот так пг›по попался!»
- Ты слышишь? Мне нужен список и все остальное, что вы забрали.
Я не ответил. Меня захлестнула боль.
По звукам, доносившимся снаружи, я понял, что мы проезжали по улицам города, жившего своими заботами, но моя голова была ниже окна, и я ничего не видел.
Вскоре машина резко свернула влево и стала натужно взбираться в гору. Подъем, казалось, растянулся на многие-многие мили. На вершине двигатель облегченно вздохнул, и машина легко побежала вниз.
Никто не проронил ни слова. Мысли о том, что ждало меня в конце путешествия, были настолько прискорбны, что я гнал их от себя. Я мог вернуть Уэксфорду список, а тогда что? И правда, что тогда?
После длительного спуска машина на миг притормозила, а потом свернула направо. На смену городскому шуму пришел рокот моря.
Я сделал грустный вывод, что мы свернули с шоссе и сейчас ехали безлюдным проселком.
Наконец машина остановилась. Бровастый отпустил мою руку. Я с трудом выпрямился, измученный и помятый.
Вряд ли они могли бы найти более глухое место. Дорога пролегала вплотную к морю и являлась просто частью берега, а берег представлял собой непроходимый хаос остроконечных черных камней, о которые бились пенящиеся волны, - ничего похожего на милые глазу пляжи Англии.
С другой стороны дороги громоздились обрывистые скалы, а впереди виднелись какие-то разработки, похожие на каменоломню.
Ни машин, ни людей.
- Где список? - спросил Уэксфорд.
Грин, сидевший за рулем, обернулся и многозначительно посмотрел на меня.
- Ты все равно нам скажешь, - обратился он ко мне. - Даже если нам придется бить тебя. Кстати, бить будем камнями.
- А почему не руками? - обиженно поинтересовался Бровастый. Наивный человек, он не понимал, что кулак всегда остается кулаком, а на эти камни достаточно было только взглянуть.
- А если скажу? - спросил я.
Они явно не надеялись, что все будет так просто. На их физиономиях застыло удивленное выражение, но оно, пожалуй, было обманчивым, В нем скрывалось нечто, не предвещавшее ничего хорошего. «Регина, - подумал я. - Регина с размозженной головой. Мертвые молчат…»
Я посмотрел на скалы, на каменоломню и на море. Простого выхода не было. Позади нас лежала дорога, но, если бы я побежал по ней, они сбили бы меня машиной. Конечно, если бы я был способен бежать.
Я сглотнул и придал лицу жалкое выражение, что оказалось не слишком трудно.
- Я скажу… но только не в машине…
Наступила короткая пауза, пока они обдумывали мои слова. Однако поскольку машина все равно была слишком тесной, чтобы бить меня в ней камнями, они не слишком упирались.
Грин потянулся к перчаточному ящику, открыл его и вынул револьвер. Я разбирался в огнестрельном оружии лишь настолько, чтобы суметь отличить револьвер от автомата. Это был револьвер, и его основное преимущество, как я читал, состояло в том, что он никогда не дает осечки… Я невольно обратил внимание, что в том, как Грин держал в руках пистолет, было больше уважения к этому предмету, нежели привычки пускать его в ход.
Он молча показал мне револьвер и положил его обратно в ящичек, оставив ящик открытым, чтобы я видел, что меня может ожидать.
- Ну, выходи, - приказал Уэксфорд.
Мы вылезли, и я постарался оказаться между ними и морем. На побережье ветер был сильнее и прохладнее, несмотря на палящее солнце. Он раздувал редкие волосы на голове Уэксфорда, обнажая лысину, он ерошил волосы Бровастому, подчеркивая присущее тому выражение тупости. Глаза Грина оставались такими же колючими и острыми, как земля вокруг нас.
- Ну так что? - спросил Уэксфорд грубо. Он почти кричал, чтобы пересилить шум морского прибоя. - Где наш список?
Я резко крутанулся и что было сил побежал к морю. На бегу я сунул руку за пазуху и рванул прикрепленную к повязкам пачку бумаг. Они яростно закричали и бросились за мной. Вытащив списки, я помахал ими в воздухе, а потом, словно играя в кегли, швырнул как можно дальше в море.
Страницы разлетелись, ветер с берега подхватил их и понес, словно огромные сухие листья.
Не останавливаясь, я бежал дальше - туда, где среди зеленой холодной воды негостеприимно торчали камни, острые, как акульи зубы, омываемые вспененными волнами. Я скользил, спотыкался и падал, всем существом ощущая, что прибрежное течение гораздо сильнее, чем казалось, камни жестче, а дно под ногами - коварнее. Было ясно, что, избежав одной смертельной опасности, я подвергаюсь другой, не менее серьезной.
Я пожертвовал секундой, чтобы оглянуться.
Уэксфорд вошел на пару шагов в воду, но, как мне показалось, только для того, чтобы дотянуться до листка, упавшего ближе, чем другие. Там он и остановился. Вода кипела вокруг его штанин, а он как приклеился глазами к листку.
Грин наклонился над передним сиденьем для пассажира. А Бровастый застыл на берегу с открытым ртом.
Я начал бороться за то, чтобы остаться живым. С каждым шагом течение усиливалось, оно засасывало, тянуло и сбивало с ног. По пояс в воде, я едва держался на ногах и каждый раз, теряя равновесие, рисковал жизнью, так как острые черные камни - и те, что торчали над водой, и те, что уходили в глубину, - в любой момент могли порезать или проткнуть меня насквозь.
Это были не те камни, к которым я привык, - не гладкие валуны британского побережья, отшлифованные морем, а грубые обломки вулканической породы, шершавые, как пемза. За них нельзя было взяться рукой: кожа прилипала к ним и отрывалась клочками. Так же как и одежда. Я не прошел еще и тридцати метров, а по мне уже струилась кровь из доброго десятка неглубоких царапин, ведь именно они кроваточат особенно сильно.
Моя левая рука все еще была привязана бинтами. Именно там я спрятал список иностранных покупателей - на случай ограбления номера, как уже случилось в Алис-Спрингсе. Промокшие теперь бинты липли к телу, как пиявки. Мышцы, ослабленные переломами и неподвижностью, отказывались служить. Невозможность пользоваться обеими руками усиливала мою неустойчивость. Нога неудачно наступила на подводный камень, и я, утратив-таки равновесие, упал ничком. Попробовал подняться, помогая себе одной рукой, - пустое дело. Я разбил себе грудь и плечо и не расквасил нос только потому, что резко отвел в сторону голову.
Камень возле щеки вдруг разлетелся мелкими каменными брызгами, словно взорвался. Осколки попали мне в лицо. Я через силу повернулся и посмотрел на берег, холодея от дурного предчувствия.
На берегу стоял Грин и целился из револьвера.
Глава 15
Нас разделяло метров тридцать, но мне казалось, что он стоит совсем близко.
Я видел его вислые усы и спутанные волосы, которые шевелил ветер. Видел, как сузились его глаза и напряглось тело. Он расставил ноги и, держа револьвер обеими руками, нажал на спуск.
Выстрелов я не слышал из-за грохота волн. Но я видел, как дернулись его руки от отдачи, и решил, что это верх глупости - позволять ему стрелять по неподвижной цели.
Сказать по правде, я не на шутку перепугался. Видимо, Грину, как и мне, казалось, что я совсем рядом. И он, должно быть, был уверен, что попадет в меня, хотя его робкое обращение с револьвером в машине наводило на мысль, что он не такой уж мастак в стрельбе.
Я повернулся и проковылял еще метр или два, но двигаться становилось намного труднее; отчаянная борьба с течением, волнами и камнями окончательно обессилила меня.
С минуты на минуту должен был наступить конец.
Я споткнулся, упал на острые камни, поранил руку, и вода опять окрасилась моей кровью, она сочилась из сотни мелких порезов.
И тем не менее именно в этот момент у меня появился новый план.
Я был погружен по пояс в зеленую воду, а большинство прибрежных камней пряталось под волнами. Неподалеку от берега тянулась гряда огромных каменных клыков, похожая на чудовищный волнорез, и я инстинктивно старался держаться подальше от него, потому что там разбивались самые лютые волны. Но в поле моего зрения та гряда являлась единственным укрытием. Три шага приблизили меня к волнорезу, да еще и течение мне помогало.
Я оглянулся на Грина. Он перезаряжал револьвер.
И я начал действовать.
Прижимая окровавленную руку к груди, я выпрямился, пошатываясь из-за течения, и смотрел, как он целится, вытянув обе руки.
Но я считал, что попасть в цель из револьвера на таком расстоянии и при таком ветре мог бы лишь очень меткий стрелок. Стрелок, руки у которого не дергаются после каждого выстрела.
Ствол револьвера глядел прямо на меня.
Я даже заметил злобную усмешку, когда Грин нажимал на спуск.
Какую-то ужасную секунду я был убежден, что он попал, однако смертоносная пуля пролетела мимо.
Высоко подняв правую руку, я на миг замер перед ним в такой позе, давая им возможность разглядеть, что весь перед моей рубашки красен от крови. Потом я артистически скорчился и упал ничком в воду, моля Бога, чтобы они подумали, что Грин убил меня.
Море было не намного лучше пули. И только отчаянный страх держал меня в воде, когда я крутился на острых каменных зубьях. Волны сами относили меня к волнорезу, и я отчаянно силился закрепиться за что-нибудь, чтобы меня не подняло и не шарахнуло о те ужасные камни. И в то же время старался изо всех сил, чтобы Уэксфорд или Грин не заметили мое барахтанье. И тут мне сказочно повезло. Море начало заталкивать меня в расщелину между камнями, где я был невидим с берега. Я зацепился за что-то рукой, согнул колени и попытался удержаться там, а море выталкивало меня назад. Каждая новая волна сводила почти на нет мои усилия. Я судорожно цеплялся за камни и качался, качался в воде, все больше и больше теряя силы.
Я не слышал ничего, кроме ударов волн о камни. В отчаянии я спрашивал себя, сколько еще они собираются торчать здесь, высматривая, не прибьет ли море мой труп? А посмотреть я не отваживался, чтобы не выдать себя.
Вода была холодная, и раны понемногу перестали кровоточить. «Хорошо быть, - думал я, - молодым, сильным и здоровым. Да еще бы сидеть на суше и держать в одной руке кисть, а в другой - кружку пива… слышать дружелюбный рев самолетов над головой и не иметь денег, чтобы платить за газ…»
Наконец я отважился посмотреть на берег. Выбор у меня был невелик: либо висеть на камне, присосавшись к нему как молюск, пока в конце концов не отпадешь, онемевший и слишком слабый, чтобы бороться за жизнь, либо решиться отпустить «мой» камень, и я отпустил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
- Ты молодец! - восхитился я.
- Алло? Да. Простите, как вас зовут? - Ее глаза вдруг расширились. - Понимаете, мистер Уэксфорд, у меня только что были три странных посетителя. Они хотели посмотреть картину, которую я недавно у вас приобрела. Чрезвычайно странные люди. Они заявили, что вы их послали. Я им не поверила и решила навести справки у вас. Вы действительно посылали их ко мне?
В трубке зазвучал возбужденный голос.
- Описать их? Молодой мужчина с русыми волосами и бородкой, мужчина с раненой рукой и какая-то неопрятная девица. Я их выпроводила. Они мне сильно не понравились… - Она состроила гримасу и теперь слушала возбужденный голос. - Нет, разумеется, я им ничего не показала. Говорю вам, они мне не понравились. Где я живу? Ну конечно же здесь, в Веллингтоне. Разумеется… Очень вас благодарю, мистер Уэксфорд, приятно было с вами…
Она повесила трубку, не обращая внимания на все еще звучавший голос.
- Вот это женщина! - возликовал Джик. - Какая актриса получилась бы из моей жены!
Уэксфорд. Сам Уэксфорд… Сработало!
- Итак, теперь, когда они знают о нашем пребывании здесь, - предложил я, - может, пойдем куда-нибудь?
- О нет, - инстинктивно запротестовала Сара, глядя в окно на море. - Здесь хорошо, а мы весь день на колесах.
Я не стал возражать.
- Обзванивая отели, они нас не найдут, - заметил Джик. - Даже если они позвонят сюда, то все равно будут спрашивать Кассаветза и Тодда, а не Эндрюза и Пила.
- Так вы - Эндрюз и Пил? - спросила Сара.
- Мы супруги Эндрюз, а Тодд - Пил.
- Приятно познакомиться, - съязвила она.
Мы без приключений пообедали в ресторане отеля. Мистер Пил надел повязку прямо поверх одежды, справедливо решив, что так его легче заметить. Из тех же самых соображений мистер Эндрюз наотрез отказался сбрить бороду.
Мы разошлись по номерам и вовремя легли спать. А я провел еще приятный час, снимая с ноги повязки и любуясь швами на бедре. Дерево наградило меня рваными ранами, которые нисколько не были похожи на правильные операционные разрезы. Рассматривая извилистые, похожие на железнодорожные пути швы на вспухшей коже малиново-черно-желтого оттенка, я все более приходил к выводу, что врачи в Алис-Спрингсе просто кудесники. После падения минуло четыре дня, но швы нигде не разошлись, несмотря на мой активный образ жизни. И тут до меня дошло, что я как-то не заметил, как состояние постоянного недомогания прошло. Удивительно, размышлял я, как быстро самовосстанавливается человеческий организм, если есть такая возможность.
Я залепил памятные знаки свежим лейкопластырем, приобретенным еще в Гамильтоне, устроился в постели, и мои срастающиеся кости больше не протестовали. «Все, - самодовольно думал я, засыпая, - все теперь будет хорошо!»
Но тогда я во многом просчитался. Я не придал должного значения той поспешности, с которой Уэксфорд примчался в Новую Зеландию, недооценил ярость и настойчивость, с которой нас разыскивали.
Мы разворошили гнездо профессиональных преступников, не предполагая, что наш успех пробудит такой силы страх и злобу, о которых мы и не подозревали. Мое представление об Уэксфорде, который рвет на себе последние волосы, было далеко от действительности. Он выслеживал нас с решимостью, близкой к одержимости, непреклонно, жестоко и быстро.
На следующее утро я проснулся поздно и приготовил себе кофе в кофейнике, находившемся в каждом номере. День выдался теплый и солнечный, настоящий весенний день. У меня было прекрасное настроение, когда позвонил Джик.
- Сара говорит, что сегодня хочет вымыть голову, иначе волосы у нее слипнутся. Она уже ждет меня в холле, чтобы я отвез ее в магазин, где продают шампунь. Но я подумал, что лучше было бы все-таки тебя предупредить!
- Только будьте осторожны! - В моем голосе прозвучала тревога.
- О, конечно, - ответил он. - Мы и близко не подъедем к галерее, только до ближайшего магазина. И как только вернемся, я тебе сразу позвоню.
Он положил трубку, а через пять минут звонок прозвенел снова. Я подошел к телефону. Звонила девушка от стойки портье.
- Ваши друзья приглашают вас поехать вместе с ними.
- Ладно.
Я без пиджака спустился в лифте, сдал ключ от номера и вышел к нагретой солнцем стоянке. Посмотрел по сторонам, разыскивая глазами Джика и Сару. Но, как выяснилось, не эти друзья ждали меня.
Может, было бы лучше, если бы моя левая рука не была привязана под сорочкой. А так они просто схватили меня за одежду, подняли в воздух и самым унизительным образом затолкали в машину на заднее сиденье.
Внутри был сам Уэксфорд. Его глаза за стеклами массивных очков были враждебны, а в движениях исчезла нерешительность. Теперь я снова в его власти, как за решетчатой дверью, и он не собирался со мной миндальничать. На нем и сейчас была «бабочка». Веселый горошек никак не соответствовал предстоящему невеселому делу.
Мышцы, которые пихнули меня к нему, как выяснилось, принадлежали Грину через долгое «и» и еще одному типу, мне не знакомому, походившему по описанию на Бровастого.
Мое настроение падало быстрее, чем опускался лифт в «Хилтоне». Я оказался посредине, а Грин сел на место водителя.
- Как вы меня нашли? - спросил я.
Грин со злорадной усмешкой достал из бумажника цветную фотографию и протянул ее мне.- На ней мы все трое - Джик, Сара и я - стояли возле магазина в Мельбурне. Женщина из галереи, как я догадался, не теряла времени и сняла нас в аэропорте перед вылетом.
- Прошли по отелям, - объяснил Грин. - Все очень просто. Больше говорить было не о чем, и я сидел молча. Может, еще и потому, что мне не хватало воздуха.
Да никто больше и не рвался разговаривать. Грин включил зажигание, машина рванула с места.
Уэксфорд смотрел на меня с торжествующим видом. Бровастый так заломил мне здоровую правую руку, что для дебатов просто не оставалось сил. Он не давал мне выпрямиться. Моя голова склонилась почти к самым коленям. Все было чрезвычайно болезненно и унизительно.
Наконец Уэксфорд проговорил:
- Мне нужен наш список.
В его голосе не осталось ни капли учтивости. Он не собирался вести со мной светский разговор и не давал себе труда скрывать свею ярость.
«Боже, - с сожалением подумал я. - Какой же я недотепа, что вот так пг›по попался!»
- Ты слышишь? Мне нужен список и все остальное, что вы забрали.
Я не ответил. Меня захлестнула боль.
По звукам, доносившимся снаружи, я понял, что мы проезжали по улицам города, жившего своими заботами, но моя голова была ниже окна, и я ничего не видел.
Вскоре машина резко свернула влево и стала натужно взбираться в гору. Подъем, казалось, растянулся на многие-многие мили. На вершине двигатель облегченно вздохнул, и машина легко побежала вниз.
Никто не проронил ни слова. Мысли о том, что ждало меня в конце путешествия, были настолько прискорбны, что я гнал их от себя. Я мог вернуть Уэксфорду список, а тогда что? И правда, что тогда?
После длительного спуска машина на миг притормозила, а потом свернула направо. На смену городскому шуму пришел рокот моря.
Я сделал грустный вывод, что мы свернули с шоссе и сейчас ехали безлюдным проселком.
Наконец машина остановилась. Бровастый отпустил мою руку. Я с трудом выпрямился, измученный и помятый.
Вряд ли они могли бы найти более глухое место. Дорога пролегала вплотную к морю и являлась просто частью берега, а берег представлял собой непроходимый хаос остроконечных черных камней, о которые бились пенящиеся волны, - ничего похожего на милые глазу пляжи Англии.
С другой стороны дороги громоздились обрывистые скалы, а впереди виднелись какие-то разработки, похожие на каменоломню.
Ни машин, ни людей.
- Где список? - спросил Уэксфорд.
Грин, сидевший за рулем, обернулся и многозначительно посмотрел на меня.
- Ты все равно нам скажешь, - обратился он ко мне. - Даже если нам придется бить тебя. Кстати, бить будем камнями.
- А почему не руками? - обиженно поинтересовался Бровастый. Наивный человек, он не понимал, что кулак всегда остается кулаком, а на эти камни достаточно было только взглянуть.
- А если скажу? - спросил я.
Они явно не надеялись, что все будет так просто. На их физиономиях застыло удивленное выражение, но оно, пожалуй, было обманчивым, В нем скрывалось нечто, не предвещавшее ничего хорошего. «Регина, - подумал я. - Регина с размозженной головой. Мертвые молчат…»
Я посмотрел на скалы, на каменоломню и на море. Простого выхода не было. Позади нас лежала дорога, но, если бы я побежал по ней, они сбили бы меня машиной. Конечно, если бы я был способен бежать.
Я сглотнул и придал лицу жалкое выражение, что оказалось не слишком трудно.
- Я скажу… но только не в машине…
Наступила короткая пауза, пока они обдумывали мои слова. Однако поскольку машина все равно была слишком тесной, чтобы бить меня в ней камнями, они не слишком упирались.
Грин потянулся к перчаточному ящику, открыл его и вынул револьвер. Я разбирался в огнестрельном оружии лишь настолько, чтобы суметь отличить револьвер от автомата. Это был револьвер, и его основное преимущество, как я читал, состояло в том, что он никогда не дает осечки… Я невольно обратил внимание, что в том, как Грин держал в руках пистолет, было больше уважения к этому предмету, нежели привычки пускать его в ход.
Он молча показал мне револьвер и положил его обратно в ящичек, оставив ящик открытым, чтобы я видел, что меня может ожидать.
- Ну, выходи, - приказал Уэксфорд.
Мы вылезли, и я постарался оказаться между ними и морем. На побережье ветер был сильнее и прохладнее, несмотря на палящее солнце. Он раздувал редкие волосы на голове Уэксфорда, обнажая лысину, он ерошил волосы Бровастому, подчеркивая присущее тому выражение тупости. Глаза Грина оставались такими же колючими и острыми, как земля вокруг нас.
- Ну так что? - спросил Уэксфорд грубо. Он почти кричал, чтобы пересилить шум морского прибоя. - Где наш список?
Я резко крутанулся и что было сил побежал к морю. На бегу я сунул руку за пазуху и рванул прикрепленную к повязкам пачку бумаг. Они яростно закричали и бросились за мной. Вытащив списки, я помахал ими в воздухе, а потом, словно играя в кегли, швырнул как можно дальше в море.
Страницы разлетелись, ветер с берега подхватил их и понес, словно огромные сухие листья.
Не останавливаясь, я бежал дальше - туда, где среди зеленой холодной воды негостеприимно торчали камни, острые, как акульи зубы, омываемые вспененными волнами. Я скользил, спотыкался и падал, всем существом ощущая, что прибрежное течение гораздо сильнее, чем казалось, камни жестче, а дно под ногами - коварнее. Было ясно, что, избежав одной смертельной опасности, я подвергаюсь другой, не менее серьезной.
Я пожертвовал секундой, чтобы оглянуться.
Уэксфорд вошел на пару шагов в воду, но, как мне показалось, только для того, чтобы дотянуться до листка, упавшего ближе, чем другие. Там он и остановился. Вода кипела вокруг его штанин, а он как приклеился глазами к листку.
Грин наклонился над передним сиденьем для пассажира. А Бровастый застыл на берегу с открытым ртом.
Я начал бороться за то, чтобы остаться живым. С каждым шагом течение усиливалось, оно засасывало, тянуло и сбивало с ног. По пояс в воде, я едва держался на ногах и каждый раз, теряя равновесие, рисковал жизнью, так как острые черные камни - и те, что торчали над водой, и те, что уходили в глубину, - в любой момент могли порезать или проткнуть меня насквозь.
Это были не те камни, к которым я привык, - не гладкие валуны британского побережья, отшлифованные морем, а грубые обломки вулканической породы, шершавые, как пемза. За них нельзя было взяться рукой: кожа прилипала к ним и отрывалась клочками. Так же как и одежда. Я не прошел еще и тридцати метров, а по мне уже струилась кровь из доброго десятка неглубоких царапин, ведь именно они кроваточат особенно сильно.
Моя левая рука все еще была привязана бинтами. Именно там я спрятал список иностранных покупателей - на случай ограбления номера, как уже случилось в Алис-Спрингсе. Промокшие теперь бинты липли к телу, как пиявки. Мышцы, ослабленные переломами и неподвижностью, отказывались служить. Невозможность пользоваться обеими руками усиливала мою неустойчивость. Нога неудачно наступила на подводный камень, и я, утратив-таки равновесие, упал ничком. Попробовал подняться, помогая себе одной рукой, - пустое дело. Я разбил себе грудь и плечо и не расквасил нос только потому, что резко отвел в сторону голову.
Камень возле щеки вдруг разлетелся мелкими каменными брызгами, словно взорвался. Осколки попали мне в лицо. Я через силу повернулся и посмотрел на берег, холодея от дурного предчувствия.
На берегу стоял Грин и целился из револьвера.
Глава 15
Нас разделяло метров тридцать, но мне казалось, что он стоит совсем близко.
Я видел его вислые усы и спутанные волосы, которые шевелил ветер. Видел, как сузились его глаза и напряглось тело. Он расставил ноги и, держа револьвер обеими руками, нажал на спуск.
Выстрелов я не слышал из-за грохота волн. Но я видел, как дернулись его руки от отдачи, и решил, что это верх глупости - позволять ему стрелять по неподвижной цели.
Сказать по правде, я не на шутку перепугался. Видимо, Грину, как и мне, казалось, что я совсем рядом. И он, должно быть, был уверен, что попадет в меня, хотя его робкое обращение с револьвером в машине наводило на мысль, что он не такой уж мастак в стрельбе.
Я повернулся и проковылял еще метр или два, но двигаться становилось намного труднее; отчаянная борьба с течением, волнами и камнями окончательно обессилила меня.
С минуты на минуту должен был наступить конец.
Я споткнулся, упал на острые камни, поранил руку, и вода опять окрасилась моей кровью, она сочилась из сотни мелких порезов.
И тем не менее именно в этот момент у меня появился новый план.
Я был погружен по пояс в зеленую воду, а большинство прибрежных камней пряталось под волнами. Неподалеку от берега тянулась гряда огромных каменных клыков, похожая на чудовищный волнорез, и я инстинктивно старался держаться подальше от него, потому что там разбивались самые лютые волны. Но в поле моего зрения та гряда являлась единственным укрытием. Три шага приблизили меня к волнорезу, да еще и течение мне помогало.
Я оглянулся на Грина. Он перезаряжал револьвер.
И я начал действовать.
Прижимая окровавленную руку к груди, я выпрямился, пошатываясь из-за течения, и смотрел, как он целится, вытянув обе руки.
Но я считал, что попасть в цель из револьвера на таком расстоянии и при таком ветре мог бы лишь очень меткий стрелок. Стрелок, руки у которого не дергаются после каждого выстрела.
Ствол револьвера глядел прямо на меня.
Я даже заметил злобную усмешку, когда Грин нажимал на спуск.
Какую-то ужасную секунду я был убежден, что он попал, однако смертоносная пуля пролетела мимо.
Высоко подняв правую руку, я на миг замер перед ним в такой позе, давая им возможность разглядеть, что весь перед моей рубашки красен от крови. Потом я артистически скорчился и упал ничком в воду, моля Бога, чтобы они подумали, что Грин убил меня.
Море было не намного лучше пули. И только отчаянный страх держал меня в воде, когда я крутился на острых каменных зубьях. Волны сами относили меня к волнорезу, и я отчаянно силился закрепиться за что-нибудь, чтобы меня не подняло и не шарахнуло о те ужасные камни. И в то же время старался изо всех сил, чтобы Уэксфорд или Грин не заметили мое барахтанье. И тут мне сказочно повезло. Море начало заталкивать меня в расщелину между камнями, где я был невидим с берега. Я зацепился за что-то рукой, согнул колени и попытался удержаться там, а море выталкивало меня назад. Каждая новая волна сводила почти на нет мои усилия. Я судорожно цеплялся за камни и качался, качался в воде, все больше и больше теряя силы.
Я не слышал ничего, кроме ударов волн о камни. В отчаянии я спрашивал себя, сколько еще они собираются торчать здесь, высматривая, не прибьет ли море мой труп? А посмотреть я не отваживался, чтобы не выдать себя.
Вода была холодная, и раны понемногу перестали кровоточить. «Хорошо быть, - думал я, - молодым, сильным и здоровым. Да еще бы сидеть на суше и держать в одной руке кисть, а в другой - кружку пива… слышать дружелюбный рев самолетов над головой и не иметь денег, чтобы платить за газ…»
Наконец я отважился посмотреть на берег. Выбор у меня был невелик: либо висеть на камне, присосавшись к нему как молюск, пока в конце концов не отпадешь, онемевший и слишком слабый, чтобы бороться за жизнь, либо решиться отпустить «мой» камень, и я отпустил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21