Первая мысль, которая приходила в голову шоферам, получавшим от нее такую команду, было подозрение, что она хочет подцепить мужчину, но затем, когда время шло, а машина все ехала и счетчик невозмутимо отстукивал трехпенсовики, шоферы начинали подозревать, что она сумасшедшая, а может, и того чище – какая-нибудь иностранная принцесса, сбежавшая из своей страны и нашедшая убежище в Лондоне; каждый шофер окончательно склонялся к одной из этих двух версий, когда она приказывала высадить ее у того же самого дома, к которому машина была предварительно – и всегда заблаговременно – вызвана. Полина Фокс всеми силами стремилась укоренить в коллективном сознании Клуба идею своих ужинов со знаменитым Джеком Бьюкененом. Днем она работала в какой-то конторе и была абсолютно нормальной. Та же навязчивая идея ужинов с Джеком Бьюкененом вынуждала ее отвергать идею ужина с кем-то другим и по полчаса выжидать в вестибюле после того, как все уже собрались в столовой, и затем, спустя еще полчаса, украдкой пробираться к себе в комнату, стараясь не попадаться никому на глаза.Если же кто и замечал, что Полина вернулась слишком рано, то она не терялась и вела себя вполне убедительно.– Господи, Полина, ты уже вернулась! Тебя ведь как будто пригласил на ужин…– Ох, не спрашивай! Мы поссорились. -И Полина, одной рукой прижимая к глазам платок, а другой приподняв подол вечернего платья, всхлипывая, пробегала наверх и скрывалась в своей комнате.– Наверно, опять поссорилась со своим Джеком Бьюкененом. Интересно, почему она не приведет его сюда?– Ты что, и вправду веришь всему этому?– Чему этому?– Ну, что она встречается с Джеком Бьюкененом.– Да не то чтобы очень…Полина беспокойно озиралась по сторонам, и Николас игриво спросил:– А вы, сударыня, где были?Она подошла к нему вплотную и, глядя ему в лицо, сказала:– Я ужинала с Джеком Бьюкененом.– И пропустила речь Черчилля.– Да, я знаю.– Что ж это ваш Джек Бьюкенен – накормил и до свиданья?– Да. Мы поссорились.Она тряхнула головой, откидывая назад шелковистые блестящие волосы. На этот вечер ей досталось платье от Скьяпарелли. Оно было сшито из тафты и очень эффектно подчеркивало бедра благодаря подшитым на боках и изогнутым по форме тела специальным подушечкам и прокладочкам. Яркий рисунок, состоящий из синих, зеленых, оранжевых и белых цветов, вызывал в памяти экзотические краски островов Океании.– Потрясающее платье, в жизни такого не видел, – сказал он.– Скьяпарелли, – пояснила Полина.– То самое знаменитое платье, которое ходит у вас по кругу? – спросил он.– Кто вам сказал?– Вам оно очень идет, – заметил он вместо ответа. Она подхватила шуршащие юбки и поплыла вверх по лестнице.Ох уж эти девушки со скромными средствами!Между тем трансляция предвыборной речи закончилась, и все, словно от избытка благоговения к только что отзвучавшим в эфире словам, выключили на время свои приемники.Он заглянул в открытую дверь канцелярии. Там никого не было. И тут у него за спиной послышались шаги – администраторша возвращалась на свой пост, который она покинула, чтобы прослушать речь по радио.– А я вот все жду мисс Редвуд.– Попробую вызвать ее еще раз. Наверно, она тоже слушала радио.Вскоре появилась и Селина. Полное самообладание, спокойствие и невозмутимость, как внешняя, так и внутренняя. Она не шла, а плыла вниз по лестнице – еще более плавно, чем плыла вверх несколькими минутами раньше печальная дева, соединенная таинственными узами с духом Джека Бьюкенена. На миг могло показаться, что это одна и та же девушка: сначала она про-следовала вверх по лестнице, шурша шелками от Скьяпарелли и демонстрируя роскошные блестящие волосы, падавшие ей на плечи тяжелой волной, и вот она уже скользит вниз, только теперь на ней узкая юбка и голубая блузка в белый горошек, а волосы подобраны и уложены в высокую прическу. Обычная жизнь дома, со всеми будничными звуками, постепенно возобновлялась.– Добрый вечер, – сказал Николас. И дни мои – томленье,И ночью все мечтыИз тьмы уединеньяСпешат туда, где – ты,Воздушное виденьеНездешней красоты! Эдгар Аллан По. «К одной из тех, которые в раю» (перевод К. Балъмонта).
– Еще раз все сначала, – послышался голос Джоанны.– Ну, идем? – сказала ему на ходу Селина и с высоко поднятой головой пошла вперед, не обращая внимания на посторонние звуки, как породистая лошадь, которую перед скачками выводят напоказ. ГЛАВА 7 – Слушай, у тебя нет лишнего шиллинга – мне нужно включить газ? – спросила Джейн.– Полное самообладание, спокойствие и невозмутимость, как внешняя, так и внутренняя, сдержанность и еще раз сдержанность, независимо от общества, которое вас окружает. Элегантное платье, безупречный внешний вид и изысканные манеры помогут вам обрести чувство уверенности в собственных силах.– Так что – нет шиллинга? Я тебе дам два шестипенсовика!– Нет. Постучи к Энн, у нее есть ключ от газового счетчика.– Энн, ты у себя? Слышишь, одолжи ключик, а?– Если каждый будет пользоваться этим ключом налево и направо, нас просто накроют.– Ну один разочек. Я же занимаюсь умственной деятельностью. Вот красный лепесток уснул, вот белый… Альфред Теннисон. «Принцесса» (перевод Н.Лебедевой).
* * *
Селина, еще не успевшая одеться, сидела у Николаса на кровати. У нее имелся один испытанный способ – смотреть не прямо перед собой, а как бы искоса, из-под ресниц, благодаря чему она сохраняла контроль над ситуацией, которая иначе могла обернуться для нее невыгодным образом. Она произнесла:– Не понимаю, как ты тут живешь?– Ничего, терпимо. Найду что-нибудь поприличнее – перееду.По правде говоря, эта комната, с ее скудной, экономной обстановкой, вполне его устраивала. Страсть к Селине трансформировалась у него, как у всякого одержимого идеалиста, в упрямое желание, чтобы бедность, возведенная в принцип, стала и для нее жизненной необходимостью. Он любил ее так же, как собственную родину. Ему хотелось, чтобы Селина была как бы олицетворением идеального общества – чтобы ее прекрасное тело подчинялось ее уму и сердцу, точно законопослушное население, и чтобы умом и сердцем она была так же прекрасна, как и телом. Однако желания Селины были гораздо скромнее: в этот конкретный момент ей хотелось лишь одного – раздобыть пачку шпилек, которые вот уже несколько недель как исчезли из продажи.Это был далеко не первый случай, когда мужчина, ложась в постель с женщиной, рассчитывал обратить ее в свою веру, но сейчас данный мужчина досадовал на то, что это обращение души происходит в постели, и жаждал, страстно жаждал пробудить в ней социальную активность. Потом, уткнувшись лицом в подушку и испытывая приятную расслабленность и удовлетворение от исполненной миссии, он умиротворенно вздохнул, приподнялся и – почувствовал еще большую досаду, так как стало очевидно, что все его усилия приобщить Селину к своему представлению о совершенстве ни к чему не привели. Она сидела на краешке кровати и искоса, из-под опущенных ресниц, посматривала по сторонам. Ему уже не раз приходилось видеть у себя на кровати девушек в похожей розе, но он впервые оказался рядом с девушкой, которая воспринимала собственную красоту с такой невозмутимостью, тем более столь незаурядную красоту, как у Селины. Он не мог поверить, что она, в отличие от него, не видит привлекательных сторон необеспеченности и бедности: ведь даже ее тело было сконструировано так строго и экономно – ничего лишнего.Она сказала:– Не понимаю, как ты тут живешь, – просто келья какая-то. А на чем ты готовишь – на этой штуковине? – Она имела в виду газовую плитку.И, пораженный впервые пришедшей ему в голову мыслью, что его с Селиной любовь – это только его любовь к Селине, он сказал:– Да, конечно. Хочешь яичницу с ветчиной?– Давай, – сказала она и стала одеваться.Ему показалось, что вновь забрезжила Надежда, и он выложил свои запасы – все, что получил по карточкам. Она больше привыкла иметь дело с мужчинами, которые достают продукты на черном рынке.– С двадцать второго числа, – сообщил Николас, – чаю будут давать по две с половиной унции в неделю: одну неделю две унции, другую – три.– А сейчас сколько дают?– Две. И масла две, а маргарина четыре.Селину разобрал смех. Она долго не могла успокоиться и наконец сказала:– До чего смешно тебя слушать!– Черт, еще бы!– А талоны на одежду ты уже все израсходовал?– Нет, еще тридцать четыре штуки осталось.Он перевернул ветчину на сковородке. Затем, по внезапному наитию, спросил:– Может, дать тебе несколько талонов?– Да, дай, пожалуйста.Он отсчитал ей двадцать штук, накормил ее и отвез домой на такси.По дороге он сообщил:– Насчет крыши я все уладил.Она ответила:– Остается все уладить насчет погоды.– Если будет дождь, можем пойти кино.
* * *
Он действительно все уладил и теперь мог беспрепятственно выбираться на крышу через верхний этаж соседней с Клубом гостиницы, временно отданной в распоряжение американской разведке – организации, на которую работал сам в другом районе Лондона. Полковник Добелл, который еще десять дней назад был бы категорически против этой затеи, теперь стал ее горячим сторонником. Эта перемена объяснялась просто: его жена, Гарет, должна была со дня на день приехать в Лондон, и полковник был очень заинтересован в том, чтобы, по собственному его выражению, «переместить Селину в иной контекст».Миссис Дж. Феликс Добелл не только проживала в просторном собственном доме в Северной Калифорнии, но устраивала у себя собрания «Стражей нравственности». И вот теперь она направлялась в Лондон, потому что, как она объявила, шестое чувство повелевало ей быть рядом с мужем. Вот красный лепесток уснул, вот белый… Николас страстно желал переспать с Селиной на крыше – непременно на крыше. Он все уладил заранее, действуя с расчетливостью опытного поджигателя.Плоская часть крыши Клуба, на которую можно было проникнуть только через, известное нам узкое окно на верхнем этаже, соединялась с такой же плоской крышей соседней гостиницы небольшим водосточным желобом. Здание гостиницы было реквизировано для военных нужд, и номера, переоборудованные в служебные кабинеты, поступили в пользование американской разведки. Пока шла война в Европе, в этом здании, как и во многих других реквизированных помещениях на территории Лондона, работало столько сотрудников, что буквально яблоку негде было упасть; зато теперь там практически никого не осталось. Жизнь продолжалась только на двух этажах – на верхнем, где день и ночь люди в военной форме занимались какими-то таинственными делами, и на нижнем, где у подъезда день и ночь стояли на часах два американских солдата и где, сменяя друг друга, дежурили в дневную и ночную смену лифтеры. Чтобы войти в здание, нужно было предъявить пропуск. Николас раздобыл пропуск без особых хлопот и в обмен на пару слов и выразительный взгляд получил от полковника Добелла, раздираемого противоречивыми чувствами (жена полковника уже была в пути), разрешение обосноваться в просторном служебном помещении на самом верху, которое использовалось как машинописное бюро. Там Николасу в виде одолжения предоставили отдельный стол. Оттуда и можно было попасть на плоскую крышу.
* * *
Недели шли одна за другой, и поскольку в Клубе принцессы Тэкской все они проходили под знаком юности и под страхом войны, то успевали вместить в себя столько стремительно мелькающих событий и перемен, столько внезапных пылких Дружб и столько утраченных и обретенных вновь любовей, что позже, в мирное время, такого рода события и отношения, постепенно завязываясь, развиваясь и увядая, растянулись бы на годы. Главной чертой девушек из Клуба принцессы Тэкской была их бережливость и расчетливость. Николас, уже перешагнувший рубеж юности, никак не мог привыкнуть к скоротечности их чувств – свои привязанности они меняли чуть не каждую неделю.– По-моему, ты говорила, что у нее был роман с другим парнем?– Ну, говорила.– Так ведь недели не прошло, как ой погиб. В Бирме, от дизентерии.– Ну и что? А в понедельник она по знакомилась со своим морячком и безумно в него влюбилась.– Так не бывает! – заявил Николас.– Почему? Она говорит, у них много общего.– Что?! Много общего? Опомнись – сегодня только среда! Так путник, чей пустынный путьВедет в опасный мрак,Раз обернется и потомСпешит, ускорив шаг,Назад не глядя, чтоб не знать,Далек иль близок враг Сэмюэл Тейлор Кольридж. «Сказание о Старом Мореходе» (перевод В. Летка).
. – Джоанна молодец – как она читает эту вещь! Потрясающе!– Да, бедная Джоанна.– Почему это она бедная?– Ну, понимаешь, она так скучно живет, у нее нет ни одного знакомого мужчины.– Странно – она жутко привлекательная.– Дико привлекательная. Непонятно, куда они все смотрят?
* * *
Джейн сказала:– Послушай, Николас, по-моему, тебе бы надо кое-что знать о фирме «Хай Тровис-Мью» и о самом Джордже как об издателе.Они сидели в помещении редакции на одном из верхних этажей дома у Ред-Лайон-сквер; Джорджа не было – он куда-то Ушел.– Я и так знаю: он мошенник, – сказал Николас.– Ну, это ты, пожалуй, хватил через край, – возразила Джейн.– Ладно, он мошенник с подходцем.– И опять не совсем то. Здесь все дело в его психологии. Для Джорджа самое главное – доказать, что он умнее автора.– Да уж знаю, – сказал Николас. – Он тут недавно прислал мне длиннющее письмо со всякими дурацкими придирками к моей книге.– Вот-вот, это он хочет подорвать твою уверенность в себе. А потом подсунет тебе контракт на самых паршивых условиях. Он у каждого старается найти уязвимое место. И цепляется всегда к тому, что автор считает самым удачным. Еще он…– Знаю, знаю, – перебил Николас.– Пойми, я говорю об этом только потому, что хорошо к тебе отношусь, – продолжала Джейн. – Я даже больше тебе скажу – я у каждого автора должна отыскивать уязвимое место и докладывать результаты Джорджу, это входит в мои обязанности. Но я хорошо к тебе отношусь и говорю все это, чтобы ты понял…– Ты и твой Джордж, – снова перебил Николас, – помогли мне немножко приблизиться к разгадке непостижимой улыбки сфинкса. А теперь я тебе тоже скажу кое-что.Небо за грязным, закопченным окном уже темнело, и на развалины домов у Ред-Лайон-сквер лил дождь. Прежде чем раскрыть перед Николасом все карты, Джейн рассеянно взглянула в окно. Но только сейчас она по-настоящему увидела эту безотрадную картину, и вся ее жизнь показалась ей такой же убогой и жалкой, как этот вид за окном. Опять – в который раз – жизнь ее разочаровала.– Я тебе тоже скажу кое-что, – произнес Николас. – Я тоже мошенник. Чего ты плачешь?– Плачу, потому что мне себя жалко, – всхлипывала Джейн. – Надо искать другую работу.– Лучше напиши для меня одно письмо.– Какое еще письмо?– Мошенническое. Якобы от Чарлза Моргана. «Уважаемый мистер Фарринг-дон! Когда я получил Вашу рукопись, то хотел, не читая, отложить ее в сторону, чтобы затем мой секретарь возвратил ее Вам, сопроводив какой-нибудь дежурной отговоркой. Но, по счастливому стечению обстоятельств, я не сразу передал Ваше сочинение секретарю, а стал наугад его перелистывать, и тут мой взгляд упал…»– Упал на что?– Это уж ты сама решишь. Выбери кусок повыразительнее и поэффектнее, то, что написано с особым блеском. Конечно, сделать это будет нелегко, потому что там все написано с одинаковым блеском. В общем, выбери, что тебе самой больше нравится. Пусть Чарлз Морган расскажет, как он, случайно задержав взгляд на этих строчках, был уже не в силах оторваться и за один присест прочитал всю рукопись от первой до последней страницы. В заключение он должен сделать вывод, что имеет дело с гениальным творением. И он поздравляет меня с моим гениальным творением, понимаешь? А потом я покажу это письмо Джорджу.Жизнь снова начала возвращаться к Джейн, и на робких ростках, пробившихся сквозь толщу безысходности, зазеленели листочки надежды. Она вспомнила, что ей всего двадцать три года, и улыбнулась.– Я покажу это письмо Джорджу, – говорил Николас, – и скажу ему, что он может оставить свой контракт себе на память…Тут вошел Джордж. Он деловито окинул обоих взглядом и одновременно снял шляпу, посмотрел на часы и спросил у Джейн:– Какие новости?Ему ответил Николас:– Арестовали Риббентропа.Джордж вздохнул.– Ничего нового. Звонков не было, – откликнулась Джейн. – Писем нет, никто не заходил, никто не звонил. Все спокойно.Джордж направился к себе в кабинет. Не прошло и секунды, как он снова возник на пороге.– Вы получили мое письмо? – обратился он к Николасу.– Нет. Какое письмо?– Я вам писал… сейчас-сейчас… да, кажется, позавчера. По-моему, я писал вам…– Ах, письмо! – сказал Николас. – Да, действительно, было какое-то письмо.Джордж скрылся в своем кабинете.Звучным, бодрым голосом Николас сказал Джейн, что он, пожалуй, пойдет прогуляться по парку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
– Еще раз все сначала, – послышался голос Джоанны.– Ну, идем? – сказала ему на ходу Селина и с высоко поднятой головой пошла вперед, не обращая внимания на посторонние звуки, как породистая лошадь, которую перед скачками выводят напоказ. ГЛАВА 7 – Слушай, у тебя нет лишнего шиллинга – мне нужно включить газ? – спросила Джейн.– Полное самообладание, спокойствие и невозмутимость, как внешняя, так и внутренняя, сдержанность и еще раз сдержанность, независимо от общества, которое вас окружает. Элегантное платье, безупречный внешний вид и изысканные манеры помогут вам обрести чувство уверенности в собственных силах.– Так что – нет шиллинга? Я тебе дам два шестипенсовика!– Нет. Постучи к Энн, у нее есть ключ от газового счетчика.– Энн, ты у себя? Слышишь, одолжи ключик, а?– Если каждый будет пользоваться этим ключом налево и направо, нас просто накроют.– Ну один разочек. Я же занимаюсь умственной деятельностью. Вот красный лепесток уснул, вот белый… Альфред Теннисон. «Принцесса» (перевод Н.Лебедевой).
* * *
Селина, еще не успевшая одеться, сидела у Николаса на кровати. У нее имелся один испытанный способ – смотреть не прямо перед собой, а как бы искоса, из-под ресниц, благодаря чему она сохраняла контроль над ситуацией, которая иначе могла обернуться для нее невыгодным образом. Она произнесла:– Не понимаю, как ты тут живешь?– Ничего, терпимо. Найду что-нибудь поприличнее – перееду.По правде говоря, эта комната, с ее скудной, экономной обстановкой, вполне его устраивала. Страсть к Селине трансформировалась у него, как у всякого одержимого идеалиста, в упрямое желание, чтобы бедность, возведенная в принцип, стала и для нее жизненной необходимостью. Он любил ее так же, как собственную родину. Ему хотелось, чтобы Селина была как бы олицетворением идеального общества – чтобы ее прекрасное тело подчинялось ее уму и сердцу, точно законопослушное население, и чтобы умом и сердцем она была так же прекрасна, как и телом. Однако желания Селины были гораздо скромнее: в этот конкретный момент ей хотелось лишь одного – раздобыть пачку шпилек, которые вот уже несколько недель как исчезли из продажи.Это был далеко не первый случай, когда мужчина, ложась в постель с женщиной, рассчитывал обратить ее в свою веру, но сейчас данный мужчина досадовал на то, что это обращение души происходит в постели, и жаждал, страстно жаждал пробудить в ней социальную активность. Потом, уткнувшись лицом в подушку и испытывая приятную расслабленность и удовлетворение от исполненной миссии, он умиротворенно вздохнул, приподнялся и – почувствовал еще большую досаду, так как стало очевидно, что все его усилия приобщить Селину к своему представлению о совершенстве ни к чему не привели. Она сидела на краешке кровати и искоса, из-под опущенных ресниц, посматривала по сторонам. Ему уже не раз приходилось видеть у себя на кровати девушек в похожей розе, но он впервые оказался рядом с девушкой, которая воспринимала собственную красоту с такой невозмутимостью, тем более столь незаурядную красоту, как у Селины. Он не мог поверить, что она, в отличие от него, не видит привлекательных сторон необеспеченности и бедности: ведь даже ее тело было сконструировано так строго и экономно – ничего лишнего.Она сказала:– Не понимаю, как ты тут живешь, – просто келья какая-то. А на чем ты готовишь – на этой штуковине? – Она имела в виду газовую плитку.И, пораженный впервые пришедшей ему в голову мыслью, что его с Селиной любовь – это только его любовь к Селине, он сказал:– Да, конечно. Хочешь яичницу с ветчиной?– Давай, – сказала она и стала одеваться.Ему показалось, что вновь забрезжила Надежда, и он выложил свои запасы – все, что получил по карточкам. Она больше привыкла иметь дело с мужчинами, которые достают продукты на черном рынке.– С двадцать второго числа, – сообщил Николас, – чаю будут давать по две с половиной унции в неделю: одну неделю две унции, другую – три.– А сейчас сколько дают?– Две. И масла две, а маргарина четыре.Селину разобрал смех. Она долго не могла успокоиться и наконец сказала:– До чего смешно тебя слушать!– Черт, еще бы!– А талоны на одежду ты уже все израсходовал?– Нет, еще тридцать четыре штуки осталось.Он перевернул ветчину на сковородке. Затем, по внезапному наитию, спросил:– Может, дать тебе несколько талонов?– Да, дай, пожалуйста.Он отсчитал ей двадцать штук, накормил ее и отвез домой на такси.По дороге он сообщил:– Насчет крыши я все уладил.Она ответила:– Остается все уладить насчет погоды.– Если будет дождь, можем пойти кино.
* * *
Он действительно все уладил и теперь мог беспрепятственно выбираться на крышу через верхний этаж соседней с Клубом гостиницы, временно отданной в распоряжение американской разведке – организации, на которую работал сам в другом районе Лондона. Полковник Добелл, который еще десять дней назад был бы категорически против этой затеи, теперь стал ее горячим сторонником. Эта перемена объяснялась просто: его жена, Гарет, должна была со дня на день приехать в Лондон, и полковник был очень заинтересован в том, чтобы, по собственному его выражению, «переместить Селину в иной контекст».Миссис Дж. Феликс Добелл не только проживала в просторном собственном доме в Северной Калифорнии, но устраивала у себя собрания «Стражей нравственности». И вот теперь она направлялась в Лондон, потому что, как она объявила, шестое чувство повелевало ей быть рядом с мужем. Вот красный лепесток уснул, вот белый… Николас страстно желал переспать с Селиной на крыше – непременно на крыше. Он все уладил заранее, действуя с расчетливостью опытного поджигателя.Плоская часть крыши Клуба, на которую можно было проникнуть только через, известное нам узкое окно на верхнем этаже, соединялась с такой же плоской крышей соседней гостиницы небольшим водосточным желобом. Здание гостиницы было реквизировано для военных нужд, и номера, переоборудованные в служебные кабинеты, поступили в пользование американской разведки. Пока шла война в Европе, в этом здании, как и во многих других реквизированных помещениях на территории Лондона, работало столько сотрудников, что буквально яблоку негде было упасть; зато теперь там практически никого не осталось. Жизнь продолжалась только на двух этажах – на верхнем, где день и ночь люди в военной форме занимались какими-то таинственными делами, и на нижнем, где у подъезда день и ночь стояли на часах два американских солдата и где, сменяя друг друга, дежурили в дневную и ночную смену лифтеры. Чтобы войти в здание, нужно было предъявить пропуск. Николас раздобыл пропуск без особых хлопот и в обмен на пару слов и выразительный взгляд получил от полковника Добелла, раздираемого противоречивыми чувствами (жена полковника уже была в пути), разрешение обосноваться в просторном служебном помещении на самом верху, которое использовалось как машинописное бюро. Там Николасу в виде одолжения предоставили отдельный стол. Оттуда и можно было попасть на плоскую крышу.
* * *
Недели шли одна за другой, и поскольку в Клубе принцессы Тэкской все они проходили под знаком юности и под страхом войны, то успевали вместить в себя столько стремительно мелькающих событий и перемен, столько внезапных пылких Дружб и столько утраченных и обретенных вновь любовей, что позже, в мирное время, такого рода события и отношения, постепенно завязываясь, развиваясь и увядая, растянулись бы на годы. Главной чертой девушек из Клуба принцессы Тэкской была их бережливость и расчетливость. Николас, уже перешагнувший рубеж юности, никак не мог привыкнуть к скоротечности их чувств – свои привязанности они меняли чуть не каждую неделю.– По-моему, ты говорила, что у нее был роман с другим парнем?– Ну, говорила.– Так ведь недели не прошло, как ой погиб. В Бирме, от дизентерии.– Ну и что? А в понедельник она по знакомилась со своим морячком и безумно в него влюбилась.– Так не бывает! – заявил Николас.– Почему? Она говорит, у них много общего.– Что?! Много общего? Опомнись – сегодня только среда! Так путник, чей пустынный путьВедет в опасный мрак,Раз обернется и потомСпешит, ускорив шаг,Назад не глядя, чтоб не знать,Далек иль близок враг Сэмюэл Тейлор Кольридж. «Сказание о Старом Мореходе» (перевод В. Летка).
. – Джоанна молодец – как она читает эту вещь! Потрясающе!– Да, бедная Джоанна.– Почему это она бедная?– Ну, понимаешь, она так скучно живет, у нее нет ни одного знакомого мужчины.– Странно – она жутко привлекательная.– Дико привлекательная. Непонятно, куда они все смотрят?
* * *
Джейн сказала:– Послушай, Николас, по-моему, тебе бы надо кое-что знать о фирме «Хай Тровис-Мью» и о самом Джордже как об издателе.Они сидели в помещении редакции на одном из верхних этажей дома у Ред-Лайон-сквер; Джорджа не было – он куда-то Ушел.– Я и так знаю: он мошенник, – сказал Николас.– Ну, это ты, пожалуй, хватил через край, – возразила Джейн.– Ладно, он мошенник с подходцем.– И опять не совсем то. Здесь все дело в его психологии. Для Джорджа самое главное – доказать, что он умнее автора.– Да уж знаю, – сказал Николас. – Он тут недавно прислал мне длиннющее письмо со всякими дурацкими придирками к моей книге.– Вот-вот, это он хочет подорвать твою уверенность в себе. А потом подсунет тебе контракт на самых паршивых условиях. Он у каждого старается найти уязвимое место. И цепляется всегда к тому, что автор считает самым удачным. Еще он…– Знаю, знаю, – перебил Николас.– Пойми, я говорю об этом только потому, что хорошо к тебе отношусь, – продолжала Джейн. – Я даже больше тебе скажу – я у каждого автора должна отыскивать уязвимое место и докладывать результаты Джорджу, это входит в мои обязанности. Но я хорошо к тебе отношусь и говорю все это, чтобы ты понял…– Ты и твой Джордж, – снова перебил Николас, – помогли мне немножко приблизиться к разгадке непостижимой улыбки сфинкса. А теперь я тебе тоже скажу кое-что.Небо за грязным, закопченным окном уже темнело, и на развалины домов у Ред-Лайон-сквер лил дождь. Прежде чем раскрыть перед Николасом все карты, Джейн рассеянно взглянула в окно. Но только сейчас она по-настоящему увидела эту безотрадную картину, и вся ее жизнь показалась ей такой же убогой и жалкой, как этот вид за окном. Опять – в который раз – жизнь ее разочаровала.– Я тебе тоже скажу кое-что, – произнес Николас. – Я тоже мошенник. Чего ты плачешь?– Плачу, потому что мне себя жалко, – всхлипывала Джейн. – Надо искать другую работу.– Лучше напиши для меня одно письмо.– Какое еще письмо?– Мошенническое. Якобы от Чарлза Моргана. «Уважаемый мистер Фарринг-дон! Когда я получил Вашу рукопись, то хотел, не читая, отложить ее в сторону, чтобы затем мой секретарь возвратил ее Вам, сопроводив какой-нибудь дежурной отговоркой. Но, по счастливому стечению обстоятельств, я не сразу передал Ваше сочинение секретарю, а стал наугад его перелистывать, и тут мой взгляд упал…»– Упал на что?– Это уж ты сама решишь. Выбери кусок повыразительнее и поэффектнее, то, что написано с особым блеском. Конечно, сделать это будет нелегко, потому что там все написано с одинаковым блеском. В общем, выбери, что тебе самой больше нравится. Пусть Чарлз Морган расскажет, как он, случайно задержав взгляд на этих строчках, был уже не в силах оторваться и за один присест прочитал всю рукопись от первой до последней страницы. В заключение он должен сделать вывод, что имеет дело с гениальным творением. И он поздравляет меня с моим гениальным творением, понимаешь? А потом я покажу это письмо Джорджу.Жизнь снова начала возвращаться к Джейн, и на робких ростках, пробившихся сквозь толщу безысходности, зазеленели листочки надежды. Она вспомнила, что ей всего двадцать три года, и улыбнулась.– Я покажу это письмо Джорджу, – говорил Николас, – и скажу ему, что он может оставить свой контракт себе на память…Тут вошел Джордж. Он деловито окинул обоих взглядом и одновременно снял шляпу, посмотрел на часы и спросил у Джейн:– Какие новости?Ему ответил Николас:– Арестовали Риббентропа.Джордж вздохнул.– Ничего нового. Звонков не было, – откликнулась Джейн. – Писем нет, никто не заходил, никто не звонил. Все спокойно.Джордж направился к себе в кабинет. Не прошло и секунды, как он снова возник на пороге.– Вы получили мое письмо? – обратился он к Николасу.– Нет. Какое письмо?– Я вам писал… сейчас-сейчас… да, кажется, позавчера. По-моему, я писал вам…– Ах, письмо! – сказал Николас. – Да, действительно, было какое-то письмо.Джордж скрылся в своем кабинете.Звучным, бодрым голосом Николас сказал Джейн, что он, пожалуй, пойдет прогуляться по парку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12