Значит, такой носище он отрастил за эти годы. Клинг вдруг осознал, что упрямо таращится на него, и почувствовал себя совсем неудобно, когда Белл сказал:– Что ты так уставился на мой клюв? Ничего себе, да? Это не нос, а прямо хобот!Воспользовавшись неожиданной переменой темы, Клинг убрал пистолет обратно в ящик туалетного столика.– Думаю, ты гадаешь, зачем я здесь? – продолжал Белл.Честно говоря, Клинг именно этим и занимался. Он обернулся, закрыв ящик.– Ну нет. Старые друзья часто… – он умолк, не желая лгать дальше. Питера Белла другом он не считал. Они не виделись пятнадцать лет, но и в детстве, и в юности они как-то не сблизились.– Я прочел в газетах, что тебя ранили, – заявил Белл. – Ужасно люблю читать. Каждый день покупаю полдюжины – лезет. Что ты на это скажешь? Ручаюсь, ты и не знаешь, что в нашем городе выходит столько газет. Я всегда их читаю от первой до последней страницы. Ничего не упускаю.Клинг усмехнулся, не зная, что и сказать.– Ну, вот видишь, – продолжал Белл, – это был просто шок для меня и Молли, когда мы прочли, что тебя ранили. И после этого я вдруг встречаю твою матушку на Форрест-авеню. Она говорит, они оба, она и твой папаша, просто сами не в себе, но этого следовало ожидать.– Но ведь это всего лишь рана в плечо, – заметил Клинг.– Только царапина, и все? – осклабился Белл. – Ну, я и решил заехать к тебе, парень.– Говоришь, Форрест-авеню? Ты что, вернулся в старые места?– Что? Да нет. Я же таксист. У меня свое такси, лицензия и тому подобное. Обычно я мотаюсь по Айоле, но вызывают меня и в Риверхед, вот я и попал аж на Форрест-авеню и случайно увидел твою мамашу. Вот так.Клинг снова взглянул на Белла и понял, что на нем не кепка яхтсмена, а форменная фуражка, которую тот носит на работе.– Я прочитал в газетах, когда героя-полицейского должны выпустить из больницы, – продолжал болтать Белл. – Они привели и твой адрес, и все. Ты ведь со своими стариками не живешь?– Нет, – сказал Клинг. – Когда я вернулся из Кореи…– Ну, там я не был, – перебил его Белл. – Прорвана барабанная перепонка. Ну разве не смешно? Но я так думаю, что настоящая причина, почему меня не взяли, – это мой румпель. – Он коснулся носа. – В газетах писали о том, что начальник дал тебе ещё неделю отпуска. – Белл засмеялся. Зубы у него были очень белые и ровные. На подбородке у него была очаровательная ямочка.“Но нос все портит,” – подумал Клинг.– Как ты себя чувствуешь в роли звезды? Скоро начнешь выступать в той телепередаче, где отвечают на вопросы про Шекспира.– Ну… – нерешительно протянул Клинг. У него появилось желание, чтобы Питер Белл ушел. Этого визита он не хотел и уже был сыт им по горло.– Ну, – продолжал Белл, – я, конечно, должен был к тебе заглянуть.И после этого в комнате повисла напряженная тишина. Клинг выдавил из себя:– Выпьем по рюмочке? Или угостить чем-нибудь?– К рюмке я никогда не прикасаюсь, – заявил Белл.Опять тишина. Белл потер свой нос.– Я скажу тебе, зачем я пришел, – наконец сообщил он.– Ну, так зачем? – подбодрил его Клинг.– Если честно сказать, я сам колеблюсь, но Молли думает… – Белл помолчал. – Знаешь, я женат.– Я не знал.– Да. Ее зовут Молли… Фантастическая женщина. У неё двое детей и ждет третьего.– Это замечательно, – признал Клинг, и у него появилось неприятное предчувствие.– Ну, пора мне переходить к делу, да? У Молли есть сестра, лакомый кусочек. Зовут её Дженни. Ей семнадцать. С того времени, как умерла мать Молли, живет с нами. Почти два года. Вот. – Белл запнулся.– Понимаю, – поддакнул Клинг, недоумевая, что ему за дело до семейных проблем Белла.– Девочка – прелесть. Слушай, я тебе откровенно говорю, кадр-люкс. Она выглядит точно как Молли в её годы, а Молли это тебе не какая-нибудь, даже сейчас, когда она в положении и все такое.– Не понимаю, Питер.– Ну, девочка гуляет.– Гуляет?– Ну, так считает Молли. – Белл сразу почувствовал себя не в своей тарелке. – Знаешь, не то чтобы Молли заметила, что она встречается с каким-то соседским парнем или что-то в таком роде. Но она видит, что девка гуляет, и боится, что та попала в дурную компанию. Понимаешь, что я имею в виду? Все бы ничего, не будь Дженни такая хорошенькая. Знаешь, Берт, я скажу тебе прямо. Хоть она и моя родственница, но, по-моему, она уже больше знает о жизни, чем все окрестные старухи вместе взятые. Поверь мне, а уж девка-то люкс!– О’кей, – кивнул Клинг.– Дженни нам ничего не говорит. Мы на неё жмем, но она ни гу-гу. У Молли возникла идея нанять частного детектива, который бы выяснил, куда она ходит и так далее. Но с наших заработков, Берт, мы такого позволить не можем. И, кроме того, мы думаем, она ничего плохого не делает.– Ты хочешь, чтобы я за ней проследил? – неожиданно дошло до Клинга.– Нет, нет, ничего подобного. Господи, да как бы я мог просить такое, да ещё через пятнадцать лет? Нет, Берт, нет!– А что тогда?– Мы хотим, чтобы ты с ней поговорил. И только. Молли будет просто счастлива. Понимаешь, Берт, когда женщина ждет ребенка, у неё бывают странные желания. То соленые огурчики, то мороженое, то ещё что. И с этим также. Вот застряла у неё в голове мысль, что Дженни может стать правонарушительницей или ещё хуже.– Я должен с ней поговорить? – потрясение воскликнул Берт. – Ведь я её даже не знаю. И что это даст, если…– Ты полицейский. Молли уважает закон и порядок. Если я приведу полицейского, она будет счастлива.– Черт побери, я ведь мелкая сошка.– Это неважно. Молли увидит униформу и будет счастлива. И, кроме того, ты ведь можешь Дженни помочь. Кто знает? Если она связалась с какими-то хулиганами…– Нет, Питер, я не могу. Мне очень жаль, но…– У тебя впереди целая неделя, – настаивал Белл, – и тебе нечего делать. Слушай, Берт, я читал газеты. Разве я просил бы тебя жертвовать своим свободным временем, если бы знал, что ты целые дни патрулируешь по улицам? Берт, помоги.– Не в том дело. Но я просто не знаю, что мне сказать этой девушке. Ты не обижайся, но…– Прошу тебя, Берт. Ну окажи мне любезность. По старой дружбе. Прошу тебя.– Нет, – ответил Клинг.– Кроме того, вполне возможно, что девушка связалась с какой-то бандой. И что потом? Разве не должна полиция предупредить преступление, уничтожить его ещё в зародыше? Ты меня разочаровал, Берт.– Очень жаль.– Ну, ладно, ты ведь не обязан, – сказал Белл. Встал, очевидно, собираясь уходить. – Но если ты надумаешь, я оставлю тебе адрес. – Он достал из кармана бумажник и поискал листок бумаги.– Только на случай, если ты передумаешь, – подчеркнул Белл. – Смотри, – в кармане кожаной куртки он нашел огрызок карандаша и начал чиркать на клочке бумаги. – Это на Де Витт-стрит, большой дом посередине. Ни с чем не спутаешь. Если передумаешь, загляни завтра вечером. Я задержу Дженни дома часов до девяти. Ладно?– Вряд ли я передумаю, – защищался Клинг.– Ну а вдруг, – настаивал Белл. – Я был бы тебе очень благодарен, Берт. Значит, завтра вечером. Это среда. Ладно? Адрес здесь. – Он подал Берту бумажку. – А тут внизу я написал и номер телефона, на случай, если ты заблудишься. Будь добр, положи его в бумажник.Клинг взял листок и, поскольку Белл внимательно следил за ним, вложил его в нагрудный карман.– Думаю, ты придешь, – сказал Белл. Потом пошел к дверям. – Как бы то ни было, спасибо, что ты меня хотя бы выслушал. – Очень здорово, что мы встретились, Берт.– Взаимно, – ответил Клинг.– Ну, до свидания. – Белл закрыл за собой двери.В комнате сразу стало очень тихо.Клинг подошел к окну. Видел, как Белл вышел из дома. Следил, как он садится в лимонно-желтое такси, которое резко отвалило от тротуара и исчезло вдали. Потом уже был виден только пожарный гидрант, у которого только что стояла его машина. Глава 3 О субботней ночи сложено немало песен.Во всех этих песнях обсасывается мысль, что субботняя ночь – это ночь одиночества. Этот миф стал частью современной американской культуры, и его знает каждый. Спросите любого в возрасте от шести до шестидесяти: “Какая ночь в неделе самая одинокая?”, – и он вам ответит: “Субботняя”.Ночь вторника никого не беспокоит. Печать о ней не пишет, никто её не превозносит и песен о ней никто не складывает. Но для многих что ночь субботы, что вторника – все едино. Трудно разделить их по степени одиночества. Кто более одинок, мужчина на безлюдном острове в субботнюю ночь, или женщина, исполняющая танец с факелами в самом большом и шумном клубе ночью во вторник? Одиночество не обращает внимания на календарь. Суббота, вторник, пятница, четверг – все они одинаково серы.Ночью во вторник двенадцатого сентября на одной из самых безлюдных улиц города стоял черный седан марки “Меркурий”, и двое мужчин на переднем сиденье предавались самому нудному занятию на свете.В Лос-Анджелесе это называется “подпирать забор”. В городе, где работали эти двое, их занятие было известно под шифром “прятки”. “Прятки” требуют исключительной устойчивости против сна, особую выносливость к одиночеству и изрядную долю терпения.Из двух мужчин, сидевших в седане марки “Меркурий”, детектив второго класса Мейер был более терпелив. На самом деле он был самым терпеливым полицейским 87 участка, если не всего города. Отец Мейера считал себя непревзойденным шутником. Звали его Макс. Когда Мейер родился, отец Макс дал ему имя Мейер Мейер.Ребенок, которого звали Мейер Мейер, вызывал такой смех, что все за животы хватались. Вы должны быть весьма терпеливы, если родились евреем. И сверхчеловечески терпеливы, если обожравшийся папаша повесит на вас такой подарочек, как имя Мейер Мейер. И Мейер научился быть терпеливым. Но сосредоточиться и хранить терпение всю жизнь требует чрезмерных психических усилий, а как говорится, ничто не дается даром. У Мейера Мейера голова была как колено, хотя ему было всего тридцать семь лет. Детектив третьего класса Темпл уснул. Мейер всегда мог заранее сказать, когда Темпл отключится. Тот был могучим типом, и Мейер считал, что крупным людям нужно больше спать.– Эй! – позвал Мейер.У Темпла мохнатые брови поползли на лоб.– Что случилось?– Ничего. Что ты думаешь об этом бандите, Клиффорде?– Думаю, пуля по нему плачет, – коротко бросил Темпл. Обернувшись, он встретился с пронзительным взглядом спокойных бесцветных глаз Мейера.– Я тоже так думаю, – улыбнулся Мейер. – Ну как, соснул чуток?– Да, и уже ни в одном глазу. – Темпл почесал в паху. – Черт, от этого зуда третий день жизни нет. С ума сойти можно. Нельзя же чесаться при народе.– Какие-нибудь паразиты? – заинтересовался Мейер.– Наверно. Я уже совсем ошалел. – Он помолчал. – Жена ко мне уже не подходит. Боится подцепить эту гадость.– А может, это ты подцепил от нее, – заметил Мейер. Темпл зевнул.– Об этом я и не подумал. Может, ты и прав. – Молчание снова.– Будь я грабителем, – начал Мейер, понимая, что единственный способ удержать Темпла на ногах, это разговаривать с ним, – я бы не выбрал имя вроде Клиффорда.– Клиффорд – это звучит как-то по-голубому, – согласился Темпл.– Стив – подошло бы грабителю гораздо больше, – рассудил Мейер.– Слышал бы тебя Карелла.– Но Клиффорд… Не знаю, не знаю. Думаешь, его все-таки так и зовут?– Возможно. Зачем выдумывать такое имя, не будь оно настоящим?– В этом вся суть, – сказал Мейер.– Так или иначе, по-моему, он ненормальный, – заявил Темпл. – Зачем бы ему иначе кланяться своим жертвам и ещё благодарить их? Он чокнутый.– А ты знаешь анекдот о газетном заголовке? – неожиданно спросил Мейер, который любил хорошую шутку.– Нет. Какой?– Заголовок, который появился в газете, когда маньяк бежал из психушки, пробежал три мили и неподалеку оттуда изнасиловал девушку.– Нет. А что за заголовок?И Мейер выдал с ораторским пафосом и соответствующей жестикуляцией: “Свихнулся, сбежал да ещё и кайф словил!”– Ну и шуточки у тебя, – сказал Темпл. – Иногда я думаю, тебе просто удовольствие доставляет повторять всякие глупости.– Разумеется, я их обожаю.– Ну, псих он или нет, до сих пор ограбил тринадцать женщин. Тебе Уиллис говорил о той женщине, что приходила сегодня днем?Мейер взглянул на часы.– Вчера днем, – поправил он. – Да, говорил. Может быть, тринадцать окажется для Клиффорда несчастливым числом, как ты думаешь?– Возможно. Терпеть не могу грабителей. Житья от них нет. – Он почесался. – Предпочитаю злодеев-джентльменов.– Например?– Да хоть убийц. Убийцы, по-моему, выше классом, чем грабители.– Дай Клиффорду время, – заметил Мейер. – У него пока только разминка.Они оба умолкли. Мейер задумался и наконец сказал:– Я слежу за этой историей по газетам. Нечто подобное произошло и в другом округе. Кажется, в тридцать третьем.– Ну да?– Там резвится какой-то парень, который ворует кошек.– Ну да, – удивился Темпл. – Обычных кошек?– Ага, – поддакивал Мейер, внимательно глядя на Темпла. – Понимаешь, домашних тварей. На прошлой неделе насчитали восемнадцать случаев. Здорово, правда?– Ну, я тебе скажу… – протянул Темпл.– Я за этим делом слежу, – сказал Мейер. – Потом расскажу тебе, чем все кончилось. – Он наблюдал за Тем-плом и его моргавшими синими глазами. Мейер был очень терпелив. Рассказывая Темплу о кражах кошек, он знал, что делает. Он все ещё испытующе глядел на Темпла, когда заметил, как тот вдруг привстал на сиденье.– Что там? – спросил он.– Тс-с-с! – зашипел на него Темпл.Оба прислушались. Из отдаленного темного конца улицы доносилось равномерное цоканье высоких каблуков по тротуару. Вокруг стояла тишина, как в огромном соборе, закрытом на ночь. Тишину нарушал один только громкий стук деревянных каблучков. Они сидели неподвижно, ждали, были настороже.Женщина прошла мимо машины, не оборачиваясь. Шагала она быстро, высоко подняв голову. Высокая блондинка, которой было чуть больше тридцати. Вот она уже миновала машину, и стук каблучков затих.И тут они услышали равномерный ритм других шагов. Звучали они совершенно иначе. Это было уже не легкое цоканье женских шажков, а тяжелые и весомые шаги мужчины.– Клиффорд? – спросил Темпл.– Может быть.Они ждали. Шаги приближались. Приближавшегося человека они видели в боковом зеркале. Потом Темпл и Мейер одновременно вышли из машины, каждый на свою сторону.Парень остановился, страх появился в его глазах.– Что… что это значит? Ограбление?Мейер моментально обежал вокруг машины и встал за ним. Темпл тем временем преградил ему путь.– Вас зовут Клиффорд? – спросил Темпл.– Что?– Клиффорд?– Нет, – ответил мужчина и выразительно покачал головой. – Вы не на того напали. Послушайте, я…– Полиция, – коротко бросил Темпл и сверкнул значком.– По… по… полиция? А что я сделал?– Куда вы идете? – спросил Мейер.– Домой. Я прямо из кино.– Уже поздновато для кино, вам не кажется?– Что? Ах, да, мы зашли в бар.– Где вы живете?– Там, в конце улицы, – показал перепуганный и сбитый с толку парень.– Как вас зовут?– Френки. – Он помолчал. – Можете спросить кого хотите.– Френки, а как дальше?– Орольйо. С “и кратким”.– Что вы задумали, преследуя эту женщину? – выпалил Мейер.– Что? Какую женщину? Вы с ума сошли!– Вы преследовали женщину, – подтвердил Темпл. – Зачем?– Я? – парень прижал руки к груди. – Чтобы я! Послушай, дружище, вы меня с кем-то спутали. Я не тот, кто вам нужен.– Впереди вас шла блондинка, – настаивал Темпл, – а вы шли за ней. Если вы не преследовали ее…– Блондинка? О пресвятая Дева! – вздохнул Орольйо.– Да, блондинка, – продолжал Темпл, повышая голос. – И что вы на это скажете, мистер Орольйо?– В синем костюме? – спросил Орольйо. – Блондинка в синем костюме? Вы её имеете в виду?– Да, её, – кивнул Темпл.– О пресвятая Дева, – возопил Орольйо.– Ну, так что вы на это скажете? – не унимался Темпл.– Ведь это моя жена!– Что?– Моя жена. Моя жена Кончетта, – теперь Орольйо был в восторге. – Моя жена Кончетта. Она не блондинка. Она только красится.– Послушайте…– Клянусь. Мы вместе пошли в кино, а потом зашли выпить пива. В баре начался скандал, она взяла и ушла. Она всегда так делает, стерва.– Точно? – спросил его Мейер.– Клянусь волосами моей тетки Кристины. Взорвется, потом ни с того ни с сего вскочит – и понеслась. Ну, я дам ей минут пять, и иду следом. И это все, честное слово. Иисусе, зачем бы мне преследовать какую-то блондинку?Темпл взглянул на Мейера.– Вы можете пойти со мной, – заявил Орольйо и решительно двинул вперед. – Я вас познакомлю. Это моя жена! Чего вы, собственно, от меня хотите? Это моя жена.– Ручаюсь, вы правы, – решительно сказал Мейер и отвернулся к Темплу. – Джордж, вернись в машину, – сказал он. – Я ему верю.Орольйо вздохнул.– Боже, ну это же надо! – с облегчением сказал он. – Значит, меня чуть не обвинили в приставании к собственной жене. Вот дерьмо!– Дерьмо могло быть и покруче, – заметил Мейер.– Ну да? Как это?– Это могла быть и не ваша жена. * * * Он стоял в глубокой тени, и ночь скрывала его своим плащом. Он слышал собственное учащенное дыхание, несмолкающий шум города и даже храп спящих людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16