Уцелевшие от пожара монастыри оккупанты превратили в казармы, скотобойни и артиллерийские склады, а церкви – в штабы, конюшни и хлебопекарни.
Есть серьезные основания полагать, что Наполеон понимал всю глубину пропасти, в которую падает. Но император не мыслил себя вне «армии-победительницы», а соображения, связанные с тем, что 1) он поставлен в нелепейшее положение, 2) занятие Москвы не имеет политического смысла, 3) каждый день лишь ухудшает дело, он загонял куда-то вглубь своего сознания.
Несомненно одно – осенью 1812 года Наполеон забрался слишком далеко и попал в критическое положение.
Его способности всюду выделять главное, поочередно «открывать те ящички памяти, которые в данный момент нужны», резко – если обстоятельства того требовали – менять направление движения, его опыт, интуиция и богатейшее воображение должны были помочь принять верные решения.
Он неоднократно являл миру свою способность действовать неординарно, решительно и с размахом.
В 1799 году он отказался от планов восточных завоеваний и неожиданно вернулся в Париж.
В 1805 году вместо высадки в Англии он выступил из Булонского лагеря и совершил молниеносный бросок в центр Европы.
В 1806 году, опередив врага, он вторгся в Пруссию, разгромил ее армию («подул на Пруссию, и она исчезла», заметил Гейне) и провел тяжелейшую зимнюю кампанию, завершившуюся решительной победой при Фридланде.
В 1809 году он переломил ход австрийской войны после относительной неудачи при Асперне и Эсслинге.
Лишь в Испании он не мог прояснить дело, хотя его кратковременное руководство боевыми действиями в конце 1808 года было успешным.
Как он отреагирует на события и итоги первого этапа кампании 1812 года?
Знает ли, что будет делать осенью, зимой и весной?
Москва – сильная или слабая позиция для него и для армии?
Наполеон, пассивный в течение первых дней после пожара, вернулся к управлению необъятной Империей.
Потекли часы, дни и недели, которые могли быть употреблены во спасение, но лишь приближали гибель.
Гофмаршал Дюрок, исполнитель самых интимных поручений императора, энергично предлагал ему покинуть Москву как можно скорее.
Среди людей, способных возразить Наполеону, были и безукоризненный Даву, и изумительно точный Дарю, и рыцарь Коленкур, и «король храбрецов» Мюрат, и идеалист Понятовский.
Разве что Бертье редко высказывал мнения, а возражал лишь в случаях, когда считал приказы невыполнимыми.
Умы добросовестно напрягались, но не могли найти хорошего выхода. Предлагался быстрый исход (немедленное отступление), но Наполеон никак не решался согласиться с такой развязкой ввиду ее бесславности.
Император колеблется: идти на Кутузова? двинуться на Петербург? отступить?
Ситуация ухудшалась: русские овладевали обозами, перехватили две эстафеты и брали пленных. Коленкур, сопровождавший Наполеона во время ежедневных поездок по городу, счел нужным попросить аудиенции императора, не желая говорить важные вещи на ходу. Во время аудиенции Коленкур напомнил об опасностях пребывания в Москве и трудностях, связанных с передвижением по российским дорогам в зимнее время.
Наполеон «благосклонно» выслушал его, а затем сказал Дюроку и Бертье:
– Коленкуру кажется, что он уже замерз.
Он также высмеял предложения Коленкура изготовить подковы для лошадей: французские офицеры и кузнецы «не менее хитроумны, чем русские».
Кутузов дал французам генеральное сражение, но затем избегал больших столкновений, несмотря на давление молодых подчиненных.
Когда Веллингтон взял Мадрид, русский полководец сообщает об этом в приказе: «Французы изгнаны из Мадрида. Рука Всевышнего карает Наполеона. Москва станет его тюрьмой, могилой для него и для его армии!…»
Кутузов охотно согласился встретиться с посланцем Наполеона Лористоном, дабы узнать настроения противника и усыпить его бдительность.
О чем говорили эти двое в ходе беседы, продолжавшейся с глазу на глаз около часа?
«Мир любой ценой». Какую цену готов был заплатить Наполеон за то, чтобы выпутаться из дела, все более его беспокоившего? Обсуждался ли «вариант Клебера», то есть возможность эвакуации французов?
А что царь?
Александр, в то время непопулярный и презираемый, не был свободен в выборе. Потерявший уважение многих после военных неудач, он рисковал троном и самой жизнью в том случае, если бы вздумал помириться с Наполеоном.
После сдачи и разрушения Москвы армия и дворянство большей частью не поддерживали мира, и Александр должен был учитывать это. Когда-то мир с Францией стоил жизни его отцу, теперь тяжелейшие решения должен был принимать он. И молодой государь остался непримиримым.
В сознании Наполеона возникали новые «идеи во спасение» – отменить крепостное право в России и вызвать народное возмущение.
Император поручил ближайшим людям собрать сведения о пугачевском бунте и разыскать одно из последних воззваний самозванца, где, якобы, были указаны фамилии знати, имевшей права на русский престол. Розыски ни к чему не привели.
У Наполеона сдавали нервы, он не знал, что еще можно предпринять. Между тем, он не делал самого необходимого (не готовил армию к зиме) и держал всех в неизвестности о дальнейших действиях.
Постоянное присутствие огромного количества черных птиц (ворон и галок) создавало настроение мрачное и мистическое. Наполеон приказал бороться с этим бедствием, и гвардейцы стали палить по пернатым нарушителям спокойствия.
В молодости постоянно занятый работой Наполеон досадовал, что ему приходится расходовать время на такие занятия, как бритье и еда. Коленкур подтверждает это: «Император ел быстро и глотал все с такой стремительностью, что можно было подумать, будто он почти или вовсе не пережевывает пищу. Об его образе жизни рассказывали много сказок. В действительности он ел только два раза в день. Всему прочему он предпочитал говядину или баранину, бобы, чечевицу и картофель, по большей части в виде салата. Он редко прикасался к своей бутылке вина до обеда. Из вин он предпочитал шамбертен. После завтрака и обеда он выпивал чашку кофе, приготовленного на воде. Вся его изысканность в еде сводилась к этой чашке кофе. Он очень полюбил его после кампании в Египте и предпочитал мокко. Во время русского похода, даже при отступлении, он имел каждый день свое вино и кофе, а в качестве еды – блюда, к которым он привык».
В Москве он стал затягивать обеды, а к любимому шамбертену прибавил ликеры. Все отметили непривычную медлительность движений и бесплодную задумчивость.
Английский полководец Артур Веллингтон считал, что Наполеон мог сохранить армию, если бы ушел из Москвы хотя бы двумя неделями раньше. Кутузов не успел бы как следует подготовиться к походу, а мороз, особенно страшный после Березины, не погубил бы Великую армию.
Но император ждал у моря погоды.
Он слышал слова Мюрата: «Мне никогда не было так противно. Я устал бегать от амбара к амбару и умирать от голода…»
Неожиданный снег, сопровождавшийся легким морозцем, выпал 13 октября.
Люди болели, лошади падали. Эти животные крупной европейской породы (не чета тем, на которых монголы проехали полсвета), высокие и массивные, были плохо приспособлены к усталости и лишениям и не могли обходиться без регулярной и обильной пищи.
Наполеон проводит очередное совещание командования.
«Так что же делать?» – спрашивает император.
«Остаться здесь, – отвечает Дарю, – сделать из Москвы большой укрепленный лагерь и провести в нем зиму. Хлеба и соли хватит – он отвечает за это. Для прочего достаточно будет больших фуражировок. Лошадей, которых нечем будет кормить, он посолит. Что касается помещений, то, если домов мало, так погребов достаточно. С этим можно будет переждать до весны, когда подкрепления и вся вооруженная Литва выручат и помогут довершить завоевание».
Дарю гарантировал, что он сумеет собрать все съестные припасы, которые еще есть в городе. Следует также поторопить прибытие провианта из Вильны, сделать неуязвимыми сообщения Великой армии с Литвою, Германией, Пруссией.
Император молчит, раздумывая, и отвечает: «Львиный совет! Но что скажет Париж? Что там будут делать? Что там делается за эти последние три недели? Кто может предвидеть впечатление шестимесячной неизвестности на парижан? – Нет, Франции не привыкнуть к моему отсутствию, а Пруссия и Австрия воспользуются им!»
Он мог бы «поприсутствовать» в Европе после Бородина, но даже не думал об этом!
Можно ли было зимовать в Москве? Конечно, можно! Не так страшно жить в укрепленном городе, где оккупанты имели все необходимое, как брести пешком в лютые морозы, настигшие таки «детей юга».
Маршал Даву писал жене 4 октября: «Мы оправились и отдохнули с тех пор, как мы здесь, даже больше, чем могли бы рассчитывать. С каждым днем мы выигрываем во всех отношениях!» 9 октября он пишет о «мягкости московского климата».
Наполеон это взвешивал очень хорошо, и один момент так твердо было уже решение зимовать, что он велел драматургу Боссе составить список тех артистов «Комеди Франсез», которых без большого ущерба для театра можно было вызвать из Парижа для концертов в театре на Большой Никитской. Сообщая об этом, Боссе горько прибавляет: «Разумеется, если бы он решился остаться в Москве, не случилось бы ничего хуже того, что случилось!»
Он не остался в Москве не по военным, а по политическим соображениям (удаленность от Парижа и остальной Европы).
«Я должен был умереть в Москве! – воскликнул Наполеон на Святой Елене. – Тогда я имел бы величайшую славу, высочайшую репутацию, какая только возможна».
Готовясь уйти из Москвы, он попросил справку о климате. Ему доложили, что в течение последних сорока лет большие морозы начинались не раньше первых чисел декабря. И здесь был допущен удивительный просчет. Он не внимал словам Коленкура, сказанным ранее («зима ворвется внезапно, как бомба»).
Наполеон – краткое изображение мира, «квинтэссенция человечества», как сказал Гете.
Но целый ряд свойств его личности и поступков несовместимы между собой. Например, как могли в нем сочетаться прирожденная властность и крайняя застенчивость? Его вторая жена говорила, что он ее боится: в это можно поверить.
Он признавался, что домашние могут вить из него веревки: и это объяснимо. Он обнаруживал беспомощность в обращении с ближайшими людьми.
С малых лет зная предательскую человеческую породу, он умудрился обмануться в главном. И был погублен новоявленными родственниками и преданными соратниками.
Его безрассудная храбрость во время первого похода была обусловлена молодостью и любовью. Однако, будучи императором, он продолжал выходить к линии стрелков. В России обнажил шпагу при нападении казаков (в ответ на предложение генерала Раппа скрыться в лес от смертельной опасности). Зачем такой риск?
Романтик по натуре, он постоянно отрывался от грешной земли и будто забывал о смертной человеческой плоти. Его уверенность в том, что с ним и его армией ничего плохого произойти не может, походила на мальчишество.
В последние годы он вдруг заговорил о том, что простые подданные счастливее самого государя («Я всегда завидовал судьбе добропорядочного буржуа в Париже, получавшего пенсию… имевшего возможность уделять время своим интересам в области искусства и литературы», – признался он доктору О’Мира на Святой Елене). Но кто ж ему виноват?
Трудно назвать истины, которые он не понимал бы. И что за парадокс – он всеми ими последовательно пренебрег. Он не хотел воевать и вновь обнажал меч. Сеял полезное и запрещал купцам делать их дело. Он понимал тщетность и мимолетность всякого величия, но за чем же тогда он гнался? Он укреплял семейные узы граждан и разрушил собственные. Он начинал как защитник родины и отдал ее оккупантам.
Он много говорил о «величайшей славе» и «самом большом честолюбии». Однако в той части света, в которую он направился (в его обозе были индийские карты) есть другой взгляд на мир, видимо, не вполне им осмысленный:

«Добрый побеждает и только.
Побеждает и не гордится.
Побеждает и не торжествует.
Побеждает и не возвеличивается.
Побеждает и не может избежать этого.
Побеждает и не насилует.
Побеждая, надо уметь остановиться.
Кто умеет остановиться, тот этим избегает опасности».
(Учение Лао-Тзе в изложении Л. Толстого)

В Египте деятельный Бонапарт некоторое время наслаждался созерцанием, но философию Востока свел к одному Корану. И компанию 1812 года он проиграл вначале метафизически , а затем уже физически.
Бонапарт в свое время уговорил Павла I послать казаков в Индию (22, 5 тысячи бойцов Войска Донского были направлены от Оренбурга через Хиву и Бухару), и не оставлял этих фантастических стремлений в дальнейшем. Все годы Тильзитского мира он, отмечает Коленкур, «…надеялся на экспедицию или, по крайней мере, на большую демонстрацию против Индии, а одновременно хотел сделать демонстрацию на море, быть может, независимо от действий на суше; демонстрацию на суше он мог бы подкрепить значительными силами, если бы удалось убедить русских допустить в свои ряды французский корпус; однако, принимая во внимание взгляды императора Александра и Румянцева, этого, пожалуй, было бы трудно добиться».
Он не только надеялся, но и посылал военных, ученых-ориенталистов, дипломатов в Персию и разведчиков в Россию с одной и той же целью – подготовить поход в Индию.
Он легко преодолевал пространства – в мыслях и наяву, но нарушил Закон Времени.

Он звезды сводит с небосклона,
Он свистнет – задрожит луна;
Но против времени закона
Его наука не сильна.

А. С. Пушкин
За московский месяц он должен был сделать много, но не сделал ничего. После Бородина не было ни «египетского тупика», ни зимней катастрофы 12-го года, ни разгрома Ватерлоо – еще ничего потеряно не было.
Беда не в то, что он принимал плохие решения, а в том, что он, будучи жертвой собственных иллюзий (монархических, мирных, победных), не принял никаких решений.
Наполеон стал заложником нелепой ситуации, добровольным затворником, потерявшим личную свободу и обреченным на позорное отступление, вместо того, чтобы чуть раньше использовать обширные возможности всеевропейского монарха и политика-миротворца.
Россия могла не пойти на мир, но она не вернула бы Польши, а ее армия не пересекла бы западную границу.
Кутузов и Александр были на своих местах (один в армии, другой – на троне), в то время как Наполеон в Москве не был ни политиком, ни генералом.
Это была психологическая борьба, в которой изощренная корсиканская хитрость была бита русской хитрецой.
Александр был непримирим по своей натуре византийца и под давлением обстоятельств (второго Тильзита высший класс ему бы не простил, и армия могла возмутиться не на шутку).
А характер Наполеона таков, что даже в отчаянном положении он не оставлял попыток вновь покорить сердце Александра. Ведь завоевывать сердца было его отрадой. А покорить мир – значит пленить все сердца.
Какая наивность! Ведь он, привыкший всюду видеть личный или тайный интерес и честолюбие, не был доверчивым при первых встречах с людьми. «Держась всегда, словно он на сцене в роли императора, он думал, что и другие разыгрывают с ним заученные роли. Поэтому его первым чувством всегда было недоверие, – правда, только на мгновение», – говорит Коленкур.
Но он, кажется, не верил в то, что влюбленные в него и восхищавшиеся его гением (Александра он безусловно относил к таковым) могут вдруг разлюбить или пренебречь дружбой великого человека (которая есть «дар Богов»). И если он иногда воевал против друзей и поклонников, то «без озлобления»!
Шахматисты знают, что в плохой позиции нет хорошего хода. Но плохие позиции не сдают – их защищают. Сдают лишь безнадежные партии. Игрок, попавший в плохую позицию, пытается усложнить задачу сопернику и составляет оборонительные планы.
Партия Наполеона в начале сентября не была безнадежной. И ему некого винить в том, что он погубил лучшую из армий, заставив людей бороться с безжалостной стихией.
Он принял худшее из решений и сделал это архаично, без подготовки. Оно логически не вытекало из его предыдущих шагов.
Наполеон хорошо подготовил кампанию, создав избыточные материальные и продовольственные запасы. Он пригнал в Россию огромные стада (вскоре животные непостижимым образом пали) и не забыл приобрести десятки миллионов бутылок спиртного. Сделав это и посчитав главу завершенной, он затем пренебрег элементарными нуждами армии.
Когда он возобновил действия, ничего поправить было нельзя. Плохая позиция стала безнадежной.
Отступая, Наполеон вновь обманывал себя и других, называя это движение «стратегическим маневром», в результате которого он, якобы, «на сотню верст приблизится к Вильно и Петербургу, получив двойную выгоду», а Марии Луизе писал, что приближается к ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24