Был поздний час, когда П. П. Муравьев позвонил у подъезда NN. Хозяева еще не спали и радушно встретили неожиданнаго гостя.
– Я к вам за помощью. Помогите вашим необычайным дарованием проникнуть в тайну гибели «Марии».
Взволнованная речь, расстроенный вид адмирала подействовали.
– Хорошо! – Ты поможешь мне? – обратилась. хозяйка к мужу.
Через нсколько минут она впала в транс.
– Что видишь? – спросил муж.
Ответа не последовало. Муж повторил вопрос.
– Вижу!… Как будто Восток… Азиатский кабинет… Сидят трое, смотрят на карту.
– Какую? Географическую?
– Нет!… Нарисованы корабли…
– Что видишь еще?
– Они что-то обсуждают… Ушли…
– Дальше!
– Не вижу ничего… Нет, постой!… Вижу длинный коридор… Два человека крадутся… Один в кожаной куртк… Другой… в грязном рабочем…
– Что видишь еще? Что делают они?
– Тот, в рабочем, держит под мышкой ящик… Болтается веревка… Спускаются вниз…
– Куда же они идут?…
– Вошли!… Не понимаю… Не знаю… Странная. комната… Не знаю…
– Но какого же вида комната? Что видишь в ней?
– Не пойму… Какие-то металлические вещи…
Смутно описывает помещение. Адмирал догадывается – бомбовый погреб…
– Говори дальше!
– Зажгли спичку. Подожгли… Уходят О, ужас!… Пламя!!… Взрыв!
– А где же люди?
– Бегут… Один упал… Лежит…
– А другой?
– Другой?!… Бежит…
– Видишь его?
– Вижу!… Он смотрит на меня.
– Кто он? Как его фамилия?
– Не могу сказать.
– Почему?!
– Он смотрит на меня… Вы его повесите… Не могу сказать…
Адмирал взволнованно встал.
– Вы должны назвать его. Вспомните всю кровь, страданья, гибель лучшего корабля. Эта гибель быть может грозить и другим…
– Назови, назови его! Ты должна сказать, – с тяжелейшим напряжением всей воли подтвердил муж.
– Но вы повесите его…
– Во-первых, я никого не вешаю. А если возмездие покарает его – от своей судьбы не уйти. Во-вторых, во имя погибнувших и живых, вы должны назвать его!
– Хорошо!… Я согласна…
Но в этот самый момент ясновидящая проснулась…»
Чем дальше от нас это печальное событие, тем яростнее попытки разгадать эту тайну взрыва на севастопольском рейде 7 октября 1916 года. Ответить на вопрос, что погубило лучший дредноут Черноморского флота брались историки и писатели, инженеры и моряки, профессиональные следователи и фанаты-любители пытали свои силы в решении этой загадки века. О трагедии на «Императрице Марии» написаны книги: роман Сергеева-Ценского «Утренний взрыв», «Арбатская повесть» Елкина, главы воспоминаний А. Лукина «Флот»…
По версии писателя-мариниста Анатолия Елкина взрыв на «Марии» был подготовлен германской агентурой, обосновавшейся еще до войны в Николаеве, где строили дредноут. Довольно стройно и убедительно изложены елкинские доводы в «Арбатской повести», вышедшей отдельной книгой.
Категорически не согласен был с этой версий известный историк флота доцент военно-морской академии ныне покойный капитан 1 ранга Залесский. Однако до недавнего времени были живы и те, кто пережил чудовищный взрыв на «Марии». Один из них скончался 4 октября 1980 года в Русском приюте в Монмаранси – бывший лейтенант российского флота Владимир Владимирович Успенский.

Огнеопасные подметки

Итак, вахтенным начальником на «Марии» в день трагедии был командир башни главного калибра мичман Владимир Успенский. От гибели его спасло то, что в момент взрыва он находился в районе кормовой трубы. Жизнь его полна превратностей и крутых поворотов.
После революции служил в Белом флоте. Затем чужбина. В Париже работал шофером такси, портным театральных костюмов… Только в 1969 году бывший лейтенант опубликовал свои заметки о возможных причинах гибели «Императрицы Марии» на страницах Бюллетеня общества офицеров российского императорского флота.
РУКОЮ ОЧЕВИДЦА: «В настоящих воспоминаниях я не стал говорить об агонии корабля, длившейся 54 минуты. Ограничусь лишь сообщением об одном практически не известном факте, свидетелем которого мне выпала судьба быть.
Линейный корабль «Императрица Мария» проектировался и закладывался до первой мировой войны. Многочисленные электромоторы для него были заказаны на германских заводах. Начавшаяся война создала тяжелые условия для достройки корабля. К сожалению, те, что нашли, были значительно больше по размерам, и пришлось выкраивать необходимую площадь за счет жилых помещений. Команде негде было жить, и вопреки всем уставам прислуга 12-дюймовых орудий жила в самих башнях. Боевой запас трех орудий башни состоял из 300 фугасных и бронебойных снарядов и 600 полузарядов бездымного пороха.
Наши пороха отличались исключительной стойкостью, и о каком-либо самовозгорании не могло быть и речи. Совершенно необоснованно предположение о нагревании пороха от паровых трубопроводов, возможности электрозамыкания. Коммуникации проходили снаружи и не представляли ни малейшей опасности.
Известно, что линкор вступил в строй с недоделками. Поэтому до самой его гибели на борту находились портовые и заводские рабочие. За их работой следил инженер-поручик С.Шапошников, с которым у меня были приятельские отношения. Он знал «Императрицу Марию», как говорится, от киля до клотика и рассказал мне о многочисленных отступлениях и всяческих технических затруднениях, связанных с войной.
Через два года после трагедии, когда линкор уже находился в доке, Шапошников в подбашенном помещении одной из башен обнаружил странную находку, которая навела нас на интересные размышления. Найден был матросский сундучок, в котором находились две стеариновые свечи, одна начатая, другая наполовину сгоревшая, коробка спичек, точнее то, что от нее осталось после после двухлетнего пребывания в воде, набор сапожных инструментов, а также две пары ботинок, одна из которых была починена, а другая не закончена. То, что мы увидели вместо обычной кожаной подошвы, нас поразило: к ботинкам владелец сундучка гвоздями прибил нарезанные полоски бездымного пороха, вынутые из полузарядов для 12-дюймовых орудий! Рядом лежали несколько таких полосок.
Для того чтобы иметь пороховые полоски и прятать сундучок в подбашенном помещении, следовало принадлежать к составу башенной прислуги. Так, может быть, и в первой башне обитал такой сапожник?
Тогда картина пожара проясняется. Чтобы достать ленточный порох, нужно было открыть крышку пенала, разрезать шелковый чехол и вытянуть пластину. Порох, пролежавший полтора года в герметически закрытом пенале, мог выделить какие-то эфирные пары, вспыхнувшие от близстоящей свечи. Загоревшийся газ воспламенил чехол и порох. В открытом пенале порох не мог взорваться – он загорелся, и это горение продолжалось, быть может, полминуты или чуть больше, пока не достигло критической температуры горения – 1200 градусов. Сгорание четырех пудов пороха в сравнительно небольшом помещении вызвало, без сомнения, взрыв остальных 599 пеналов.
К сожалению, гражданская война, а затем уход из Крыма разлучили нас с Шапошниковым. Но то, что я видел своими глазами, то, что мы предполагали с инженер-поручиком, не может разве служить еще одной версией гибели линейного корабля «Императрица Мария»?»

И все-таки – «злой умысел»?

Капитан 1 ранга Октябрь Петрович Бар-Бирюков служил в пятидесятые годы на линкоре «Новороссийск», пережившим в той же злосчастной Северной бухте трагедию своего предшественника – дредноута «Императрица Мария». Много лет расследовал он обстоятельства обеих катастроф. Вот, что ему удалось установить по «делу „Марии“:
«После Великой Отечественной войны исследователями, сумевшими добраться до документов из архива КГБ, были выявлены и обнародованы сведения о работе в Николаеве с 1907 года (в т. ч. на судостроительном заводе, строившем русские линкоры) группы немецких шпионов во главе с резидентом Верманом. В нее входили многие известные в этом городе лица и даже городской голова Николаева – Матвеев, а главное – инженеры верфи: Шеффер, Линке, Феоктистов и другие, кроме того – обучавшийся в Германии электротехник Сгибнев. Это вскрылось органами ОГПУ еще в начале тридцатых годов, когда ее члены были арестованы и в ходе следствия дали показания об участии в подрыве „И. М.“, За что, по этим сведениям, непосредственным исполнителям акции – Феоктистову и Сгибневу – Верманом было обещано по 80 тысяч рублей золотом каждому, правда, после окончания боевых действий…
Наших чекистов тогда все это мало интересовало – дела дореволюционной давности рассматривались не более чем исторически любопытная «фактура». И поэтому в ходе расследования текущей «вредительской» деятельности этой группы информация о подрыве «И. М.» не получила дальнейшей разработки.
Не так давно сотрудники Центрального архива ФСБ России А. Черепков и А. Шишкин, разыскав часть следственных материалов по делу группы Вермана, документально подтвердили факт разоблачения в 1933 году в Николаеве глубоко законспирированной сети разведчиков, работавшей на Германию, действовавшей там с предвоенных времен и «ориентированной» на местные судостроительные заводы. Правда, они не нашли в первоначально обнаруженных ими архивных документах конкретных доказательств их участия в подрыве «И. М.» Но содержание некоторых протоколов допросов членов группы Вермана уже тогда давало довольно веские основания полагать, что эта шпионская организация, располагавшая большими возможностями, вполне могла тaкyю диверсию осуществить. Ведь она вряд ли «сидела сложа руки» во время войны: для Германии нужда вывести из строя новые русские линкоры на Черном море, представлявшие смертельную угрозу для «Гебена» и «Бреслау», была острейшей…
Недавно упомянутые выше сотрудники ЦА ФСБ РФ, продолжив поиск и исследование материалов, связанных с делом группы Вермана, нашли в выявленных ими архивных документах ОГПУ Украины за 1933–1934 годы и Севастопольского жандармского управления за октябрь – ноябрь 1916 года новые факты, существенно дополняющие и по-новому раскрывающие «диверсионную» версию причины подрыва «И. М.» Так, протоколы допросов свидетельствуют, что уроженец (1883 г.) города Херсона – сын выходца из Германии, пароходчика Э. Вермана – Верман Виктор Эдуардович, получивший образование в фатерланде и Швейцарии, преуспевающий делец, а потом инженер кораблестроительного завода «Руссуд», действительно являлся немецким разведчиком с дореволюционных времен (деятельность В. Вермана подробно изложена в той части архивного следственного дела ОГПУ Украины за 1933 год, которая называется «Моя шпионская деятельность в пользу Германии при царском правительстве»). На допросах он, в частности, показал: «…Шпионской работой я стал заниматься в 1908 году в Николаеве (именно с этого периода начинается осуществление новой кораблестроительной программы на юге России. – О. Б.), работая на заводе „Наваль“ в отделе морских машин. Вовлечен в шпионскую деятельность я был группой немецких инженеров того отдела, состоявшей из инженера Моора и Гана», И далее: «Моор и Ган», а более всех первый, стали обрабатывать и вовлекать меня в разведывательную работу в пользу Германии…». После отъезда Гана и Моора в фатерланд «руководство» работой Вермана перешло непосредственно к германскому вице-консулу в Николаеве господину Винштайну. Верман в своих показаниях дал о нем исчерпывающие сведения: «…Я узнал, что Винштайн является офицером германской армии в чине гауптмана (капитана), что находится он в России не случайно, а является резидентом германского генерального штаба и проводит большую разведывательную работу на юге России. Примерно с 1908 года Винштайн стал в Николаеве вице-консулом. Бежал в Германию за несколько дней до объявления войны – в июле 1914 года». Из-за сложившихся обстоятельств Верману было поручено взять на себя руководство всей немецкой разведсетью на юге России: в Николаеве, Одессе, Херсоне и Севастополе. Вместе со своей агентурой он вербовал там людей для разведывательной работы (на юге Украины тогда проживало много обрусевших немцев-колонистов), собирал материалы о промышленных предприятиях, данные о строившихся военных судах надводного и подводного плавания, их конструкции, вооружении, тоннаже, скорости хода и т. п. На допросах Верман рассказывал: «…Из лиц, мной лично завербованных для шпионской работы в период 1908–1914 гг., я помню следующих: Штайвеха, Блимке… Линке Бруно, инженера Шеффера… электрика Сгибнева» (с последним его свел в 1910 году германский консул в Николаеве Фришен, выбравший опытного электротехника Сгибнева, падкого на деньги владельца мастерской, своим наметанным глазом разведчика в качестве нужной фигуры в затевавшейся им «большой игре». Учитывая при этом, что и Верман, и Сгибнев знали друг друга по городскому яхт-клубу, так как оба были завзятыми яхтсменами…). Все завербованные были или, как Сгибнев, стали (он по заданию Вермана с 1911 года перешел на работу в «Руссуд») сотрудниками судостроительных заводов, имевшими право прохода на строившиеся там корабли. Электрик же Сгибнев отвечал за работы по электрооборудованию на строившихся «Руссудом» военных кораблях, в том числе и на «Императрице Марии».
В 1933 году в ходе следствия Сгибнев показал, что Вермана очень интересовала схема электрооборудования артиллерийских башен главного калибра на новых линейных кораблях типа «Дредноут», особенно на первом из них, переданном флоту, – «Императрице Марии». «В период 1912–1914 гг., – рассказывал Сгибнев, – я передавал Верману различные сведения о ходе их постройки и сроках готовности отдельных отсеков – в рамках того, что мне было известно». Особый интерес немецкой разведки к электросхемам артиллерийских башен главного калибра этих линкоров становится понятен: ведь первый странный взрыв на «Императрице Марии» произошел именно под ее носовой артиллерийской башней главного калибра, все помещения которой были насыщены различным электрооборудованием…
В 1918 году, после оккупации немцами Юга России разведывательная деятельность Вермана была вознаграждена по достоинству.
Из протокола его допроса:

«…По представлению капитан-лейтенанта Клосса я был германским командованием за самоотверженную работу и шпионскую деятельность в пользу Германии награжден Железным крестом 2-й степени". Пережив интервенцию и гражданскую войну, Верман осел в Николаеве.
Таким образом, взрыв на «И. М.», несмотря на депортацию Вернера в этот период, скорее всего осуществлен по его замыслу. Ведь не только в Николаеве, но и в Севастополе им была подготовлена сеть агентов. На допросах в 1933 году он так говорил об этом: «…Я лично осуществлял связь с 1908 года по разведывательной работе со следующими городами:…Севастополем, где разведывательной деятельностью руководил инженер-механик завода 'Наваль» Визер, находившийся в Севастополе по поручению нашего завода специально для монтажа достраивавшегося в Севастополе броненосца «Златоуст». Знаю, что у Визера была там своя шпионская сеть, из состава которой я помню только конструктора адмиралтейства Карпова Ивана; с ним мне приходилось лично сталкиваться". В связи с этим возникает вопрос: не участвовали ли люди Визера (да и он сам) в работах на «Марии» в начале октября 1916 года? Ведь на ее борту тогда ежедневно находились работники судостроительных предприятий, среди которых вполне могли быть и они. Вот что об этом говорится в докладной от 14.10.16 г. руководителя севастопольского жандармского управления начальнику штаба Черноморского флота (недавно выявленной исследователями). В ней приводятся сведения секретных агентов жандармерии на «И. М.»: «Матросы говорят о том, что рабочие по проводке электричества, бывшие на корабле накануне взрыва до 10 часов вечера, могли что-нибудь учинить и со злым умыслом, так как рабочие при входе на корабль совершенно не осматривались и работали также без досмотра. Особенно высказывается подозрение в этом отношении на инженера той фирмы, что на Нахимовском проспекте, в д. 355, якобы накануне взрыва уехавшего из Севастополя… А взрыв мог произойти от неправильного соединения электрических проводов, так как перед пожаром на корабле погасло электричество…» (верный признак короткого замыкания электросети. – О. Б.). О том, что постройка новейших линкоров Черноморского флота тщательно «опекалась» агентами германской военной разведки, свидетельствуют и другие недавно выявленные документы».


* * *

Как бы там ни было, но даже роковой взрыв не смог, как говорят артиллеристы, «привести к молчанию» пушки «Императрицы Марии». Башни погибшего линкора незадолго перед Великой Отечественной войной были извлечены со дна морского водолазами ЭПРОНа (Экспедиции подводных работ особого назначения) и установлены под Севастополем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27