Я картинно испугался, перестал расстегиваться и затрясся как овечий хвост.
– Мы так не договаривались, – начал было блеять я, но понял, что сморозил глупость, замолчал, потом докончил: – Биться тоже до смерти?
– Всенепременно! – пообещал Прохоров.
Этот вызов должен был меня окончательно уничтожить, а поручику вернуть самоуважение. Однако просто морально сломать человека им показалось мало, они решили растоптать меня в пыль.
– Ежели вы победите и господина поручика, то и я буду иметь честь скрестить с вами шпагу, – встрял в разговор третий участник.
Я затравлено взглянул на нового грозного противника и совсем утратил способность расстегнуть пуговицы. Офицеры ждали, теряя терпение.
– Прямо-таки Атос, Портос и Арамис! – не удержался я.
– Что вы этим хотите сказать? – сердито спросил Прохоров.
– Ничего, но похоже!
– Вы хотите нас оскорбить? – поинтересовался поручик.
– Отнюдь, это благороднейшие французские дворяне, Атос был графом, а Портос стал бароном.
– Не имею чести знать этих господ, – холодно сообщил Прохоров.
– Это ваша беда, у вас, видимо, мало приличных знакомых.
Пока поручик вдумывался в смысл моих слов, третий офицер, не выдержав, приказал Ивану:
– Эй, ты! Помоги барину раздеться.
Мой «денщик» положил на землю завернутый в мешковину бердыш, не торопясь, сплюнув в сторону «белой кости», протопал через полянку.
Странный, непонятной формы предмет офицеров заинтриговал, как и слишком уверенный в себе слуга. Однако вступать с противником в разговоры и тем более задавать не относящиеся к делу вопросы было совсем недопустимо.
С помощью Ивана я, наконец, снял верхнее платье. Инзоров давно стоял в позиции. Я встал против него, и он отсалютовал мне клинком. Я тоже неловко помахал саблей, выкатывая глаза и изображая на лице свирепость.
Офицеры откровенно ухмылялись, глядя на мои жалкие потуги напугать противника.
– Сходитесь, господа, – крикнул поручик, как будто мы дрались на пистолетах.
Инзоров направил на меня клинок и бросился в атаку…
Современное фехтование не зрелищный вид спорта. Слишком неуловимо отточены в нем движения. Оценить искусство боя могут только профессионалы. Красиво драться учат во ВГИКе, а не в спортивных секциях.
Инзоров был армейским пехотным офицером и совсем плохим фехтовальщиком, так что наш поединок мог окончиться секунд через пять после начала. Однако я не спешил и дал ему возможность вкусить всю прелесть боя.
Капитан бестолково махал саблей, я так же бестолково защищался. Со стороны это должно было выглядеть очень смешно. Тем более, что стиль поединка у нас получился «смешанный»: не то бой на шпагах, не то на эспадронах.
Короче говоря, Инзоров гонялся за мной по всей поляне, а я изображал из себя трусливого штафирку, уворачивающегося от былинного героя.
Постепенно штабс-капитан начал уставать, и его движения замедлились. К тому же он был человеком полным, давеча здорово перепил, так что вскоре совсем вымотался, весь лоснился от пота и начинал задыхаться. Так и не догнав меня, он поменял тактику и начал бросаться в бой, держа клинок в вытянутой руке как пику.
Мне тоже пришлось сменить стиль и изображать из-себя тореадора, уворачивающегося от бешеного быка. Сначала я носился по поляне, отскакивая от противника, но сам запыхался и остался стоять на месте, лишь слегка корректируя направление его ударов, чтобы он ненароком меня не зацепил.
Инзоров ничего не понимал и продолжал гоняться за мной, ужасно потея. Секунданты, напротив, догадались, что их провели и начали о чем-то шептаться. Иван вовремя учуял опасность, вернулся к своему таинственному мешку и вытащил на свет божий страховидный бердыш.
У секундантов заметно вытянулись лица, а солдат поиграл оружием, со свистом рассекая воздух, и встал рядышком с офицерами. Те тут же успокоились, видимо, решив, что ни о каком выстреле в спину не может быть и речи. Иван совсем не походил на обычного лакея…
Игра, между тем, подходила к концу, да и мне надоело тянуть время. Во время очередной атаки я аккуратно проткнул беззащитному капитану правое предплечье. Он вскрикнул, отшатнулся назад, потом с ужасом посмотрел на рану, выронил саблю и опустился на траву. Рубаха раненого окрасилась кровью.
– Прошу поднять оружие! – приказал я несчастному блондину. – Дуэль не окончена!
– Но он же ранен! – истерически выкрикнул безымянный офицер.
– Мы, кажется, условились биться до смерти? Если господин Инзоров отказывается продолжать, мне бы хотелось знать, как он предпочитает умереть: через усекновение головы, или мне зарезать его, как свинью?
Я примерился к шее бледного как смерть штабс-капитана и вопросительно посмотрел на секундантов. Они, в свою очередь, остолбенело смотрели на меня.
– Ну?! – рявкнул я, выпучивая глаза, и картинно взмахнул саблей, словно намереваясь отсечь голову штабс-капитану.
– Нет! – в один голос закричали оба офицера, закрывая лица руками.
– Нет? – удивленно переспросил я.
– Ради Бога, прекратите! – взмолился поручик Прохоров.
– Извольте, – ответил я, опуская саблю, – если вы желаете нарушить кодекс чести, тогда конечно.
Офицеры так и не ответили, и я отсалютовал поверженному противнику. После чего повернулся к Прохорову:
– Господин поручик, я в вашем распоряжении. Извольте встать в позицию, – после чего сделал страховидное лицо и добавил замогильным голосом. – Вон ваша шашка.
Поручик угрюмо подошел и поднял оружие. Второй секундант пришел в себя и закричал срывающимся голосом, пытаясь перехватить инициативу:
– Не желаете ли примириться, господа?
Мой новый противник что-то пробормотал, что, при желании, можно было понять как согласие.
– Нет, я слишком сильно оскорбил поручика, чтобы просить у него извинения, – задушевно сообщил я миротворцу, – мне придется смыть его кровью. Пожалуй, начнем, а то, пока мы возимся, штабс-капитан умрет от потери крови.
Поручик взял себя в руки и встал в позицию. Я отсалютовал ему и со свистом расписал воздух сверкающим клинком. В глазах офицера застыл ужас.
– Кстати, – спросил я секунданта, – бьемся до смерти?
– До первой крови, – нервно ответил он, отводя взгляд.
Я молча кивнул и сделал ложный выпад. Поручик слепо бросился на меня, не очень осознавая, что делает, и, так же, как и предшественник, напоролся предплечьем на колющее острие старинного оружия.
Как и его товарищ, он невольно вскрикнул, отступил и уронил шашку на траву. Потом попытался зажать кровоточащую рану рукой, побледнел и опустился на землю. Теперь оба противника сидели на корточках, зажимая кровоточащие раны руками, а их общая шашка вновь валялась на траве.
– Теперь ваша очередь, сударь, – со светской улыбкой сказал я безымянному офицеру. – Давайте быстрее закончим дело, а то меня ждут пациенты. Я все-таки доктор.
– Я бы хотел закончить наше дело миром, – сказал он, бледнея и пряча взгляд.
– А я не уверен, что хочу того же, – ответил я, – Вас, сударь, я вообще намереваюсь убить за нарушение дуэльного кодекса.
Секундант дернулся, но сзади его подпер Иван.
– Может быть, вас удовлетворят мои извинения? – попытался торговаться он.
У меня мелькнула здравая идея, как чувствительнее наказать этих мерзавцев. То, что они позволили себе, выходило за всякие рамки дворянской и офицерской чести.
Возможно, я идеализирую эту эпоху, но в вопросах чести в русском обществе не допускалось никаких вольных толкований. Убивать я, понятное дело, никого не собирался. Даже не только потому, что один из этих уродов мог оказаться моим предком, просто они того не стоили. Другое дело наказать рублем…
– Сколько стоят ваши извинения? – прямо спросил я секунданта.
Он не понял и с удивлением посмотрел на меня.
– Как это – стоят?
– За то, что вы согласились убить невинного человека, вам заплатили деньги, а я хочу получить их за то, что не убью виновного.
От такого цинично-меркантильного заявления секундант совсем обалдел. Он глупо хлопал глазами, не зная, как возразить против убийственной логики.
– Однако, это неблагородно! – наконец нашел он «серьезный» довод.
– Значит, брать деньги за убийство благородно, а отпустить за плату – подло? Может быть, вы и правы. Тогда нам остается одно – будем биться до смерти.
Я сделал свирепое лицо, помахал саблей и зловеще пригласил:
– Извольте встать в позицию.
– А если я принесу извинения? – просящим голосом взмолился морально сломленный противник, со страхом глядя то на меня, то на бесполезное в его неумелых руках оружие, позорно валяющееся в двух шагах от него.
– Я их не приму. Однако, если сумма будет приемлемая, скажем сто тысяч… – произнес я. – Думаю, ваша жизнь стоит такой безделицы?
– Ка-какие сто тысяч?
– Те, что вы заплатите, чтобы я принял ваши извинения.
– Но у меня нет таких денег. Я бы мог найти тысячу-другую.
– Вы что, стоите дешевле лошади? – удивленно спросил я. – Почему бы вас не оценить как крестьянскую клячу? Рублей, скажем, в двадцать?
Секундант вспыхнул, но оскорбиться не решился.
– Пожалуй, тысяч десять я бы смог найти…
– Ладно, – неожиданно для противника согласился я, – пусть будет десять тысяч серебром, а то еще подумаете, что я на вас наживаюсь.
Никаких угрызений совести я не испытывал. Русское офицерство, сколько я знал, ценило честь дороже жизни. Эти ребята нарушили все нормы и каноны и не заслуживали никакого снисхождения.
– А этих будем лечить или прислать им попа? – поинтересовался я, кивнув в сторону раненых.
– Ради Бога, доктор, помогите! – в один голос взмолились они.
– Доктор, исполните ваш долг, – поддержал их товарищ.
– Видите ли, сударь, – задушевно сказал я ему, – раны ваших друзей, к сожалению, очень тяжелые, я боюсь, что им уже никто не поможет, разве только священник…
– Доктор, умоляю, – сдавленным голосом произнес он.
– Я могу, конечно, попытаться, но стоить это будет еще по десять тысяч с человека…
Троица смотрела на меня с мистическим ужасом.
– Однако, – раздумчиво продолжил я, – так как я сам отчасти оказался невольной причиной, вы меня понимаете?.. Я, пожалуй, пока удовольствуюсь вашим экипажем, а оставшуюся часть долга можете погасить позже.
– Но это мой экипаж, – растерянно сказал секундант.
– Тогда, пардон, у нас с вами другие счета. Счастливо оставаться.
– Васька! – с отчаяньем в голосе закричал штабс-капитан, – отдай, Христом Богом молю. Мы потом с тобой сочтемся.
– Вы не сомневайтесь, – успокоил я секунданта, – если они умрут, то я экипаж верну.
Видно была, как офицеру жалко отдавать прекрасную коляску с очень приличными лошадьми.
– Васенька, умоляю! – между тем канючил «умирающий» Прохоров. – Все тебе вернем, честью клянусь, ты себе другую карету купишь, еще лучше.
«Васенька» с сомнением посмотрел на товарищей и неохотно кивнул.
– Ладно, пусть будет по-вашему.
– Тогда извольте расписку.
– Позвольте, вы не верите моему слову? – поразился он.
– Не верю, – честно признался я. – К тому же, я не имею чести знать вашу фамилию.
– Штабс-капитан Измайлов, – поспешно назвался кредитор.
– Очень почтенная фамилия, – похвалил я, – однако, расписку написать извольте. Сумма немалая.
– У меня ни бумаги, ни чернил нет, – попробовал увильнуть Измайлов. – Я на картель направлялся, а не… – он задумался, искал слово пообиднее, но, встретив мой взгляд, грубить раздумал, – писать расписки.
– Ничего, бумагу я найду, – пообещал я, открывая свой саквояж, – а написать можно и кровью, ее тут достаточно.
– Я не буду писать расписки кровью! – взвизгнул капитан, с ужасом глядя на меня. – Это, это как сговор с…
– Зря волнуетесь, – успокоил я его. – Я не дьявол, да и писать можете не своей, а чужой кровью. Впрочем, у меня и перо есть. Новая модель, граф Атос подарил.
Я вынул несколько листов бумаги и шариковую ручку.
Измайлов опасливо взял ее в руки, но тут же успокоился:
– Это как свинцовый карандаш?
– В точности, только пишет чернилами.
– Модная штучка, – завистливо сказал он, окончив писать расписку. – Не уступите?
– В другой раз обсудим, – пообещал я, – как кончим наши счеты.
И обратился к своему напарнику:
– Иван, подай аптечку.
Мы тут же развернули походный госпиталь. Иван успешно исполнил роль хирургической сестры, и вскоре я привел своих недругов в относительный порядок.
В процессе лечения доверительных отношений у нас не возникло, однако, я совершил гуманный поступок: поручил Ивану развезти раненых по домам на своем новом экипаже, а сам домой пошел пешком, предъявлять Але обещанную «сатисфакцию».
Глава восьмая
На все мои дуэльные подвиги ушло немногим больше часа, Проводив карету с ранеными, я еще раз проверил расписку и засунул ее в свой саквояж. Погода стояла отличная. По небу скользили частые легкие облачка, мешая солнцу раскалить землю. Сладко пахло цветущим клевером и душицей. С чувством выполненного долга я, не торопясь, шел по узкой извилистой тропинке, держа саблю как трость под мышкой. Носить ее на перевязи мне не нравилось, казалось, что я начинаю смахивать на мушкетера из спектакля школьной художественной самодеятельности.
Вдруг на узкой тропинке мне встретился настоящий француз. Его национальная принадлежность сразу определялась по лицу с тонким орлиным носом и разрезу глаз. Мы столкнулись нос к носу и вынуждены были раскланяться. Я сделал это достаточно сдержанно, а француз – с изысканной вертлявостью.
– Бонжур, месье! – сказал он.
– Бонжур, месье, – ответил я.
Месье обворожительно улыбнулся и застрекотал по-французски.
– Пардон, месье, же не парле па франсе, – вынужден был я прервать его речь, хотя и на чистом французском языке, но без всякого прононса.
Мое признание в незнании французского языка почему-то не сразу прервало словесный поток кавалера. Он еще минуты две что-то говорил, возможно, надеясь, что я передумаю и начну его понимать. К своему стыду и сожалению, я не мог оказать ему эту любезность.
– Месье нэ болтатэ на франсэ? – наконец, перешел на почти русский язык француз, поверив, что я не понимаю не единого его слова.
– Уи, месье, – сознался я, вовремя припомнив, что «уи» по-французски будет «да».
– Месье кавалер Крылофф, доктор?
Я не очень удивился его осведомленности и подтвердил догадку.
– Позволтэ рекомендать, виконт де Шантре, – представился мой визави.
У меня от последних событий начала культивироваться мнительность, и я не без подозрения поглядывал на неожиданного знакомца.
– Уи, – сказал я, – шарман, миль пардон, мерси боку.
Потом чуть не добавил известную любому русскому человеку фразу: «Же не манж па сие жур», но побоялся, что виконт меня не поймет.
На человека, который не ел шесть дней, я никак не походил.
Это, конечно, был не весь мой запас французских слов, но его существенная часть. Далее я вынужден был перейти на смешанный вариант языков:
– Как вы здесь, рус прованс, оказаться? – поинтересовался я.
– Je эмигран, – грустно ответил француз. – Один семья гувернер, plusieurs enfants, мала детишка.
Стало понятно, откуда здесь взялся виконт. Французские аристократы, бежав от революционных гильотин, находили себе кусок хлеба, работая гувернерами в богатых российских семьях.
Между тем собеседника очень заинтересовала моя сабля. Он попросил разрешения ее осмотреть. Я передал ему оружие, и лягушатник с почтением обнажил клинок. Судя по тому, как он проводит осмотр, в оружии он разбирался.
– Гранд хорош, – восхищался мой новый знакомец. – Пуэн д’опер кортэль? – поинтересовался он, обнаружив пятнышко свежей крови на конце клинка.
Я кивнул, поняв, что он спрашивает о чести и дуэли. Де Шантре удовлетворенно кивнул, сделал несколько красивых выпадов и вложил оружие в ножны.
– Ку де мэтр (мастерский прием), – вежливо похвалил я его упражнения.
Удивительное дело, но за несколько дней общения с дворянами я уже нахватался французских выражений.
– Ви фехтоваль мэтр? – поинтересовался француз.
Я покачал поднятой кистью руки, изображая посредственность своих способностей. Француз загорелся и предложил помериться с ним силами. Я не спешил соглашаться, неопределенно улыбаясь.
– Сан фасон (без стеснения), – настаивал шевалье.
– Уи, монсеньер – согласился я. – Же н'ан к вам просьба, ма фам нужно учить, …как это, по-вашему, репетит. Понимаешь? Репетит балет, фасон, бон тон. Же тебе платить. Рубли, гонорар, фюр лен.
Идея подработать шевалье понравилась, и он тут же вознамерился сделать визит к моей «ля фам». Судя по всему, ему было просто нечем себя занять.
Дальше мы отправились вдвоем. По дороге разговор коснулся политики, естественно, французской. Виконт, как мог по-русски, живописал падение Бурбонов, бегство аристократов из страны и ужасы революции. Почти вся его семья или погибла, или пропала без вести, а он без копейки за душой оказался в России. Наплыв эмигрантов сбил цену на услуги гувернеров, и ему с трудом удалось устроиться в небогатую провинциальную семью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32