– Перони, – сказал он, – я тебя раскусил. Я знаю, что случилось два месяца назад.
– Да ну?
Перони пожалел, что не успел проработать в полицейском участке все детали. Незадолго до полуночи Ник куда-то пропал. Примерно через восемь часов Верджил Уоллис забрал у частного банкира Миранды Джулиус полмиллиона евро. Что же это за «частный банкир»? У кого это лежит наготове такая сумма, чтобы ее можно было сразу забрать?
– Я слышал, что тебя застукали на бабе, – продолжил Уоллис. – Почему, как ты думаешь, я выбрал тебя для этой задачи? По двум причинам. Во-первых, ты человек сообразительный. Во-вторых, умеешь тратить деньги.
Заметив образовавшийся впереди все увеличивающийся просвет, Перони прикидывал, как быстро он сможет выполнить разворот.
– Ты разочаровываешь меня, Верджил. Ты очень, очень плохо разбираешься в людях. Давай-ка мы сейчас вернемся к инспектору Фальконе: нужно кое-что уточнить и исключить то, что не соответствует действительности.
Теперь места хватало – если только стоящий впереди идиот подаст чуть вперед и позволит ему развернуться.
– Честный полицейский, – понимающе кивнув Уоллис. – Кто бы мог подумать? Хотя меня восхищает. Именно поэтому я ударю тебя не так сильно, как мог бы.
Перони решил, что неправильно расслышал.
– Что? – сказал он, сняв ногу с педали, и тут же увидел большой черный кулак, который несся ему навстречу так быстро, что оставалось только получить удар в правый глаз.
После этого все было как в тумане. Огромные руки расстегнули ремень безопасности и оторвали от воротника Уоллиса прикрепленный к нему микрофон. Здоровенная нога пинком открыла дверцу автомобиля со стороны водителя и вышибла Перони из машины.
Грохнувшись на грязную дорогу, тот вдохнул отравленный воздух и закашлялся.
Полицейская машина без опознавательных знаков сделала крутой разворот и рванула обратно в город – куда угодно, только не в Сан-Джованни. И будь он проклят, сказал себе Джанни Перони, будь он проклят, если сидевший за рулем усмехающийся черный ублюдок не помахал ему на прощание.

* * *

Она снова шепчет, и сквозь бушующее в голове пламя Ник начинает кое-что видеть.
Тирс находится на прежнем месте, зеленый и сочный, цветные ленточки обвивают его древко. Свет становится ярче. Перед ним среднего возраста мужчины, обменивающиеся заговорщическими взглядами. В их руках бокалы, наполненные розовым вином. К каменному потолку поднимается серо-голубой дымок папирос-самокруток. Мужчины о чем-то переговариваются – Эмилио Нери, маленький бухгалтер Верчильо, Рандольф Кирк и Тони Мартелли; лица остальных скрываются в тени.
За их спинами прячется Мики; вид у него растерянный, он явно не понимает, что здесь происходит.
Они все говорят и говорят, и теперь Ник понимает почему. Эти люди – могущественные, влиятельные – просто нервничают. Для них это нечто новое – эксперимент, разрыв с общепринятыми традициями. Они смотрят на Рандольфа Кирка, и их глаза говорят: «Ну давай, действуй».
Рандольф Кирк это понимает. Он нервничает больше остальных, но прямо-таки дрожит от предвкушения. Он что-то говорит, но слов его нельзя разобрать. Он хлопает в ладоши, и, хотя никакого звука не раздается, все замолкают и смотрят на дверь, в которую входят девушки в холщовых рубашках с цветами в волосах – молодые, совсем юные. Некоторые хихикают. Некоторые курят. Глаза у них блестящие и в то же время затуманенные. Как и Рандольф Кирк, они чего-то боятся.
Все ждут какого-то жеста, вздоха – чего-то такого, что разрушило бы колдовские чары.
Одна из новеньких, Барбара, молодая, но уже подготовленная, выходит вперед, оживленная, нетерпеливая. Ее рука касается маски. Пальцы поглаживают уродливые черты, ласкают громадный, отвратительный нос.
«Смотри!» – вопит поселившийся у него внутри бог так громко, что невозможно сопротивляться.
Золотая маска поднимает свое мертвое, отвратительное лицо, по очереди окидывает их взглядом и улыбается.

* * *

В начале десятого они покидают дом на Авентинском холме. За рулем Бруно Буччи, Нери скрючился на заднем сиденье, с обеих сторон прикрытый телами бойцов. Выбирая безопасную дорогу, «мерседес» долго кружил по закоулкам, пока не вернулся в Черки – к месту назначения.
По правде говоря, Эмилио Нери никогда не забывал это место – слишком много воспоминаний с ним связано.
Машина заехала на тротуар, все вышли и встали в тени вала, подступающего к Тарпейской скале. Всходило солнце, обещая еще один погожий весенний день. Будь транспорта немного поменьше, Нери вдохнул бы полной грудью и решил, что станет скучать по Риму.
Буччи кивком указал на черное отверстие пещеры, прикрытое сломанными воротами с древней надписью «Вход воспрещен».
– Ага, ага, – сказал Нери и нырнул в темноту. – С этим я сам разберусь. Позаботься только, чтобы он ничего с собой не принес, ладно?
– А как насчет Мики? – спросил Буччи.
– Мики? – засмеялся Нери. – Он просто глупый мальчишка. Со своим сыном я уж как-нибудь справлюсь.
Похоже, у Буччи было на этот счет собственное мнение.
– Считаешь, я веду себя глупо?
Буччи промолчал.
– Ладно. Не отвечай. Зато я скажу тебе вот что, Бруно. Я поступаю с тобой более чем справедливо.
– Конечно. Я все же хотел бы войти туда вместе с вами.
Нери не мог понять, подлинное это чувство или просто показное беспокойство? Возможно, Буччи прав. С Мики он, конечно, справится. Но если тот привел с собой кого-нибудь еще...
– Ты слышал, чтобы кто-то перебежал к Мики? – спросил он.
– Вы шутите? – засмеялся Буччи. – Неужели найдется такой дурак?
– Тогда он там один, – кивнул Нери на вход в пещеру. – Ну может быть, с Аделе. Ты серьезно считаешь, что я не справлюсь со своим собственным сыном и проституткой-женой, которую могу пришибить одной рукой?
Буччи неловко переступил с ноги на ногу.
Нери посчитал это знаком согласия.
– Убедись, что Уоллис придет сюда один и ничего с собой не принесет, – приказал он. – Я не намерен ни с кем разделять это удовольствие. Кроме того, мне нужно обсудить кое-какие семейные дела. И я не хочу, чтобы кто-нибудь это слышал.
– Считайте, я вас подстраховываю.
Нери больно ткнул его пальцем в грудь:
– Я убивал людей еще до твоего рождения, Бруно. Не надо мне дерзить. Ты взял веревку и ленту, как я просил?
Кивнув, Буччи отдал их ему.
Похлопав себя по пиджаку, Эмилио Нери ощутил рукоятку пистолета и шагнул в холодную темноту, удивившись, как там холодно и как мало света дают электрические лампочки.
Должно быть, память его подводит. В прежние времена все казалось намного ярче.

* * *

Лео Фальконе посмотрел на Перони, откинувшегося рядом с ним на заднем сиденье.
– Еще одно пятно на нашей репутации, – сказал он. – Ты не представляешь, куда мог поехать Уоллис? Он что-нибудь говорил?
– Говорил. Сначала спросил, верно ли, что Нери с его мальчишкой и без того у нас на крючке. Потом попытался подкупить меня, чтобы я отвернулся и он получил лишних полчаса на разборки с толстяком. Я как раз объяснял, какие проблемы это вызовет, учитывая мое обостренное чувство долга, когда он треснул меня по физиономии. Сказал, что не станет бить слишком сильно, поскольку мной восхищается. Я рад, что не оказался в списке тех, кого он ненавидит. Если бы он...
Неожиданно залаяла рация. Уоллис бросил полицейскую машину в переулке возле фонтана Треви и растворился среди туристов. Выругавшись, Фальконе отдал соответствующее распоряжение. Высоких негров в развевающемся черном пальто в Риме не так уж много – кто-нибудь должен его заметить.
– Может, он сел в такси? – предположил Перони. – У этого парня железные нервы. А знаешь, мне кажется, что он с самого начала все это планировал. Причем собирался действовать в одиночку. К нам он пришел только для того, чтобы мы получили эту камеру с Мики, а Нери в любом случае оказался в дерьме.
Взяв микрофон, Фальконе приказал всем, кто был в его распоряжении, включая своего водителя, патрулировать Черки. Именно там в последний раз видели Косту. Если им повезет...
В такой ситуации спокойно рассуждать очень трудно. Но тут зазвонил телефон, и рассуждать стало еще труднее.
– Не сейчас! – отрубил он.
– Нет, сейчас! – закричала она, и Фальконе вдруг подумал, что разговоры с Терезой Лупо почти всегда проходят на повышенных тонах. – Слушай меня! Я только что снова просмотрела вещи Кирка. И нашла несколько телефонных номеров. Самый интересный из них последний. Возможно, тот самый, куда он звонил перед тем, как умер.
– Возможно? – прорычал Фальконе. – Какого черта ты мне об этом говоришь?
– Он звонил Миранде Джулиус, – просто сказала она. – По крайней мере этот номер значится на его сопливом носовом платке. Когда мы были у нее в квартире, она дала мне этот самый номер. Разве это не заслуживает внимания? Незадолго до смерти Рандольф Кирк звонил матери девочки, которую, как мы считали, он сам и украл.
Фальконе помотал головой, пытаясь осмыслить ситуацию, и велел водителю притормозить на обочине.
– Что?
– У Кирка был номер ее мобильного. В этом можно не сомневаться. А учитывая, насколько он был неорганизованным человеком, могу предположить, что он появился совсем недавно. Вот так.
Откинувшись на мягкое сиденье, Фальконе смотрел на толпы туристов, толкущихся у входа в туннель и со скоростью улитки движущихся к маленькой площади с ее пресловутым фонтаном. Миранда Джулиус дала им фотографию Рандольфа Кирка, стоящего возле Треви и близоруко всматривающегося в ее дочь. По крайней мере так они тогда считали.
– Встретимся в ее квартире, – понизил он голос. – Я пришлю за тобой машину.
– Эй! – удивилась Тереза. – Я всего лишь патологоанатом и не собираюсь распутывать...
– Жди меня там! – рявкнул он и отключился.

* * *

Мики Нери (Аделе пряталась в тени) смотрел, как его отец входит в большой, ярко освещенный зал. Старик с усмешкой обвел глазами развешанные на стенах снимки, улыбаясь так, словно они навевали на него приятные воспоминания, чего, как понимал Мики, не могло быть. Причина явно крылась в другом.
В этом дурацком месте тени казались какими-то особенными. Словно можно было спрятаться и исчезнуть, наблюдая со стороны за тем, что происходит на свету. Мики Нери был бы рад вот так затаиться в тени, поближе к одному из выходов, о которых говорила Аделе, поближе к яркому новому дню. Однако Аделе, одарив его коротким поцелуем, прошептала «Чао!» и вытолкнула на свет.
Нери раскрыл ему свои объятия:
– Сынок, сынок...
Мики не сдвинулся с места. Нери шагнул навстречу:
– Мики... К чему такой кислый вид? Мы что, всю жизнь теперь будем спорить?
Страшась одного его присутствия, Мики стоял как вкопанный.
– Я устроил тебе проверку, Мики. И что же ты сделал? Не просто убил этого говорливого подонка Мартелли, но еще и преподнес мне подарок. Ну трахал ты Аделе. Что здесь такого? Если этому суждено случиться, то уж пусть остается внутри семьи. Меня это не заботит. В моем возрасте такие вещи не имеют особого значения.
Он огляделся по сторонам:
– Господи, а ведь мы здесь бывали. Так где же Аделе?
– Не знаю, – пробормотал Мики. – Она сказала, что оставит нас одних. Она тебя еще нагонит.
Старик холодно улыбнулся:
– Нуда. Наверное, когда-нибудь это случится. Вот только я больше не задержусь в Италии и некоторое время не буду устраивать светские мероприятия. С этой женщиной всегда так. Аделе верна себе. Забудешь об этом – и сразу нарвешься на неприятности.
Мики хотелось завизжать. Нери вел себя так, будто прошлой ночью ничего особенного не произошло.
– К черту Аделе! Ты чуть меня не убил! И ты этого хотел!
Нери сделал еще один шаг, еще шире раскрыл объятия и обнял сына, властно подавляя его своим присутствием. Мики не вспомнил, когда они в последний раз вот так обнимались, но твердо знал, что это было плохое время.
– Не надо так шуметь, – прошептал старик. – Своими криками ты мертвого поднимешь.
– Ты...
Большие руки Нери крепко прижимали его к громадной туше.
– Я был плохим отцом. Я это знаю. У тебя есть все основания на меня злиться.
– Нуда...
– Помолчи, – оборвал Нери. – Сейчас я говорю. Я плохо тебя воспитывал, Мики. Слишком долго оставлял тебя с этой сукой – твоей матерью. А когда ты не был с ней, я должен был проводить с тобой больше времени.
– Да, конечно...
– Тсс! – Нери приложил палец к его губам. – Слушай!
Мики недовольно надул губы и сразу стал похож на десятилетнего мальчика. Эмилио Нери едва не засмеялся.
– Есть много вещей, которым я тебя не учил. Например, когда нужно быть чуточку честным. Такие, как мы, должны хорошо это знать. Иногда это важнее всего.
Глядя на развешанные по стенам фотографии, он повернул к ним голову Мики – так, чтобы тот мог их видеть.
– А ведь она была симпатичной девочкой, эта его падчерица. Ты ничего не хочешь рассказать о ней своему отцу, а? И еще кое о чем. Обо всех этих играх на стороне. Господи...
– Нет. Мне нечего тебе сказать, – покачал головой Мики.
– Ты думаешь, Верджил Уоллис хочет услышать именно это? Он не поверил в ерунду с выкупом, Мики. Его нисколько не волнует, с кем ты сейчас путаешься и что с ними делаешь. Он хочет выяснить, почему мы столько лет его обманывали. Ему нужны ответы. И когда я думаю об этом, мне приходится быть честным с самим собой. Возможно, он это заслужил.
Его вонючий стариковский рот почти прижимался к лицу Мики Нери.
– Так ты скажешь ему, сынок?
– Я ничего не сделал!
– Мики, Мики! – ласково улыбнулся Нери. – Ты трахал ее на Сицилии. Пусть я был плохим отцом, но об этом я знал. И ты трахал ее так хорошо, что к тому моменту, когда мы сюда вернулись, она уже носила твоего маленького ублюдка. Ты сам сказал мне, когда я выбил это из тебя. Помнишь?
Мики не смел смотреть ему в глаза. Он ведь считал, что все это осталось в прошлом.
Нери по-прежнему смотрел на ее фотографию:
– Что за девочка! Милая как ангел, но удивительно глупая. Такая же глупая, как ты, но по-другому. Я-то знаю, почему ты не утруждал себя резинкой. Сомневаюсь, что ты используешь их даже сейчас со своими африканскими шлюхами. Но вот она... Подозреваю, что она просто была не в курсе. Скажи мне – тогда, на Сицилии, с ней это было впервые?
– Ага, – промямлил Мики.
– Тогда это имеет смысл. Когда она сообщила, что тебе есть о чем беспокоиться? Я имею в виду Верджила... с ним лучше не ссориться.
– Я давно уже тебе говорил – я не у... у...
Совсем как в детстве – он опять начинает заикаться.
– Ты не у... у?..
– У...бивал ее.
Старик убрал руки и строго посмотрел на сына:
– Может, и нет. Но знаешь что? После стольких лет я даже не уверен, имеет ли это какое-то значение.
Эмилио Нери мягко положил руку ему на затылок и погладил мягкие волосы, сожалея, что они такие светлые. В глазах Мики стояли слезы.
– Не плачь, сынок, – сказал Нери и резко пригнул его голову к старому столу.
Достав липкую ленту, он первым делом заклеил рот Мики, затем его глаза. Он связал ему руки, двинул по ногам так, чтобы тот плюхнулся на ближайший стул, и туго привязал к спинке, обмотав вокруг груди веревку.
– У тебя еще будет время, чтобы поплакать.
Эмилио Нери полюбовался на свое творение.
– Ты слышишь, Аделе? – прорычал он в темноту. – Для этого будет полно времени. Ты меня слышишь?

* * *

Два временных отрезка слились в один, и в каждом из них Ник идет впереди, смотрит, прижимаясь к стенам, прячась в тени, Миранда стоит за ним и шепчет, шепчет. Ее слова и образы сливаются в его голове в единое целое. В одной из комнат горит свет. Они крадутся к двери и смотрят внутрь. Где-то в глубине его сознания загорается тревожный огонек. Снимки, которые он видел в кабинете Фальконе, снова всплывают в больной голове, на сей раз они совершенно реальны. Толстая белая фигура, абсолютно голая, ворочается в постели, впиваясь в нечто неразличимое. В воздухе пахнет наркотиками. Возле стола валяется использованный шприц. На полу лежат одежда из мешковины и гирлянды цветов, сброшенные, словно старая кожа.
Мужчина пыхтит, как свинья. Лежащая под ним девушка пронзительно кричит – от боли, думает Коста, от отвращения. Неужели у нее это впервые? В промозглой подземной камере, воняющей плесенью и затхлой водой? В потных объятиях пожилого мужчины, принесшего с собой цветы и забытье на кончике иглы?
– Ты видишь, кто она? – спрашивает Миранда.
– Нет, – не глядя, отвечает он.
– Ты должен это знать, Ник.
Он идет дальше, а она следует за ним и говорит, говорит, и в глубине пульсирующей толщи камня открывается еще одна камера, чуть лучше освещенная. И опять крики боли и девичий плач.
– Смотри, – говорит она.
Коста прислоняется к грязной стене. Ему трудно дышать. Собственное тело кажется диковинной, вышедшей из-под контроля машиной. К своему ужасу, он возбуждается. Видя это, она касается его паха.
– Иногда мы становимся животными.
– Нет, – отвечает он. – Только когда это себе позволяем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41