Ну, что ты скажешь – это была жопа молодой спелой девки!
Патч, считавший, что удивить его уже невозможно ничем, некоторое время озадаченно взирал на открывшуюся ему картину. Имея богатый сексуальный опыт, он никогда не видел ничего подобного.
– Чертовка, должно быть, тащится от ощущения высоты, – вслух прокомментировал он увиденное, чтобы хоть как-то проникнуться духом явления, в реальность которого он все еще никак не мог поверить. Заниматься этим на дереве – тоже не каждому придет в голову!
После некоторого размышления Патч пришел к выводу, что выражение «витать в облаках» еще никогда не находило себе лучшего применения.
Незаметно его настроение менялось. Законное удивление уступало место коварному волнению, будоражившему кровь. Давненько ему не приходилось играть в зверя с двумя спинами, поэтому необычное зрелище будило в нем с трудом сдерживаемое желание.
Нужно признать, что распутница себя не щадила! Она вовсю скакала на своем невидимом партнере, скрытом густой листвой. Ее мясистые ягодицы подрагивали при каждом толчке, выпячивались и открывались все шире и шире, выставляя напоказ секретный проход и раскрытый бутон плоти, поросший по краям влажными вьющимися волосами.
С сожалением отводя взгляд от этой жемчужины, Патч решил подобраться поближе к тому месту, где резвилась парочка.
Лавируя между толстыми стволами саговника с пышной шаровидной кроной, огибая комли наклонившихся секвой, в корнях которых кишели черви, Патч поехал вперед, стараясь соблюдать полную тишину – здравый смысл все же еще не отказал ему. Почва под ногами коня становилась мягкой и влажной. В следах, оставленных копытами, быстро скапливалась вода. Патч спешился и повел Зака на коротком поводе, чуть слышно шепча ему на ухо ласковые, успокаивающие слова, когда копыта коня скользили по влажному упругому мху.
Когда земля под ногами стала тверже, он вновь сел в седло и, держа в руках мачете, низко пригнулся к шее коня, стараясь избегать прикосновения к веткам с длинными ядовитыми колючками – одного их укола хватало, чтобы вызвать жуткую лихорадку, пережить которую удавалось не многим.
Очень скоро из-за густой листвы подлеска, пронизанного зеленоватыми лучами света, снова показалась задница. В то же время Патч услышал голоса:
– Ну что, сука, тебе нравится?
– Эй, ты слезешь или нет, черт бы тебя побрал?
– Перестань двигаться, я никак не могу попасть!
Патч замер. На поляне были три человека, не считая девчонки, жалобные хрипы и стоны которой он теперь отчетливо слышал.
Неожиданный порыв ветра немного отклонил гибкие ветви деревьев, покрытые густой листвой, и глазам Патча предстала жуткая сцена. Задница девки плясала не в пароксизме страсти, как он прежде думал, а в последних спазмах агонии.
В петле пеньковой веревки, переброшенной через толстый сук дерева, висела раздетая догола молодая женщина и, судорожно дергаясь во все стороны, из последних сил цеплялась за веревку, глубоко впившуюся ей в шею.
«Развлечения» такого рода были явно не по ней. Когда силы покидали женщину, петля еще туже стягивала ее шею. Она широко открывала рот, словно рыба, выброшенная на берег, из ее сдавленного горла рвался сиплый хрип, лицо синело, а с вывалившегося языка капала пена. Жертва негодяев снова подтягивалась на веревке, силы снова изменяли ей, она срывалась, и тогда петля затягивалась еще больше.
Трое мужчин, увлеченно наблюдавших за судорогами своей жертвы, стояли прямо под ней, спустив штаны и теребя в руках свое достоинство. Трое других держались в стороне, также не сводя с несчастной внимательных глаз.
Патч, человек по натуре крутой и, когда надо, жестокий, никогда не занимался подобным скотством. Если уж дело шло к траханью, он любил, чтобы все было по правилам: без насилия, по обоюдному согласию. Не то чтобы он испытывал особое почтение к женскому полу – просто таким уж он уродился, чего, судя по всему, нельзя было сказать о шестерке пьяных в стельку и одурманенных наркотиками подонков, ловивших кайф, наблюдая за агонией молодой женщины.
А она продолжала бороться за жизнь: сучила ногами в пустоте, цепляясь за веревку, извивалась, словно червяк на крючке рыбака, что вызывало у ее мучителей все новые взрывы хохота и поток похабных шуток.
Патч начал подумывать, не вмешаться ли ему, но в это время молодая женщина, устав от бессмысленной борьбы, исход которой был и так ясен, решила положить конец своим мучениям. Поняв, что цепляясь за жизнь, она лишь продлевает пытку, пленница вложила все оставшиеся силы в последний рывок наверх, а затем, отпустив веревку, закачалась в воздухе, судорожно подергивая ногами и руками. Неожиданное «бегство» несчастной вызвало у ее мучителей сначала столбнячное оцепенение, а затем яростный взрыв гнева.
В бешенстве от того, что сорвались все их похотливые планы, потеряв дар речи, трое мерзавцев замерли от неожиданности, как громом пораженные, а затем бросились к раскачивающемуся на веревке трупу и повисли на нем, рассчитывая попользоваться еще теплым телом.
Именно в этот момент один из зрителей, у которого не было левой руки, вытащил из кобуры револьвер и с усмешкой выпустил все пули, целясь в веревку. Меткая и кучная стрельба сделала свое дело: одна из пуль перебила туго натянутую веревку, и тело молодой женщины полетело вниз, увлекая с собой троицу ублюдков.
И в то же время, напуганный грохотом выстрелов, Зак вылетел из кустарника прямо на поляну, чуть не сбросив Патча, который чудом удержался в седле.
Захваченные врасплох, обе стороны замерли в нерешительности.
Умудренный опытом, осторожный Патч был не настолько глуп, чтобы сломя голову бросаться на шестерку лихих парней, да еще такой крутой закваски. Бесполезно демонстрировать свою доблесть, если дело с самого начала пошло вкривь и вкось. Наука выживания требовала разумной оценки обстановки и немалой изворотливости. Если действовать с наскока, то можно быстро оказаться под шестью футами рыхлой земли.
– Не обращайте на меня внимания, – вежливо произнес Патч, чтобы разрядить обстановку. – Я просто ехал мимо!
Его жалкая острота повисла в воздухе. Во взглядах, обращенных на него со всех сторон, читались откровенная злоба и недоверие. Момент для шуток был выбран явно неудачно. Помимо враждебности Патч увидел в глазах кое-кого из бандитов вспыхнувшую холодным огоньком жадность. Известное дело: и бинокль, и седельные сумки из тисненой кожи, и седло, короче, все его снаряжение вызывало зависть.
Теперь Патч понял, что столкновение неизбежно, и приготовился к нему. Его шанс заключался в том, что противники держались двумя, четко определенными группами.
Он все еще колебался, стоит ли брать инициативу на себя, когда однорукий поднял револьвер и направил его в сторону Патча.
Искушенный во всем, что касалось карманной артиллерии, Патч грешил излишней самоуверенностью. В его подсознании накрепко засели шесть выстрелов, сделанных одноруким, следовательно, барабан его револьвера должен быть пуст. В этом плане Патч чувствовал себя совершенно спокойно, однорукого ждет крайне неприятный сюрприз.
Но в действительности сюрприз достался на долю Патча.
Револьвер грохнул еще раз, и он почувствовал, будто к его правой щеке приложили раскаленный докрасна железный прут.
Избавившись от стремян, Патч соскользнул на землю, приземлился на плечо и несколько раз перекатился через себя, не давая однорукому возможности точно прицелиться. Он завершил свой акробатический трюк, встав на чуть согнутых ногах, готовый в любой миг распрямиться, как туго сжатая стальная пружина.
Первым делом Патч криком прогнал Зака. Ему нужен был оперативный простор.
С рефлексами у однорукого было все в порядке, ибо он метнулся к поваленному стволу дерева, на котором лежал «винчестер 30/30». Что касается его приятелей, то они еще не очень хорошо разобрались в происходящем и даже не тронулись с места, словно вросли ногами в землю.
Пальцы Патча сомкнулись на двух рукоятках, сделанных специально под его руки, и на свет появилась пара чудовищных пушек – им просто не было другого названия, – сделанных по заказу одним из опытнейших оружейников Алмерии, города, расположенного далеко на севере.
Представьте себе два охотничьих ружья 12 калибра с вертикально расположенными стволами, обрезанными наполовину их длины и по старинке сваренными вместе. Спусковые механизмы мастер переделал под один курок, одна собачка служила для взведения и одним же рычагом осуществлялась перезарядка.
Два ствола плюс два ствола...
По пушке на каждом бедре...
А в целом восемь стволов, изрыгающих смертоносный свинец, сметающий все на своем пути. Естественно, о большой точности стрельбы говорить не приходилось, но такому оружию просто не было цены в ближнем бою. Приходилось, конечно, считаться с отдачей, которая выворачивала запястья, но, в конце-концов, это дело привычки и опыта.
Однорукий, оказавшийся чертовски проворным парнем, уже вскинул «винчестер». Зажав ствол в локтевом сгибе левой руки, он передернул рычаг затвора, досылая патрон в ствол.
Патч отпрыгнул влево, так, чтобы вся троица оказалась на одной линии огня, после чего нажал на курок. Выстрелы слились в один громоподобный грохот.
Даже не глядя на последствия своего чудовищного залпа, Патч сделал пол-оборота влево и выстрелил в троих бандитов, которые, осознав наконец степень грозящей им опасности, выбрались-таки из-под трупа своей жертвы.
Картечь с басовитым гудением, словно шмелиный рой, помчалась в цель. Слегка оглохнув от громоподобного выстрела восьми стволов, Патч смотрел сквозь завитки порохового дыма, как картечь сметает все на своем пути, превращая человеческую плоть в рубленое месиво из мяса и раздробленных костей.
Как только в отдалении смолкли раскаты выстрелов и рассеялась пороховая гарь, Патч обошел поле боя, держа наготове свои гаубицы. Ему не понадобилось много времени, чтобы убедиться в благополучном исходе дела. Эти шесть подонков не доставили ему больших хлопот, хотя, при других обстоятельствах, кто знает, чем бы все закончилось... В эти смутные времена человеку давался только один шанс, и каждый раз следовало быть лучше своего противника. Во всяком случае, не хуже.
Патч настороженно огляделся и только потом сунул оружие в длинные кожаные кобуры, висящие на бедрах. Зрелище, представшее его глазам, поражало своей гротескностью. По всей поляне в нелепых позах валялись окровавленные трупы. У одного была оторвана рука, у другого отсутствовала часть лица... Там, где палачи лежали вместе со своей жертвой, из кучи рук и ног виднелся чей-то обмякший член, напоминавший формой плохо отлитую стеариновую свечу.
Убедившись, что все спокойно, Патч потянулся.
– Вот видишь, Зак, – обратился он к коню, призывая его в свидетели, – мне не суждено погибнуть в перестрелке. К праотцам я попаду только из-за дурацкой постельной акробатики! Это точно!
Именно в этот момент в плечо ему вонзилась стрела.

Глава 4

Больше, чем боль, Патча взбесила потеря здравого смысла и осторожности. Как он мог так расслабиться? Неужели только таким образом его можно привести в чувство? Как лошадь, у которой на глазах надеты шоры! Он даже не подумал, что в отдалении могут находиться другие члены банды. И вот доказательство!
Одна ошибка влечет за собой другую. Посчитав, что он находится на завоеванной территории, Патч не перезарядил свою артиллерию. Поистине, было от чего прийти в ужас! И он еще кичился, что до сих пор жив лишь потому, что никогда не полагался на слепой случай!
Патч понял, что пора вести себя согласно обстоятельствам, и, бросившись на землю, перекатился под защиту большого пня, не обращая внимания на маленькую арбалетную стрелу, впившуюся ему в левое плечо чуть выше ключицы. Оказавшись в укрытии, он вытащил одну из своих «пушек», переломил стволы и зарядил два из них в шахматном порядке, считая, что этого будет достаточно, чтобы разделаться с невидимым пока стрелком.
Только теперь, приготовившись к бою, Патч начал интересоваться окружающей обстановкой. Внешне все выглядело спокойно. Боль, сначала глухая и терпимая, постепенно усиливалась и начинала пульсировать в ритме биения сердца. Патч чертыхнулся. Попади стрела на ладонь ниже, и он бы сыграл в ящик. К счастью, для перезарядки арбалета нужно время, иначе он был бы уже утыкан стрелами, как клубок ниток иголками. Вдруг ему в голову пришла страшная мысль, от которой на лбу выступили крупные капельки холодного пота. А что, если стрела была отравлена каким-нибудь дьявольским снадобьем? Быстродействующим или парализующим ядом, сделанным из сока крапчатого болиголова или ржи, пораженной спорыньей? Патчу даже показалось, что его уже начало сковывать подозрительное оцепенение, скорбной волной накатившееся на все тело.
К счастью, какое-то движение в ближних кустах отвлекло его от мыслей о неминуемой смерти.
– Эй! Если ты сделаешь еще хоть шаг, я стреляю. Можешь быть уверен, картечь сделает свое дело! – заорал он в сторону шевеления листвы. – На твоем месте, если хочешь знать мое мнение, я бы смирно поднял руки и сдался...
Почти тут же две худые оцарапанные руки показались из-за зарослей высокой крапивы.
– Эй! Поднимайся с колен! Или у тебя такая страшная рожа, что ты не очень-то стремишься показывать ее?
Но, поскольку противник даже не шелохнулся, Патч забыл про боль и сам прошел к нему.
За крапивой его ожидал сюрприз.
– Тьфу, пропасть! – изумленно ругнулся Патч, обнаружив незадачливого стрелка. – Пацан! Молокосос сопливый, только от сиськи и туда же! Так вот кто чуть было не прикончил старого Патча! В какие времена мы живем?!
Перед ним стоял бледный, растрепанный, грязный, как поросенок, мальчишка и, не мигая, смотрел на Патча черными, бездонными глазами со сверкающими, как утренняя роса, точками. Он учащенно дышал, и его худая грудь судорожно вздымалась и опадала. Сквозь прорехи в ветхих лохмотьях, служивших ему одновременно рубашкой и пиджаком, светилось голое тело. Патч мимолетно подумал, что мальчишка по комплекции напоминает тщедушного цыпленка. Он готов был поклясться, что у него торчит грудина, как у козодоя, а худые узловатые ноги он словно позаимствовал у лебедя. Необычная помесь!
Мальчишка был совсем еще желторотым, и это объясняло его отсутствие на поляне во время сомнительного развлечения остальных членов банды. При таких обстоятельствах Патча никак нельзя было упрекнуть за то, что он не учел наличия в банде еще одного члена. И даже если бы он вычислил его, то как прикажете относиться к сопляку, которому едва исполнилось пятнадцать лет?
– Ты чего это взбесился? Среди тех босяков был твой отец? – спросил Патч, кивая головой в сторону трупов на поляне.
Пацан отрицательно качнул головой.
– Можно подумать, будто тебе отрезали язык и заставили объясняться жестами.
В ответ тот снова замотал нечесанной головой.
– Ну, так дай ему подышать свежим воздухом, пока я не очень рассердился! Ты был вместе с теми шестерыми?
– Да, – послышался резкий высокий голос.
– Других нет?
– Нет.
– Что ты делал в этой шайке ублюдков?
Мальчишка пожал худенькими плечами.
– Все!
– Ты у них научился пользоваться этим? – спросил Патч, указывая на небольшой арбалет, лежавший на земле у самых ног мальчика.
– Да.
Патч хмыкнул.
– У тебя были очень плохие учителя. Если бы с тобой занимался я, ты бы стрелял точно в цель и укладывал бы противника наповал, а не щекотал его!
Боль в плече становилась почти невыносимой, и Патч поддался минутной, неконтролируемой ярости: своим четырехствольным обрезом он заехал мальчишке по физиономии так, что тот чуть не шлепнулся на тощий зад. Отступив на шаг, он не произнес ни звука, хотя из сломанного носа обильно текла кровь.
– Считай, что тебе повезло – сегодня я в хорошем настроении! – рявкнул Патч. – В противном случае я бы с тебя живого шкуру содрал!
Недовольный собой, он сунул оружие в кобуру и вплотную занялся своей раной, все же искоса поглядывая на непредсказуемого пацана. Он стрелял издалека, и стрела проникла в плечо не очень глубоко, потеряв на излете убойную силу. Кончиками пальцев, соблюдая осторожность, Патч ощупал плечо и, определив тяжесть ранения, нахмурился: наконечник стрелы имел зазубрины и, чтобы извлечь его из раны, придется как следует искромсать плечо.
В идеале следовало бы просто перерезать древко стрелы как можно ближе к телу, а наконечник оставить в ране до тех пор, пока не подвернется какой-нибудь коновал. Но проблема состоит в том, что никогда не знаешь, когда именно состоится встреча с одним из яйцеголовых, большинство которых на поверку оказывались дутыми специалистами. В такой ситуации лучше было прооперировать себя самостоятельно, пока не произошло заражение крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14