– Да хранят ваш очаг боги, – улыбнувшись, поклонился Михаил, приложив руку к сердцу.
– И что за товары вы привезли? – не выдерживая больше, спросила Гудрун. При этом ее вопросе в доме, до этого вроде бы абсолютно пустом, вдруг каким-то волшебным образом появились люди, в большинстве своем женщины. Одни выглядывали из-за полотняных штор, закрывавших широкие лежанки-отсеки, другие приносили какие-то яства, которые жарили на улице, третьи пялились на купцов из-за очага – оттуда, где зимой держали скот. Даже из-под лавки торчала чья-то рыжая голова.
Было чему дивиться. Купцы не ударили лицом в грязь. Кивнув носильщикам-слугам, кругленький Адальстан принялся поедать предложенную рыбу, исподтишка кидая внимательные взгляды на хозяйку усадьбы и ее домочадцев. Тем же самым занимался и ромейский коллега купца.
Расстелив прямо на полу под светильниками дешевое грубое сукно, слуги, подчиняясь только им заметным знакам купцов, принялись поочередно выкладывать из увесистых тюков все самое-самое. Тут были и полупрозрачные ромейские ткани-паволоки, нежно-палевые, перламутрово-желтые, бледно-голубые; и фризское сукно тонкой шерсти, надежное, хорошо покрашенное, гладкое; и украшения – золотые пекторали, изящные кольца, серебряные подвески, браслеты из цветного стекла; великолепная посуда – увесистое золотое блюдо, на котором, пожалуй, поместилась бы вся пропеченная над очагом рыба, а ее было немало; яркие плащи, струящийся меж пальцами шелк, оловянные английские кубки и прочая, и прочая, и прочая. Глаза загорелись у всех, включая хозяйку, которая тут же и приобрела пектораль и с десяток колец. Зарилась и на золотое блюдо. Серебряные арабские монеты-дирхемы, повсеместно игравшие в то дикое время роль международной валюты, почти что закончились, а на что обменять – было не очень понятно.
– О, рабы, рабы! – наперебой защелкали пальцами купцы. – Мех, рыбий зуб, воск! Мед, орехи, шкурки.
– Ну, мед с воском я, пожалуй, что, и найду, – задумалась Гудрун, отправляя слугу в амбар. – А вот рабов у нас и у самих мало. Вы бы подождали с месяц, когда вернется молодой ярл с нашими викингами. Были б вам и рабы, и рабыни. Красивые, молодые, работящие.
– Некогда нам ждать, хозяйка Гудрун, – погрустнел Адальстан, уже изрядно смешавший византийское вино с местной бражкой. – Сказать по правде, через три дня ждут нас у Рекина ярла, что рядом, три драккара Ютландца. Пойдем в Бирку и даже дальше – в Альдегьюборг, а туда без этого сопровождения – ну, никак. Сами знаете, пиратов вокруг – сколько муравьев в муравейнике не всегда бывает. Приходится платить Ютландцу изрядно. Но платим не зря, Ютландец – авторитетный конунг. Он, кстати, и дал лоцмана.
– Падчерица моя, Еффинда, по весне еще замуж за него вышла, – подперев щеки руками, поведала Гудрун. – Так что, выходит, родственник нам Ютландец.
– Да, выходит, так, – важно кивнул Адальстан и, положив голову на руки, захрапел.
– У-то-мился, – кивнув на него, по слогам произнес ромей и широко улыбнулся. – Есчо винца?
– А, пожалуй! – махнула рукой вдова, толкнув под локоть клюющего носом Ирландца.

На следующий день буквально все в округе, включая самые дальние хутора – от младенцев до самых старых дедов, – знали о приезде купцов. И потянулись – по воде и суше – к причалу усадьбы Сигурда… нет, уже, пожалуй, усадьбы Гудрун – целые караваны. Кто победнее – шел пешком, залихватски закинув на плечо рогатину – дорога дальняя, да все лесом, мало ли… Кто побогаче – ехал верхом на лошади, а то и в телеге, а то и не одна телега тянулась к причалу, скрипя смазанными древесным дегтем осями, а несколько. Ну, это уж не говоря о многочисленных лодках, снующих по всему Бильрест-фьорду. Покупали все. Вернее, не столько покупали, сколько меняли, серебришко водилось отнюдь не у всех. Зато насчет воска, меда, рыбы – этого всего было до дури. Рыбий зуб, правда, реже встречался, но и его волокли из старых запасов, еще бы не приволочь – не так-то уж и часто заглядывали в Бильрест-фьорд торговые корабли.
– Нам бы еще рабов, Михаил, – смешно поднимаясь на цыпочках к уху более высокого коллеги, азартно шептал Адальстан. – И не нужен нам тогда никакой Альдегьюборг.
– Подождем. Может, рабов нам продаст Ютландец?
– Хе… Ютландцу легче скинуть их в Скирингсале или в той же Бирке. Навару больше, – резонно возразил фриз. – Вот бы встретить по пути какого-нибудь удачливого морского конунга… Я слышал, Ютландец собирается немножко пощипать Англию… Есть смысл потащиться за ним сзади. Вдруг у него будет столько пленников, что не вместят корабли? Вот тогда мы их и купим.
– Зачем нам еще корабли?
– Да не корабли, Михаил! Рабы!
– Да, рабы нам нужны, – важно кивнул головой ромей, внимательно разглядывая округу. Так далеко на север он забирался впервые, хотя давно уже имел общие дела с группой фризских купцов, с тем же вот Адальстаном. Норд Вегр – Северный путь – так называется эта страна, а самая северная ее часть зовется Халогаландом, то есть Страной Света, говорят, в июне здесь ночи ничем не отличаются от дня, а еще немного к северу летом никогда не заходит солнце. Велики чудеса твои, Господи! Чуть южнее, вспоминал Михаил, лежит другая область – Трендалаг, к западу – Вестланне, а к юго-востоку – Вик, самая населенная часть Норд Вегра. Извилистые заливы – фьорды, быстрые горные речки, скорее, ручьи, ревущие с гор водопадом, вот как здесь. И над водопадом – изумительно – радуга! Самая настоящая радуга из семи ярких цветов.
У водопада качалась на волнах стоящая на двух якорях лодка. Какой-то молодой парень, юноша, смуглый и черноволосый, то и дело нырял с нее головой вниз и, выплывая, жадно хватал губами воздух. Некоторое время Михаил с удивлением наблюдал за всеми манипуляциями смуглого и его команды – в лодке, кроме него, находилось еще трое – надменного вида узколицый красавчик и двое коротко стриженых слуг. Никаких раковин – вообще ничего – ныряльщик со дна фьорда не доставал. Скорее всего, не донырнуть было.
– Совсем как у нас ловцы губок, – усмехнувшись, произнес Михаил.
– А, это люди хозяйки Гудрун, – проследив за его взглядом, прояснил картину фриз. – Достают утонувший корабль.
– Что-то не похоже, – хмыкнул про себя ромей, уходя в трюм. Корабль, так корабль, его какое дело? У каждого свои проблемы.
Ближе к вечеру, когда купцы велели слугам нести в трюм оставшиеся товары, разложенные прямо на причале, ныряльщики – вернее, один ныряльщик и вся остальная шарашка – наконец угомонились. Хорошо было видно, как блестят в лучах заходящего солнца маленькие серебряные кружочки, которые узколицый бросал в подставленные ладони смуглого парня. Михаил даже сосчитал, сам не зная зачем: одна, два… пять. Не хило! Пять серебряных монет за полдня работы. А парень красив, очень красив. Жаль что он не раб, это видно по длинным, спускающимся до самых плеч, волосам. Такого можно было бы с большой выгодой продать на константинопольском рынке для утешения богатых матрон… или императорских чиновников, говорят, больших любителей мальчиков. Ромей усмехнулся, внимательно разглядывая парня. Вот тот оделся, тщательно замотал монеты в тряпицу, обернулся… О Боже!!! Михаил не поверил своим глазам. Надо же, этот парень так похож… Так похож… Нет. Все-таки далековато здесь, да и волны бликуют, можно и обознаться. Ага, парень-то, похоже, направляется сюда, к кораблю. Молодец, решил тут же потратить кровно заработанные денежки. Вот здесь-то и можно будет его рассмотреть… Вот он идет по причалу, здоровается со знакомыми, улыбается направо и налево – видно, его здесь все хорошо знают. Длинная простая туника, из грубой шерсти, нет, скорей всего – изо льна. Синяя – выкрашенная местной ягодой, как ее? Черникой. Узкие коричневые штаны – краситель явно из коры дуба. Башмаки лошадиной кожи. На шее что-то блестит, вероятно, какой-нибудь варварский языческий амулет, здесь в ходу такие. Вот он остановился, что-то спросил у кормщика, повернулся… Идет сюда… Боже! Одно лицо! Узкие скулы, прямой нос, тонкие брови. Губы чуть тонковаты, но и у нее были такие же… А глаза! Да это же ее глаза, глаза Клавдии! Слегка вытянутые к вискам, непонятно какого цвета – то ли зеленовато-карие, то ли черные. Египетские – так сказал про них один заезжий поэт из Фессалии. Но Клавдии, похоже, давно уже нет в живых.
Выбравшись с корабля на причал, ромей быстро подошел к ныряльщику.
– Здравствуй, Никифор, – тихо произнес он.
Трэль вздрогнул, обернулся – и встретился с пронзительным взглядом ромейского купца. На тунике его блеснул серебряный крестик.
– Ты говоришь по-гречески? – зачем-то осмотревшись по сторонам, осведомился купец.
Бывший раб не знал, что сказать. Он был ошеломлен и несколько даже испуган. Этот язык. Язык, на котором он говорил в раннем детстве и теперь уже почти забыл. На этом языке пела колыбельные песни мать. Как же ее звали? Но кто этот человек?
– Меня зовут Михаил. Михаил Склир, – представился ромей. – Отойдем в сторону.
Трэль послушно кивнул, чувствуя, как что-то притягивает его к этому заезжему человеку. Может быть – неизбывная тоска по далекой, давно потерянной родине? Ха, он, оказывается, не совсем позабыл язык. По крайней мере, понимал кое-что, о чем спрашивал купец.
– Ты здесь раб? – поинтересовался тот. И тут же посмотрел на длинные волосы парня. – Пожалуй, все-таки, нет. Вольноотпущенник?
Трэль кивнул, соображая, как вести себя с этим торговцем. Сойдя с причала, они свернули к водопаду, спустились с холма по узкой тропинке и медленно пошли берегом ручья, заросшего густыми плакучими ивами.
– Ты христианин? – Купец показал на крестик. Бывший раб снова кивнул. Да, пожалуй, он был христианином, хотя в этих местах не было ни одного христианского храма. Тем не менее, именно Иисусу Христу Трэль возносил молитвы, когда было трудно, именно Его благодарил за изменения к лучшему.
– Могу я взглянуть? – Купец осторожно дотронулся до крестика. Перевернул его… и вздрогнул. На блестящей поверхности были четко видны буквы – монограмма «К. Л.»,
– Козьма Левантиец, – прошептал ромей. – Да, именно так звали мастера…
– Какого мастера, господин?
Купец не ответил, лишь поднял глаза к небу и долго стоял так, что-то шепча про себя – видимо, молился. Трэль не осмелился мешать ему и молча ждал, чем все это закончится.
– Похоже, я знал твоих родителей, парень, – закончив молиться, тихо сказал ромей. – Клавдию и Константина Дрезов. Попробуй рассказать, как ты здесь очутился? Хотя это трудно… Что ты помнишь?
Честно говоря, Трэль мало что помнил. Ведь прошло… да, наверное, уже лет десять. Значит, было ему тогда года четыре. Помнил море, мать – немножко, даже лицо стерлось из памяти, осталось лишь ощущение чего-то доброго… отца совсем не помнил. Помнил большой красивый корабль, море. Затем – каких-то бородатых людей в повязках на головах… они жутко кричали и махали кривыми клинками. Потом – многоголосье какого-то большого рынка. Огромное количество людей, целая толпа. Плачущая мать. Отца уже не было… И снова корабль. Темный вонючий трюм. И, наконец, дом Сигурда ярда, почти на все десять лет – тупая работа раба.
– Да, именно десять лет назад они и пропали… Впрочем, не будем о грустном. – Купец улыбнулся, но улыбка его показалась бывшему рабу какой-то неестественной, волчьей. Еще бы… Сам Михаил Склир тоже, хоть когда-то и любил Клавдию, приложил руку к исчезновению командующего катафрактариями Константина Дреза и его семьи. Не сам, конечно, приложил, не своей волей, а волею базилевса Михаила Исавра. Уж слишком влиятельным иконоборцем был Константин Дрез и, по слухам, даже неоднократно поддерживал павликиан. Вот этого последнего – а павликиане, говорят, выступали не только против богатств церкви, но и, страшно подумать! – против императора, – и хватило для негласного смертного приговора. Слишком слаб и юн был тогда император, совсем ребенок – игрушка в руках знати, – да и всего три года минуло, как его мать, императрица Феодора, восстановила в Византии иконопочитание, против чего в свое время выступала вся династия Исавров. И вот, оказывается, наследник Дреза жив. Нанятые пираты плохо сделали свое дело – им же было приказано истребить всех. Нет, все-таки, видно, решили нажиться, вислоухие собаки, мало им показалось выплаченных по приказу императрицы денег. Вместо того чтобы убить всех, убили только самого Константина, а его жену и сына продали в рабство. И вот теперь – только божьим чудом! – выросло проклятое семя…
Михаил задумался. Может быть, лучше сразу убить змееныша? Или… Или это дает шанс половить рыбку в мутной воде дворцовых интриг. После того дела – ликвидации Дреза и его семьи – как-то исподволь, незаметно, отодвинули Михаила Склира от дворцовых поставок, даже пытались убить. Вот почему и пытал он теперь в далеких краях изменчивое торговое счастье. Но все еще могло бы перевернуться. Феодора умерла, а император Михаил, тезка купца, еще молод. Да, павликиане притихли, но ведь достаточно только искры… А искрой вполне может стать этот диковатый парень. Лишь бы доставить его в Константинополь… А может, он и сам хочет вернуться домой? Правда, если б знать, где его дом… Впрочем, это совершенно неважно…
– Ныряя, ты зарабатываешь деньги, Никифор? – приняв решение, небрежно осведомился купец, заранее зная ответ.
– Да, – кивнул тот. – Я все-таки хочу когда-нибудь вернуться на родину.
Ромей улыбнулся:
– Кнорр Адальстана к твоим услугам, Никифор!
– Никифор? – Печальная улыбка тронула уголки губ бывшего раба. – Непривычное имя… знаешь что? Называй меня просто Трэль, как звали меня здесь все долгие годы.
– Как скажешь, Ни… Трэль. Так ты согласен вернуться?
– Согласен ли я?! – Глаза юноши вдруг наполнились слезами. – Если б ты только знал, Михаил, как я мечтал об этом всю свою жизнь.
– И твоя мечта имеет все шансы стать былью!
Трэль грустно покачал головой.
– Деньги, – тихо сказал он. – Все дело в них. Неужели я доберусь до града Константина, имея с собой лишь несколько серебряных монет?
Хитрый ромей уже хотел, было, предложить юноше путешествовать безо всяких денег, но вовремя прикусил язык, сообразив, что это было бы слишком подозрительно.
– Ты же работаешь сейчас здесь? – осведомился он.
– Да, – кивнул Трэль. – Но сколько заработаю – знает только один Бог.
– И, если не секрет, чем занимаешься?
– Это не моя тайна. – Юноша пожал плечами и, немного подумав, добавил: – Впрочем, вам от нее все равно не будет никакого проку. Мы пытаемся достать сокровища с затонувшего драккара.
– Драккар? Это… э… э…
– Это местная боевая ладья. Очень хорошая и быстроходная. За день работы – за порожний – наниматель платит мне пять серебряных монет.
– Арабских дирхемов, вероятно… – понимающе кивнул купец. – И сколько ты уже заработал?
– Пока только десять, – со вздохом отвечал Трэль. – Эх, если б вы прибыли осенью.
– Десять монет. – Купец задумчиво почесал узкую бороду. – Не так уж и мало. Но, конечно, не хватит, чтобы добраться до места. Хотя… в качестве аванса… Ты знаешь, в Константинополе у тебя имеется собственность… ее вполне можно попытаться отсудить. Черт… Ввязаться, что ли, в это дело?
Вспыхнувшие надеждой глаза юного вольноотпущенника с мольбой взглянули на купца. Тот некоторое время поломался для вида, потом широко улыбнулся:
– Что ж. Пожалуй, возьмусь! Где наша не пропадала?!
– О, благодарю тебя, чужеземец, – остановившись, низко поклонился Трэль. – Знай, до тех пор, пока ваш кнорр не ушел, я смогу заработать еще полтора десятка монет, и это в самом худшем случае.
– Смотри только не останься на дне, – пошутил купец и, простившись, быстро зашагал к кораблю. По светло-голубой глади неба бежали узкие темно-серые тучки. Оранжевое, садящееся прямо в море солнце протянуло по волнам длинную блестящую дорожку. В небе громко кричали чайки.
– Уеду! – глядя вслед купцу, сам себе сказал Трэль. – Уеду, чего бы мне это ни стоило.

Кнорр уходил на четвертый день, утром. Вечером третьего дня уставший, как загнанная собака, Навозник медленно вполз в лодку, из последних сил вытаскивая из морских волн мокрое смуглое тело. Он вынырнул не пустой – с добычей. Маленький сундучок с женскими украшениями. Ирландцу, впрочем, на первый раз было явно достаточно. Раскрыв сундук, он хищно заулыбался, выплатил Трэлю аж целых десять монет и уговорил-таки нырнуть еще раз. Эх, если б бывшему рабу не нужны были средства, стал бы он вообще работать с этим нидингом?
Впрочем, ладно. Уговорил, так уговорил. Тем более Трэль вовсе не собирался возвращаться поутру к месту работы. Рано утром отчаливал кнорр. И если Михаил не соврал… Да зачем ему врать? Что он такого может поиметь с бедного вольноотпущенника? Ну, что ж… Принимая во внимание все вышеперечисленное, почему бы не нырнуть?
1 2 3 4 5