В этот момент на мосту появились женщина и девочка – Агнес и Марта. Это встревожило Тома. Он совершенно не предполагал, что, когда встретит вора, они окажутся рядом. Однако иначе и быть не могло, ибо Том сам же и приказал Агнес следить за грабителем.
Напряжение Тома росло по мере того, как они приближались к нему. Он был таким большим и сильным, что в сложных ситуациях люди обычно предпочитали уступить ему, но разбойники – народ отчаянный, и трудно сказать, что может случиться, если начнется драка.
Двое крестьян прошли мимо, они пребывали в легком подпитии и оживленно беседовали о лошадях. В правой руке Том сжал вытащенный из-за пояса железный молоток. Он ненавидел воров, которые только на то и способны, что отнимать хлеб у порядочных людей. А этого он вообще готов был прибить без колебаний.
Приблизившись, разбойник, казалось, начал замедлять шаги, словно почуяв опасность. Том выждал, когда тот подойдет на расстояние четырех-пяти ярдов – слишком близко, чтобы убежать назад, но слишком далеко, чтобы попытаться проскочить вперед, а затем, перекатившись через бугор и перемахнув через канаву, загородил ему дорогу.
Вор остановился как вкопанный и вытаращил на Тома глаза.
– Ты чего? – нервничая, проговорил он.
«Не узнал меня», – подумал Том.
– Вчера ты украл мою свинью, а сегодня продал ее мяснику.
– Да я ни...
– Не отпирайся, – сказал Том. – Отдай мне деньги, которые ты получил за нее, и я тебя не трону.
В какое-то мгновение ему показалось, что вор именно это и собирался сделать, и, глядя, как тот колеблется, он почувствовал, что напряжение спадает. Но затем разбойник резко повернулся и бросился прочь – прямо на Агнес.
Он не успел разогнаться достаточно для того, чтобы сбить ее с ног – а она была не из тех женщин, кого можно легко повалить, – так что некоторое время они стояли друг против друга, переступая то вправо, то влево в каком-то неуклюжем танце. Наконец, поняв, что она нарочно преграждает ему путь, вор оттолкнул ее в сторону и попытался прошмыгнуть мимо. Но Агнес ногой зацепилась за его колено, и они оба свалились на землю.
Том метнулся к ней на помощь. Его сердце бешено колотилось. Грабитель, уперевшись коленом в спину Агнес, уже вставал. Том, схватив его за шиворот, грубо тряхнул и, прежде чем тот сумел обрести равновесие, швырнул в канаву.
Агнес поднялась на ноги. К ней подбежала Марта.
– Все в порядке? – быстро спросил Том.
– Ага, – кивнула жена.
Двое крестьян наблюдали за этой сценой, не понимая, что происходит. Вор начал вылезать из канавы.
– Он разбойник! – крикнула Агнес крестьянам, чтобы убедить их не вмешиваться. – Он украл нашу свинью.
Те ничего не ответили, но продолжали стоять и смотреть, что же будет дальше.
– Верни мои деньги и можешь проваливать на все четыре стороны, – снова сказал Том.
Вор выбрался из канавы и быстро, словно крыса, рванулся к Тому, направив ему в горло нож. Агнес завизжала. Том уклонился. Нож блеснул прямо перед его лицом, и он почувствовал, как щеку обожгла боль.
Он отступил на шаг и, когда снова сверкнуло лезвие ножа, взмахнул молотком. Разбойник отскочил назад. И нож и молоток, не встретив преграды, со свистом рассекли сырой вечерний воздух.
Несколько мгновений они неподвижно стояли, глядя друг другу в глаза и тяжело дыша. Том чувствовал острую боль в щеке. Теперь он осознал, что они равные противники, ибо хотя Том и был крупнее, но у вора был нож, оружие более грозное, чем молоток каменщика. Холодок пробежал по спине, когда он понял, что находится на волосок от смерти. Том почувствовал, что ему трудно дышать.
Краем глаза он увидел какое-то внезапное движение в стороне. Вор тоже заметил и, метнув взгляд на Агнес, быстро пригнулся, уворачиваясь от брошенного ею камня.
Действуя с быстротой человека, охваченного страхом за собственную жизнь, Том замахнулся, намереваясь обрушить молоток на опущенную голову разбойника.
Но в это время вор снова распрямился, и удар пришелся по лбу, в то место, где проходит линия волос. Разбойник зашатался, но не упал.
Том ударил еще раз.
На этот раз у него было достаточно времени, чтобы как следует прицелиться, ибо ошеломленный вор находился в полубессознательном состоянии. Том подумал о Марте и вложил в удар всю свою мощь. Негодяй упал, словно брошенная кукла.
Однако Том был ранен слишком серьезно, чтобы почувствовать облегчение. Он опустился на колени рядом с вором.
– Где кошелек? Где кошелек, черт побери!
Переворачивать обмякшее тело было трудно. Наконец Том уложил его на спину и распахнул плащ. К поясу был подвешен большой кожаный кошелек. Том расстегнул его. Внутри находился мягкий шерстяной мешочек на веревке. Том вытащил его. Он был пуст.
– Ничего нет! – воскликнул Том. – Должно быть, где-то есть еще один.
Он вытянул из-под бесчувственного тела плащ и тщательно обыскал его. Никаких потайных карманов не было. Тогда он стянул ботинки. И в них ничего не оказалось. Снял с пояса нож, отрезал подметки. Ничего.
Теряя терпение, он просунул нож за ворот шерстяной туники разбойника и одним движением распорол ее до талии в надежде найти спрятанный пояс с деньгами. Увы.
Тело вора лежало в грязи посередине дороги, раздетое, если не считать чулок. Двое крестьян вытаращились на Тома, словно он сошел с ума.
– У него нет денег! – сказал он вне себя от бешенства.
– Должно быть, все спустил в кости, – с горечью произнесла Агнес.
– Надеюсь, он уже горит в аду.
Агнес опустилась на колени и приложила руку к груди разбойника.
– Сейчас он именно там. Ты убил его.
IV
Они начали голодать уже к Рождеству.
Зима пришла рано и была невыносимо холодной. На деревьях еще висели яблоки, когда первый снег припорошил поля. Говорили, что это всего лишь внезапное похолодание и оно долго не продлится, но потепление так и не наступило. Крестьяне, припозднившиеся с осенней пахотой, ломали плуги в окаменевшей земле. В деревнях спешили резать свиней и солить мясо на зиму, а богатые помещики забивали Скот, ибо зимние пастбища не смогут прокормить такое поголовье. Но бесконечные морозы нанесли непоправимый вред растительности, так что и оставшимся животным есть было нечего. Когда опускались сумерки, в деревни стали наведываться обнаглевшие волки, которые хватали тощих кур и ослабевших от голода детей.
С наступлением холодов строительные работы повсеместно прекратили до весны, а только что возведенные стены спешно укрыли соломой и навозом, дабы утеплить на зиму, ибо раствор в них еще не успел полностью просохнуть и, замерзни он, могли пойти трещины. Некоторые каменщики были наняты только на лето, и теперь они возвращались в свои родные деревни, где их знали не как каменщиков, а как мастеров на все руки; они намеревались провести холодное время года, изготовляя плуги, седла, сбруи, лопаты, двери и многое другое, что требовало умения держать в руках молоток, пилу или долото. Другие перебрались в окружавшие строительные площадки мастерские и все светлое время дня проводили, вырезая каменные блоки замысловатой формы. Но так как зима выдалась очень ранняя, эта работа скоро подошла к концу, а из-за того, что крестьяне голодали, не имели достаточно денег на строительство и епископы и лорды, так что к исходу зимы многих каменщиков пришлось уволить.
Из Солсбери Том со своей семьей отправился в Шефтсбери, а оттуда в Шерборн, Уэльс, Бат, Бристоль, Клусестер, Оксфорд, Уоллингфорд и Виндзор. Везде в мастерских горел огонь, церковные дворы и стены замков были наполнены звоном железа, ударяющегося о камень, а мастера, надев рукавицы на свои умные руки, изготовляли лекала будущих арок и сводов. Некоторые из них были нетерпеливы, грубы и невоспитанны, другие печально смотрели на исхудавших детей Тома и его беременную жену и разговаривали ласково и сочувственно, но все они говорили одно и то же: «Нет, здесь для тебя нет работы».
Когда представлялась возможность, они пользовались гостеприимством монастырей, в которых путники всегда могли получить еду и место для ночлега, но только на одну ночь. Иногда в зарослях ежевики им удавалось отыскать спелые ягоды, и они, словно птицы, питались ими. В лесу Агнес разводила костер и варила в котелке кашу. Но все же они вынуждены были покупать у булочника хлеб, а у торговца рыбой селедку или есть в трактирах и харчевнях, что было гораздо дороже, чем готовить пищу самим, и поэтому их деньги неумолимо таяли.
Марта от природы была худышкой, но теперь от нее остались кожа да кости. Альфред продолжал расти, словно сорняк на истощенной земле, и становился долговязым. Питание Агнес было очень скромным, но младенец, росший в ее чреве, был настоящим обжорой, и Том видел, что она постоянно страдала от голода. Время от времени Том заставлял ее съесть побольше, и тогда ее железная воля вынуждена была уступать объединенному требованию мужа и еще не рожденного малыша. Но она вовсе не пополнела и не порозовела, как это случалось в предыдущие беременности, а наоборот, несмотря на раздувшийся живот, выглядела изможденной, будто опухший с голоду ребенок.
Выйдя из Солсбери, они отправились кружным путем и, пройдя три четверти огромного круга, к концу года снова очутились в том бескрайнем лесу, что раскинулся от Виндзора до Саутгемптона. Теперь они брели в Винчестер. Том продал свои инструменты, и все, за исключением нескольких пенни, уже было потрачено, и, если он найдет работу, ему придется занимать у кого-нибудь орудия труда или деньги на их приобретение. Он не знал, что будет делать, если в Винчестере не получит работу. В родном городе Тома жили его братья, но это далеко на севере, дорога туда займет несколько недель, и, прежде чем добраться, все они перемрут с голоду. Агнес была единственным ребенком в своей семье, но ее родителей уже не было в живых. В деревне зимой никакой работы быть не могло. Возможно, ей удастся заработать несколько пенни, нанявшись судомойкой в каком-нибудь богатом доме в Винчестере Конечно, дальше идти она уже не сможет – приближалось время рожать.
Увы, до Винчестера было еще три дня, а путники были ужасно голодны. Ежевика отошла, монастырь не предвиделся, а в котелке, который несла Агнес за спиной, не осталось и горсточки овса. В предыдущую ночь они отдали нож за кусок ржаного хлеба, четыре миски жидкого бульона, в котором не было ни крошки мяса, и местечко у огня в крестьянской лачуге. С тех пор они не встретили ни одной деревни. Но к вечеру Том увидал дымок, поднимавшийся над деревьями, и они обнаружили сторожку, в которой отшельником жил лесник из королевской лесной охраны. В обмен на топорик Тома он дал им мешок репы.
Они прошли только три мили, когда Агнес сказала, что слишком устала и дальше идти не может. Для Тома это было неожиданностью: за все годы их совместной жизни он ни разу не слушал, чтобы жена жаловалась на усталость.
Она присела под старым каштаном, росшим у дороги. Давно уже отслужившей свой срок деревянной лопатой, которая только потому и осталась у них, что никто не захотел ее купить, Том выкопал для костра небольшую ямку. Дети принесли хворост, он разжег огонь и отправился на поиски ручья. Вернувшись с котелком, полным ледяной воды, Том установил его над костром. Агнес порезала несколько репок. Марта собрала упавшие с дерева каштаны, и мать показала ей, как следует их очистить и растолочь в муку, которую можно будет добавить в реповую похлебку. Том послал Альфреда за дровами, а сам, вооружившись палкой, принялся ворошить опавшую листву в надежде наткнуться на ежа, пребывающего в зимней спячке, или подбить белку, чтобы сварить из них бульон. Но его поиски успехом не увенчались.
Он сел рядом с Агнес. Темнело. В котелке булькала похлебка.
– А соли у нас не осталось? – спросил Том.
Жена покачала головой.
– Уже несколько недель ты ешь кашу без соли, – ответила она. – Не заметил?
– Нет.
– Да-а, голод – лучшая приправа.
– Ну этого у нас хоть отбавляй. – Внезапно Том почувствовал, что ужасно устал. Неудачи и разочарования последних четырех месяцев придавили его, словно непосильная ноша, и не было сил, чтобы сохранять далее присутствие духа.
– В чем же причина наших несчастий, Агнес? – сказал он голосом, полным отчаяния.
– Во всем, – отозвалась она. – Прошлой зимой у тебя не было работы. Весной ты ее получил, но дочка графа отказала своему жениху, и лорд Уильям прекратил строительство дома. Затем мы решили остаться в деревне и поработать на уборке урожая. Это была наша ошибка.
– Наверняка летом мне было бы проще найти работу на стройке, – согласился Том.
– Да еще зима наступила слишком рано. Но все это мы бы как-нибудь пережили, если бы только у нас не украли свинью.
Том утомленно кивнул:
– Единственное утешение – это знать, что проклятому вору придется теперь испытать все муки ада.
– Надеюсь.
– Ты не уверена в этом?
– Священники только говорят, что им все известно. На самом деле это совсем не так. Вспомни моего отца.
Том отлично помнил. Одна стена приходской церкви отца Агнес совершенно разрушилась, и его наняли, чтобы перестроить ее. Священникам не разрешалось жениться, но у этого была экономка, а у экономки имелась дочка, и ни для кого в деревне не было тайной, что священник-то и был отцом девочки. Красивой Агнес не была даже тогда; но зато молодая кожа пылала румянцем, а энергия буквально переполняла ее. Порой она разговаривала с Томом, пока тот работал, и, случалось, налетевший ветерок прижимал к ней легкое платьице, и Том мог рассмотреть все изгибы ее тела, даже пупок, почти так же ясно, как если бы она была раздетой. Однажды ночью она вошла в крохотную хижину, где он спал, прижала к его губам руку, делая знак хранить молчание, и стянула с себя платье, чтобы он мог полюбоваться ее наготой при свете луны; тогда он обнял ее крепкое юное тело, и они предались любви.
– Мы оба были невинными, – произнес он вслух.
Агнес знала, о чем он думает. Она улыбнулась, но затем ее лицо снова сделалось печальным, и она сказала:
– Кажется, это было так давно.
– Мы уже можем есть? – подала голос Марта.
От запаха похлебки у Тома заурчало в животе. Он окунул свою миску в котелок и зачерпнул несколько кусочков репы, плавающих в жиденькой кашице. Тупой стороной лезвия ножа он надавил на один из них. Репа была еще абсолютно сырая, но Том решил больше не ждать. Он протянул по полной миске детям и жене.
Агнес выглядела задумчивой и опустошенной. Она подула на похлебку, остужая ее, затем поднесла миску к губам.
Дети мгновенно расправились со своими порциями и попросили добавки. Том снял с огня котелок, прихватив его, чтобы не обжечь руки, полой плаща, и вылил остатки в миски Альфреда и Марты.
Когда он снова сел рядом с Агнес, она спросила:
– А ты как же?
– Я поем завтра.
Она была слишком утомленной, чтобы возражать.
Том и Альфред подбросили поленьев в костер и принесли еще дров, чтобы хватило на всю ночь. Затем, закутавшись в плащи, они улеглись спать на опавшую листву.
Том спал чутко, так что, когда Агнес застонала, он моментально проснулся.
– Ты чего? – прошептал Том.
Она снова застонала. Минуту спустя, продолжая лежать с закрытыми глазами, сильно побледневшая, она отозвалась:
– Дите подходит.
Сердце Тома остановилось. «Нет! Только не здесь, – заклинал он. – Только не на замерзшей земле, только не в лесу».
– Но ведь еще не пора.
– Да, прежде времени.
Том заставил себя говорить спокойно:
– Воды уже отошли?
– Вскоре после того, как мы вышли от лесника, – тяжело дыша, произнесла Агнес, открывая глаза.
Том вспомнил, как она вдруг нырнула в кусты, будто бы по естественной нужде.
– А схватки?
– Тогда и начались.
Даже виду не подала! Это было так похоже на нее.
Проснулись Альфред и Марта.
– Что случилось? – спросил Альфред.
– Ребеночек рождается, – отозвался Том.
У Марты потекли слезы. Том нахмурился.
– Сможешь дойти обратно до сторожки лесника? – спросил он, обращаясь к Агнес. Там, по крайней мере, у них будет крыша над головой и солома, чтобы лечь, и хоть какая-то помощь.
Агнес покачала головой:
– Дите уже опустилось.
– Тогда потерпи, скоро все закончится.
Они находились в самой глухой части леса. С утра им не встретилось ни одной деревни, и, если верить леснику, до ближайшего жилья они смогут добраться только к завтрашнему вечеру. Это означало, что найти повивальную бабку им не удастся и принимать ребенка Тому придется самому, на морозе, и только дети будут его помощниками, а если произойдет что-нибудь серьезное, у него нет ни необходимых знаний, ни лекарств...
«Я во всем виноват, – проклинал себя Том. – Это я довел ее до нищеты. Она доверилась мне и вот теперь вынуждена рожать под открытым небом среди зимы». Он всегда презирал мужчин, которые делали детей, а потом бросали их на произвол судьбы, но сейчас он был ничем не лучше их. Его обжигал стыд.
– Я так устала, – слабеющим голосом сказала Агнес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21