А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Ружье-то она оставила у колодца! Положив топор, она быстро пошла через двор, даже не оглянувшись на всадника. Схватив ружье, она пригнулась.— Да зачем оно тебе, Бет, радость моя? — произнес знакомый голос.Клем Стейнер перекинул ногу через седло и спрыгнул на землю. Бет улыбнулась до ушей и протянула к нему руки.— Замечательно выглядишь, Клем, — сказала она, крепко его обнимая. Потом положила ладони на его широкие плечи, слегка оттолкнула и уставилась на его словно вытесанное из камня лицо.Искрящейся голубизны глаза, совсем мальчишеская ухмылка, хотя виски серебрились сединой, от глаз разбегались морщины, а у рта залегли складки. Сюртук из черного сукна словно совсем не запылился в дороге, как и алый парчовый жилет, перехваченный лакированным черным поясом с пистолетами.Бет снова его потискала.— Такое утешение для моих старых глаз, — сказала она, ощущая в горле непривычный комок.— Старых? Черт дери, Бет, ты все еще красавица из красавиц!— А ты все еще отпетый льстец, — проворчала она, пряча удовольствие.— Да разве кто-нибудь посмеет врать тебе, Бет? — Его улыбка угасла. — Я приехал сразу, как услышал. Есть новости?Она покачала головой.— Займись своей лошадью, Клем, а я соберу тебе что-нибудь поесть.Захватив ружье, Бет ушла в дом и в первый раз за много дней заметила, как там неприбрано, сколько пыли накопилось на широких половицах. Вдруг рассердившись, она забыла про еду и принесла из кухни ведро со шваброй.— Тут такой кавардак, — сказала она вошедшему Клему.Он ухмыльнулся ей.— Да, и очень даже жилой, — согласился он, снимая пояс и придвигая стул к столу.Бет засмеялась и прислонила швабру к стене.— Мужчине не следует вот так заставать женщину врасплох, а уж через столько лет и подавно. Время обошлось с тобой по-доброму, Клем. Пополнел слегка, но это тебе идет.— У меня была хорошая жизнь, — сказал он ей, но отвел взгляд на окно в глубоком проеме каменной стены. Клем улыбнулся:— Надежное местечко. Бет. Я заметил амбразуры между окнами верхнего этажа и дубовые ставни на нижних. Чертова крепость, да и только. Амбразуры теперь увидишь только в старинных домах. Думается, люди решили, что мир становится все безопасней.— Так думают только дураки, Клем.Она рассказала ему о налете на церковь и о кровавом его завершении, когда Пастырь вновь надел пояс с пистолетами. Клем слушал молча. Когда она договорила, он встал, пошел на кухню и налил себе воды в кружку. Там возле массивной наружной двери лежал внушительный засов. Окошко было узкое, ставни окованы железными полосами.— В Пернуме приходилось нелегко, — сказал он. — Мы все думали: вот война кончилась и можно вернуться на фермы к обычной жизни. Где там! Конечно, было глупо так думать после бойни на севере. И войны, которая уничтожила исчадий. У вас тут Клятвоприимцы еще не побывали?Она покачала головой, а он остановился у открытой двери — темный силуэт на светлом фоне.— Скверное дело, Бет. Ты должна поклясться в верности своей вере перед тремя свидетелями. А откажешься… Ну, в лучшем случае лишишься своей земли.— Как я понимаю, ты поклялся?Он вернулся к столу и сел напротив нее.— От меня пока клятвы не требовали. Но, думается, я поклянусь. Слова, и только слова. Скажи, после всего этого он никак не давал о себе знать?Бет покачала головой.— Но он жив, Клем. Это я знаю.— И снова взялся за пистолеты.— Убил шестерых налетчиков, — кивнула Бет. — Потом исчез.— Какой будет удар для праведников, если они узнают, кто он. А тебе известно, что в Пернуме ему поставили статую? Не слишком похожа, а уж с медным нимбом на макушке и вовсе.— Не шути над этим, Клем. Он старался ничего не замечать, и мне кажется — напрасно. Он ведь не говорил и не делал даже десятой доли того, что ему приписывается. Ну а будто он был новым Иоанном Крестителем… По-моему, это богохульство, иначе не скажешь. Ты же был там, Клем, когда Меч Божий спустился. Ты видел машины в небе. Ты-то ведь знаешь!— Ошибаешься, Бет. Я ничего не знаю. Если Диакон говорит, что явился прямо от Бога, кто я, чтобы возражать ему? И во всяком случае, похоже, что Бог и правда с ним. Выиграл войну за Единение, верно? А когда Бетик умер и исчадия снова вторглись к нам, он позаботился, чтобы и духа их не осталось. Погибли десятки тысяч. Крестоносцы почти извели разбойников и каннов. Я сюда шесть дней ехал, Бет, и ни разу до пистолета даже не дотронулся. Везде школы, больницы, и никто не голодает. Не так уж плохо!— Здесь очень многие с тобой согласятся, Клем.— Но только не ты?— Против школ и прочего такого у меня возражений нет, — сказала она, вышла из-за стола и вернулась с хлебом, сыром и куском копченой свинины. — Но все эти разговоры, что язычники и неверующие подлежат смерти, резня волчецов — это плохо, Клем. Хуже некуда.— Что я могу сделать?— Найти его, Клем. Привезти домой. — Ты хочешь самую малость, а? Это же огромный Ли. край, Бет. Пустыни и горы тянутся, тянутся, и нет им конца.— Ты сделаешь?— А поесть мне сперва нельзя?
Иеремия извлекал много удовольствия из общества раненого, но многое в Шэнноу его беспокоило, и он поделился своими тревогами с доктором Мередитом.— Он очень замкнутый человек, но, по-моему, помнит много меньше, чем делает вид. В его памяти словно возник огромный провал.— Я старался вспомнить все, что читал о защитной амнезии, — ответил Мередит. — Он перенес такую страшную травму, что его сознание чурается мыслей о ней и затемняет обширные области. Дайте ему время.— Ну, времени у нас в избытке, друг мой, — улыбнулся Иеремия.Мередит кивнул и откинулся на спинку кресла, глядя в темнеющее небо. С гор веял легкий ветер, принося запах тополей на речном берегу и ароматы трав на склонах.— О чем вы думаете? — спросил Иеремия.— Здесь такая красота! И зло городов кажется далеким и незначимым.— Зло всегда значимо, доктор, — сказал Иеремия со вздохом.— Вы же поняли, о чем я говорил, — отозвался Мередит с упреком.Иеремия кивнул, и несколько минут они сидели в дружеском молчании. День прошел очень удачно. Фургоны покрыли большое расстояние по равнине и остановились на ночлег в тени зубчатого горного хребта. Чуть севернее со скалы срывался водопад, и для стоянки странники — выбрали место у начинавшейся от него речки. Женщины и дети собирали хворост в роще на склоне для вечерних костров, а почти все мужчины отправились поискать дичи. Шэнноу отдыхал в фургоне Иеремии.Появилась Исида с охапкой хвороста и бросила ее к ногам Иеремии.— Тебе не вредно немножко поработать, — сказала она, и оба они заметили усталость в ее глазах и легкую лиловатость под ними.— У старости есть свои привилегии, — сказал Иеремия с вымученной улыбкой.— Ты, наверное, про лень, — отрезала она и повернулась к рыжему молодому доктору:— А у вас какое извинение?Мередит покраснел и вскочил на ноги.— Простите! Я… Как-то не подумал. Что мне надо делать?— Вы могли бы помочь Кларе собирать хворост. Вы могли бы ободрать и выпотрошить кроличьи тушки. Вы могли бы пойти на охоту с другими мужчинами. Бог мой, Мередит, от вас никакого проку! — Повернувшись на каблуках, она решительным шагом направилась назад в рощу.— Она слишком много работает, — сказал Иеремия.— Она — настоящий боец, Иеремия, — грустно ответил Мередит. — Но она права. Я чересчур много времени провожу в размышлениях — в мечтах, если хотите.— Некоторые люди — прирожденные мечтатели, — сказал Иеремия, — ничего дурного в этом нет. Пойдите помогите Кларе. Она же почти на сносях, и таскать хворост ей ни к чему.— Да… Да, вы правы.Оставшись один, Иеремия соорудил кольцо из камней и тщательно сложил в нем хворост так, чтобы он сразу разгорелся. И не услышал, как к нему подошел Шэнноу, обернувшись только на скрип кресла Мередита, в которое тот опустился.— Вид у вас окрепший, — сказал старик. — Как вы себя чувствуете?— Идущим на поправку, — ответил Шэнноу.— А ваша память?— Тут где-нибудь поблизости есть селение?— Почему вы спрашиваете?— Когда мы еще ехали, я увидел вдали дым.— Я его тоже видел, — сказал Иеремия. — Но если удача нам улыбнется, завтра вечером мы уже будем далеко отсюда.— Удача?— В наши беспокойные времена странников не слишком привечают.— Почему?— Нелегкий вопрос, мистер Шэнноу. Быть может, люди, привязанные к одному какому-то месту, завидуют нашей свободе. Быть может, они видят в нас угрозу своему обычному укладу. Иными словами, я не знаю причины. С тем же успехом вы могли бы спросить, почему людям нравится убивать друг друга или почему им куда легче ненавидеть, чем любить.— Вероятно, дело в собственничестве, — сказал Шэнноу. — Когда люди пускают где-нибудь корни, они осматриваются по сторонам и начинают считать, что все вокруг принадлежит им — олени, деревья, самые горы. А тут являетесь вы, убиваете пару оленей, и они видят в этом воровство.— Конечно, отчасти и так, — согласился Иеремия. — Но вы не разделяете такую точку зрения, мистер Шэнноу?— Я никогда нигде не пускал корней.— Вы загадочны, сэр. Вы многознающи, вежливы, и все-таки у вас облик воина. Я это вижу. Мне кажется… вы смертоносный человек, мистер Шэнноу.Шэнноу медленно кивнул, и взгляд его темно-синих глаз встретился со взглядом Иеремии.— Вам незачем меня опасаться, старик. Я не зачинатель войн. Я не краду, и я не лгу.— Вы участвовали в той войне, мистер Шэнноу?— Насколько помню, нет.— Большинство мужчин вашего возраста участвовали в войне Единения.— Расскажите мне о ней.Но старик не успел ничего сказать. К ним подбежала Исида.— Всадники! — крикнула она. — И вооруженные.Иеремия встал и прошел между фургонами. Исида шла рядом с ним. К ним присоединились еще женщины и дети. Доктор Мередит, прижимая к груди охапку хвороста, застыл на месте рядом с беременной женщиной и ее двумя дочками. Иеремия приложил ладонь к глазам, загораживая их от лучей заходящего солнца, и пересчитал всадников. Пятнадцать, и все вооружены. Во главе ехал худощавый молодой человек с совершенно белыми, по плечи, волосами. Отряд легкой рысью приблизился к фургонам и остановил коней. Белобрысый наклонился с седла.— Кто вы? — спросил он с нотой пренебрежения в голосе.— Я Иеремия. А это мои друзья. Белобрысый поглядел на раскрашенные фургоны и что-то тихо сказал всаднику справа от себя.— Вы верные последователи Книги? — спросил он затем, переводя взгляд на Иеремию.— Конечно, — ответил старик.— У вас есть документ, подтверждающий Клятву? — Его голос стал мягким и превратился почти в шипение.— Нам никто не предлагал принести клятву, сэр. Мы странники и редко остаемся возле селений настолько долго, чтобы нас спрашивали о нашей вере.— Я спрашиваю о ней, — сказал белобрысый. — И мне не нравится твоя дерзость, фургонщик. Я Аарон Крейн, Клятвоприимец селения Чистота. Знаешь, почему мне поручили этот пост? — Иеремия покачал головой. — А потому, что я наделен даром обличения. Я учую язычника с пятидесяти шагов. А в Божьем краю таким места нет. Они пятно на лике земли, зловредная язва в плоти планеты и мерзость в глазах Божьих. Прочти мне сейчас же двадцать второй псалом.Иеремия тяжело вздохнул.— Я не книжник, сэр. Моя Библия у меня в фургоне… Я схожу за ней.— Ты язычник, — завизжал Крейн, — и твой фургон будет сожжен! — Извернувшись в седле, он махнул всадникам. — Пусть головни в их кострах послужат вам факелами. Сожгите фургоны!Всадники спешились и ринулись следом за Крейном. Иеремия встал перед ними.— Прошу вас, сэр, не… — Его отшвырнули. Иеремия тяжело ударился о землю, однако кое-как поднялся на ноги в ту секунду, когда Исида подбежала к тому, кто ударил его, занося кулак. Он отшвырнул и ее.И Иеремия в бессильном отчаянии смотрел, как отряд окружает костер.Аарон Крейн пребывал наверху блаженства. Он был рожден для этого труда, для очищения земли, ее освящения, дабы сделать ее достойной верных последователей Книги. А фургонщики были закоснелыми изгоями, не внимающими велениям Господним. Мужчины — бездельники и лентяи, бабы все подряд шлюхи. Он посмотрел на белокурую, которая чуть не ударила Лича. Ветхая одежонка, груди так и выпирают из шерстяной рубахи. Хуже шлюхи, решил он, чувствуя, как распаляется его гнев. Он уже видел, как пылают фургоны, а язычники молят о пощаде. Но милосердие не для таких, как они, это он знал твердо. Пусть молят о милосердии перед престолом Всевышнего. Да, они все умрут, решил он. Кроме, конечно, детей — он же не какой-нибудь варвар.Лич первый изготовил факел и вручил его Аарону Крейну.— Да прославит это деяние имя Господа! — закричал Крейн.— Аминь, — ответили его приспешники. Крейн направился к первому фургону и… остановился. Вперед выступил высокий мужчина. Он ничего не сказал и только стоял и смотрел на Крейна. Белобрысый Клятвоприимец посмотрел на него и мгновенно заметил, что, во-первых, мужчина не отрываясь смотрит ему прямо в глаза и что, во-вторых, он вооружен. Взгляд Крейна скользнул по двум кобурам с пистолетами на его бедрах. Мучительно сознавая, что его люди ждут сигнала, он вдруг растерялся. Высокий не сделал ни одного угрожающего движения, но он стоял прямо перед фургоном. И Крейн должен был пройти мимо него, чтобы запалить фургон.— Кто ты? — спросил Крейн, оттягивая время, чтобы подумать.— «Раскрыли на меня пасть свою, как лев, алчущий добычи и рыкающий», — процитировал тот негромко глубоким басом.Крейн был ошеломлен. Слова из псалма, который он назвал старому фургонщику, но будто заряжены скрытым смыслом.— Посторонись, — приказал Крейн, — и не вздумай воспрепятствовать свершениям во имя Господа. — У тебя есть выбор; жить или умереть, — сказал высокий все так же тихо и без всякого гнева.У Крейна противно защемило в животе от ужаса. Этот его убьет — Крейн с ледяной уверенностью поверил ему.Если он попытается поджечь фургон, то высокий выхватит один из своих пистолетов и уложит его. У него пересохло в горле. От факела отвалился горящий уголек и обжег ему пальцы, но Крейн не шевельнулся… Не мог шевельнуться. Позади него стояли пятнадцать вооруженных людей, но он знал, что, находись они в сотне миль отсюда, пользы ему от них было бы ровно столько же. Глаза ему залил пот.— Аарон, что такое? — окликнул его Лич.Аарон уронил факел, попятился. Руки у него тряслись. Высокий надвигался на него, и Клятвоприимца охватила паника.Он повернулся, кинулся к своей лошади, вскарабкался в седло и, вцепившись в поводья, почти полмили проскакал галопом, беспощадно колотя лошадь каблуками. Потом натянул поводья и спешился.Упав на колени, он ощутил во рту вкус желчи, и его начало рвать.
У Шэнноу стучало в висках, но он шел прямо к охранникам Клятвоприимца. Аарон Крейн уже почти исчез из виду, но его люди в растерянности топтались на месте.— Ваш вождь уехал, — сказал Шэнноу. — У вас здесь есть еще какие-то дела?Коренастый парень, который подал Крейну факел, весь напрягся, и Шэнноу видел, как в нем нарастает ярость. Однако тут к ним подошел Иеремия.— Вы долго ехали, и вас, наверное, томит жажда, — сказал он. — Исида, принеси им воды. Клара, сходи в мой фургон за кружками. Друзья мои, — продолжал он, — в эти беспокойные времена подобные недоразумения неизбежны. Мы все верные последователи Книги, а разве она не повелевает нам любить ближних и благотворить ненавидящим нас?Исида, красная от гнева, принесла медный кувшин, а беременная Клара подошла к охранникам, раздавая им жестяные кружки.Коренастый махнул Исиде, чтобы она отошла, и уставился на Шэнноу.— Что ты сказал Клятвоприимцу? — прорычал он.— Спроси у него, — ответил Шэниоу.— И спрошу, черт дери! — Он обернулся к своим товарищам, которые все жадно пили из кружек. — По коням! — крикнул он.Когда они ускакали, Шэнноу вернулся к костру и тяжело опустился в кресло доктора Мередита. Иеремия и доктор подошли к нему.— Благодарю вас, друг мой, — сказал Иеремия. — Боюсь, они убили бы нас всех.— Было бы неразумно остаться тут на ночь, — сказал ему Шэнноу. — Они вернутся.
— Среди нас есть такие, — сказал апостол Савл, а солнечный свет искрился в его длинных золотистых волосах, — кто льет слезы над тысячами тех, кто пал, сражаясь против нас в Великой войне. И говорю вам, братья, я — один из них. Ибо эти заблудшие души, отдавая жизнь за дело тьмы, веровали, будто они сражаются за свет. Но, как поведал нам благой Господь, узок путь, и немногие находят его. Тем не менее Великая война закончена, братья мои. Она выиграна во славу Бога и сына его, Иисуса Христа. И выиграна она вами, и мной, и множествами верующих, кто твердо противостоял сатанинским деяниям наших врагов, и язычников, и исчадий.Раздались восторженные возгласы, и Нестор Гаррити всем сердцем пожалел, что не был воином Христовым в Великой войне. Но он же тогда был еще ребенком, ходил в младшую школу и трепетал перед грозной Бет Мак-Адам. Вокруг него теснились жители и жительницы Долины Паломника, сошедшиеся на Длинном Лугу услышать апостольское слово. Кое-кто из присутствующих помнил, как двадцать лет назад над Долиной Паломника проплыла узкая серебристо-белая летающая машина, неся людям Диакона и его апостолов.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Сипстрасси: Йон Шэнноу - 03. Кровь-камень'



1 2 3 4 5 6