- О, эта чудная жизнь на лоне природы! Тарантио выругался.
- Ай-ай-ай! - вовсю веселился Дейс. - Никогда не теряй чувства юмора,
братец!
- А, так у тебя есть чувство юмора? - взвился Тарантио. - Ну так
посмейся над этим!
Зажмурившись, он мысленно открыл дорогу в глубь себя и погрузился в
недра своей личности. Дейс пытался остановить его, но все произошло
слишком быстро и неожиданно. Не успел Дейс и глазом моргнуть, как помимо

своей воли оказался полновластным хозяином изрядно вымокшего и
замерзшего тела.
- Ах ты, сукин сын! - взревел он. Ледяная вода струями текла по его
лицу.
- Теперь твоя очередь наслаждаться жизнью на лоне природы! -
жизнерадостно отозвался Тарантио, упиваясь теплом и уютом в глубинах

своего сознания. Дейс попытался проделать с ним тот же фокус, но ничего
не вышло. Обозлясь не на шутку, Дейс огляделся в поисках укрытия - и
увидел в нескольких шагах старый дуб. От давнего удара молнии ствол
дерева раскололся почти надвое, но дуб, как ни странно, выжил. Дейс
заполз в расселину. Здесь было тесновато, но он снял мечевой пояс,
поджал ноги и, привалившись спиной к сухой древесине, смотрел на
разгулявшийся снаружи ливень.
- Ладно, Чио, - наконец сказал он, - ты выиграл. Теперь пусти меня
назад. Мне холодно и скучно.
- А мне и здесь неплохо.
Над озером лил проливной дождь, издалека доносились раскаты грома.
Дейс выругался. Если молния ударит в дерево, он испечется заживо.
Он снова выругался, но тут же широко ухмыльнулся. В конце концов, что
есть жизнь? Игра. А сейчас по крайней мере до него не доберется ни
дождь, ни ветер.
- Ну ладно, можешь возвращаться. - Тарантио, как ни старался, не
сумел скрыть своего страха.
- Ну нет, - весело отозвался Дейс. - Я только-только начал привыкать.
Совсем близко ударила молния, и призрачный свет озарил на миг озеро и
остров. Дейс ощерил зубы в волчьей усмешке.
- А ну давай! - завопил он. - Попробуй ударь в меня!
- Ты хочешь, чтобы мы погибли? - сердито спросил Тарантио.
- А мне наплевать, - беспечно ответил Дейс. - Может, потому я и такой
везучий.
Гроза улеглась так же неожиданно, как началась, и в прояснившемся
небе ярко засияла луна.
- Возвращайся, братец, - милостиво разрешил Дейс, - назад, в этот
грязный и жалкий мирок! Я уже довольно повеселился.
Снова обретя власть над своим телом, Тарантио выбрался из расщелины,
но тут же вернулся, чтобы набрать сухой коры на растопку. Теперь он мог
снова развести костер.
- Мы могли бы сейчас жить во дворце, - напомнил ему Дейс. - Нежились
бы на той широкой мягкой кровати, под атласными одеялами, в комнате с
посеребренными зеркалами...
- Ты убил бы ее, Дейс. Не отрицай. Я чувствовал, как тебе хочется это
сделать.
Герцог Кордуина прислал к Тарантио известную куртизанку - Мириак.
Золотовласую Мириак. Ее искусность была восхитительна. Тарантио запомн
ил
бы эту ночь на всю Жизнь, даже если бы в спальне не было зеркал. О эти
зеркала... Лаская женщину, он видел в них свое и ее отражение, и образ
нагих, неистово сплетающихся тел преследовал его до сих пор и будет
преследовать вечно. Вспоминая об этой ночи, Тарантио вздохнул.
В самом разгаре страсти он вдруг ощутил бешеную злобу Дейса. Ее
неукротимая сила ужаснула Тарантио.
И он бежал из объятий Мириак, бежал от богатства и блаженства.
- Я бы мог стать первым герцогским бойцом, - не унимался Дейс. - Мы
были бы богачами!
- Почему ты хотел убить ее?
- Она была опасна для нас. Ты почти влюбился в нее, а она в тебя.
Бедная шлюшка не могла устоять против мальчишки-девственника. Когда ты

плакал, она гладил атебя по лицу. Ах как трогательно! Меня сейчас
стошнит. Значит, вот почему мы идем в Кордуин? Чтоб ыповидаться со
шлюшкой?
Тарантио тяжело вздохнул.
- Тебя не существует, Дейс. Я просто чокнутый. Рано или поздно это
кто-нибудь поймёт. Тогда меня посадят под замок или же повесят.
- Я существую, - сказал Дейс. - Я с тобой, братец, и никуда не
денусь. Сигеллус знал, что я настоящий. Он часто говорил со мной. Я ему
нравился.
К рассвету Тарантио снова проголодался. Целый час он пытался поймать
другую форель, но на сей раз удача ему изменила. Он сумел было схватить
самку фунта в два весом, но рыбина в его руках ловко извернулась,
совершила в воздухе изящный кульбит и, шлепнувшись в воду, тотчас ушла
на глубину. Тарантио обсох, оделся и двинулся в путь - все выше и выше в
горы.
Воздух здесь был прореженный, в лицо хлестал ледяной ветер. Близилась
осень, не пройдет и двух месяцев, как выпадет первый снег. Тарантио
медленно и осторожно карабкался вверх по крутому склону, с опаской
пробираясь между крупных валунов, которыми была усеяна гора. Интересно,

лениво размышлял Тарантио, откуда здесь взялись все эти валуны - ведь
они явно не той же скальной породы, из которой состоит гора.
- Следы извержения, - пояснил Дейс. - Когда-то в прошлом здесь было
извержение вулкана. Гатьен много рассказывал о вулканах, да только ты не

слишком тогда интересовался геологией.
- Зато ты, помнится, просто обожал слушать о всяких там
землетрясениях и извержениях. Тебя всегда восхищали разрушение и смерт
ь.
- Смерть - это единственная в мире постоянная величина.
Наконец, когда солнце уже пустилось в долгий неспешный путь к западу,
Тарантио обнаружил среди скал небольшую лощину и устроился там на отдых.

Из густой травы выскочило несколько кроликов, и Тарантио удачным броско
м
ножа прикончил одного из них. Отыскав плоский камень, он освежевал и
выпотрошил тушку, отделив сердце и почки. Неподалеку протекал ручеек, и

на берегу его Тарантио отыскал заросли крапивы и скороды. Продолжив
поиски, он скоро обнаружил настоящее сокровище - дикий лук. Вернувшись
на стоянку, Тарантио развел костер и, когда пламя занялось как следует,
кинжалом срезал с березы два больших квадратных куска коры. С помощью
рогульки Тарантио подержал бересту над огнем, чтобы она нагрелась и
размягчилась. Из первого куска он ловко и умело свернул небольшую чашу,

но когда принялся за второй кусок, терпение ему изменило, и береста
треснула. Тарантио выругал себя и уже с удвоенной осторожностью срезал с

березы еще один кусок коры.
Наполнив первую чашу водой из ручья, он вернулся к огню, развел
второй костер и принялся размеренно подбрасывать в него хворост. Когда

образовалось достаточно углей, Тарантио поставил чашу на огонь и бросил

в воду горсть крапивных листьев, нарезанную кусками скороду и несколько

луковиц. На первом костре он поджарил кролика. Мясо оказалось жирное,
нежное, и Тарантио сразу съел половину тушки, а остатки бросил в кипящую

воду.
Здесь, высоко в горах, вода выкипала быстро, и Тарантио еще трижды
пришлось сбегать за ней к ручью. Он не опасался, что берестяная чаша
сгорит - главное, чтобы пламя не поднималось слишком высоко.
Внизу, в лагере наемников, Тарантио бросил пару превосходных медных
котелков и прочую утварь, накопленную за годы службы. Когда на лагерь
напали копейщики Карис, заботиться о личном имуществе было некогда.
Тарантио лег навзничь, неотрывно глядя в небо. Сейчас он уже с трудом
мог припомнить время, когда не приходилось воевать. Почти треть его
жизни прошла от сражения к сражению - то осаждаешь город, то обороняешь,
то атакуешь врага, то отбиваешь вражескую атаку.
Все эти свары между герцогами здесь, в холодном величии гор, казались
такими глупыми мелочами. Как, впрочем, и женские прелести - пускай даже
речь шла о Мириак. Дейс, конечно, был прав - Тарантио влюбился в нее и
часто думал о ней, вспоминал ее атласно-гладкую кожу, теплое пьянящее
дыхание. Не важно, что Мириак была куртизанкой, то есть шлюхой для
богачей. Тарантио знал, надеялся, чувствовал, что в глубине души она
совсем другая.
- Какой же ты неисправимый романтик, братец! Едва твоя красотка
услышит звон золотых монет, она тут же повалится на спину и раздвинет
ноги. И плевать ей, чье это будет золото - твое или нет.
- Ты же сам сказал, что она влюбилась в меня, - напомнил Тарантио.
- Ну да, я так и сказал - в мальчишку-девственника. Это ее и
привлекло. Очень скоро ты бы ей надоел.
- Ну, этого мы уже никогда не узнаем, верно?
Когда наступили сумерки, Тарантио съел похлебку. Варево получилось
недурное, сытное и пряное на вкус, но он сам испортил себе удовольствие,
некстати припомнив последнюю трапезу в лагере наемников - когда у него

еще была соль. Дейс помалкивал, за что Тарантио был ему несказанно
благодарен.
На следующее утро он двинулся дальше, по узким долинам, где густо
росли ольха, сосна и береза. Распогодилось, и в ясном небе сияло солнце,
зажигая белым пламенем заснеженные пики дальних гор.
Тарантио шел, стараясь не думать о битвах и войнах, - он вспоминал те
далекие мирные дни, когда жил у Гатьена, изучал древние летописи,
пытаясь отыскать хоть какой-то смысл в кровавой истории этих плодородны
х
земель. "Если все эти войны когда-нибудь закончатся, - подумал Тарантио,
- стану ученым".
В голове у него эхом отозвался насмешливый хохот Дейса.

ГЛАВА ВТОРАЯ

В трехстах милях северо-восточнее, в самом сердце недавно возникшей
каменистой пустыни стройный и гибкий светловолосый человек взбирался
на
вершину горы, которая некогда называлась Капритас. Его зеленый плащ был

истрепан и изорван, подошвы башмаков протерлись почти до дыр. Дуводас
Арфист стоял на вершине горы и боролся с приливом отчаяния и нестерпимой

боли. На его тонком лице и в мягких серо-зеленых глазах отражалась та же
печаль, которая терзала его душу. В этой земле не осталось ни капли
магии. Черные лысые скалы торчали повсюду, словно гнилые зубы, и
Дуводасу мерещилось, будто он забрался в чудовищную пасть самой смерти.

Там, где некогда царила красота, где зеленели леса, текли реки, нежились
под солнцем плодородные долины, - теперь не осталось ничего. Плоть земли

была содрана до костей, содрана незримой рукой, перед которой склонилась

бы и сама вечность. Четыре города эльдеров сгинули бесследно, и даже
ветер, шуршавший между бесплодных скал, не мог отыскать ни малейшего их

следа, ни единого намека на то, что они когда-то существовали. Ни
треснувшей чашки, ни детской куклы, ни могильной плиты.
Взгляд серо-зеленых глаз Дуводаса, скользя по ощеренным черным
скалам, остановился на Близнецах - так звались два высоких утеса, что
веками осеняли город Эльдериса.
Дети эльдеров, еще не достигшие зрелости, частенько забирались на
Визу - левый утес - и, преодолев восемь футов пустоты, перепрыгивали на
каменистую макушку соседнего Пазака. На склонах этих утесов с
незапамятных времен был насажен Зачарованный Сад, и в нем круглый год
росли самые прекрасные в мире цветы. Теперь и здесь был только мертвый
камень. Ни травинки не осталось на безжизненных черных склонах, и даже
память Дуводаса не в силах была их оживить. Дуводас выпрямился и вынул
из мешка за спиной маленькую арфу.
В этом черном пугающем запустении сама мысль о музыке казалась
греховной, но что еще оставалось у него, кроме музыки? Тонкие пальцы
Дуводаса пробежали по струнам, и печальная мелодия эхом отозвалась в
угрюмом нагромождении скал. Закрыв глаза, Дуводас пел песню об Элиде и
ее Любви к Лесному Королю, и голос его срывался, когда зазвучали
прощальные слова - Элида стоит у темной реки, глядя, как бездыханное
тело ее возлюбленного уносит в объятия вечности черная ладья ночи.
Музыка стихла. Дуводас убрал арфу в мешок и закинул его за спину.
Спустившись с горы, он вышел на бывшую лесную дорогу и проворно
зашагал к отдаленным равнинам. Восемь лет назад он шел той же дорогой,
но тогда его путь осеняли могучие ветви, солнечные пятна рассыпались под

его ногами, неумолчимo пела река. Воздух так и звенел от птичьих трелей,
и свежий аромат леса пьянил молодого путника не хуже, чем старое вино.
Теперь под ногами Дуводаса шуршала мертвая пыль, и ни единый звук не
нарушал могильную тишину.
Дуводас шел почти целый день, все время забирая к северо-востоку. Уже
в сумерки он увидел черную полосу земли - издалека она казалась дамбой,
безнадежно пытавшейся сдержать натиск пустынного моря. Полоса земли

пересекала дорогy, по которой шел Дуводас. Уже темнело, когда он подошел
к земляному валу и поднялся на его гребень. Здесь когда-то пролегала
северная граница земли эльдеров. Именно в этом месте, надежно укрытом
туманами и пологом эльдерской магии, Дуводас давней осенней ночью
пересек границу. Здесь по-прежнему росли дубы, но лишь одинокие деревья

- леса больше не было. Слишком много деревьев погибло от нехватки воды.
Дуводас надеялся, что, ощутив под ногами землю, почувствует себя
лучше - но ошибся. Запах травы, влажной от недавнего дождя, лишь острее
напоминал о безжизненной пустыне, которая осталась у него за спиной.
Дуводас брел среди редких дубов. Восемь лет назад он пришел в
деревню, процветавшую на плодородных берегах реки Круин. В отличие от
покрытых шерстью эльдеров, которые когда-то приютили и вырастили
Дуводаса, он сам мог без опаски жить среди людей, бывших своих
сородичей. Тем не менее денег у него не было ни гроша, а потому
встретили его в деревне неприветливо. Пришельцу не предложили ни место

для ночлега, ни даже миску похлебки. Крестьяне косились на него с
нескрываемым подозрением, а когда Дуводас предложил заплатить за ужин

пением, ему ответили, что музыки им не нужно.
Голодный и уставший, Дуводас побрел дальше.
Теперь он снова стоял на краю деревни. Заброшенные дома опустели,
широкое речное ложе пересохло и растрескалось.
Та же чудовищная сила, что содрала с гор плодородную почву, осушила
до капли полноводную реку. Без воды крестьянские поля были обречены. В
лунном свете Дуводас разглядел, что крестьяне вырыли множество колодце
в,
тщетно надеясь хоть так спасти урожай от гибели.
Он заночевал в заброшенной хижине, а с рассветом тронулся в путь,
припомнив о том, как добры были к нему когда-то охотник и его семейство
- их длинный приземистый дом стоял в лощине, на границе между лесом и
горами. Восемь лет назад Дуводас прибрел к их порогу мокрый и
несчастный, умиравший от голода и усталости. Когда громадный пес
бросился на него, зловеще ощерив зубы, Дуводас даже не успел ничего
предпринять. Ударом в грудь собака сбила его с ног, едва не вышибив дух.
Миг - и он уже валялся на земле, задыхаясь под тяжестью массивного тела,
вслушиваясь в глухое рычание. Потом прозвучал строгий оклик - и пес
неохотно отошел.
- Ты, верно, чужой в этих краях, друг мой, - услышал, как в тумане,
Дуводас. Сильная рука ухватила его за плечо и рывком подняла на ноги. В
лунном свете казалось, что волосы охотника мерцают стальным отливом, а

светло-серые глаза сияют серебром.
- Это правда, - пробормотал Дуводас, - я нездешний. Я... э-э...
бродячий певец, менестрель. Я бы с радостью спел вам песню или рассказал

историю в обмен на...
- Тебе не придется петь, - перебил его охотник. - Пойдем, у нас в
доме тепло и есть еда.
От этих воспоминаний Дуводас даже воспрял духом и прибавил шаг.
Вскоре после полудня он пришел к дому охотника. Дом выглядел таким же,
каким сохранился в памяти Дуводаса, - приземистым, длинным, крытым
дерном, вот только детская половина, пристроенная позже, потеряла свой

новый вид и почти ничем не отличалась от старой постройки. Дверь дома
была распахнута настежь.
Осторожно ступая по огородным грядкам, Дуводас подошел к дому. Внутри
было темно, но он услышал стон и обнаружил охотника - тот лежал, голый,
на полу у очага. Дуводас опустился рядом с ним на колени. Кожа у мужчины
была сухая и горячая, на шее, в подмышках и в паху чернели чумные
бубоны; один уже лопнул, залив кожу гноем и кровью. Поднявшись, Дуводас
пошел в дальние комнаты. В первой лежала в постели жена охотника; она
была без сознания, исхудавшее лицо больше походило на обтянутый кожей

череп. У нее тоже была чума. Дуводас прошел на детскую половину. Восемь
лет назад у четы был только один ребенок - мальчик девяти лет. Сейчас в
большой кровати лежали две маленькие девочки и младенец.
1 2 3 4 5 6 7