И вот поэт, по его словам, "увидя в окошко осень", сел в тележку и прискакал туда. Между прочим, поразительно мало изменилось в русских порядках и через три четверти века после смерти Пушкина. В 1898 году Ян Райнис, выдающийся латышский поэт, будет отправлен царским правительством из Рижской тюрьмы в ссылку, туда же, откуда мечтал вырваться Пушкин,- в тот же Псков.
В Пскове Пушкин нанес три визита и из них первый - врачу. Поэт говорил "с каким-то доктором-аматером", но он прекрасно знал, с каким. Не ведаем, разыгрывал ли Пушкин тяжело больного или просто щедро заплатил Всеволодову. Скорее всего, имело место и то, и другое. Врач подтвердил серьезность болезни настолько, что предписал пациенту не двигаться не только после, как об этом предупредил Руланд, но и до операции. А главное, Всеволодов согласился с пациентом: болезнь теперь настолько осложнилась, что операция невозможна в Пскове, хотя об этом и было высочайше повелено.
Второй визит Пушкина был к архиепископу Псковскому Евгению Казанцеву. Ссыльный поэт догадывался, что слежка идет и по этой линии. В связи с предстоящей аферой он решил явиться засвидетельствовать почтение и доказать благонравность мыслей на тот случай, если у начальства возникнут подозрения. Ему хотелось усыпить бдительность Казанцева, и, как Пушкину показалось, это удалось.
Наконец, третий и самый важный визит был к гражданскому губернатору Псковской губернии Борису фон Адеркасу, осуществлявшему надзор за поэтом по указанию губернатора Паулуччи и графа Нессельроде. Ссылаясь теперь не на свое самочувствие и желание, а на официальное лицо (псковского штаб-лекаря, что можно легко проверить), Пушкин объяснил Адеркасу: болезнь его осложнилась настолько, что ему грозит полная прикованность к постели, а затем и смерть.
Губернатор, по мнению Пушкина, оказался "весьма милостив", внимательно выслушал, посочувствовал и обещал выяснить мнение наверху, то есть в Петербурге. Губернатор предложил, кроме того, переправить в столицу стихи Пушкина, что тоже было, по мнению поэта, хорошим знаком (мы в этом сомневаемся). "...Итак погодим,- написал Пушкин Жуковскому,- авось ли царь что-нибудь решит в мою пользу". Тут же в Пскове Пушкин написал письмо Вяземскому, но сжег его. Скорей всего, в письме содержались подробности визитов и чересчур откровенные комментарии к тому, с какой целью эти визиты были сделаны. Он решил не рисковать.
Вернувшись к себе в имение в оптимистическом настроении и с надеждой на царскую доброту, Пушкин сочиняет прошение Александру I, которое можно считать вторым шагом в его Балтийском проекте. От прошения сохранился лишь черновик. Вняв просьбам друзей смирить гордыню и каяться, Пушкин стал вспоминать в письме, как началась его опала. Она была результатом необдуманных обмолвок и сочинения сатирических стихов. В Петербурге разнесся слух, что молодой поэт был высечен в Тайной канцелярии. Этот позор толкнул его на отчаянные поступки: дуэли, мысли о самоубийстве и, может быть, даже на мысль о покушении. Далее в письме стоит буква V и волнистая черта. Некоторые исследователи полагают, что Пушкин имел ввиду Votre MajestГй Ваше Величество. Разумеется, писал Пушкин, все это было лишь в воображении, великодушие и либерализм власти спасли его честь. С тех пор, добавлял он, "я смело утверждаю, что всегда, на словах и с пером в руках уважал особу Вашего Величества".
Объяснив царю, что он пишет ему с откровенностью, которая была бы невозможна по отношению ко всякому другому властителю в мире, Пушкин просил о великодушии: "Жизнь в Пскове, городе, который мне назначен, не может принести мне никакой помощи. Я умоляю Ваше Величество разрешить мне пребывание в одной из наших столиц или же назначить мне какую-нибудь местность в Европе, где я мог бы позаботиться о своем здоровье". Поэт стремился разжалобить государя, поставить его в такие условия, чтобы тот не мог отказать в столь простой просьбе. Назначить местность в Европе звучало великолепно. В Петербурге мать и влиятельные друзья, как он надеется, снова просят царя. Дирижер этого оркестра находится в Михайловском.
Он между тем передумал и это свое письмо царю не отправил. Еще недавно Пушкин считал прошение матери ошибкой, полагая, что государь может в этом усмотреть хитрость, уклончивость, упрямство нераскаявшегося преступника. Да и у болезни не было врачебных подтверждений. Ныне Пушкин хочет показать, что он раскаялся. К тому же болезнь грозит скорой смертью. Вот почему теперь уместно и матери обратиться к царю. На полях черновика письма Надежды Осиповны рукой приятеля Пушкина Соболевского сделана пометка: "Вероятно, сочинено А.Пушкиным". Это, однако, не доказано и не опровергнуто. Но поскольку сын был крайне недоволен предыдущим письмом матери, скорее всего, новое письмо Александру I могло быть отправлено только с его согласия.
"Ваше Величество!- пишет Надежда Осиповна Пушкина 27 ноября 1825 года.- Несчастная мать, проникнутая сознанием доброты и милосердия Вашего Величества, осмеливается еще раз припасть к стопам Своего Августейшего Монарха, повторяя свою покорнейшую просьбу. По сведениям, которые я только что получила, болезнь моего сына быстро развивается, псковские доктора отказались сделать необходимую ему операцию, и он вернулся в деревню, где находится без всякой помощи и где общее состояние его очень худо. Соблаговолите, Ваше Величество, разрешить ему выехать в другое место, где он смог бы найти более опытного врача, и простите матери, дрожащей за жизнь своего сына, что она вторично осмеливается взывать к Вашему милосердию. Только на груди отца своих подданных несчастная мать может выплакать свое горе, только от своего Государя, от безграничной его доброты смеет она ожидать избавления от своих тревог. С глубочайшим уважением остаюсь Вашего Императорского Величества нижайшая, покорнейшая и благодарнейшая из подданных Надежда Пушкина, урожденная Ганнибал".
Идея этого ходатайства долго обсуждалась друзьями поэта. Вяземский еще 11 июля 1825 года писал жене из Ревеля, где общался с отдыхавшим там у моря семейством Пушкиных: "Мать, кажется, еще просила государя, чтобы отпустили его в Ригу, где есть хороший доктор". Для того, чтобы письмо вернее дошло по назначению, мать написала другое письмо - начальнику Главного штаба генерал-фельдмаршалу Дибичу.
"Ваше Превосходительство! Сочувствие, которое Вы соблаговолили проявить ко мне, а также письмо, которым Вы почтили меня, дают мне смелость представить Вам мое нижайшее прошение Его Императорскому Величеству и умолять Ваше Превосходительство еще раз представительствовать за меня. Моему несчастному сыну не было оказано никакой помощи в Пскове; врачи решили, что болезнь его слишком запущена для того, чтобы они могли взять на себя сделать операцию. Я не хочу распространяться, сердце мое переполнено, но поверьте, генерал, что благодарность матери больше всего того, что можно выразить, и эту благодарность Вам я сохраню на всю жизнь и буду счастлива выразить ее Вам лично, так же как и чувство почтительного уважения, с которым имею честь оставаться. Вашего Превосходительства нижайшая и преданнейшая Надежда Пушкина".
Однако, отправляя эти письма из Москвы, мать не знала, что царя уже в живых не было.
Между тем, как бы в дополнение ко всем этим прошениям, Пушкин подготовил свою литературную работу. Жуковский не раз призывал его доказать свою лояльность творчеством и тем завоевать расположение императора. Теперь Пушкин спешно заканчивал "Бориса Годунова". К началу ноября драма была готова. Пьеса, мог думать Пушкин, покажет царю, что от легкомысленности поэта не осталось и следа, он стал серьезным писателем, к тому же историческим, а значит, неопасным для власти, и его можно спокойно отпустить за границу. Друзьям станет легче хлопотать за него, когда можно будет сослаться на созданное поэтом для пользы отечества: "пусть трагедия искупит меня".
Кстати, у Пушкина мог быть еще один предлог проситься в Прибалтику, и значительно более достоверный. Предок его Абрам Ганнибал после смерти Петра Великого много лет прослужил обер-комендантом города Ревеля. Пушкин писал, что хочет добраться до ганнибаловских бумаг. Он мог бы присовокупить ходатайство о разрешении собирать там исторические материалы.
Наиболее влиятельным друзьям в этом новом сражении за выезд Пушкин отводил роль тяжелой артиллерии. Используя связи с крупными должностными лицами, они могли привести в действие прошение поэта, а теперь драматурга и историографа доромановского правления (в котором, с точки зрения сегодняшней царствующей фамилии, могли быть упомянуты и слабости). Пушкин надеялся не только на друзей, но и на человечность царя, что немедленно отразилось в его стихах.
Ура, наш царь! так! выпьем за царя...
Он человек! им властвует мгновенье.
Он раб молвы, сомнений и страстей.
Простим ему неправое гоненье:
Он взял Париж, он основал Лицей.
Простив царю преследование, он надеется получить ответное прощение. Остается ждать да учить английский. "Мне нужен английский язык - и вот одна из невыгод моей ссылки: не имею способов учиться, пока пора. Грех гонителям моим!" - пишет он Вяземскому.
Верит ли Пушкин в возможность того, что его выпустят официально? По-видимому, он надеется, хотя и сомневается, ибо параллельно с официальным вариантом продолжается прощупывание возможностей бегства. В переписке с Алексеем Вульфом, находящимся в Дерпте, Пушкин снова переходит на условный зашифрованный язык и просит ускорить выяснение вопросов, о которых они договаривались: "О коляске моей осмеливаюсь принести вам нижайшую просьбу. Если (что может случиться) деньги у вас есть, то прикажите, наняв лошадей, отправить ее в Опочку, если же (что также случается) денег нет - то напишите, сколько их будет нужно.- На всякий случай поспешим, пока дороги не испортились". Не все ясно в этой тайнописи, но главные пункты таковы: надо ехать (коляска, которую Пушкин будто бы посылал за Мойером); сколько денег нужно для того, чтобы организовать побег, просьба ускорить дело.
Он живет напряженным ожиданием весь ноябрь, не ведая, что 19 числа в Таганроге умер Александр I. Такого оборота событий Пушкин никак не ждал. В Петербурге известие было получено 27 ноября. Пушкин услышал о смерти царя еще через три дня. В это время до Парижа дошла весть о том, что Пушкину позволили съездить в Псков для лечения. Об этом Николай Тургенев написал в Дрезден Чаадаеву, который рассчитывал встретить Пушкина в Европе, чтобы вместе путешествовать.
Глава шестая.
"ЧТО МНЕ В РОССИИ ДЕЛАТЬ?"
Если брать, так брать - не то, что и совести марать - ради Бога, не просить у царя позволения мне жить в Опочке или в Риге; черт ли в них? а просить или о въезде в столицу, или о чужих краях. В столицу хочется мне для вас, друзья мои,- хочется с вами еще перед смертию поврать; но, конечно, благоразумнее бы отправиться за море. Что мне в России делать?
Пушкин - Плетневу, 4-6 декабря 1825.
Надежды рухнули - надежды возникли. Едва услышав, что какой-то солдат, приехавший из Петербурга, рассказывал в Новоржеве о смерти Александра I, для проверки слуха Пушкин немедленно посылает в Новоржев кучера Петра. Петр вернулся на следующий день, подтвердив слухи и даже привезя новость: присягу принял новый царь Константин Павлович. Первая мысль Пушкина была о том, что проблемы его решались сами собой. Коронация значила амнистию почти автоматически. Старые планы теряли свой смысл. Желание ехать в Петербург возникло у него немедленно, и мы имеем соответствующий архивный документ.
Билетъ
Сей данъ села Тригорскаго людямъ: Алексею Хохлову росту 2 арш. 4 вер., волосы темно-русыя, глаза голубыя, бороду бреетъ, летъ 29, да Архипу Курочкину росту 2 ар. 3 1/2 в., волосы светло-русыя, брови густыя, глазом кривъ, рябъ, летъ 45, в удостоверение, что они точно посланы отъ меня в С.Петербургъ по собственнымъ моимъ надобностямъ и потому прошу господъ командующих на заставах чинить им свободный пропускъ. Сего 1825 года, Ноября 29 дня, село Тригорское, что в Опоческом уезде.
Статская советница Прасковья Осипова.
Текст этой фиктивной подорожной написан самим Пушкиным, подпись Осиповой подделана им же, поставлена его печать. Сочинив бумагу, поэт отправился в Тригорское, собираясь либо уговорить соседку изготовить подлинник по образцу, либо предупредить на всякий случай.
Крепостной Алексей Хохлов - это он сам, только возраст себе прибавил для конспирации. Кстати, из трех известных нам указаний на рост поэта (брат Лев говорил, что 2 аршина 5 вершков с небольшим, а художник Григорий Чернецов - 2 аршина и 5 1/2 вершков) рост, указанный самим Пушкиным, думается, наиболее точный: рост был для жандармов первым фактором установления личности. Таким образом, рост Пушкина был 157,8 сантиметра (считая на этот раз без каблуков, ибо крестьянин должен был ехать в лаптях). Годы он себе прибавил, справедливо полагая, что выглядит старше своих лет.
Второе лицо, упомянутое в подорожной, садовник из Михайловского Архип Курочкин. Возможно, Пушкин хотел, воспользовавшись неразберихой, появиться в Петербурге ненадолго - поговорить с друзьями с глазу на глаз, выяснить обстановку и использовать перемену власти для обретения свободы.
Дата в документе (может, чтобы спешка не показалась подозрительной) сдвинута Пушкиным назад: похоже, выехали они 1 или 2 декабря. По другим данным, он выехал 10 декабря. И.А.Новиков в уже упомянутом сочинении полагает: Пушкин рассчитывал на обещание Горчакова нелегально достать ему заграничный паспорт, если поэт окажется в Петербурге. "Так все пути к отступлению были отрезаны,- пишет Новиков.- Он волновался не только близким свиданием с Керн. Он вспоминал и Горчакова: мог бы не говорить, но если сказал, так и сделает. Но он ясно представил, что покидает Россию как будто привычная мысль,- и все же холодок пробежал по спине". Архип уложил в дорожный чемодан барина мужицкий наряд.
Пушкин ехал в Петербург, выбрав не основную дорогу. И чем дольше ехал, тем авантюрней, бессмысленней и опасней казался ему собственный замысел. Если трудно было скрыться в Дерпте, то уж в Петербурге его всякая собака узнает.
А завтра же до короля дойдет,
Что Дон Гуан из ссылки самовольно
В Мадрит явился,- что тогда, скажите,
Он с вами сделает?
Это ведь Пушкин писал о себе, только позже.
Военные, гвардия, охрана, спецслужбы - все сейчас начеку в связи с переменой власти, дабы не возникли беспорядки. В Пскове тоже сразу хватятся. Да и как смогут приятели помочь, когда еще ничего не ясно? Словом, там только себе навредишь. После такого самоуправства опять по-хорошему за границу не отпустят. А вполне вероятно, что это в скором времени удастся само собой.
Примерно так, нам кажется, думал Пушкин, не ведая, что в Петербурге хаос и не до михайловского ссыльного: не ясно, какому царю присягать, переписка между Николаем и Константином, междуцарствие. Не отъехав далеко, поэт вдруг велел Курочкину поворачивать назад. Потом уже несколько человек, наверно, рассказывали, что Пушкин вернулся, так как дорогу им перебежал заяц, а это была дурная примета. Кроме того, навстречу шел священник. Детали приводятся разные, но Пушкин вернулся не из-за плохих примет, хотя приметам верил, а по логическому рассуждению и удивительной способности предвидеть опасности - дару, который его не раз выручал.
В нашем рассуждении повторены соображения биографа Пушкина Анненкова, который считал, что основную роль в решении возвратиться сыграли не приметы, а осмотрительность поэта. По меткому замечанию Ю.Айхенвальда, в Пушкине всегда был "голос осторожности". То, что он возвратился в Михайловское, его спасло: до восстания декабристов оставались считанные дни, и ссыльный поэт оказался бы в самом пекле.
Судя по воспоминаниям Соболевского, Пушкин, не подозревая о попытке переворота, собирался приехать и спрятаться на квартире Рылеева, который светской жизни не вел. Но окажись Пушкин в доме одного из основных заговорщиков, да еще нелегально, его бы наверняка посадили в Петропавловскую крепость и подвергли изнурительным допросам. Так что не известно, чем бы все кончилось.
За несколько часов до того, как Пушкин узнал о смерти Александра Павловича, он писал А.Бестужеву: "...надоела мне печать... поэмы мои скоро выйдут. И они мне надоели...". Теперь происходившее могло настроить его на сдержанный оптимизм. Не случайно Анненков жизнь Пушкина до 1826 года называет Александровским периодом. Пушкин понимал, что со смертью Александра закончилась целая историческая эпоха. Поэт вполне мог рассчитывать на изменение всего политического курса империи.
Новая эпоха началась с чеканки новых серебряных рублей с изображением императора Константина. Тот еще не взошел на престол, но уже возникли иллюзии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
В Пскове Пушкин нанес три визита и из них первый - врачу. Поэт говорил "с каким-то доктором-аматером", но он прекрасно знал, с каким. Не ведаем, разыгрывал ли Пушкин тяжело больного или просто щедро заплатил Всеволодову. Скорее всего, имело место и то, и другое. Врач подтвердил серьезность болезни настолько, что предписал пациенту не двигаться не только после, как об этом предупредил Руланд, но и до операции. А главное, Всеволодов согласился с пациентом: болезнь теперь настолько осложнилась, что операция невозможна в Пскове, хотя об этом и было высочайше повелено.
Второй визит Пушкина был к архиепископу Псковскому Евгению Казанцеву. Ссыльный поэт догадывался, что слежка идет и по этой линии. В связи с предстоящей аферой он решил явиться засвидетельствовать почтение и доказать благонравность мыслей на тот случай, если у начальства возникнут подозрения. Ему хотелось усыпить бдительность Казанцева, и, как Пушкину показалось, это удалось.
Наконец, третий и самый важный визит был к гражданскому губернатору Псковской губернии Борису фон Адеркасу, осуществлявшему надзор за поэтом по указанию губернатора Паулуччи и графа Нессельроде. Ссылаясь теперь не на свое самочувствие и желание, а на официальное лицо (псковского штаб-лекаря, что можно легко проверить), Пушкин объяснил Адеркасу: болезнь его осложнилась настолько, что ему грозит полная прикованность к постели, а затем и смерть.
Губернатор, по мнению Пушкина, оказался "весьма милостив", внимательно выслушал, посочувствовал и обещал выяснить мнение наверху, то есть в Петербурге. Губернатор предложил, кроме того, переправить в столицу стихи Пушкина, что тоже было, по мнению поэта, хорошим знаком (мы в этом сомневаемся). "...Итак погодим,- написал Пушкин Жуковскому,- авось ли царь что-нибудь решит в мою пользу". Тут же в Пскове Пушкин написал письмо Вяземскому, но сжег его. Скорей всего, в письме содержались подробности визитов и чересчур откровенные комментарии к тому, с какой целью эти визиты были сделаны. Он решил не рисковать.
Вернувшись к себе в имение в оптимистическом настроении и с надеждой на царскую доброту, Пушкин сочиняет прошение Александру I, которое можно считать вторым шагом в его Балтийском проекте. От прошения сохранился лишь черновик. Вняв просьбам друзей смирить гордыню и каяться, Пушкин стал вспоминать в письме, как началась его опала. Она была результатом необдуманных обмолвок и сочинения сатирических стихов. В Петербурге разнесся слух, что молодой поэт был высечен в Тайной канцелярии. Этот позор толкнул его на отчаянные поступки: дуэли, мысли о самоубийстве и, может быть, даже на мысль о покушении. Далее в письме стоит буква V и волнистая черта. Некоторые исследователи полагают, что Пушкин имел ввиду Votre MajestГй Ваше Величество. Разумеется, писал Пушкин, все это было лишь в воображении, великодушие и либерализм власти спасли его честь. С тех пор, добавлял он, "я смело утверждаю, что всегда, на словах и с пером в руках уважал особу Вашего Величества".
Объяснив царю, что он пишет ему с откровенностью, которая была бы невозможна по отношению ко всякому другому властителю в мире, Пушкин просил о великодушии: "Жизнь в Пскове, городе, который мне назначен, не может принести мне никакой помощи. Я умоляю Ваше Величество разрешить мне пребывание в одной из наших столиц или же назначить мне какую-нибудь местность в Европе, где я мог бы позаботиться о своем здоровье". Поэт стремился разжалобить государя, поставить его в такие условия, чтобы тот не мог отказать в столь простой просьбе. Назначить местность в Европе звучало великолепно. В Петербурге мать и влиятельные друзья, как он надеется, снова просят царя. Дирижер этого оркестра находится в Михайловском.
Он между тем передумал и это свое письмо царю не отправил. Еще недавно Пушкин считал прошение матери ошибкой, полагая, что государь может в этом усмотреть хитрость, уклончивость, упрямство нераскаявшегося преступника. Да и у болезни не было врачебных подтверждений. Ныне Пушкин хочет показать, что он раскаялся. К тому же болезнь грозит скорой смертью. Вот почему теперь уместно и матери обратиться к царю. На полях черновика письма Надежды Осиповны рукой приятеля Пушкина Соболевского сделана пометка: "Вероятно, сочинено А.Пушкиным". Это, однако, не доказано и не опровергнуто. Но поскольку сын был крайне недоволен предыдущим письмом матери, скорее всего, новое письмо Александру I могло быть отправлено только с его согласия.
"Ваше Величество!- пишет Надежда Осиповна Пушкина 27 ноября 1825 года.- Несчастная мать, проникнутая сознанием доброты и милосердия Вашего Величества, осмеливается еще раз припасть к стопам Своего Августейшего Монарха, повторяя свою покорнейшую просьбу. По сведениям, которые я только что получила, болезнь моего сына быстро развивается, псковские доктора отказались сделать необходимую ему операцию, и он вернулся в деревню, где находится без всякой помощи и где общее состояние его очень худо. Соблаговолите, Ваше Величество, разрешить ему выехать в другое место, где он смог бы найти более опытного врача, и простите матери, дрожащей за жизнь своего сына, что она вторично осмеливается взывать к Вашему милосердию. Только на груди отца своих подданных несчастная мать может выплакать свое горе, только от своего Государя, от безграничной его доброты смеет она ожидать избавления от своих тревог. С глубочайшим уважением остаюсь Вашего Императорского Величества нижайшая, покорнейшая и благодарнейшая из подданных Надежда Пушкина, урожденная Ганнибал".
Идея этого ходатайства долго обсуждалась друзьями поэта. Вяземский еще 11 июля 1825 года писал жене из Ревеля, где общался с отдыхавшим там у моря семейством Пушкиных: "Мать, кажется, еще просила государя, чтобы отпустили его в Ригу, где есть хороший доктор". Для того, чтобы письмо вернее дошло по назначению, мать написала другое письмо - начальнику Главного штаба генерал-фельдмаршалу Дибичу.
"Ваше Превосходительство! Сочувствие, которое Вы соблаговолили проявить ко мне, а также письмо, которым Вы почтили меня, дают мне смелость представить Вам мое нижайшее прошение Его Императорскому Величеству и умолять Ваше Превосходительство еще раз представительствовать за меня. Моему несчастному сыну не было оказано никакой помощи в Пскове; врачи решили, что болезнь его слишком запущена для того, чтобы они могли взять на себя сделать операцию. Я не хочу распространяться, сердце мое переполнено, но поверьте, генерал, что благодарность матери больше всего того, что можно выразить, и эту благодарность Вам я сохраню на всю жизнь и буду счастлива выразить ее Вам лично, так же как и чувство почтительного уважения, с которым имею честь оставаться. Вашего Превосходительства нижайшая и преданнейшая Надежда Пушкина".
Однако, отправляя эти письма из Москвы, мать не знала, что царя уже в живых не было.
Между тем, как бы в дополнение ко всем этим прошениям, Пушкин подготовил свою литературную работу. Жуковский не раз призывал его доказать свою лояльность творчеством и тем завоевать расположение императора. Теперь Пушкин спешно заканчивал "Бориса Годунова". К началу ноября драма была готова. Пьеса, мог думать Пушкин, покажет царю, что от легкомысленности поэта не осталось и следа, он стал серьезным писателем, к тому же историческим, а значит, неопасным для власти, и его можно спокойно отпустить за границу. Друзьям станет легче хлопотать за него, когда можно будет сослаться на созданное поэтом для пользы отечества: "пусть трагедия искупит меня".
Кстати, у Пушкина мог быть еще один предлог проситься в Прибалтику, и значительно более достоверный. Предок его Абрам Ганнибал после смерти Петра Великого много лет прослужил обер-комендантом города Ревеля. Пушкин писал, что хочет добраться до ганнибаловских бумаг. Он мог бы присовокупить ходатайство о разрешении собирать там исторические материалы.
Наиболее влиятельным друзьям в этом новом сражении за выезд Пушкин отводил роль тяжелой артиллерии. Используя связи с крупными должностными лицами, они могли привести в действие прошение поэта, а теперь драматурга и историографа доромановского правления (в котором, с точки зрения сегодняшней царствующей фамилии, могли быть упомянуты и слабости). Пушкин надеялся не только на друзей, но и на человечность царя, что немедленно отразилось в его стихах.
Ура, наш царь! так! выпьем за царя...
Он человек! им властвует мгновенье.
Он раб молвы, сомнений и страстей.
Простим ему неправое гоненье:
Он взял Париж, он основал Лицей.
Простив царю преследование, он надеется получить ответное прощение. Остается ждать да учить английский. "Мне нужен английский язык - и вот одна из невыгод моей ссылки: не имею способов учиться, пока пора. Грех гонителям моим!" - пишет он Вяземскому.
Верит ли Пушкин в возможность того, что его выпустят официально? По-видимому, он надеется, хотя и сомневается, ибо параллельно с официальным вариантом продолжается прощупывание возможностей бегства. В переписке с Алексеем Вульфом, находящимся в Дерпте, Пушкин снова переходит на условный зашифрованный язык и просит ускорить выяснение вопросов, о которых они договаривались: "О коляске моей осмеливаюсь принести вам нижайшую просьбу. Если (что может случиться) деньги у вас есть, то прикажите, наняв лошадей, отправить ее в Опочку, если же (что также случается) денег нет - то напишите, сколько их будет нужно.- На всякий случай поспешим, пока дороги не испортились". Не все ясно в этой тайнописи, но главные пункты таковы: надо ехать (коляска, которую Пушкин будто бы посылал за Мойером); сколько денег нужно для того, чтобы организовать побег, просьба ускорить дело.
Он живет напряженным ожиданием весь ноябрь, не ведая, что 19 числа в Таганроге умер Александр I. Такого оборота событий Пушкин никак не ждал. В Петербурге известие было получено 27 ноября. Пушкин услышал о смерти царя еще через три дня. В это время до Парижа дошла весть о том, что Пушкину позволили съездить в Псков для лечения. Об этом Николай Тургенев написал в Дрезден Чаадаеву, который рассчитывал встретить Пушкина в Европе, чтобы вместе путешествовать.
Глава шестая.
"ЧТО МНЕ В РОССИИ ДЕЛАТЬ?"
Если брать, так брать - не то, что и совести марать - ради Бога, не просить у царя позволения мне жить в Опочке или в Риге; черт ли в них? а просить или о въезде в столицу, или о чужих краях. В столицу хочется мне для вас, друзья мои,- хочется с вами еще перед смертию поврать; но, конечно, благоразумнее бы отправиться за море. Что мне в России делать?
Пушкин - Плетневу, 4-6 декабря 1825.
Надежды рухнули - надежды возникли. Едва услышав, что какой-то солдат, приехавший из Петербурга, рассказывал в Новоржеве о смерти Александра I, для проверки слуха Пушкин немедленно посылает в Новоржев кучера Петра. Петр вернулся на следующий день, подтвердив слухи и даже привезя новость: присягу принял новый царь Константин Павлович. Первая мысль Пушкина была о том, что проблемы его решались сами собой. Коронация значила амнистию почти автоматически. Старые планы теряли свой смысл. Желание ехать в Петербург возникло у него немедленно, и мы имеем соответствующий архивный документ.
Билетъ
Сей данъ села Тригорскаго людямъ: Алексею Хохлову росту 2 арш. 4 вер., волосы темно-русыя, глаза голубыя, бороду бреетъ, летъ 29, да Архипу Курочкину росту 2 ар. 3 1/2 в., волосы светло-русыя, брови густыя, глазом кривъ, рябъ, летъ 45, в удостоверение, что они точно посланы отъ меня в С.Петербургъ по собственнымъ моимъ надобностямъ и потому прошу господъ командующих на заставах чинить им свободный пропускъ. Сего 1825 года, Ноября 29 дня, село Тригорское, что в Опоческом уезде.
Статская советница Прасковья Осипова.
Текст этой фиктивной подорожной написан самим Пушкиным, подпись Осиповой подделана им же, поставлена его печать. Сочинив бумагу, поэт отправился в Тригорское, собираясь либо уговорить соседку изготовить подлинник по образцу, либо предупредить на всякий случай.
Крепостной Алексей Хохлов - это он сам, только возраст себе прибавил для конспирации. Кстати, из трех известных нам указаний на рост поэта (брат Лев говорил, что 2 аршина 5 вершков с небольшим, а художник Григорий Чернецов - 2 аршина и 5 1/2 вершков) рост, указанный самим Пушкиным, думается, наиболее точный: рост был для жандармов первым фактором установления личности. Таким образом, рост Пушкина был 157,8 сантиметра (считая на этот раз без каблуков, ибо крестьянин должен был ехать в лаптях). Годы он себе прибавил, справедливо полагая, что выглядит старше своих лет.
Второе лицо, упомянутое в подорожной, садовник из Михайловского Архип Курочкин. Возможно, Пушкин хотел, воспользовавшись неразберихой, появиться в Петербурге ненадолго - поговорить с друзьями с глазу на глаз, выяснить обстановку и использовать перемену власти для обретения свободы.
Дата в документе (может, чтобы спешка не показалась подозрительной) сдвинута Пушкиным назад: похоже, выехали они 1 или 2 декабря. По другим данным, он выехал 10 декабря. И.А.Новиков в уже упомянутом сочинении полагает: Пушкин рассчитывал на обещание Горчакова нелегально достать ему заграничный паспорт, если поэт окажется в Петербурге. "Так все пути к отступлению были отрезаны,- пишет Новиков.- Он волновался не только близким свиданием с Керн. Он вспоминал и Горчакова: мог бы не говорить, но если сказал, так и сделает. Но он ясно представил, что покидает Россию как будто привычная мысль,- и все же холодок пробежал по спине". Архип уложил в дорожный чемодан барина мужицкий наряд.
Пушкин ехал в Петербург, выбрав не основную дорогу. И чем дольше ехал, тем авантюрней, бессмысленней и опасней казался ему собственный замысел. Если трудно было скрыться в Дерпте, то уж в Петербурге его всякая собака узнает.
А завтра же до короля дойдет,
Что Дон Гуан из ссылки самовольно
В Мадрит явился,- что тогда, скажите,
Он с вами сделает?
Это ведь Пушкин писал о себе, только позже.
Военные, гвардия, охрана, спецслужбы - все сейчас начеку в связи с переменой власти, дабы не возникли беспорядки. В Пскове тоже сразу хватятся. Да и как смогут приятели помочь, когда еще ничего не ясно? Словом, там только себе навредишь. После такого самоуправства опять по-хорошему за границу не отпустят. А вполне вероятно, что это в скором времени удастся само собой.
Примерно так, нам кажется, думал Пушкин, не ведая, что в Петербурге хаос и не до михайловского ссыльного: не ясно, какому царю присягать, переписка между Николаем и Константином, междуцарствие. Не отъехав далеко, поэт вдруг велел Курочкину поворачивать назад. Потом уже несколько человек, наверно, рассказывали, что Пушкин вернулся, так как дорогу им перебежал заяц, а это была дурная примета. Кроме того, навстречу шел священник. Детали приводятся разные, но Пушкин вернулся не из-за плохих примет, хотя приметам верил, а по логическому рассуждению и удивительной способности предвидеть опасности - дару, который его не раз выручал.
В нашем рассуждении повторены соображения биографа Пушкина Анненкова, который считал, что основную роль в решении возвратиться сыграли не приметы, а осмотрительность поэта. По меткому замечанию Ю.Айхенвальда, в Пушкине всегда был "голос осторожности". То, что он возвратился в Михайловское, его спасло: до восстания декабристов оставались считанные дни, и ссыльный поэт оказался бы в самом пекле.
Судя по воспоминаниям Соболевского, Пушкин, не подозревая о попытке переворота, собирался приехать и спрятаться на квартире Рылеева, который светской жизни не вел. Но окажись Пушкин в доме одного из основных заговорщиков, да еще нелегально, его бы наверняка посадили в Петропавловскую крепость и подвергли изнурительным допросам. Так что не известно, чем бы все кончилось.
За несколько часов до того, как Пушкин узнал о смерти Александра Павловича, он писал А.Бестужеву: "...надоела мне печать... поэмы мои скоро выйдут. И они мне надоели...". Теперь происходившее могло настроить его на сдержанный оптимизм. Не случайно Анненков жизнь Пушкина до 1826 года называет Александровским периодом. Пушкин понимал, что со смертью Александра закончилась целая историческая эпоха. Поэт вполне мог рассчитывать на изменение всего политического курса империи.
Новая эпоха началась с чеканки новых серебряных рублей с изображением императора Константина. Тот еще не взошел на престол, но уже возникли иллюзии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26