— Ты думай, что говоришь! — возмутился Макс. — Какие мы террористы?
— Дорогой друг, я ведь уже говорил, что ты страдаешь главной болезнью революционных ораторов: обращаешь слишком много внимания на слова и забываешь, что факты от этого не меняются.
— И что теперь делать? — спросила Софья. Слава немного подумал и выдал такой ответ:
— Теперь уже ничего. Назвался инопланетянином — полезай в тарелку. Летающую, — уточнил он, после чего, повернувшись к Виктору с Игорьком, поинтересовался: — Вы можете вырубить спутник CNN на пару часов?
— Запросто, — ответствовал Виктор, а Игорь добавил:
— Мы еще не то можем.
— Что именно «не то»? — спросил Слава.
— А что угодно. Порнуху по нему пустить. Или, к примеру, речь революционного оратора Макса.
— Макс по-иностранному не говорит, а по-русски его не поймут, — отверг вторую идею бывалый моряк, зато к первой отнесся благосклонно: — А насчет порнухи мысль интересная.
— Ничего в ней нет интересного! — заявил Макс. — Если мы так поступим, то только дискредитируем себя.
— Прежде всего мы дискредитируем CNN и заставим телевизионщиков нас бояться. Представляете, сколько разъяренных домохозяек откажутся смотреть сиэнэновский канал и сколько рекламодателей он на этом потеряет!
Представить это «центаврийцы» не могли, так как плохо ориентировались в телевизионных пристрастиях европейских домохозяек. Однако тон Славы показался им убедительным, и все высказались за демонстрацию порнографии. Макс не ожидал такого единодушия против него пошел даже ближайший друг Игорь. Власть в команде самым явственным образом уплывала из рук революционного оратора.
— Ладно, с этим решили, — сказал Слава. — Только сначала надо послать еще одно письмецо, где доступно объяснить, что так будет со всеми, кто покусится… Короче, кто не выполнит наши требования, пусть пеняет на себя.
— Письмо за той же подписью? — уточнил Виктор.
— А за какой же еще? Если мы будем подписи менять как перчатки, то нас вообще никто всерьез принимать не станет.
— А так, по-твоему, станут? — огрызнулся Макс.
— Обязательно. О том, что неизвестные отключили их спутник, CNN не промолчит. И о нашем письме вспомнит непременно.
— А если у них государственный запрет на такую информацию? — спросила Софья. — Может, они поэтому и не передали наше письмо.
— Ты не путай их с нами. Тамошние журналисты плевать хотели на государственные запреты. Главное — ухватить за хвост сенсацию и первым выдать ее в эфир. Нет, с этим ясно. Клюнут как миленькие. Меня другое волнует.
— Что?
— Понимаешь, нам придется расширять команду. Чтобы вести корабль, надо больше народу.
— Сколько?
— Ну, не так чтоб очень много, но хотя бы человек двадцать. Если набирать команду обычным путем, то нам обязательно подсадят стукача. А то и целую группу захвата. На корабле должны быть только свои, и нам надо придумать, как завербовать людей втемную. Чтобы они не знали, чем мы занимаемся и даже кто мы такие, но были готовы выполнить любой наш приказ.
— Элементарно, — сказала Софья. — Надо подать в рекламные газеты объявление: «Приглашаем людей, знакомых с морским делом и не боящихся опасности, на высокооплачиваемую работу». Набегут как миленькие.
— И что мы будем с ними делать? — спросил Макс.
— У тебя есть другие предложения? — поинтересовалась Соня.
— Я вообще против затеи с кораблем.
— Понятно, — сказал Слава. — Баба Яга всегда против. Если будут конструктивные предложения, дай знать. I
— Надо будет положить этим ребятам оклад и чем-нибудь их занять, — продолжила свою мысль Софья. Появляться перед ними можно в гриме — усы, борода, парик и всякое такое. А еще лучше нанять одного посредника и общаться с командой через него. И волки целы, и овцы сыты.
— И откуда ты взялась такая умная? — деланно удивился Макс.
— Мама родила. От соседа дяди Васи, который работал в КГБ, — уточнила Соня, и все расхохотались.
27
Сосед Сониной мамы не работал в КГБ, зато брат Игорька Демидова там сидел. И хотя контора называлась теперь не Комитетом государственной безопасности СССР, а Федеральной службой безопасности России, Лефортово от этого ничуть не изменилось.
История грехопадения Васи Демидова в изложении начальника НТО Службы внешней разведки Светлицына была крайне неполна. На самом деле Вася не только продал подпольным клепателям компакт-дисков взломанные базы данных ФСБ, но еще и создал свою собственную базу данных из ворованной информации. Ее Вася собирался использовать для шантажа членов российского правительства, которое — как и все предыдущие российские правительства — погрязло в коррупции, очковтирательстве и интригах.
Хороший знакомый Васи — Макс Веретенников, узнав об этой базе данных, сходу составил программу свержения либерального правительства с помощью этой горы компромата, с последующей окончательной и бесповоротной дискредитацией либерализма и демократии и установлением новой диктатуры народа. Выслушав все это внимательно, Вася ответил Максу так:
— А иди ты со своей политикой. Мне деньги нужны.
Этим он навсегда отвратил от себя героического борца за народную диктатуру, ибо стяжателей Макс Веретенников от всей души презирал.
Вместе с тем Макс продолжал тесно общаться с Васиным братом Игорем, поскольку тот склонности к стяжательству не проявлял и слушал революционные проповеди Макса, открыв рот. Сын за отца не отвечает, а уж младший брат за старшего — тем более.
На следствии Вася ни словом про Макса не обмолвился. Ему и так шили государственную измену в форме сбора и передачи за границу секретной информации государственного значения (диски-то делались в Болгарии) — так зачем ему навешивать на себя еще и планы захвата власти? К тому же адвокат успокаивал Васю, уверяя, что все эпизоды шпионажа на суде как пить дать развалятся, поскольку гэбисты не смогут доказать умысла причинить некий ущерб Российскому государству. Так что кончится все легкой 272-й статьей — неправомерный доступ к компьютерной информации — и посадят Васю годика на два с отбыванием в колонии общего режима. Два года или двадцать за государственную измену — разница ощутимая. Так что Вася берег Макса от следствия, как самую страшную государственную тайну.
Братика Васиного, правда, на допросы потаскали, но тот прикинулся наивным мальчиком, который испытал жуткий шок, когда узнал, чем занимался его брат. Игорек и выглядел именно так — словно он все время витает в облаках и каждое возвращение на землю повергает его в шок. Это не мешало ему добывать для Макса в Интернете то схему атомной бомбы, то пособие по приготовлению взрывчатки на дому, то новейшие алгоритмы взлома сетевой защиты. И в конце концов не помешало стать «негром» для рутинной работы при особе компьютерного гения Виктора Альтмана. Виктор разрабатывал концепции, а Игорек оттачивал детали — и кончилось все похищением «Янг Игла».
Про это похищение Вася ничего не знал. Когда друзья его братишки украли спутник, он уже два месяца как сидел в Лефортове.
Неизвестно, на какие рычаги надавил полковник Еременко, но только разрешение использовать подследственного Демидова в своей операции он получил. А подследственный Демидов сразу же согласился в ней участвовать, едва услышал, что за это с него будут сняты обвинения в шпионаже, а дело о неправомерном доступе к компьютерной информации будет представлено таким манером, что его осудят условно.
А когда уже в одной из аппаратных СВР полковник Еременко рассказал Васе о похищенном спутнике и о том, что сейчас «Янг Игл» скорее всего находится в руках ГРУ, хакер ни на йоту не усомнился в его словах. У него не мелькнуло даже тени подозрения, что похитителями могут оказаться его брат со своими друзьями, включая Макса. Слишком несоизмеримы были масштабы.
Где Макс — а где спутник. Как от Земли до Луны.
28
Каждый конгрессмен представляет на вершине власти часть народа Соединенных Штатов. В силу этого никакие барьеры секретности для конгрессмена не помеха. Член высшего законодательного органа вправе знать даже то, что его избирателям знать не полагается.
Вместе с тем член Конгресса США — фигура чрезвычайно уязвимая, особенно накануне выборов. Старшему сенатору от штата Северная Каролина Питеру Хаммерсмиту предстояло пройти через выборы уже в этом году. И самое последнее, чего ему сейчас хотелось, так это увидеть в газетах рассказ о том, как пятнадцать лет назад молодой и красивый окружной прокурор Пит Хаммерсмит соблазнил несовершеннолетнюю негритянку по имени Бетси Линкольн, а также о том, сколько кандидат в сенат Питер Джордж Хаммерсмит шесть лет назад заплатил достопочтенной матери семейства Элизабет Линкольн за молчание.
В просвещенной и раскованной Европе — хотя бы в той же Франции — над этой историей посмеялись бы и забыли, а кое-кто из мужиков и нарочно проголосовал бы за горячего парня Питера, чисто из солидарности с собратом по полу. Но Америку основали пуритане, и дух этот в стране по-прежнему силен, несмотря на Голливуд, нудистские пляжи и кабаре со стриптизом. Если учесть, что на выборы в Америке стабильно приходит примерно 50 процентов от числа внесенных в списки избирателей, то можно предположить, что нудизмом, созерцанием стриптиза и просмотром порнофильмов занимается одна половина населения, а избирательные участки посещает другая. Впрочем, чего не знаем, за то не ручаемся.
Несомненно только одно — что стоило лишь материалу об истории пятнадцатилетней давности появиться в прессе, как Питер Джордж Хаммерсмит в тот же день распростился бы со своей сенатской карьерой. То есть до конца текущего срока полномочий он бы досидел, но на выборах лишился бы даже самого ничтожного шанса.
Поэтому, услышав в телефонной трубке давно знакомый голос, сказавший: «Добрый день, сенатор. Это Эл Пайн», Хаммерсмит внутренне похолодел.
Именно Алекс Пайн пять лет назад помог ему избежать огласки той давней истории и по-тихому откупиться от Бетси Линкольн. Сама она поначалу рассчитывала стребовать компенсацию через суд и ославить кандидата в сенаторы на всю страну. Пикантность ситуации заключалась в том, что пятнадцать лет назад эта черная сучка сама напросилась к окружному прокурору в постель. Но для современной Америки это не имеет никакого значения. Для массового сознания чернокожие, женщины и несовершеннолетние неприкосновенны, а действующих окружных прокуроров и сенаторов по малейшему поводу надо гнать в шею и заменять более достойными.
— Мне нужна информация о военном спутнике, который называется «Янг Игл», и о любых происшествиях в космосе за последнюю неделю, — без долгих предисловий перешел к делу Пайн.
— А в чем дело? — слегка дрогнувшим голосом спросил сенатор.
— Мне необходимо знать, существует ли такой спутник вообще, каковы его возможности и что с ним происходит сейчас. Я знаю, что информация секретная, поэтому источник выдавать не стану ни при каких обстоятельствах. Вы меня знаете, сенатор.
— Да, я вас знаю, — печально согласился Хаммерсмит. — Но если я от своего имени стану добывать информацию, а вы ее потом опубликуете, то даже дурак сможет сопоставить эти два факта.
— Интуиция мне подсказывает, что дело тут очень нечисто. Поскольку до сих пор никто о «Янг Игле» не слышал, а по моим данным это — новейший военный спутник необычайной мощности, то можно предположить, что средства на его создание прошли в бюджете Пентагона по какой-то другой статье. А это уже обман Конгресса со всеми вытекающими отсюда последствиями.
— Интересная мысль, — подумав, ответил сенатор. — И каковы, по вашим данным, функции этого спутника?
— Ведение информационной войны. Больше ничего сказать не могу, потому что не знаю.
— Очень интересно. Я могу с уверенностью сказать одно: на закрытых заседаниях сената вопрос о строительстве спутника для ведения информационной войны за четыре года не обсуждался ни разу. И если такой спутник действительно существует, то вы, видимо, правы.
— Сенатор, информация нужна мне срочно. Хотя бы самая поверхностная. Мне достаточно знать с достоверностью, что такой спутник существует и что с ним сейчас что-то происходит.
— А что с ним происходит?
— До меня дошли слухи, будто бы какие-то неизвестные перехватили управление «Янг Иглом» и теперь угрожают перерезать с его помощью основные телекоммуникации Соединенных Штатов.
— Вы это серьезно? — удивился Хаммерсмит.
— Теперь — да. Сначала я тоже отнесся к этому как к шутке, но один мой друг имел неосторожность запросить об этом спутнике пресс-службу Пентагона, и к нему сразу же нагрянули из ФБР. Так что я имею все основания полагать, что в этой шутке есть доля правды.
— Хорошо, Эл. Я подумаю, что можно сделать.
— Думать некогда. Если информация правдива, то об этом обязательно узнает кто-то еще. Вернее, многие уже знают, но пока не верят.
— Я сделаю все, что смогу. И когда смогу.
— Я перезвоню вечером. До свидания, сенатор.
Сенатор Хаммерсмит опустил трубку на рычаг. Он уже понял, как обратить просьбу журналиста к своей выгоде. Если история с «Янг Иглом» — правда, то, раздув как следует скандал, можно будет прибрать к рукам голоса тех, кто не любит Пентагон. А таких в Северной Каролине по нынешним временам немало.
Ирония судьбы: оказывается, иногда бывает полезно, что журналист имеет на тебя компромат.
29
Буря стихла внезапно.
Сначала прекратился дождь, и почти сразу же после этого утих ветер. Он бушевал теперь только высоко в небе, в клочья разрывая облака и унося их в разные стороны.
Спасательный плотик с профессором Лемье на борту последний раз подпрыгнул на волне и замер.
Профессор был один. Его спутник хоть и ухитрился приземлиться совсем рядом, но до плотика так и не добрался. Волны унесли его неизвестно куда.
Первые несколько часов Лемье пребывал в состоянии перманентного ужаса. Он визжал, орал, молился богу и дьяволу, однако держался крепко. Плотик в форме надувного домика был устроен по принципу «ваньки-встаньки», и никакая волна не могла его перевернуть — однако кидало его вверх-вниз и во все стороны так, что ужас был вполне объясним.
Тем не менее психика профессора оказалась значительно крепче, чем можно было предположить, общаясь с ним в обычной обстановке. Крайне вспыльчивый, неуравновешенный и раздражительный, Лемье производил впечатление человека, которому достаточно даже небольшого стресса, чтобы окончательно сойти с ума. Иногда казалось, что это уже произошло и профессора пора увозить в сумасшедший дом, однако Пентагону очень не хотелось лишаться своего лучшего специалиста по оружию для информационной войны. Поэтому Лемье не запирали в палату с усиленной охраной и улучшенным уходом, а просто давали успокоиться в женском обществе, которое всегда действовало на него благотворно. Иногда через пару часов, иногда через день, а иногда через неделю — но профессор все-таки снова начинал приносить пользу военному ведомству, и польза эта перевешивала любые чудачества и откровенные безумства.
Сейчас у профессора не было никакого женского общества, но после бури он успокоился поразительно быстро. Вернее, утих профессор задолго до завершения шторма. Он просто устал биться в истерике, сорвал голос и истратил все физические силы на борьбу с метаниями плотика по воле волн и ветра. Последние часы бури он просто лежал без движения в дальнем от выхода углу «домика», намертво вцепившись в какие-то веревки, и поднял голову только когда почувствовал, что его спасательное средство перестало бесноваться.
Осторожно, словно кролик из норки, возле которой только что кружила лиса, Лемье выглянул из «домика» и обнаружил, что небо прояснилось, ветер почти полностью угас и вокруг царит восхитительная погода, за которую европейские первооткрыватели этого океана прозвали его Тихим.
Профессор был спокоен, но очень обижен. По его понятиям, военное ведомство обошлось с ним крайне несправедливо, заставив лететь сквозь бурю, дождь и грозы из Гонолулу в Сан-Франциско и доведя дело до катастрофы, а потом еще и бросив гениального специалиста на произвол судьбы.
В раздражении Лемье совершенно не собирался считаться с интересами Пентагона и ждать посреди моря военных спасателей, которые прибудут неизвестно когда. Его интересовало исключительно собственное спасение — чем скорее, тем лучше.
Поэтому, достав из водонепроницаемого пакета портативную рацию и убедившись, что она исправна, Лемье настроился не на закрытую частоту связи с центром в Неваде, а на всемирную аварийную волну 600 метров, и стал голосом передавать SOS, сопровождая его сигналами ориентирующего маячка, чтобы другие суда могли определить его местонахождение по пеленгу. Впрочем, определить координаты при ясном небе с работающим хронометром и секстантом, которые входят в комплект спасательного плотика, для эрудированного сверх всякой меры профессора тоже не составляло труда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41