Юные аргеманы из состава конвоя сильно уступали Роману в боевом мастерстве, но с баргаутскими рыцарями и оруженосцами дрались почти на равных.
Барабину пришлось мимоходом как минимум дважды спасти от смерти молодого рыцаря Кентума Кана, и он даже отметил про себя, что это уже входит у него в привычку.
А тупого оруженосца майордома Груса Барабин спасать не стал, и тот напоролся на меч юного аргемана.
Бой кипел по обе стороны колонны, и связанные пленницы мешались под ногами, но рубить их путы Барабин не хотел и другим не позволил, опасаясь, что если это сделать, то голых девиц придется ловить потом по всему лесу. А они понадобятся срочно, чтобы вывести «Торвангу» в море.
Мужчин для этого слишком мало, да и неизвестно еще, согласятся ли благородные рыцари сесть на весла.
Поэтому когда число живых конвоиров сократилось до минимума и несколько человек из группы Барабина начали резать веревки на руках пленных рыцарей и оруженосцев, Роман предупредил их криком:
— Женщин не развязывать!
Никто этой команде не удивился — даже сами женщины, которые, впрочем, были слишком испуганы, чтобы вообще хоть что-нибудь соображать.
— Всем лежать! — приказал им Барабин, и пленницы покорно повалились на землю.
Последний конвоир упал почти одновременно с ними — мертвый. Но это было далеко не все.
Одной арбалетчице было не под силу остановить корабельную стражу, и Барабину пришлось броситься ей на подмогу.
За ним устремились рыцари и оруженосцы — как те, что были с ним изначально, так и те, которым только что развязали руки.
Бывшие пленники поднимали с земли мечи убитых конвоиров и встречали новую волну аргеманов во всеоружии.
После унижения пленом в них кипела такая злость, что каждый готов был драться за троих.
В результате аргеманы попали в мясорубку и, верные своему обычаю, погибли все как один. Никто не отступил, и у Барабина даже появилось опасение, что некому будет сообщить Ингеру из Ферна печальную новость о судьбе его судна.
Но оказалось, что на кораблях еще остались люди, готовые биться до конца. Только один аргеман, голый по пояс, спрыгнул с борта в воду, лихо поднырнул до самого берега, стремительно пересек песчаную полосу и скрылся в лесу раньше, чем Эрефорше успела навести на него арбалет.
Барабин решил, что вряд ли это дезертир. Скорее гонец, который помчался к своим за подмогой.
Стало ясно, что надо торопиться. Хотя до Берката несколько километров по извилистой горной дороге, терять время все равно нельзя. Ведь неизвестно еще, как быстро удастся отвести «Торвангу» от берега.
Поскольку вся береговая полоса простреливалась с драккаров, Барабин разделил свой отряд. Часть людей он оставил с пленницами, а сам, забрав с собой лучших бойцов, рванул через лес к тому месту, где скрылся в джунглях гонец аргеманов.
Оттуда до кораблей было ближе всего — а значит, можно было проскользнуть под стрелами и втянуть остатки корабельной стражи в ближний бой.
На этот раз Барабин взял с собой уже несколько арбалетчиков. Пару оруженосцев и к ним — боевых гейш, которых хорошо знала Эрефорше. И атаку Роман начал чем-то вроде артподготовки.
Корабельщики оказались под градом стрел, летящих с холма, и пропустили момент, когда через узкий пляж и неширокую полосу мелководья к бортам кораблей ринулись меченосцы.
Первым на палубе малого драккара, стоящего ближе всех к берегу, оказался легко одетый Барабин. За ним шли бывшие пленники — тоже без доспехов, что сильно облегчало рывок через водную преграду.
А за нею была еще одна преграда — воздушная. Драккары стояли близко друг к другу, но «Торванга» была дальше от берега. Чтобы взять ее на абордаж, надо было перепрыгнуть с низкого борта малого драккара на ее высокий борт.
Единственным, кто оказался способен на этот акробатический трюк, был, разумеется, тоже Барабин. Так что ему уже в который раз опять пришлось вступить в схватку с превосходящими силами противника. И рубиться в одиночку против четырех аргеманов, пока соратники тащили от мачты деревянную лестницу и перебирались по ней на борт «Торванги».
— Взять живым хотя бы одного! — предупредил Роман своих спутников перед началом атаки, но выполнять этот приказ ему пришлось самому. Никто другой просто не смог бы утихомирить аргемана, не убив его при этом.
А Барабин сделал это изящно и даже весело, поддев шлем малолетнего аргемана левым мечом за бараний рог и стукнув паренька по затылку рукояткой правого меча.
Дальше последовала подсечка, и через мгновение Роман уже сидел на лежащем юноше верхом, прикрывая его от разъяренных и разгоряченных боем баргаутских воинов.
— Он нужен мне живой! — повторил Барабин еще раз для непонятливых.
Людей на «Торванге» становилось все больше. Подошедшие по берегу бойцы из второй группы, добив последних аргеманов, забравшись на большой драккар, чуть не порубили его на дрова, и Барабину стоило большого труда объяснить им, что он натравил всю честную компанию на «Торвангу» вовсе не для того, чтобы ее разрушить.
— Мы отведем ее в Альдебекар! — вторил Роману седовласый барон, и в голосе его звенел восторг, обычно несвойственный людям такого возраста.
Альдебекар — это было имя портового города, которым владел барон, и было без дальнейших пояснений понятно, с каким триумфом встретят дона Бекара его вассалы и подданные, если он войдет в свой город на трофейном корабле самого короля Таодара.
Ради этого старый барон готов был сам взяться за весло, но Роман Барабин поставил его командовать гребцами.
Зато других рыцарей он все-таки на весла посадил. Те ворчали, но был у Романа один убойный козырь.
По закону и обычаю Баргаута бывшие пленники не могли считаться рыцарями. Ведь они потеряли свои именные мечи и не вернули их в честном бою.
На борту драккаров этих мечей не оказалось.
Так что бывшие рыцари не имели права возражать рыцарю действующему — тому же барону Бекару, например. Или хоть самому Барабину, который вместе с мечом по имени Эрефор получил все права и полномочия барона Дорсета.
Оруженосцы и гейши обращались к Роману на «вы» и величали титулом «дон».
Так что пришлось недавним пленникам взяться за весла наравне с оруженосцами, деревенскими девками и боевыми гейшами.
Женщин Барабин разместил по две на весло и некоторым особо изможденным воинам тоже дал в помощь девушек. Те возражали, но Роман прикрикнул на них:
— Мне важно, чтобы «Торванга» шла как можно быстрее, а что вы там о себе думаете, меня не волнует!
Что бы там ни думали о себе незадачливые рыцари, а грести им раньше не приходилось. Минут пять ушло только на то, чтобы оттолкнуть «Торвангу» от борта ближайшего драккара — но с первым же гребком ее закрутило обратно носом к берегу. И еще минут десять все скопом мучились, разворачивая ее в открытое море.
На берегу в это время еще оставались несколько боевых гейш во главе с Эрефорше. В руках у них были зажженные факела, и когда «Торванга» отошла на безопасное расстояние, эти факела полетели на деревянную палубу малых драккаров.
Хорошо просмоленное дерево занялось легко, и чадящее багровое пламя побежало по бортам.
Нагие гейши с быстротой и грацией прирожденных русалок догнали «Торвангу» вплавь, и большой драккар неуклюже, рыская по курсу из-за неритмичности гребков, двинулся вперед.
Весла ходили ходуном в неумелых руках, сталкивались друг с другом и врезались в воду под неправильным углом — но «Торванга» шла, верно выдерживая общее направление.
Барабин затевал эту авантюру с одной целью — заставить Ингера из Ферна забыть про Беркат. Он недостаточно хорошо знал аргеманов как таковых, но подобный тип людей был ему знаком. И Роман рассчитывал на простой психологический конфликт.
Штурм Берката — это для Ингера из Ферна работа по найму. А спасение «Торванги» — дело чести.
И если барон Бекар ничего не переврал, описывая представления аргеманов о жизни, то Ингер должен плюнуть слюной на все деньги мира, узнав об угоне любимого корабля.
Так что прежде чем удалиться от берега за полет стрелы, Барабин взял в оборот пленного аргемана, который как раз пришел в себя.
Это был совсем пацан — лет тринадцати, не больше. На нем не было кольчуги, и шлем, который Барабин так лихо сбросил с его головы, был, как видно, чужой. Скорее всего, парнишка исполнял на «Торванге» обязанности юнги.
Но для той миссии, ради которой Барабин оставил парня в живых, возраст его значения не имел.
— Ты знаешь, кто я? — спросил Барабин, когда две гейши подняли юношу на ноги.
— Ты грязная баргаутская свинья! — прохрипел мальчишка, вырываясь из сильных рук боевых рабынь.
— Ты ошибаешься, — сказал на это Барабин. — Я не баргаут. Я гораздо хуже. Эти добрые люди зовут меня истребителем народов и считают, что я колдун.
Парнишка прошипел что-то нечленораздельное — возможно, аргеманское ругательство, но Барабин пропустил его мимо ушей. И заговорил тише и медленнее, тяжело роняя слова:
— Слушай меня внимательно. Сейчас я отпущу тебя, и думаю, ты сам знаешь, что тебе делать. А если не знаешь, то я тебе скажу. Ты должен найти Ингера из Ферна и сказать ему, что тебя послал Роман Барабин, истребитель народов. Пусть Ингер знает, что «Торванга» теперь моя.
23
Нагие женщины, орудующие тяжелыми веслами большого драккара — это было зрелище неописуемое. Знаменитый кинорежиссер Тинто Брасс или его менее изысканный коллега Джо д’Амато нашли бы в этой картине много нового и интересного.
Но истребителю народов Роману Барабину было не до зрелищ. Он бы, пожалуй, предпочел немного хлеба, поскольку ничего не ел со вчерашнего дня — в отличие от рыцарей и гейш, пировавших до глубокой ночи.
Хлеба, однако, на «Торванге» не было. Удалось найти только немного вяленой рыбы, которая хороша к пиву. А без пива она шла с трудом даже на голодный желудок.
Сидя на кромке борта у кормы, Барабин отрывал от рыбины тонкие жесткие полоски и попеременно отправлял их в рот себе и трем своим рабыням.
Третья рабыня появилась у Барабина в результате налета на колонну пленниц.
Оказывается, все они стали рабынями с того момента, когда аргеманы обвязали их шеи веревками. И вызволение из плена не принесло им свободы.
Они только сменили хозяев.
Но так как нельзя было выяснить точно, кто кого освободил, пленницы в массе своей сочли для себя наилучшим выходом отдаться в рабство барону Бекару.
Пока «Торванга» не удалилась от берега, обсуждать это было некогда. И даже задумываться над этим было некогда. В эти минуты всеобщей суеты казалось, будто все заняты делом и что людей на борту, пожалуй, слишком мало, чтобы сдвинуть эту махину с места и направить в нужную сторону.
Но когда берег отодвинулся за полет стрелы, а удары весел стали размереннее и ровнее, как-то вдруг само собой оказалось, что на судне полно людей, которые ничем не заняты. И преобладали среди них нагие женщины.
Это, естественно, возмутило воинов, которые мучились с непослушными веслами на глазах у праздных рабынь.
Если бы на веслах сидели рыцари, сохранившие свои именные мечи, то наверняка не обошлось бы без новой мясорубки.
И главным пострадавшим оказался бы даже не Барабин, который низвел благородных воинов до положения галерных гребцов, а барон Бекар. Потому что именно его бездельницы, уже начавшие отходить от шока, вызванного краткосрочным, но унизительным пленом, назвали своим господином.
Для них в этом был весьма серьезный резон. Все они, за исключением боевых рабынь, были уроженками владений барона Бекара. А это означало, что на них распространяется обычай земли и воли.
Суть этого обычая стала ясна из перепалки, которая разгорелась на борту «Торванги».
Все просто. В королевстве Баргаут хозяин земли не должен без достаточных на то оснований — типа долга или уголовного преступления — держать у себя в рабстве людей из своих владений.
Правило это не подкреплено законом, но обычай иногда бывает важнее писаного права. Если баргаутский рабовладелец купит на рынке гейшу, которая впоследствии докажет, что родилась на его земле — то он должен ее отпустить. Иначе о нем будут плохо думать.
Самое интересное, что этот обычай ставил в наилучшее положение небогатых йоменов вроде майора Грегана, купцов и других безземельных рабовладельцев, которые могли приобретать любых невольников без оглядки на их происхождение.
А хуже всех приходилось королю, который мог владеть только чужеземными рабами, ибо любой уроженец Баргаута имел право, оказавшись в рабстве у короля лично, воспользоваться обычаем земли и воли.
Роман Барабин, как уроженец страны, где рабство ликвидировано не то полтора века, не то полтора десятилетия назад, не имел ничего против этого обычая, но девицы из деревни Таугас вздумали качать права в самый неподходящий момент.
«Торванга» только-только легла на курс и вошла в ритм, как вдруг мужики побросали весла, а бабы отказались их сменить, крича во весь голос о земле и воле.
То есть драккар застрял посреди моря и с каждой минутой все больше напоминал плавучий сумасшедший дом. А еще больше — банный день в сумасшедшем доме, в процессе проведения которого взбунтовались пациентки женского отделения. Но усмирять их прислали не санитаров, а пациентов из мужского отделения — что и дало закономерный результат.
Закономерный результат выражался в том, что деревенские девицы атаковали барона Бекара, исполняющего обязанности главврача, с такой энергией, которой ему нечего было противопоставить.
Одновременно им приходилось отбиваться от воинов, которые пытались тащить девиц к веслам, лапая их при этом за интимные места, что, впрочем, было в порядке вещей, если речь шла о рабынях.
Но женщины деревни Таугас не хотели считать себя рабынями и добивались свободы крайне своеобразным способом. Они все как одна — от юных нимфеток до многодетных матерей, переваливших за тридцатник — старались соблазнить старого барона прямо тут же, на месте.
Дело в том, что по обычаю земли и воли хозяин все-таки может какое-то время удерживать в рабстве уроженку своих владений и принуждать ее к общественно-полезному труду. Но если он воспользуется такой гейшей по прямому назначению, то она может считать себя свободной.
По возрасту барон Бекар не без труда справился бы даже с одной соблазнительницей, а на борту их было несколько десятков — включая тех, которые честно гребли до этого места, но теперь присоединились к общему хору.
Но мало этого — барону приходилось держать еще и второй фронт обороны. Ведь ему предъявляли претензии также и мужчины. А так как мечей у них не было, самые горячие из воинов уже тащили из воды весла, имея конечной целью сломать их о голову дона Бекара.
Предъявы ему кидали не только по поводу тяжелой работы. Кроме воинов, освобожденных из плена, на «Торванге» были воины, сохранившие свое оружие и свою честь. И они весьма прозрачно намекали барону Бекару, что боевая добыча в лице галдящих голых баб не может принадлежать ему одному.
Барон уже и сам не знал, как отделаться от этой добычи — то ли объявить всех пленниц свободными, то ли наоборот — раздать их рыцарям и оруженосцам, у которых девицы из Таугаса уже не смогут потребовать свободы по обычаю земли и воли. А на берегу, который был не так уж и далек, с минуты на минуту могли появиться аргеманы во главе с самим Ингером из Ферна.
Последнее больше всего беспокоило Романа Барабина, который оставался на корме в окружении трех своих рабынь и в драку не лез, но лихорадочно соображал, что делать. И из горячего спора баргаутских воинов о правилах дележа добычи выудил ключевую идею.
Главная роль в дележе принадлежит командиру отряда, и как бы ни возмущались остальные, последнее слово все равно остается за ним.
А раз так, то настало время напомнить всем присутствующим, кто здесь командир.
На всякий случай Барабин достал из ножен меч и напряг голосовые связки, чтобы перекричать всех.
— Тихо!!! — рявкнул он. — Молчать всем!
И так убедительно это прозвучало, что шум угас, как пламя, попавшее под лавину воды.
— Если вы забыли, кто привел вас сюда, мне придется напомнить, — сказал Барабин уже тише, но одновременно и тверже.
Все взгляды обратились к нему, и Роман воспользовался этим, чтобы освежить короткую память баргаутских рыцарей.
Возникать в ответ по мотивам бессмертной фразы: «А кто ты такой?» — решился только один рыцарь, оказавшийся тридцать третьим графом Эрде и близким родственником самого короля Гедеона через брачные связи.
Но поскольку он был из числа пленных, потерявших именные мечи, слушать его не стали даже братья по несчастью. А барон Бекар проворчал:
— Если вдруг сам король Гедеон, потомок Тадеи великой, потеряет свой меч Турдеван, он будет ничуть не выше безродного кшатрия.
После этой отповеди граф заткнулся, и истребитель народов Роман Барабин смог беспрепятственно приступить к разделу добычи по собственному усмотрению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42