– Я не знаю, – пожал плечами Помпей. – И никто не знает. Все, что мне известно, это то, что мой отец в чести, а значит и я в чести. Мой отец собирается предоставить полное гражданство всем колониям, имеющим латинские права, в Италийской Галлии.
– А Марк Плавтий Сильваний вскоре объявит о распространении гражданства на каждого, чье имя занесено в италийский муниципальный список, если он явится лично к претору в течение шестидесяти дней со дня утверждения закона, – сказал Цицерон.
– Да, Сильваний. Но вместе со своим другом Гаем Папирием Карбоном, – поправил Помпей.
– Вот это уже больше похоже на дело! – оживился и просиял Цицерон. – Законы и законотворчество – как я это люблю!
– Я радуюсь делам, – сказал Помпей. – Но мне законы – только досадная помеха. Они всегда низводят до общего уровня выдающихся людей с выдающимися способностями, особенно отличившихся в раннем возрасте.
– Но люди не могут жить без системы законов!
– Выдающиеся люди могут.
Помпей Страбон не сделал попытки покинуть Рим, хотя продолжал говорить людям, что им придется расстаться с ним или с Луцием Катоном, потому что городской претор Авл Семпроний Азеллион весьма способный человек. Однако вскоре стало ясно, что реальной причиной его задержки было его желание понаблюдать за потоком законов, которые последовали за lex Julia. Луций Порций Катон Лициниан, младший консул, оставил Помпея Страбона за этим занятием; это была пара консулов, не поддерживавшая дружеских отношений. Луций Катон отправился в Кампанию, но тут же переменил свои планы и в конце концов разместился на центральном театре войны. Помпей Страбон не делал секрета из своего намерения продолжать войну в Пицене, хотя на осаду Аксула он послал Секста Юлия Цезаря, несмотря на его больную грудь и на то, что зима выдалась такой холодной, какой не могли припомнить и старожилы. Вскоре после отъезда Секста Цезаря пришли вести, что он убил восемь тысяч восставших пиценов, которых он застал при переходе из загаженного лагеря в новый возле Камерина. Помпей Страбон почувствовал себя оскорбленным, но остался в Риме.
Его lex Pompeia прошел через комицию беспрепятственно. Он признавал полное римское гражданство для каждого города, обладавшего латинскими правами, находящегося к югу от реки Падус в Италийской Галлии, и предоставлял латинские права городам Аквилее, Патавии и Медиолану к северу от Падуи. Все люди этого множества больших и процветающих общин становились его клиентурой, и это было причиной того, что он выдвинул этот закон прежде всего. Не будучи в действительности борцом за гражданские права, Помпей Страбон затем позволил Пизону Фругию уравнять эти преимущества, полученные в результате трех законов о предоставлении гражданства. Сначала Пизон Фругий провел закон о создании двух новых триб, в которые должны быть зачислены все новые граждане, где бы они ни жили, сохраняя прежние тридцать пять триб исключительно для старых римлян. Но когда Этрурия и Умбрия начали роптать на то, что их собираются рассматривать как римских вольноотпущенников, Пизон Фругий изменил свой закон, и теперь все новые граждане должны были войти в восемь старых триб, плюс в две вновь созданные.
После чего старший консул провел выборы цензоров. Ими стали Луций Юлий Цезарь и Публий Лициний Красс. Перед тем как сложить священнические обязанности, Луций Цезарь объявил, что в честь своего предка Энея он отменит все налоги, которыми облагается город Троя, возлюбленная его родина Илион. Так как Троя была теперь всего лишь маленькой деревушкой, ему позволили поступить, как он пожелает, без возражений. Глава сената Скавр – который мог бы выступить против – был отвлечен двумя беглыми царями, Никомедом Вифинским и Ариобарзаном Каппадокийским, они с одинаковым рвением вопили и предлагали взятки, находя совершенно непонятным то, что Рим сосредоточен на своей войне с италиками и не замечает надвигающейся войны с Митридатом.
Главным оппонентом закона о признании гражданских прав Луция Цезаря был Квинт Варий, опасавшийся, что он сам станет первой жертвой нового закона. Новые трибуны плебса напали на него, как волки, во главе с Марком Плавтием Сильванием, быстро приняли lex Plautia, и комиссия Вария, до сих пор преследовавшая тех, кто поддерживал гражданство для италиков, превратилась в комиссию Плавтия, преследующую тех, кто пытался остановить признание гражданства для италиков. Младшему брату Луция Цезаря, косоглазому Цезарю Страбону, выпал счастливый жребий подготовить первое дело для комиссии Плавтия – по обвинению Квинта Вария Севера Гибриды Сукроненса.
Техника Цезаря Страбона была как всегда блестящей. Приговор оказался предрешенным задолго до последнего дня суда над Квинтом Варием, особенно потому, что lex Plautia отобрал комиссию у всадников и отдал ее гражданам всех и всяческих классов из тридцати пяти триб. Квинт Варий не стал дожидаться приговора. К печали и огорчению его близких друзей, Луция Марка Филиппа и молодого Гая Флавия Фимбрии, Квинт Варий принял яд. К несчастью, он выбрал неудачное средство и провел в агонии несколько дней, прежде чем скончался. Только немногие его друзья пришли на похороны, во время которых Фимбрия поклялся, что отомстит Цезарю Страбону.
– Вы думаете, я испугался? – спросил Цезарь Страбон своих братьев Квинта Лутация Катула Цезаря и Луция Юлия Цезаря, которые не участвовали в похоронной церемонии, но вместе со Скавром, главой сената, задержались на ступенях сената, чтобы посмотреть, что происходит.
– Тебе следовало бы отважиться принять вызов Геркулеса или Гадеса, – насмешливо глядя на него, заметил Скавр.
– Я скажу вам, на что я отважусь – я выдвину свою кандидатуру в консулы, не побывав сначала квестором, – быстро ответил Цезарь Страбон.
– Но почему тебе захотелось сделать это? – удивился Скавр.
– Чтобы проверить пункт закона.
– Ох уж мне эти адвокаты! – воскликнул Катул Цезарь. – Все вы одинаковы. Вы стали бы проверять и пункт закона, который устанавливает девственность для весталок. Клянусь, вы стали бы проверять.
– Я думаю, мы его уже проверили! – рассмеялся Цезарь Страбон.
– Хорошо, – сказал Скавр. – Пойду посмотрю, как там Гай Марий, а потом отправлюсь домой работать над моей речью. – Он посмотрел на Катула Цезаря. – Когда ты отбываешь в Капую?
– Завтра.
– Не делай этого, прошу тебя, Квинт Лутаций! Останься до конца ярмарочного перерыва и послушай мою речь! Она возможно самая важная во всей моей карьере.
– Это уже само о чем-то говорит, – сказал Катул Цезарь, который прибыл из Капуи, чтобы быть свидетелем того, как его брат Луций Цезарь снимает налоги с Трои. – А можно спросить о содержании речи?
– О, разумеется. О нашей подготовке к войне с царем Митридатом Понтийским, – любезно ответил Скавр.
Все Цезари уставились на него.
– Я вижу, никто из вас не верит, что она начнется. Она начнется, уверяю вас, друзья мои, – и Скавр направился в дом Гая Мария.
Там он застал Юлию вместе с ее невесткой Аврелией. Обе женщины были так истинно по-римски привлекательны, что он подошел, чтобы поцеловать у них руки – почесть со стороны Скавра необычная.
– Ты плохо себя чувствуешь, Марк Эмилий? – спросила с улыбкой Юлия и бросила взгляд на Аврелию.
– Я очень устал, Юлия, но не настолько, чтобы не воспринимать красоту. – Скавр склонил голову в сторону кабинета. – А как себя чувствует сегодня великий человек?
– Гораздо бодрее, благодаря Аврелии, – ответила жена великого человека.
– Да?
– Ему привели компаньона.
– Кто же это?
– Мой сын, молодой Цезарь, – молвила Аврелия.
– Твой мальчик?
Юлия рассмеялась, направляясь к дверям кабинета.
– В свои неполные одиннадцать лет он, конечно, еще мальчик. Но во многих других отношениях, Марк Эмилий, молодой Цезарь не уступит и тебе. Гай Марий явно начинает поправляться. Однако он очень скучает. Паралич затрудняет его движения, а для него невыносимо быть прикованным к постели, – она открыла дверь и сказала: – Тут к тебе пришел Марк Эмилий, муж мой.
Марий лежал на ложе под окном, выходящим в сад внутри перистиля; его неподвижная левая часть была подперта подушками, а ложе повернуто так, чтобы правой стороной он был обращен к комнате. На скамье у его ног сидел, как догадался Скавр, сын Аврелии, которого он раньше никогда не видел.
«Настоящий Цезарь, – подумал Скавр, только что беседовавший с тремя из них. – Высокий, светлый, статный.» А, поднявшись, он оказался еще похожим на Аврелию.
– Глава сената, это Гай Юлий, – представила Юлия сына.
– Сядь, мальчик, – сказал Скавр, наклоняясь, чтобы пожать правую руку Мария. – Ну, как идут дела, Гай Марий?
– Медленно, – ответил Марий, все еще плохо выговаривая слова. – Как видишь, женщины приставили ко мне сторожевого пса. Моего личного Цербера.
– Лучше сказать, сторожевого щенка. – Скавр сел в кресло.
Молодой Цезарь остановился перед ним прежде чем сесть на скамью.
– И в чем состоят твои обязанности, молодой человек?
– Я пока не знаю, – ответил молодой Цезарь без тени стеснительности. – Моя мать только сегодня привела меня.
– Я думаю, женщины считают, что я нуждаюсь в ком-то, кто мог бы читать мне, – предположил Марий. – Что ты думаешь об этом, молодой Цезарь?
– Я лучше стал бы говорить с дядей Марием, чем читать ему, – сказал, нисколько не смутившись, молодой Цезарь. – Дядя Марий не пишет книг, но мне всегда хотелось, чтобы он это делал. Я хочу узнать все о германцах.
– Он задает умные вопросы, – сказал Марий и начал барахтаться, стараясь повернуться.
Мальчик сразу же встал, просунул свою руку под правую руку Мария и подтолкнул его достаточно сильно, чтобы он смог переменить позу. Это было проделано без шума и волнения и показывало заметную силу для столь нежного возраста.
– Вот так лучше! – пропыхтел Марий, которому стало удобнее смотреть на лицо Скавра. – Я начинаю выздоравливать с таким сторожевым щенком.
Скавр оставался с ними еще час, его больше заинтересовал молодой Цезарь, чем болезнь Мария. Хотя мальчик не совался вперед, он отвечал на поставленные ему вопросы со взрослой грацией и достоинством и охотно слушал, когда Марий и Скавр обсуждали вторжение Митридата в Вифинию и Каппадокию.
– Ты хорошо начитан для десятилетнего, молодой Цезарь, – сказал Скавр, вставая, чтобы попрощаться. – Ты случайно не знаешь такого юношу по имени Марк Туллий Цицерон?
– Только по слухам, глава сената. Говорят, что он станет самым лучшим адвокатом, который когда-нибудь рождался в Риме.
– Может быть да, а может быть нет, – заметил Скавр, направляясь к двери. – В настоящий момент Марка Цицерона забирают на военную службу. Я зайду к тебе через два-три дня, Гай Марий. Поскольку ты не можешь прийти в сенат, чтобы послушать мою речь, я опробую ее здесь на тебе – и на молодом Цезаре.
Скавр пошел к себе домой на Палатин, чувствуя себя очень уставшим и более расстроенным состоянием Гая Мария, чем сам себе признавался. В ближайшие шесть месяцев великий человек не сможет выбраться дальше ложа в своем tablinum. Может быть, общение с мальчиком – это хорошая идея! – подтолкнет его к выздоровлению. Но Скавр сомневался, что его старинный друг и враг когда-нибудь поправится настолько, что сможет посещать собрания в сенате.
Длинный подъем по Ступеням Весталок почти совершенно исчерпал его силы, и Скавр был вынужден остановиться на крутой улице Победы и передохнуть перед тем, как пройти последние несколько шагов до дома. Мысли его были полностью заняты теми трудностями, с которыми он столкнется, пытаясь втолковать отцам сената неотложность дел, творящихся в Малой Азии, когда он постучал в дверь, ведущую в дом с улицы и был встречен не привратником, а своей женой.
«Как она чудесна!»– подумал Скавр, с чистым наслаждением глядя на ее лицо. Все старые неприятности давно угасли, она была женщиной его сердца. «Спасибо тебе за этот подарок, Квинт Цецилий», – подумал он, с любовью вспомнив своего умершего друга, Метелла Нумидийского Хрюшку. Ведь именно Метелл Нумидийский отдал ему Цецилию Метеллу Далматику.
Скавр протянул руку, чтобы дотронуться до ее лица, затем наклонил голову, уронив ее ей на грудь, и коснулся щекой ее гладкой молодой кожи. Глаза его закрылись. Он вздохнул.
– Марк Эмилий? – позвала она, неожиданно приняв на себя всю тяжесть его тела и чуть пошатнувшись. – Марк Эмилий?
Она обняла его, закричала и не умолкала, пока не прибежали слуга и не забрали у нее обмякшее тело.
– Что это? Что это? – продолжала спрашивать она. Наконец слуга ответил ей, поднимаясь с колен от ложа, где лежал Марк Эмилий Скавр, глава сената:
– Он умер, domina. Марк Эмилий умер.
Почти в тот же момент, когда весть о кончине Скавра, главы сената, обежала весь город, пришло известие о том, что Секст Юлий Цезарь умер от грудного воспаления во время осады Аскула. Переварив содержание письма, пришедшего от Гая Бебия, легата Секста Цезаря, Помпей Страбон принял решение. Как только пройдут государственные похороны Скавра, он сам отправится в Аскул.
Исключительно редко приходилось сенату голосовать по поводу государственных средств на похороны, но даже во времена, более тяжелые, чем теперь, нельзя было себе представить, чтобы Скавр не был удостоен государственных похорон. Весь Рим обожал его, и весь Рим собрался отдать ему последние почести. Ничто уже не будет по-прежнему без его лысины, отражавшей солнце, как зеркало, без прекрасных зеленых глаз Марка Эмилия, которых он не спускал с римских высокородных негодяев, без его остроумия, юмора и храбрости. Долго еще будет не хватать его.
Для Марка Туллия Цицерона тот факт, что Скавр покидал Рим, увитый ветками кипариса, был предзнаменованием; так и он умер для всего, что было для него дорого – для форума и книг, закона и риторики. Его мать была занята поисками съемщиков для римского дома, ее сундуки были уже уложены для возвращения в Арпин. Поэтому, когда наступила пора отъезда, ее уже не было в Риме, она не собирала вещей Цицерона и ему не с кем было проститься. Он выскользнул на улицу и позволил подсадить себя в седло лошади, которую отец прислал для него из деревни, поскольку семья не обладала почетным правом на Общественную лошадь. Его пожитки были сложены на мула; все, что не поместилось, пришлось оставить. Помпей Страбон не терпел, чтобы его штаб был перегружен багажом. Цицерон знал это благодаря своему новому другу Помпею, с которым он встретился за городом на Латинской дороге часом позже.
Погода была холодная, ветреная, сосульки, свисавшие с балконов и веток деревьев, не таяли, когда маленький штаб Помпея Страбона начал свое путешествие на север, в самую пасть зимы. Часть его армии размещалась на Марсовом поле после участия в его триумфе и теперь была уже в пути, опередив штаб. Оставшаяся часть шести легионов Помпея Страбона ожидала его возле Вейи, неподалеку от Рима. Здесь они остановились на ночь, и Цицерон оказался в одной палатке с другими юношами, прикомандированными к штабу полководца. Это были восемь молодых людей в возрасте от шестнадцати – столько лет было младшему из них, молодому Помпею – и до двадцати трех – столько было старшему, Луцию Волумнию. Во время дневного пути не было ни времени, ни возможности познакомиться с другими кадетами, и с этим испытанием Цицерону пришлось столкнуться, когда они разбивали лагерь. Он не имел понятия ни о том, как ставить палатку, ни о том, что требуется от него, и с несчастным видом держался позади, пока Помпей не сунул ему в руки конец веревки и не приказал держать ее, не двигаясь с места.
Вспоминая свой первый вечер в кадетской палатке много лет спустя с выигрышной позиции возраста, Цицерон удивлялся, как ловко и незаметно помогал ему Помпей, без слов давая понять, что Цицерон находится под его покровительством, не раздражаясь, когда он проявлял физическую неспособность. Сын командующего, без сомнения, был хозяином в палатке, но вовсе не потому, что он являлся сыном полководца. Он не блистал начитанностью и образованностью, но обладал выдающимся умом и непоколебимой уверенностью в себе; он был прирожденным диктатором, непримиримый к ограничениям, нетерпимый к глупцам. Может быть, поэтому он почувствовал симпатию к Цицерону, который никогда не был глупцом и не был склонен приспосабливаться к ограничениям.
– У тебя неподходящая экипировка, – сказал он Цицерону, окинув взглядом кучу имущества Цицерона, сброшенного с его мула.
– Мне никто не сказал, что надо взять, – стуча зубами, ответил посиневший от холода Цицерон.
– У тебя что, нет ни матери, ни сестры? Они обычно знают, что собрать в дорогу, – сказал Помпей.
– Мать есть, сестры нет, – он все еще не мог справиться с дрожью. – Моя мать меня не любит.
– Штаны у тебя есть? А рукавицы? А двойная шерстяная туника? И толстых носков нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67