В кабинете все кричали одновременно. Бумаги были в порядке. Почему же я не доволен?
– Она не твой дочь?
– Это я и пытаюсь вам объяснить.
– Тогда зачем ты приезжать?
И все начиналось с начала.
– Это не твой дочь?
– В сотый раз повторяю – «нет»!
– Ты знать, кто она?
– Спросите у нее сами!
У Мика возникла блестящая идея – отчего бы нам с ней не поговорить? Офицер ответил, что это невозможно. Наконец Фил предложил связаться с консульством и пригласить консула, чтобы тот сам попробовал во всем разобраться. Они позвонили в консульство, но Бразье-Армстронга на месте не оказалось.
Нам все же удалось установить, что никакой другой Чарли в тюрьме нет. Мне пришло в голову, что она могла как-то схитрить, лишь бы не встречаться со мной. Все же здесь содержались еще четыре фа-ранга женского пола: американка, австралийка и две немки по обвинению в контрабанде наркотиков. Всех четырех привели в помещение для свиданий, чтобы мы сами – для тайцев все белые на одно лицо – смогли убедиться, что никакого сговора не было и они не поменялись с Чарли местами. Мою дочь среди них я не нашел.
Мы пожали руку чиновнику, который нами занимался, поклонились и вышли. Даже от ворот было слышно, как офицеры кричат друг на друга. Похоже, они переживали свой «прокол», да еще на глазах у трех иностранцев в темных костюмах. На улице Мик сорвал с себя галстук и энергично замахал им, останавливая моторикшу.
– В бар! – проревел он. – В любой бар!
Массажистка до хруста в суставах по очереди вытягивала мои пальцы. Я посмотрел ей в глаза, и она застенчиво улыбнулась, прежде чем продолжить процедуру.
– Завтра утром, – сказал я, – мы первым делом пойдем в консульство.
Весь день мы провели, обсуждая, что же случилось, но не нашли никакого ответа. Я был почти парализован от ужаса. Если Чарли нет в тюрьме, тогда где она? В Англии? К тому же на меня сильно подействовала готовность Мика отдать все свои сбережения на подкуп тюремных властей. Я то и дело поглядывал на его поясную сумку, на которой он держал свою пухлую розовую руку. Естественно, я был рад, что не пришлось приводить в действие его отчаянный план, но как я должен вести себя с человеком, готовым ради меня на такие жертвы?
Где-то во мне бродило одно жуткое подозрение, которое я все время пытался вытолкать из головы. Подозрение, что, возможно, Чарли вообще уже нет в живых. Избавиться от этой мысли никак не удавалось. Страх рыскал где-то на грани сознания, как зверь, бродящий кругами ночью у костра в джунглях. И все же я не терял надежду на Британское консульство. Там должны выяснить, что случилось с Чарли, и, может, даже посоветовать мне, как быть дальше.
Массажистка надавила у меня на какой-то нерв, и я сильно дернулся.
– Сердце, – тихо произнесла она извиняющимся тоном. – Сердце.
Не оставалось ничего другого, как ждать встречи с Бразье-Армстронгом.
– Он обязан был поехать с нами! – Мик выразительно поднял палец. – Педик несчастный. Все утро из-за него просрали! Прости, милая, – обратился он к массажистке, поставив бутылку на пол и склонив голову в поклоне, чтобы искупить свою вину.
Она хихикнула и опустила глаза. Мик заговорщицки похлопал меня по руке: – Видал? Она мне глазки строит.
13
Несмотря на то что с похмелья у него трещала го-лова, Мик свирепел с каждой минутой все сильнее. В своей гавайской рубахе и шортах он стоял в консульстве, навалившись на стол, и вид у него был, как минимум, угрожающий. Я тоже потерял надежду найти общий язык с секретаршей. Мне хотелось выпить стакан холодной воды, чтобы прийти в себя.
– То есть вас нужно понимать так, – говорил Мик, рубя ладонью воздух, – что вы не только не в курсе, где сейчас находится Бразье-Армстронг, но вы не знаете даже, когда он здесь появится.
Фил не стоял в стороне. Он прищурился и, сложив руки, будто в молитве, изрек:
– Отец приехал за дочерью. Консул обязан нас принять.
Не знаю, как это подействовало на секретаршу, на меня – довольно сильно.
Интересная штука, эта восточная учтивость. Женщина в консульстве, представившаяся как миссис Дуонг-саа (хотя она неплохо говорила по-английски, мы так до конца и не выяснили ее статус), встретила нас крайне вежливо. Но стоило нам потребовать, чтобы она немедленно связалась с Бразье-Армстронгом, ее традиционная тайская улыбка улетучилась. Хотя только что перед этим она выражала нам сочувствие, обещала «принять участие» и сообщить о достигнутых результатах.
– Когда это будет? – спросил я.
– Как только я буду располагать необходимыми сведениями, – отвечала она.
– Нет, меня это не устраивает. Надо действовать. Я настаиваю, чтобы вы безотлагательно поговорили с администрацией тюрьмы.
Весьма любезно она заверила нас, что, очевидно, произошла какая-то серьезная ошибка и что потребуется уладить многочисленные формальности.
– Плевать я хотел на формальности, – прорычал Мик. – Где Бразье-Армстронг?
«Восточная учтивость» состоит из благожелательных улыбок, выражений сочувствия, уклончивых заверений и хорошо натренированной мимики, свидетельствующей о компетентности и умении владеть собой. Когда Мик потребовал немедленной встречи с Бразье-Армстронгом, вид у миссис Дуонг-саа стал такой, будто она получила пощечину. Черты ее лица заметно обострились.
М-р Бразье-Армстронг уехал по неотложному делу. Связаться с ним невозможно. Он не сказал точно, когда вернется. Тут я спросил, где конкретно может сейчас находиться консул. На данный момент миссис Дуонг-саа не владела точной информацией. Ее лицо окаменело, а глаза сощурились от злости.
Я опустился в кресло. Чем больше я обо всем этом думал, тем сильнее у меня раскалывалась голова. После массажного кабинета мы с Миком напились вчера вечером до беспамятства. В угловом баре на Лой Кра оказалось полно молоденьких проституток. Веселые такие девчушки примерно одного возраста с Чарли. Помню, Мик меня все подначивал, а я их пивом поил.
– Знаете что? – сказал Мик. – Нет никакого вашего Бразье-Армстронга. В природе не существует, а есть только вы и этот стол.
– Ха-ха! – оценил шутку Фил.
Миссис Дуонг-саа только открыла рот, как зазвонил телефон. Мик снял трубку, секретарша встрепенулась, но Мик отступил на несколько шагов и сообщил звонившему:
– Британское консульство в Чиангмае закрыто до тех пор, пока мы не разберемся с бардаком в местной тюрьме. До свиданья. Кто я такой? Британский посол в малиновом жилете. Просьба не беспокоить. – Он исключительно элегантно положил трубку на рычажок.
– Мы останемся здесь, у этого аппарата, – сказал Мик, – пока вы не сообщите Бразье-Армстронгу, что его ждут.
Дуонг-саа вызвала кого-то по селектору и быстро заговорила по-тайски, холодно взирая на нас в течение всего разговора. На другом конце ей что-то сказали, в ответ она повысила голос октавой выше. Нам она сообщила:
– М-р Бразье-Армстронг встретится с вами в отеле.
– Победа! – воскликнул Фил.
– Когда? – спросил я.
– Если удастся, сегодня. Или завтра.
– А говорила связаться не может, – сказал Мик.
– Брось ты, – одернул его я. – Передайте консулу, чтобы он не забыл о назначенной встрече.
– Вы добились чего хотели! – сказала она дрожащим голосом. – Теперь уходите!
– Если он не придет, – предупредил Мик, – мы снова вас навестим.
– Я вызову полицию.
– Валяй, – сказал Мик. Лицо у него стало темно-красным. – За пятьсот баксов они тебя проводят пинками до самого Бангкока. Я знаю, как в этой стране дела делаются.
Я потащил его к выходу.
– Хватит. Пошли. Мне нужно выпить воды.
– Воды? – переспросил Фил. – Это хорошо.
Жизнь состоит из потерь. Я знавал человека, который потерял семилетнюю дочь. У девочки была редкая форма лейкемии, и отцу пришлось смотреть, как она медленно умирает.
Если у тебя есть дети, ты хочешь, во-первых, умереть раньше, чем они; ведь это безмерное горе, когда приходится хоронить ребенка. И во-вторых, дожить до того момента, когда твои дети вырастут и крепко встанут на ноги. Когда Чарли ушла из дома и перестала с нами общаться, я часто возвращался в мыслях к тому бедняге, у которого умерла маленькая дочка.
Понимаете, он так и не смог пережить ее потерю. Это нельзя пережить. Весь мир стал для него другим. Однажды он сказал мне, на что это похоже: будто из мира за одну ночь пропали краски и отныне все вокруг пронизано сквозным чувством утраты. До того как случилась эта беда, он был довольно высокомерным человеком, навязывал свое мнение по любому поводу; но смерть дочки так его подкосила, что он как бы вообще отказался от собственных оценок и мнений.
На следующий день после скандала в Британском консульстве Фил, словно угадав, какие мысли меня осаждают, сказал:
– Думаю, нам пора помолиться Господу. Ты так не считаешь? Пойдем ко мне в номер, там спокойней.
Помню, я едва мотнул головой, мол, спасибо, без фильтра не курю. Понимаете, я не верю в Бога, так что мне пришлось подавить слабенький внутренний голосок, который звал меня согласиться с сыном и помолиться за здоровье Чарли, за то, чтобы она была жива.
Я отошел в тенек к бассейну, раскрыл ежедневную «Бангкок Пост» на английском и прочитал в ней заметку, от которой у меня на весь день остался неприятный осадок. Речь шла о контрабанде наркотиков. Мать с младенцем на руках арестовали, когда она пыталась выехать из Таиланда. Младенец оказался мертвым. Его тушка была выпотрошена, высушена и набита первосортным героином.
Когда жара начала понемногу спадать, я решил заглянуть в древний буддийский храм, мимо которого мы проходили утром. Честно говоря, я рассчитывал выкроить таким образом пару минут, чтобы побыть одному и спокойно подумать. Я пытался тактично растолковать своим спутникам, что провожатые мне не нужны и что они с пользой могли бы провести этот вечер в городе, но отделаться от них было невозможно.
Храм оказался оазисом тишины среди бестолковой городской суеты. Крыша пагоды литым золотом сверкала в лучах вечернего солнца. Завидев резных драконов у входа, Мик достал фотоаппарат. Мы уже собирались снять обувь и войти внутрь (Фил от этой затеи отказался: он не собирался смотреть на языческих идолов), когда я заметил пожилого буддийского монаха в желтой одежде, сидящего поблизости под деревом. Монах не предавался медитации. Он с удовольствием курил сигарету.
Мик фыркнул.
– А еще монах, – сказал он. – Этим все сказано.
– Неподобающее занятие для духовного лица, – согласился Фил.
Почему «этим все сказано», я не уловил, а Мик, помахивая аппаратом, подошел к монаху. Тот был не прочь сфотографироваться. Затем Мик уселся рядом с ним и тоже закурил. Я воспользовался моментом, снял обувь и шагнул в храм.
– Зайдешь? – спросил я Фила. Он попятился.
– Лучше прогуляюсь.
Фил страшно потел в своих черных саржевых брюках.
– Там прохладно.
– Нет, не пойду.
Меня удивило выражение его лица. Большим пальцем он поглаживал корешок Священного Писания – я и прежде замечал у него это нервное движение. И тут я понял, как он смотрит на все то, с чем нам волей-неволей пришлось столкнуться: наркотики, тюрьма, проститутки, языческие храмы. Фил чувствовал себя в бездне греха. Мы завели его в такое жуткое место, что даже прекрасная древняя пагода вызывала у него страх. Там, где я видел лакированного дракона, он видел резного идола; там, где я чувствовал запах благовоний, он ощущал дыхание змея. Дракон в храме высовывал свой крученый язык, угрожая заразить Фила ядом безбожных суеверий.
Фил помахал мне на прощание Библией и быстро пошел прочь, будто опасаясь продолжения уговоров. Я вошел в храм.
Здесь действительно было прохладнее, и храм внутри был весь залит светом. Его стены сверкали красным лаком. У подножия огромного латунного изваяния Будды горели несколько тонких свечей, отражаясь бликами на полированной груди, щеках и лбу. Я сел на скрипучий тисовый пол.
Подведенные глаза Будды смотрели на меня без гнева, без радости, с выражением спокойного участия. Внезапно у меня вырвался тяжелый вздох. Он был такой громкий и глубокий, что я в смущении оглянулся. В храме больше никого не было. Мне показалось, будто я сдерживал дыхание с того самого момента, как сошел с самолета. Вздох повторился – непроизвольный, как кашель; вместе с ним по телу прошла легкая дрожь, и храм отозвался на нее всеми своими нишами и закоулками.
Два дня я провел, пытаясь отгородиться от кричащего карнавала уличной жизни, от чертова колеса впечатлений, от беспрестанных атак на мой рассудок, от ужаса в ожидании того, с чем мне придется столкнуться в местной тюрьме, от разочарования и тяжелых размышлений. И вот просто благодаря тому, что я зашел в храм, мое страдание наконец нашло выход. Я закрыл глаза и обхватил голову руками.
Прошло много времени, прежде чем я почувствовал, как кто-то подошел ко мне сзади. Я не стал поднимать головы. Если это Мик, я еще не был готов с ним разговаривать. В храме было тихо. Я слышал его размеренное дыхание, по крайней мере до тех пор, пока ритмы наших вздохов не совпали, и был рад, что в кои-то веки у него хватило такта не нарушать молчание. Его рукав коснулся моего. Он просидел со мной минут десять, и его присутствие подействовало на меня успокаивающе. Когда я открыл глаза, вокруг было пусто. Я поднялся и вышел.
Мик ждал меня под деревом. Монаха рядом с ним не было. Я подошел, взял сигарету из протянутой пачки, а Мик, посмеиваясь, принялся рассказывать о монахе. Оказалось, что тот провел семь лет в Бирмингеме и говорил с заметным акцентом. Он прочитал Мику короткую лекцию о буддизме и теперь Мик начал толковать мне о Восьмеричном пути: правильные слова, правильные поступки и все такое. Восьмеричный путь – понятие буддизма, составляющее Четвертую Благородную Истину учения. Состоит из 1) правильных воззрений, 2) правильных стремлений, 3) правильной речи, 4) правильного действия, 5) правильного образа жизни, 6) правильного усилия, 7) правильного внимания и 8) правильного сосредоточения, т. е. достижения полной невозмутимости.
– Молодец, Мик. Выкурил сигаретку с монахом – и уже дзен-мастер.
Мое замечание его задело:
– Ну ты и язва!
– Пошли, что ли?
Мик встал и сбросил ботинки.
– Дай-ка я сначала в храм загляну.
– А ты что, там не был?
– Нет. Погоди, я быстро.
– А кто туда заходил? Монах? Мик посмотрел на меня:
– Никто не заходил.
– Уверен?
– Да. А что?
– Ничего. Иди.
Мик, наверное, путал. Ведь кто-то сидел рядом со мной. Я чувствовал, как он касался моей одежды. Я слышал его дыхание. От воспоминания у меня кровь прилила к лицу. Я решил, что это от жары. Даже вот голова закружилась.
А насчет монаха Мик, наверное, был прав. Можно ли достичь нирваны с сигаретой в зубах? Мне захотелось вернуться в отель и вздремнуть. Я подождал, пока Мик, получив просветление, втиснет ноги в сандалии, и еще раз спросил:
– Ты уверен, что тот монах не заходил в храм, пока я там был?
– На все сто, – ответил он. – Чего ты дергаешься?
Это непонятное переживание так меня разбередило, что в отеле я решил обсудить его с Филом и тихо постучал в дверь его номера. Впустив меня, он уселся на жесткий стул, на котором, очевидно, коротал время и до моего прихода.
– Фил?…
– Да, отец.
– Фил, сегодня, когда я был в храме…
– Да?
– Как бы ты…
– Слушаю.
– Да нет, ничего серьезного.
– Ничего серьезного?
– Ничего.
Я вышел и прикрыл за собой дверь, оставив Фила в полном замешательстве. Выражение его лица оказалось для меня просто невыносимым.
Позже, в номере, мне снился сон. Я видел старую женщину с резным деревянным лицом. Она звонила в храмовый колокольчик, потом поднесла его к моему лицу. Звон колокольчика превратился в телефонный звонок. Я повернулся на кровати и поднял трубку.
– Да? – просипел я. – Да. Спущусь через минуту. Мик сонно заморгал, уставившись на меня со своей кровати.
– В чем дело?
– Бразье-Армстронг. Ждет внизу. Ты спи. Я с ним сам поговорю.
– Черта с два, – отозвался Мик.
14
Бразье-Армстронг сидел, скрестив ноги, на высоком стуле у стойки и помешивал соломинкой в стакане ядовито-зеленое питье. Помню, меня поразила его молодость. Я не ожидал увидеть юнца в футболке и хлопчатых брюках. Возможно, я рассчитывал встретить консула в легком белом костюме и соломенной шляпе. На самом деле ему было лет тридцать, но из-за длинных белокурых волос и светлых голубых глаз он походил на студента, только что выбежавшего из аудитории. Он повернулся и заметил мой оценивающий взгляд.
– А-а! – воскликнул он, спрыгивая со стула и протягивая мне руку. – Вы, должно быть, м-р Иннес! Очень рад, что наконец-то нашел вас! – Он произнес это так, будто я всеми силами уклонялся от встречи. Тем не менее он одарил меня приветливым взглядом, улыбкой и крепким рукопожатием; ну просто старые друзья, да и только. – Что будете пить?
– Сок.
Я ожидал, что он припомнит мне скандал в консульстве, но об этом разговора не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Она не твой дочь?
– Это я и пытаюсь вам объяснить.
– Тогда зачем ты приезжать?
И все начиналось с начала.
– Это не твой дочь?
– В сотый раз повторяю – «нет»!
– Ты знать, кто она?
– Спросите у нее сами!
У Мика возникла блестящая идея – отчего бы нам с ней не поговорить? Офицер ответил, что это невозможно. Наконец Фил предложил связаться с консульством и пригласить консула, чтобы тот сам попробовал во всем разобраться. Они позвонили в консульство, но Бразье-Армстронга на месте не оказалось.
Нам все же удалось установить, что никакой другой Чарли в тюрьме нет. Мне пришло в голову, что она могла как-то схитрить, лишь бы не встречаться со мной. Все же здесь содержались еще четыре фа-ранга женского пола: американка, австралийка и две немки по обвинению в контрабанде наркотиков. Всех четырех привели в помещение для свиданий, чтобы мы сами – для тайцев все белые на одно лицо – смогли убедиться, что никакого сговора не было и они не поменялись с Чарли местами. Мою дочь среди них я не нашел.
Мы пожали руку чиновнику, который нами занимался, поклонились и вышли. Даже от ворот было слышно, как офицеры кричат друг на друга. Похоже, они переживали свой «прокол», да еще на глазах у трех иностранцев в темных костюмах. На улице Мик сорвал с себя галстук и энергично замахал им, останавливая моторикшу.
– В бар! – проревел он. – В любой бар!
Массажистка до хруста в суставах по очереди вытягивала мои пальцы. Я посмотрел ей в глаза, и она застенчиво улыбнулась, прежде чем продолжить процедуру.
– Завтра утром, – сказал я, – мы первым делом пойдем в консульство.
Весь день мы провели, обсуждая, что же случилось, но не нашли никакого ответа. Я был почти парализован от ужаса. Если Чарли нет в тюрьме, тогда где она? В Англии? К тому же на меня сильно подействовала готовность Мика отдать все свои сбережения на подкуп тюремных властей. Я то и дело поглядывал на его поясную сумку, на которой он держал свою пухлую розовую руку. Естественно, я был рад, что не пришлось приводить в действие его отчаянный план, но как я должен вести себя с человеком, готовым ради меня на такие жертвы?
Где-то во мне бродило одно жуткое подозрение, которое я все время пытался вытолкать из головы. Подозрение, что, возможно, Чарли вообще уже нет в живых. Избавиться от этой мысли никак не удавалось. Страх рыскал где-то на грани сознания, как зверь, бродящий кругами ночью у костра в джунглях. И все же я не терял надежду на Британское консульство. Там должны выяснить, что случилось с Чарли, и, может, даже посоветовать мне, как быть дальше.
Массажистка надавила у меня на какой-то нерв, и я сильно дернулся.
– Сердце, – тихо произнесла она извиняющимся тоном. – Сердце.
Не оставалось ничего другого, как ждать встречи с Бразье-Армстронгом.
– Он обязан был поехать с нами! – Мик выразительно поднял палец. – Педик несчастный. Все утро из-за него просрали! Прости, милая, – обратился он к массажистке, поставив бутылку на пол и склонив голову в поклоне, чтобы искупить свою вину.
Она хихикнула и опустила глаза. Мик заговорщицки похлопал меня по руке: – Видал? Она мне глазки строит.
13
Несмотря на то что с похмелья у него трещала го-лова, Мик свирепел с каждой минутой все сильнее. В своей гавайской рубахе и шортах он стоял в консульстве, навалившись на стол, и вид у него был, как минимум, угрожающий. Я тоже потерял надежду найти общий язык с секретаршей. Мне хотелось выпить стакан холодной воды, чтобы прийти в себя.
– То есть вас нужно понимать так, – говорил Мик, рубя ладонью воздух, – что вы не только не в курсе, где сейчас находится Бразье-Армстронг, но вы не знаете даже, когда он здесь появится.
Фил не стоял в стороне. Он прищурился и, сложив руки, будто в молитве, изрек:
– Отец приехал за дочерью. Консул обязан нас принять.
Не знаю, как это подействовало на секретаршу, на меня – довольно сильно.
Интересная штука, эта восточная учтивость. Женщина в консульстве, представившаяся как миссис Дуонг-саа (хотя она неплохо говорила по-английски, мы так до конца и не выяснили ее статус), встретила нас крайне вежливо. Но стоило нам потребовать, чтобы она немедленно связалась с Бразье-Армстронгом, ее традиционная тайская улыбка улетучилась. Хотя только что перед этим она выражала нам сочувствие, обещала «принять участие» и сообщить о достигнутых результатах.
– Когда это будет? – спросил я.
– Как только я буду располагать необходимыми сведениями, – отвечала она.
– Нет, меня это не устраивает. Надо действовать. Я настаиваю, чтобы вы безотлагательно поговорили с администрацией тюрьмы.
Весьма любезно она заверила нас, что, очевидно, произошла какая-то серьезная ошибка и что потребуется уладить многочисленные формальности.
– Плевать я хотел на формальности, – прорычал Мик. – Где Бразье-Армстронг?
«Восточная учтивость» состоит из благожелательных улыбок, выражений сочувствия, уклончивых заверений и хорошо натренированной мимики, свидетельствующей о компетентности и умении владеть собой. Когда Мик потребовал немедленной встречи с Бразье-Армстронгом, вид у миссис Дуонг-саа стал такой, будто она получила пощечину. Черты ее лица заметно обострились.
М-р Бразье-Армстронг уехал по неотложному делу. Связаться с ним невозможно. Он не сказал точно, когда вернется. Тут я спросил, где конкретно может сейчас находиться консул. На данный момент миссис Дуонг-саа не владела точной информацией. Ее лицо окаменело, а глаза сощурились от злости.
Я опустился в кресло. Чем больше я обо всем этом думал, тем сильнее у меня раскалывалась голова. После массажного кабинета мы с Миком напились вчера вечером до беспамятства. В угловом баре на Лой Кра оказалось полно молоденьких проституток. Веселые такие девчушки примерно одного возраста с Чарли. Помню, Мик меня все подначивал, а я их пивом поил.
– Знаете что? – сказал Мик. – Нет никакого вашего Бразье-Армстронга. В природе не существует, а есть только вы и этот стол.
– Ха-ха! – оценил шутку Фил.
Миссис Дуонг-саа только открыла рот, как зазвонил телефон. Мик снял трубку, секретарша встрепенулась, но Мик отступил на несколько шагов и сообщил звонившему:
– Британское консульство в Чиангмае закрыто до тех пор, пока мы не разберемся с бардаком в местной тюрьме. До свиданья. Кто я такой? Британский посол в малиновом жилете. Просьба не беспокоить. – Он исключительно элегантно положил трубку на рычажок.
– Мы останемся здесь, у этого аппарата, – сказал Мик, – пока вы не сообщите Бразье-Армстронгу, что его ждут.
Дуонг-саа вызвала кого-то по селектору и быстро заговорила по-тайски, холодно взирая на нас в течение всего разговора. На другом конце ей что-то сказали, в ответ она повысила голос октавой выше. Нам она сообщила:
– М-р Бразье-Армстронг встретится с вами в отеле.
– Победа! – воскликнул Фил.
– Когда? – спросил я.
– Если удастся, сегодня. Или завтра.
– А говорила связаться не может, – сказал Мик.
– Брось ты, – одернул его я. – Передайте консулу, чтобы он не забыл о назначенной встрече.
– Вы добились чего хотели! – сказала она дрожащим голосом. – Теперь уходите!
– Если он не придет, – предупредил Мик, – мы снова вас навестим.
– Я вызову полицию.
– Валяй, – сказал Мик. Лицо у него стало темно-красным. – За пятьсот баксов они тебя проводят пинками до самого Бангкока. Я знаю, как в этой стране дела делаются.
Я потащил его к выходу.
– Хватит. Пошли. Мне нужно выпить воды.
– Воды? – переспросил Фил. – Это хорошо.
Жизнь состоит из потерь. Я знавал человека, который потерял семилетнюю дочь. У девочки была редкая форма лейкемии, и отцу пришлось смотреть, как она медленно умирает.
Если у тебя есть дети, ты хочешь, во-первых, умереть раньше, чем они; ведь это безмерное горе, когда приходится хоронить ребенка. И во-вторых, дожить до того момента, когда твои дети вырастут и крепко встанут на ноги. Когда Чарли ушла из дома и перестала с нами общаться, я часто возвращался в мыслях к тому бедняге, у которого умерла маленькая дочка.
Понимаете, он так и не смог пережить ее потерю. Это нельзя пережить. Весь мир стал для него другим. Однажды он сказал мне, на что это похоже: будто из мира за одну ночь пропали краски и отныне все вокруг пронизано сквозным чувством утраты. До того как случилась эта беда, он был довольно высокомерным человеком, навязывал свое мнение по любому поводу; но смерть дочки так его подкосила, что он как бы вообще отказался от собственных оценок и мнений.
На следующий день после скандала в Британском консульстве Фил, словно угадав, какие мысли меня осаждают, сказал:
– Думаю, нам пора помолиться Господу. Ты так не считаешь? Пойдем ко мне в номер, там спокойней.
Помню, я едва мотнул головой, мол, спасибо, без фильтра не курю. Понимаете, я не верю в Бога, так что мне пришлось подавить слабенький внутренний голосок, который звал меня согласиться с сыном и помолиться за здоровье Чарли, за то, чтобы она была жива.
Я отошел в тенек к бассейну, раскрыл ежедневную «Бангкок Пост» на английском и прочитал в ней заметку, от которой у меня на весь день остался неприятный осадок. Речь шла о контрабанде наркотиков. Мать с младенцем на руках арестовали, когда она пыталась выехать из Таиланда. Младенец оказался мертвым. Его тушка была выпотрошена, высушена и набита первосортным героином.
Когда жара начала понемногу спадать, я решил заглянуть в древний буддийский храм, мимо которого мы проходили утром. Честно говоря, я рассчитывал выкроить таким образом пару минут, чтобы побыть одному и спокойно подумать. Я пытался тактично растолковать своим спутникам, что провожатые мне не нужны и что они с пользой могли бы провести этот вечер в городе, но отделаться от них было невозможно.
Храм оказался оазисом тишины среди бестолковой городской суеты. Крыша пагоды литым золотом сверкала в лучах вечернего солнца. Завидев резных драконов у входа, Мик достал фотоаппарат. Мы уже собирались снять обувь и войти внутрь (Фил от этой затеи отказался: он не собирался смотреть на языческих идолов), когда я заметил пожилого буддийского монаха в желтой одежде, сидящего поблизости под деревом. Монах не предавался медитации. Он с удовольствием курил сигарету.
Мик фыркнул.
– А еще монах, – сказал он. – Этим все сказано.
– Неподобающее занятие для духовного лица, – согласился Фил.
Почему «этим все сказано», я не уловил, а Мик, помахивая аппаратом, подошел к монаху. Тот был не прочь сфотографироваться. Затем Мик уселся рядом с ним и тоже закурил. Я воспользовался моментом, снял обувь и шагнул в храм.
– Зайдешь? – спросил я Фила. Он попятился.
– Лучше прогуляюсь.
Фил страшно потел в своих черных саржевых брюках.
– Там прохладно.
– Нет, не пойду.
Меня удивило выражение его лица. Большим пальцем он поглаживал корешок Священного Писания – я и прежде замечал у него это нервное движение. И тут я понял, как он смотрит на все то, с чем нам волей-неволей пришлось столкнуться: наркотики, тюрьма, проститутки, языческие храмы. Фил чувствовал себя в бездне греха. Мы завели его в такое жуткое место, что даже прекрасная древняя пагода вызывала у него страх. Там, где я видел лакированного дракона, он видел резного идола; там, где я чувствовал запах благовоний, он ощущал дыхание змея. Дракон в храме высовывал свой крученый язык, угрожая заразить Фила ядом безбожных суеверий.
Фил помахал мне на прощание Библией и быстро пошел прочь, будто опасаясь продолжения уговоров. Я вошел в храм.
Здесь действительно было прохладнее, и храм внутри был весь залит светом. Его стены сверкали красным лаком. У подножия огромного латунного изваяния Будды горели несколько тонких свечей, отражаясь бликами на полированной груди, щеках и лбу. Я сел на скрипучий тисовый пол.
Подведенные глаза Будды смотрели на меня без гнева, без радости, с выражением спокойного участия. Внезапно у меня вырвался тяжелый вздох. Он был такой громкий и глубокий, что я в смущении оглянулся. В храме больше никого не было. Мне показалось, будто я сдерживал дыхание с того самого момента, как сошел с самолета. Вздох повторился – непроизвольный, как кашель; вместе с ним по телу прошла легкая дрожь, и храм отозвался на нее всеми своими нишами и закоулками.
Два дня я провел, пытаясь отгородиться от кричащего карнавала уличной жизни, от чертова колеса впечатлений, от беспрестанных атак на мой рассудок, от ужаса в ожидании того, с чем мне придется столкнуться в местной тюрьме, от разочарования и тяжелых размышлений. И вот просто благодаря тому, что я зашел в храм, мое страдание наконец нашло выход. Я закрыл глаза и обхватил голову руками.
Прошло много времени, прежде чем я почувствовал, как кто-то подошел ко мне сзади. Я не стал поднимать головы. Если это Мик, я еще не был готов с ним разговаривать. В храме было тихо. Я слышал его размеренное дыхание, по крайней мере до тех пор, пока ритмы наших вздохов не совпали, и был рад, что в кои-то веки у него хватило такта не нарушать молчание. Его рукав коснулся моего. Он просидел со мной минут десять, и его присутствие подействовало на меня успокаивающе. Когда я открыл глаза, вокруг было пусто. Я поднялся и вышел.
Мик ждал меня под деревом. Монаха рядом с ним не было. Я подошел, взял сигарету из протянутой пачки, а Мик, посмеиваясь, принялся рассказывать о монахе. Оказалось, что тот провел семь лет в Бирмингеме и говорил с заметным акцентом. Он прочитал Мику короткую лекцию о буддизме и теперь Мик начал толковать мне о Восьмеричном пути: правильные слова, правильные поступки и все такое. Восьмеричный путь – понятие буддизма, составляющее Четвертую Благородную Истину учения. Состоит из 1) правильных воззрений, 2) правильных стремлений, 3) правильной речи, 4) правильного действия, 5) правильного образа жизни, 6) правильного усилия, 7) правильного внимания и 8) правильного сосредоточения, т. е. достижения полной невозмутимости.
– Молодец, Мик. Выкурил сигаретку с монахом – и уже дзен-мастер.
Мое замечание его задело:
– Ну ты и язва!
– Пошли, что ли?
Мик встал и сбросил ботинки.
– Дай-ка я сначала в храм загляну.
– А ты что, там не был?
– Нет. Погоди, я быстро.
– А кто туда заходил? Монах? Мик посмотрел на меня:
– Никто не заходил.
– Уверен?
– Да. А что?
– Ничего. Иди.
Мик, наверное, путал. Ведь кто-то сидел рядом со мной. Я чувствовал, как он касался моей одежды. Я слышал его дыхание. От воспоминания у меня кровь прилила к лицу. Я решил, что это от жары. Даже вот голова закружилась.
А насчет монаха Мик, наверное, был прав. Можно ли достичь нирваны с сигаретой в зубах? Мне захотелось вернуться в отель и вздремнуть. Я подождал, пока Мик, получив просветление, втиснет ноги в сандалии, и еще раз спросил:
– Ты уверен, что тот монах не заходил в храм, пока я там был?
– На все сто, – ответил он. – Чего ты дергаешься?
Это непонятное переживание так меня разбередило, что в отеле я решил обсудить его с Филом и тихо постучал в дверь его номера. Впустив меня, он уселся на жесткий стул, на котором, очевидно, коротал время и до моего прихода.
– Фил?…
– Да, отец.
– Фил, сегодня, когда я был в храме…
– Да?
– Как бы ты…
– Слушаю.
– Да нет, ничего серьезного.
– Ничего серьезного?
– Ничего.
Я вышел и прикрыл за собой дверь, оставив Фила в полном замешательстве. Выражение его лица оказалось для меня просто невыносимым.
Позже, в номере, мне снился сон. Я видел старую женщину с резным деревянным лицом. Она звонила в храмовый колокольчик, потом поднесла его к моему лицу. Звон колокольчика превратился в телефонный звонок. Я повернулся на кровати и поднял трубку.
– Да? – просипел я. – Да. Спущусь через минуту. Мик сонно заморгал, уставившись на меня со своей кровати.
– В чем дело?
– Бразье-Армстронг. Ждет внизу. Ты спи. Я с ним сам поговорю.
– Черта с два, – отозвался Мик.
14
Бразье-Армстронг сидел, скрестив ноги, на высоком стуле у стойки и помешивал соломинкой в стакане ядовито-зеленое питье. Помню, меня поразила его молодость. Я не ожидал увидеть юнца в футболке и хлопчатых брюках. Возможно, я рассчитывал встретить консула в легком белом костюме и соломенной шляпе. На самом деле ему было лет тридцать, но из-за длинных белокурых волос и светлых голубых глаз он походил на студента, только что выбежавшего из аудитории. Он повернулся и заметил мой оценивающий взгляд.
– А-а! – воскликнул он, спрыгивая со стула и протягивая мне руку. – Вы, должно быть, м-р Иннес! Очень рад, что наконец-то нашел вас! – Он произнес это так, будто я всеми силами уклонялся от встречи. Тем не менее он одарил меня приветливым взглядом, улыбкой и крепким рукопожатием; ну просто старые друзья, да и только. – Что будете пить?
– Сок.
Я ожидал, что он припомнит мне скандал в консульстве, но об этом разговора не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30