Когда мы приблизились к деревне, я замедлил ход из опасения, что кто-то может услышать наши жуткие хрипы.
Ко времени нашего возвращения крестьяне уже сновали по своим делам. Кукарекали петухи, лаяли собаки. Мы спрятались за кустами и рванули по одному в сторону выгребной ямы за нашей хижиной. Там мы скинули с себя трусы, а потом, отдышавшись, с остервенением намылились и принялись окатывать друг друга водой.
Когда мы вошли в хижину, Чарли сидела скрестив ноги и бесстрастно, как Будда, взирала на наши обнаженные тела. Из всех нас она одна хранила полное спокойствие.
– Повезло нам, – сказала она. – Као был здесь недавно. Я сказала, что вы пошли на маковые поля.
– Молодец, – ответил я. – Точно. Одеваемся и идем на плантации прямо сейчас. Решено.
– Пошли, – согласился Мик.
У Фила был очень болезненный вид.
– Как, Фил, годится?
– Годится, – ответил Фил.
Перед тем как отправиться на прогулку, я развел огонь и сжег наши перепачканные в крови трусы.

32

В полях ни о чем таком разговора не было – во всяком случае, при нас. Мы даже не знали, заметили крестьяне отсутствие парня или нет.
Я говорю «парень», словно знаю, сколько ему было лет. На первый взгляд я бы сказал, что он ровесник Чарли, хотя трудно определить возраст, когда имеешь дело с тайцами. Впрочем, какое это имеет значение! Наверняка где-то жили его отец и мать, но и это мне надо было выкинуть из головы. Я мучительно пытался вести себя как ни в чем не бывало, но нервы у всех были напряжены до предела, и стоило одному чихнуть, как другой вздрагивал. Как ни странно, взаимных упреков не было. Мы вообще не касались опасной темы, прекрасно понимая, как это сейчас важно – притвориться, будто нас занимают совсем другие проблемы. Чарли особо не переживала, ведь убит был не кто-нибудь, а ее мучитель, и спокойно занималась своей трубкой. Мик был угрюм и издерган. Тяжелее всех приходилось Филу. Он проводил много времени на коленях в углу хижины и молился.
Мы не строили никаких иллюзий, понимая, что, возможно, не сумеем выйти сухими из воды. Муторно у нас было на душе, дальше некуда.
Чувствовал ли я удовлетворение от убийства мерзавца, надругавшегося над моей дочерью? Пожалуй, нет: ведь это ничего не меняло. Гнев, обуревавший меня, не утих. Тому, что здесь произошло, суждено было на всю жизнь остаться и для Чарли, и для меня незаживающей раной, отдаваться болью в душе. Я не испытывал жалости к парню, зарытому в джунглях, но то, что нам пришлось пережить, отнюдь не способствовало душевному равновесию. Месть не доставила радости, а наше положение – и без того незавидное – стало еще более опасным.
Спали мы по очереди и забывались сном не надолго. Каждому приходилось заботиться еще и о том, чтобы кто-нибудь из местных ненароком не задумался о причине нашей явной усталости. Я засыпал и просыпался так часто, что заботы и тревоги перемешались в моем сознании с кошмарами сновидений.
Меня разбудил Мик. Он беспокоился за Фила, который, по его словам, пошел прогуляться на маковые поля. Мик выглядел подавленным. – Надеюсь, он сумеет справиться, – сказал он.
– Сумеет, – успокоил его я.
Чарли пребывала в том состоянии глубокого забытья, которое уже было нам знакомо, и, казалось, полностью отключилась от реального мира.
Я позволил Мику немного вздремнуть, а сам уселся около хижины, чтобы дождаться возвращения фила. Я решил снова взяться за Томаса Де Квинси. Не то чтобы меня вдруг потянуло к книгам – в моем состоянии мне было, разумеется, не до того, – просто я хотел внушить всем, будто настолько спокоен, что даже книжку могу почитать. Сидя у хижины в каком-то трансе, я не забывал время от времени переворачивать страницу.
Когда Фил вернулся, он выглядел совершенно истерзанным. Вглядевшись в лицо сына, я вдруг угадал в нем прежнего маленького мальчика. Зайдя в хижину, я спросил:
– Можно я тебя обниму?
– Зачем?
– Просто мне нужно.
Он посмотрел на меня с явной неприязнью:
– Ты не находишь, что несколько запоздал с этим? Еще вчера ты пытался заехать мне кулаком по физиономии.
– Ну, я прошу тебя.
Я шагнул вперед и обнял его. Он разрешил мне приблизиться, но это было совсем не то, чего я ожидал. Фил повернулся ко мне боком, и я почувствовал, как он вздрогнул от моего прикосновения.
– Теперь иди поспи немного, – посоветовал я. – Сон врачует душу. – Возможно, что-то в этом роде я только что вычитал у Томаса Де Квинси.
– Душу! – фыркнул сын, словно не признавая за мной права рассуждать о таких материях. – Душу!
И зашелся смехом.
Запрокинув голову, он хохотал как безумный, но затем внезапно остановился, и то, что он так резко оборвал смех, растревожило меня еще больше. Тем не менее он вымотался до такой степени, что улегся на циновку и позволил укрыть себя тонким одеялом.
В наступившей тишине, пока все спали, я надумал как следует осмотреть хижину и поискать ответа на вопрос: что именно может здесь удерживать Чарли? Какие препятствия стоят у нее на пути, пусть даже призрачные, воображаемые. Гигантский змей, обвивший дом снаружи? Или тень от бамбуковых стен, ведь она так похожа на решетку? Я пытался представить, что ей могло померещиться?
Положив голову к ней на подушку, я мысленно пробирался в ее сны, в ее кошмары, следил за ее полетом. Мне хотелось проникнуть в ее мир и встать на ее защиту. Но ничего у меня не получалось. Я вспоминал ту минуту, когда вошел в хижину и застал ее сидящей прямо и неподвижно. Теперь я задался вопросом: а вдруг то, что я тогда увидел, было обманом чувств? Ведь за гранью отчаяния мы способны поверить во что угодно.
Я снова представил, как она садится, скрещивает ноги, представил, что сейчас она мне все-все расскажет…
И в это мгновение Чарли открыла глаза и с ужасом уставилась в открытую дверь. Я обернулся и сразу почувствовал: сейчас вздыбится пол и хижина резко завалится на меня, почти под прямым углом, и еще немного – и мы все не удержимся, скатимся в распахнутый дверной проем и заскользим вниз вдоль плоской земли, стукаясь о деревья, стремительно улетая все дальше в неведомый мрак.
Я вцепился в пол, чтобы удержаться, хижина качнулась обратно, выпрямилась, а когда я снова взглянул на Чарли, ее глаза были закрыты и она продолжала спать.

Позже, проснувшись, она обнаружила медвежонка Руперта, смотревшего на нее с бамбуковой стенки. Она ахнула, сняла его и крепко обняла. Затем как-то странно притихла и спросила меня, зачем я его привез. Она давно уже и думать о Руперте забыла.
Я был доволен. Значит, она еще дорожила прошлым.
Немного погодя, когда заласканный Руперт наконец освободился из ее объятий, я подобрал его и решил снова подвесить на стенку. Тогда-то я и сделал одно важное открытие. Отыскивая, где лучше пристроить медвежонка, я заметил как раз над изголовьем Чарли, в том месте, где бамбуковые шесты подпирали кровлю, какой-то засунутый за гигантский табачный лист пакетик. – Ой, что это? – спросила Чарли.
Мне пришлось позвать на помощь Мика. Мы подтащили к стенке расшатанный столик, и я на него взобрался. Едва сохраняя равновесие, я дотянулся до этого пакетика, который оказался несколько раз сложенным обрывком бумаги. Спустившись, я ее развернул, а Мик придвинулся ко мне вплотную, чтобы тоже взглянуть на содержимое.
Потрясенные, мы оба молчали. Пока мы стояли, рассматривая находку, я слышал, как замедляется его дыхание; мне показалось даже, что он вообще перестал дышать. Моя рука, в которой была зажата бумажка, начала сильно дрожать, но не от страха, а от вновь нахлынувшего на меня гнева. Мик хотел взять ее у меня из рук, но я ему не позволил.
В центре листка была приклеена снятая «Полароидом» фотография Чарли. На снимке она была в купальнике и занималась тем, что мыла голову в реке, улыбаясь фотографу, который, по-видимому, застал ее врасплох. На карточке было запечатлено радостное, счастливое мгновение, и снимок был сделан ранним утром, в золотистом свете.
На фотографии вокруг изображения Чарли были пририсованы фигурки демонов с выпученными глазами и свирепо оскаленными зубами. Нарисованы они были по-детски неумело и могли бы показаться забавными, если бы не та их особенность, что у всех этих парящих в воздухе фигур торчали огромные пенисы, которые угрожали Чарли со всех сторон. Я стиснул зубы.
– Можно мне посмотреть? – спросила Чарли.
– Давайте-ка обмозгуем все это спокойно, – предложил Мик.
Но спокойно все это обмозговать у нас, конечно, могло и не получиться. Я наконец позволил ему взять у меня фотографию, и он держал ее на расстоянии вытянутой руки, словно демоны могли спрыгнуть с рисунков и наброситься на него. Другой рукой он потирал свою толстую шею. Мик уж на что крепкий орешек – и то был потрясен. Я понял, что он прикидывает – сколько же еще таких сюрпризов здесь спрятано? А вслух он произнес:
– Давайте возьмем себя в руки и разберемся с этим делом.
Чарли подскочила к нему сзади и выхватила снимок из его руки.
– Правильно, – кивнула она, соглашаясь. – Давайте разберемся.
Мы немедленно приступили к поискам еще чего-нибудь в том же духе, будто нашли в хижине змеиное гнездо. И обнаружили два похожих на первый снимка Чарли с пририсованными на них утрированно непристойными фигурками.
– Интересно, кому это понадобилось? – задумался Мик. – Кому вообще это могло прийти в голову?
Я понимал, что он имеет в виду. Неприятная находка могла значительно ухудшить наше положение в зависимости от того, кто за этим стоял. Я попробовал вычислить «художника». На первом месте среди подозреваемых был Кьем, деревенский знахарь и колдун– Но почему-то мне казалось, что это не его стиль, и я решил на этот раз довериться своему чутью. В любом случае я смог бы проверить его реакцию, сунув ему под нос эту пакость.
– Кьем? – вопросительно произнес я.
– Нет, – возразила Чарли. – Это Као, тот самый, с бородой. Его отец колдует в другой деревне, но там его недолюбливают. Он хотел сюда перебраться, да место занято. С Кьемом они враждуют, я точно знаю. Здешние обитатели живут в мире духов и не просто верят в их существование, нет: они работают, отдыхают и развлекаются все время бок о бок с духами. Без этого они бы и дня не прожили. Они вызывают духов, чтобы те принимали участие в их судьбе.
– Ты так и поступила, Чарли, – сказал Фил, останавливаясь позади нее. – Все мы так поступили.

Я решил объясниться с Кьемом: если Чарли права и он к этому непричастен, думал я, вполне возможно, что он согласится мне помочь. Имелась и другая причина: мне нужно было выйти из дома и посмотреть, заподозрили что-нибудь крестьяне или нет.
С этой целью я направился к маковым полям, упрятав фотографии с мерзкими рисунками в бумажник.
Мик и Фил остались с Чарли. Между тем деревенское радио надрывалось ревом тайской поп-музыки. То, что раньше казалось просто досадным, теперь било по нервам.
Кьем, по обыкновению, трудился чуть в стороне от остальных деревенских жителей. Он, согнувшись, надрезал головки мака и, увидев, что я шагаю к нему, выпрямился.
– Кьем, – сказал я, подойдя ближе.
Не моргая, он спокойно смотрел на меня. Я открыл пачку сигарет и предложил одну ему. Сигарету он взял, но на лице у него все же оставалось подозрительное выражение. Он видел, что руки у меня дрожат. Я дал ему прикурить, и мы вместе задымили, не спуская глаз друг с друга. Затем я присел на корточки между высокими стеблями мака и жестом предложил ему сделать то же самое. Так он и поступил.
С моей стороны, должно быть, глупо было надеяться, что мне удастся его перехитрить. Люди на Востоке – мастера выдержки, а мое лицо, как я ни старался, для него было, конечно, открытой книгой.
Тем не менее я вынул из бумажника и показал ему фотографии, внимательно наблюдая за его реакцией. Кьем оставался неподвижным, только на лысине проступили вены. Он тяжело вздохнул и быстро что-то залопотал, уронив руки на землю. Мне стало ясно, что он никогда прежде не видел этих снимков; но с другой стороны, – так, во всяком случае мне показалось, – ему, по-видимому, было достаточно хорошо известно их значение.
Он задал мне несколько вопросов, оставшихся для меня непонятными. Я, в свою очередь, жестами показал ему, что нашел эти листки в хижине, под стропилами. Он ткнул пальцем в сторону деревни, и я кивнул. Он понял. Я обратил внимание, что он старается не касаться руками фотографий, как будто они могли причинить ему вред. Он показал, что мне следует снова положить их в бумажник. Затем собрал свои инструменты и дал понять, что нам нужно вернуться в деревню.

Очевидно, Кьем вознамерился сам осмотреть хижину, хотя и не пожелал в нее заходить. В этом он походил на Чарли с точностью до наоборот. Кьем просто просунул голову внутрь хижины. Я показал ему три места, в которых мы обнаружили эти снимки, и он сгорбился, словно внимательно к чему-то прислушиваясь. Внезапно, без предупреждения он пустился наутек, как испуганный заяц. Я собрался было обсудить с остальными, что они обо всем этом думают, но тут увидел, что Мик показывает пальцем на улицу.
У нас появились новые заботы. В деревню вернулся Джек, и прибыл он в сопровождении пяти боевиков, вооруженных до зубов и карнавально украшенных маковыми цветами. У одного даже маковый венок был на голове. Приветствовать хозяина явился Као. Состоялся недолгий разговор, после чего Джек повернулся и двинулся дальше; вид у него был не слишком довольный. Сердце у меня в груди сжалось в кулак, когда Као с боевиками отправился обходить деревенские хижины.
Джек подозвал меня. Он держал в руках длинный хлыст. Может, это был хлыст погонщика слонов. Лицо у него было застывшим, как фарфоровая маска.
– Я слышал, тут кое-что случилось вчера? Сердце у меня ушло в пятки. Я вдруг понял, что он все знает. Не могу сказать, почему это пришло мне в голову. Просто такое чувство – он знает. И я решил начать разговор первым:
– Джек, у вас есть дочь, и вы тоже встали бы на ее защиту. К нам в хижину зашел негодяй, и мы вышвырнули его вон.
Джек казался сбитым с толку.
– Мне рассказывали по-другому.
– Не знаю, что вам рассказывали, Джек, только все случилось именно так. Я вам не лгу.
– Нет?
– Нет. – Во рту у меня пересохло и снова засосало под ложечкой.
Он долго пристально смотрел на меня.
– Что ж, в прошлый раз я вам поверил, но все же решил навести кое-какие справки самостоятельно. – Я понятия не имел, о чем он толкует. – И знаете, похоже, насчет вашего консула вы мне не соврали.
– Не имею такой привычки.
Джек шагнул вперед и чуть ли не вплотную приблизил ко мне свое лицо. Я вспотел, но боролся с искушением вытереть лоб.
– Вы его часом не встречали?
– Кого?
Он бросил выразительный взгляд на хижину. Ясно было, что вопрос он задал неспроста.
– Вашего вчерашнего гостя.
– Нет. – Явная ложь застряла у меня в горле. Джек испытующе посмотрел мне в глаза. Один из деревенских псов выбрал именно этот момент, чтобы юркнуть под нашу хижину, и начал обнюхиваться, выгребая лапами землю. Я изо всех сил пытался сообразить, не выронили ли мы какую-нибудь вещь, которую может найти собака: ботинок, ремень, головную повязку, нож.
– Он пропал.
– Да?
– Его не видели с тех пор, как Маленький Джон так его отделал.
– Понятно. Должно быть, он испугался, что я вам все расскажу.
Джек отступил на шаг.
– Не будем гадать. Вот он вернется, сам объяснит, что произошло.
– Зачем вы держите таких людей, Джек. – Я пытался задеть в его душе струнку «благородного разбойника».
Джек фыркнул:
– Он мой племянник. Глуп как пробка, и здесь его недолюбливают, но семейные узы, понимаете ли…
– Понимаю, – согласился я, хотя на самом деле думал иначе. Соленый пот щипал глаза. Пес выскочил из-под хижины с мордой, перепачканной в крови.
Джек нагнулся его погладить:
– Что там у вас, крысы бегают?
– Да, – подтвердил я. – Крысы.
Джек резко повернулся, снова посмотрел на меня. В ушах у меня звенело, и голова грозила разлететься на кусочки.
– Сейчас у меня появились кое-какие проблемы. Ваши мне ни к чему. Держите Маленького Джона на привязи, иначе я ни за что не отвечаю.
Мик наблюдал за нами из хижины. Как раз когда я собирался ответить, генератор дернулся и заглох. Джек ругнулся по-тайски.
– Пойду посмотрю его, – поспешил я обнадежить Джека, который зашагал прочь от меня, на ходу щелкая кнутом по сухой земле.
Я чувствовал, что он злится не только из-за нас. В его хозяйстве происходило что-то куда более серьезное, а мы просто оказались в гуще событий.
Я заторопился к генератору с облегчением: наконец-то я мог под благовидным предлогом отделаться от инквизиторских глаз Джека.
Он не знал. Подозревал, конечно, но не знал наверняка.
Что до генератора, то, похоже, кому-то выпала редкая неудача в жизни – доставить в джунгли такую тарахтелку, которая то и дело выходит из строя, в то время как в девяносто девяти случаев из ста эти моторы могут вполне сносно работать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30