Не удостоился такой чести даже Флори, всё время поторапливавший дантиста и ясно видевший высвечивающуюся перспективу своей любовной связи со Звездой самбы, потому что капитан баркаса, без сомнения, взял крепость, Тереза сражена, влюблена и глупо хихикает. И, согласно тому, что Хвастун, как я уже говорил выше, человек многоопытный и в жизни, и с женщинами, он просто не сдастся и не приходит в уныние: днём раньше, днём позже, когда наконец погрузка сахара на баркас завершится, паруса и якорь будут подняты, лёгкая «Вентания», отдав швартовы, возьмёт курс на Баию. Наигрывая на пианино самбу, Флори без боли в сердце посматривает на стоящего наверху лестницы великана: он ведь только согревает ему постель; не бывает сладострастнее постели, чем постель покинутой женщины.
С появлением Жануарио поэт преследует разве что ускользающий призрак, несостоявшуюся идиллию, мимолётную мечту, увековеченную в поэмах, вдохновлённых девушкой цвета меди, и страстных роковых стихах. Молчаливый, с обращённым вглубь себя взором художник стремится удержать в памяти незабываемый образ в любом проявлении, будь то тяжёлое прошлое или сегодняшняя жизнь: балерина, женщина с цикламеном, девственница сертана, дочь народа. В стольких картинах, под столькими названиями он изобразил лицо Терезы!
После репетиции в седьмом часу Тереза возвращается к Жоане дас Фольяс, но уже в сопровождении Жануарио, и урок продолжается. Обе усталые, рассеянные, не имеющие ни минуты передышки. В эти трудные дни Тереза и Жоана подружились. Негритянка рассказала Терезе о своём муже, крепком, обращавшем на себя внимание крестьянине, добряке, печалившемся только по поводу сына, в котором он хотел видеть продолжателя своего дела, обрабатывающего землю, увеличивающего её размеры под сад и огород, которая постепенно превратится в фазенду. Он так и не простил бегства сына. Красивый и пылкий, он любил подкручивать густые усы и никогда не заглядывался на других женщин; Жоана была для него всем. Когда он умер, Жоане был сорок один год, из которых двадцать три она прошла рядом с Мануэлем Франса. После смерти мужа у неё наступил климакс. Как женщина она, похоже, умерла вместе с ним.
В минуты отдыха Лулу Сантос навещал Жоану дас Фольяс с единственной целью: увидеть прогресс в её обучении и узнать, сколь он велик. Поначалу он приходил в уныние: руки Жоаны дас Фольяс годились только для обработки земли, разбрасывания навоза, для лопаты и мотыги, ей никогда не научиться писать своё имя; времени остаётся не так много, судебное разбирательство на носу, адвокат Либорио, этот подлец, всё время поторапливает судей. Спустя какое-то время Лулу воодушевился, к нему вернулся оптимизм. Теперь находившаяся в руке Жоаны ручка не рвала бумагу, клякс стало меньше, и благодаря Терезе из-под пера Жоаны начинали рождаться буквы.
Теперь уже Тереза не водит рукой Жоаны и после восьми тридцати прощается с ученицей (в битком набитом маринетти она возвращается, осыпаемая поцелуями Жануарио, и для них наступает ночь любви), а ученица снова и снова пишет алфавит, слово за словом, своё собственное имя сто, тысячу раз, без счёта. Кляксы остались в черновике, каракули с каждым днём преображаются в хорошо написанные буквы. Так Жоана дас Фольяс старается защитить всё, чем владеет: маленький земельный надел, на котором трудился её Мануэл, а она превратила его в образцовое хозяйство, где произрастают всякий овощ и всякая зелень, где плодоносят фруктовые деревья, ведь земля — её кормилица, наследство, полученное от мужа, которое поможет ей поддержать безрассудного, неблагодарного и столь горячо любимого сына.
12
До чего же нынешние девицы неразумны и легкомысленны, не думают о завтрашнем дне, рассуждает в разговоре с Лулу Сантосом Адриана и покачивает курчавой головой:
— Глупая, отказывается от своего счастья…
Этим счастьем был промышленник и сенатор.
Лулу Сантос пришёл навестить Терезу, но попал на старуху, которая разоткровенничалась:
— Тереза почти не бывает дома, сразу после утреннего кофе уходит и весь день до ночи бегает за этим проклятым парнем. Такая красивая девушка да с такой фигурой здесь, в Аракажу, могла бы иметь всё, что пожелает, в городе столько достойных мужчин с положением, деньгами, пусть женатых, но готовых содержать или покровительствовать таким, как Тереза.
Она, Адриана, не умрёт от любви к Венеранде, нет. Лулу знает причины, но надо сказать правду. На этот раз Венеранда вела себя очень деликатно: попросила Адриану уговорить Терезу встретиться — и знаете с кем, Лулу? Попробуйте догадаться! Она даже понизила голос, произнося имя промышленника, банкира и сенатора Республики. И за один вечер, проведённый с Терезой в постели, за один только вечер он предложил неплохие деньги. Похоже, он положил глаз на Терезу давно, ещё когда она жила в Эстансии, старая страсть, подогретая на медленном огне (простите, Лулу, за сказанное, повторила слова Венеранды). Венеранда обратилась к Адриане как к посреднице, обещая ей неплохие комиссионные. Терезе же — кучу денег и ещё, если ему понравится любовь Терезы (а она ему понравится), богато обставленный дом. Тереза получит всё, что пожелает, а она, Адриана, будет довольствоваться малым. Но Тереза глупая, и где у неё голова? Не только отказалась, но, когда Адриана стала настаивать — надо же было сдержать слово, данное Венеранде, — пригрозила, что снимет комнату в другом доме. Ну разве не дурость — пренебрегать самым богатым человеком в Сержипе и бегать за ничтожным морячком, ну где такое видано? Ах, эти нынешние пустоголовые девчонки, совсем не хотят думать о том, кто им платит, а только о зазнобе, каком-нибудь бедняке. Главное забывают — деньги, а ведь миром правят только деньги, ну а потом эти дурочки кончают жизнь в больницах для неимущих.
Лулу Сантоса забавляет негодование старухи и ещё больше — неотступное желание получить обещанные Венерандой комиссионные. Выходит, старая Адриана, женщина с убеждениями и сдержанная, превращается в сводню, находящуюся на службе всем известной содержательницы дома свиданий в Аракажу? И откуда у неё подобная профессиональная гордость?
— Лулу, времена трудные, а деньги ведь не пахнут.
Адриана, милая Адриана, оставь девушку в покое. Тереза цену деньгам знает, не обманывайся, но знает и цену жизни и любви. Думаешь, только сенатор преследует Терезу, держа в одной руке бумажник, а в другой свою палку (простите, повторил выражение Венеранды)? Ещё есть поэт, сочиняющий стихи, каждая строка которых стоит миллионов промышленника. И если Тереза не принадлежала поэту, почему она должна принадлежать хозяину текстильной фабрики? Да и меня она не любит, хотя я — сладенькое для женщин Аракажу, но любит того, кто мил её сердцу. Оставь Терезу в покое на короткое время любви и радости и приготовься к тому, чтобы приласкать её, согреть дружбой, когда завтра или чуть позже, через несколько дней, моряк уедет и для Терезы начнётся время такого горького ожидания, что она станет грызть край ночного горшка (простите это грубое выражение нашей утончённой Венеранды).
Обещать Адриана обещала — она будет сестрой и матерью для Терезы, осушит её слёзы (Тереза плачет редко, моя милая старушка), хотя девчонка, ветреная голова, во всём сама виновата; предложила ей плечо и сердце. Но всё же есть маленькая надежда: а что, если Тереза, оставшись одна, холодно рассудит и решит принять предложенные сенатором, отцом города, большие деньги? Адриана и грошу будет рада.
13
— Об отъезде ты мне скажешь накануне, — попросила Тереза, — не хочу знать заранее, когда это случится.
Между тем они всё так же вместе, точно решили не расставаться ни в ближайшем, ни в отдалённом будущем, точно «Вентания» навсегда бросила якорь в порту Аракажу. На пляже, в роще кокосовых пальм, на укрывшемся в кустах островке, в комнате Терезы, на борту баркаса все эти дни у них праздник любви. Воздух Сержипе полнится их любовными вздохами.
Жануарио не оставляет Терезу, неотступно следуя за ней по пятам: вот он на репетиции учит её приёмам капоэйры, играм гибкого тела, придающим ещё робкой самбе Терезы дерзость, красоту и грацию под барабанную дробь самбы, самбы Анголы, которую ей показывает капитан баркаса, мастер капоэйры, участник афоше.
С большим интересом следит за малейшими успехами Жоаны дас Фольяс, весело смеётся, когда наконец овладевшая своей рукой, хорошо держащей карандаш и ручку, Жоана снова рвёт бумагу, разбрызгивает чернила, но выписанные буквы остаются чёткими. На вечернем уроке все трое: Тереза, Жануарио и Жоана дас Фольяс — обязательно над чем-нибудь посмеются.
Они целуются в автобусе, гуляют в порту, взявшись за руки, присаживаются поболтать на Императорском мосту и на корме «Вентании». Однажды вечером Жануарио привёл Терезу на борт и вышел в море; бросив вёсла и не обращая внимания на раскачивающие лодку волны, они, обрызгиваемые водой и смеющиеся от счастья, отдались друг другу, а лодка, легко скользя, спустилась вниз по реке. Потом, привязав лодку к берегу на острове Кокосовых пальм, они сошли на берег, чтобы найти укромное местечко. В эту ночь в Аталайе они любовались взошедшей луной, потом, сбросив одежду, вошли в море, и Тереза в морской солёной пене забылась в руках любимого.
— Теперь ты не Янсан, Янсан ты была в драке. Ты — Жанаина, Царица вод, — сказал ей Жануарио, бывший запанибрата с ориша.
Терезе хотелось расспросить его о паруснике «Цветок вод», о его плаваниях, о реке Парагуас, об острове Итапарика, о портах, в которых он бывал не раз, о жизни там, в Баии. Но с той первой ночи в Аталайе, когда он рассказал о своей жене, они больше не говорили ни о парусниках, ни о реке Парагуас, ни о Магоражипе, Санто-Амаро и Кашоэйре, как и о бухте Всех Святых — Баии и её пляжах и островах. А только об Аракажу: о судебном процессе Жоаны дас Фольяс и уже назначенной дате, о «Весёлом Париже», о репетициях её танцевальных номеров, её дебюте, что вот-вот состоится, и золотом зубе, над которым трудился Жамил Нажар — то ли дантист, то ли скульптор. Художник зубных протезов, и этот протез — его главное произведение. Разговаривали, точно не собирались разлучаться, точно их жизнь замерла в дивный час любви.
В воскресенье, как было условлено, они вместе с Лулу Сантосом и капитаном Гунзой пришли на фейжоаду в дом шофёра Тиана. Много приглашённых, среди них шофёры такси, музыканты-любители с гитарой, флейтой и кавакиньо, соседки, шумные приятельницы жены Тиана. Кашаса и пиво, газированная вода для женщин. Ели, пили, пели, потом стали танцевать под радиолу. Все считали Жануарио и Терезу мужем и женой.
— Эта красотка — жена того великана!
— Человек моря, сразу видно.
— А она лакомый кусочек!
— Изюминка, Кавалканти, только не вздумай приставать к ней, у неё вон какой защитник!
Жена моряка — кто же не знает, что это такое! Очень скоро становится вдовой, если муж гибнет в море и уходит к Жанаине. Любовь моряка — что морской прилив. Не потому ли, что она как морской прилив, Тереза и боится её быстрого отлива…
Расплата тяжела — траур до гроба, и всё же она рада приходу утра любви, пусть очень дорогой ценой, всё равно это дёшево!
14
По знаку нотариуса все присутствовавшие в зале суда встали — наступил торжественный момент оглашения приговора. Поднявшийся вместе со всеми, судья стрельнул глазом в Лулу Сантоса. Лицо народного защитника сумрачно, но хорошо скрываемое удовольствие оттого, что дан отпор обману, надувательству, подделке, грабежу, наконец, преступлению, не ускользает от почётнейшего доктора Бенито Кардозо, судьи с блестящей карьерой, имеющего печатные труды, статьи и публикуемые в журнале «Суд в Сан-Пауло» приговоры. Вот как отозвался о докторе Бенито Кардозо известный юрист, профессор Руй Антунес, который был вызван из Пернамбуко в Сержипе по случаю сложнейшего уголовного процесса: «Доктор Кардозо, кроме глубокого знания уголовного права, владеет удивительным знанием людей».
В глазах народного защитника — искорки хитрости, ведь всё судебное заседание было не чем иным, как комедией обмана, но, если разоблачение вора требует лжи и обмана, благословенны будьте, ложь и обман. Наконец-то Лулу Сантос, этот хитрый лис, презрев все предрассудки и букву закона, схватил-таки за руку самого отвратительного биржевого спекулянта города, настойчиво добивавшегося от суда признания своей правоты в абсолютно обманном деле. Сколько же раз доктор Кардозо был вынужден его оправдывать за отсутствием доказательств, хотя знал, что виновник он? Четыре раза — это он помнил. Прекрасные показания Лулу и свидетельниц не потребовали ничего больше, чтобы вынести приговор. Когда всё было закончено, судья только из праздного любопытства желал узнать то единственное, что его интересовало.
Он поднимает глаза на Либорио дас Невеса, смотрит серьёзно, без осуждения и неприязни. Рядом со спекулянтом лукавый бакалавр Сило Мело, адвокат тюрьмы, который ясно видит во взгляде судьи, что дело проиграно. Даже этот зубастый защитник истца помнит обманы и кражи. Почтеннейший судья профессионально поставленным голосом зачитывает приговор. Голос звучит чётко и весомо, в предваряющих решение мотивировках Либорио дас Невес уничтожен, смят, как проткнутый наконец мешок; глаза Лулу Сантоса с нетерпением следят за выражением лица Либорио, этого мешка с дерьмом. Торжественный голос почтеннейшего доктора Бенито Кардозо чеканит каждый слог, каждую букву, особенно в заключение:
— «Исходя из вышесказанного и представленных в суд документов, объявляю настоящий иск Либорио дас Невеса к Жоане Франса несостоятельным ввиду неправоспособности документа, на котором основано прошение. Подобное решение после признания документа фальшивым принято окончательно и обжалованию не подлежит, копия решения отправляется в орган Министерства юстиции. Все судебные издержки взимаются с истца в десятикратном размере, как и двадцатипроцентная надбавка от установленной суммы гонорара коллегии адвокатов, поскольку речь идёт о бесчестной тяжбе».
— Я хочу только видеть рожу Либорио, — сказал Лулу Сантос Терезе Батисте в тот памятный вечер в доме старой Адрианы, когда они согласовывали план действий. Но он увидел не только исказившуюся рожу мерзавца и покрывшуюся холодным потом, но и услышал страшный крик гнусавого подлеца и почувствовал себя, Терезу и Жоану дас Фольяс отмщенными.
— Протестую! Протестую! Меня предали, это заговор, заговор против меня, меня обкрадывают! — кричит потерявший себя от отчаяния Либорио.
Судья ещё не закрыл заседания. Всё ещё стоя, он указует на него угрожающим перстом:
— Ещё одно слово — и я прикажу запротоколировать сказанное и задержать вас за неуважение к суду. Судебное разбирательство объявляю закрытым.
Либорио проглотил свой мерзкий язык; бакалавр Сило Мело, мышиная морда со встревоженным видом, не поняв даже половины того, что произошло на заседании, тянет своего клиента к выходу. Присутствующие уходят, нотариус берёт под мышку большую чёрную книгу, где записано решение суда. Наконец, оставшись наедине с народным защитником, уже берущим костыли, старый его друг судья, снимая судейскую мантию, шёпотом спрашивает то, что его особенно интересует, всё остальное яснее ясного:
— Так скажите мне, Лулу, кто же научил эту негритянку подписываться?
Лулу Сантос медлит с ответом, судья подозрительно смотрит на него.
— Кто? Дона Кармелита Мендоса, она же здесь сказала совсем недавно, дав клятву говорить правду и только правду. Женщина честная и уважаемая во всём Сержипе, учительница наша общая и ваша тоже, это неопровержимая правда.
— А кто её опровергает? Если бы я хотел это сделать, сделал бы на процессе. Моя учительница, верно. И ваша тоже, вы были её любимым учеником, так как были умным и…
— Калекой… — засмеялся Лулу.
— Ну, так. Послушайте, Лулу, теперь заседание суда закончилось и приговор вынесен. А ведь дона Кармелита никогда не видала этой негритянки, во всяком случае, до того, как она вошла в зал суда. Понимаю, что вы рассказали ей всю правду и убедили её прийти в суд, и она хорошо сделала, что пришла. Этот Либорио — омерзительный тип и заслуживает преподанного ему урока, хотя и не верю, что он пойдёт на пользу: горбатого только могила исправит. Но, сеу Лулу, кто же всё-таки тот гений, который сумел научить эти руки — вы обратили внимание на руки вашей подопечной, Лулу? — так чисто, без помарок писать буквы?
Народный защитник, улыбаясь, взглянул снова на судью, уже без тени подозрения и с полным доверием.
— Если я скажу вам, что это была волшебница, то не погрешу против правды. Не будь вы столь уважаемым судьёй, я бы пригласил вас в ближайшую пятницу в кабаре «Весёлый Париж» и там бы представил вам девушку.
— Девушку? Женщину-даму?
— Её зовут Тереза Батиста, необыкновенная красавица, мой дорогой, И дерётся она ещё лучше, чем пишет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9